Покров. Фенологический рассказ.
Часть 1. Шаман.
Конечно, он не был настоящий шаман, но…
Мне довелось быть знакомым и даже вместе работать с одним пожилым мужчиной, который вел наблюдения за природными явлениями и строго их описывал с коротким временным промежутком. Он вел скрупулезно свои записи, не пропуская ни единого дня, в течении многих десятилетий. В его рабочем столе хранились исписанные мелким каллиграфическим почерком девяносто шести листовые тетради, разложенные по годам, как многотомное собрание сочинений.
За долгие годы записи сложились в строгую схему. Указывалась дата, время наблюдения и точное состояние погоды. Не только привычные облачность, температура, давление, наличие осадков, но и такие, какие обычно замечают фенологи: начало и окончание таяния снега, появление первой травы, срок распускания почек на деревьях… Возможно он записывал какие – то ещё, интересующие только его, данные.
Многие знали об этом его увлечении и любили применить на практике. Обращались к нему охотники, рыбаки, планируя свои вылазки на природу. Чаще всего обращались уставшие от долгой сибирской зимы дачники. Им сильно хотелось, чтобы настала весна, прошел ледоход на реке, а с ним ушли и последние холода.
– Мефодьич! Скажи, когда Томь пойдет в этом году.
Он никому не отказывал с ответом, а садился за свои записи и принимался «шаманить». Начиналось таинство сотворения погоды:
– Осенью деревья пожелтели 12 сентября, лист березы пал 28 сентября, первое зазимье случилось третьего октября, лед встал… 13 ноября. Всё это он записывал на отдельный листок, а затем начинались поиски по многолетним записям.
– Так. Точно такая осень случилась в 1946 году. В 1947 году река пошла 28 апреля. Значит и в этом году также пойдет.
– Мефодьич! Да ты что? Вроде теплынь установилась, никак ты ошибся!
– Это вы ошиблись и забыли, где живете. Сегодня плюс 12, а завтра минус 10 и все ваши ожидания весны на этом завершатся. Сказал, что Томь пойдет 28 апреля, значит так и будет, а не нравится, что я ответил иди и слушай, что тебе профессиональные метеорологи скажут. А они говорят, что ожидают ледоход на Томи в районе Томска в период между 20 и 30 апреля. А я называю тебе точную дату!
И ведь ни одного случая не было, чтобы он ошибся хотя бы на день!
Много уже лет прошло с той поры. Не стало завода, на котором мы работали, не стало и самого Мефодьича, неизвестно где все его записи. Пожалуй, их тоже не стало.
А вдруг они всё же сохранились и ждут продолжения своей такой интересной жизни. Ведь неспроста сказано, что рукописи не горят!
Часть вторая. На Покров до обеда осень, а после обеда зима.
Случилось мне как-то, ещё в студенческие годы, наблюдать в Томске аномальную осень.
К началу занятий, в самом начале сентября похолодало на несколько дней, прошли небольшие дождички, а затем установилась чудесная «золотая осень». Она была «золотой» не только по окружающей красоте, а ещё и потому, что в хорошую погоду крестьяне убрали быстро и качественно весь свой урожай почти без привлечения нас – студентов в помощь. Мы ходили на занятия, выполняли задания и понимали, что обычный для осеннего семестра цейтнот в этом году нам не грозит. Это было приятно! Но самое приятное было в том, что не приходилось мерзнуть в общежитии, в учебных корпусах, на улице…
Осенью это была обычная практика. Отопление и горячая вода отсутствуют, окна без стекол и свистят сквозняком, ноги в вечно промокшей обуви, постоянно влажная верхняя одежда просыхает только на тебе в течении дня, а ночью вновь набирает в себя влагу из сырого воздуха и утром приходиться одевать сырую и холодную одежду на слегка тепленькое после сна тело.
А тут! На улице тепло, обувь сухая, в корпусах и общежитии тепло. В полном безветрии с деревьев осыпаются «медные» листья и, падая на землю, звенят звонкой монетой. По ночам не мерзнешь на тонком матрасе под казенным суконным одеялом.
Все расслабились будто в Томске полностью отменили зиму на этот год. На занятия рано утром бежали в одних пиджачках или в легоньких курточках – ветровках, а среди спешащей толпы встречались и вовсе в рубашках и без пиджаков.
Так продолжалось до конца сентября. Потом начался октябрь, но ничего не изменилось. Утром яркое чистое солнце, пробиваясь сквозь сильно поредевшую листву, нас будило и звало на учебу. Мы быстро приводили себя в порядок, завтракали и как можно быстрее выходили на улицу, чтобы, не торопясь прогуляться свежим, теплым утром по давно натоптанной «дороге к знаниям»: через дворы на улицу Пирогова и далее вниз по Аркадия Иванова к шестнадцатому корпусу института.
По пути мы проходили мимо небольшой стайки старых деревянных домов, где люди жили деревенским укладом и всегда по утрам выходили из своих дворов, кучковались на перекрестке и не обращая внимания на прохожих, обсуждали свои житейские проблемы.
