Коррозия

Глава 4

А что же стало с душой настоящего Громова? Как и обещал Рукоблудский, его душа, вылетевшая из тела, в ад не попала, но и в рай она не попала тоже. Она не получила ни встречи с близкими, ни их прощения. Душа так и осталась в маленькой квартирке психиатра, а потом, словно привязанная к своему бывшему телу, незримая полетела следом и далее неотлучно находилась при нем, была свидетелем всех преступлений и мерзостей, исполненных в эти дни новоиспеченным Громовым.

Однако душа во всех, так сказать, личностных отношениях осталась Денисом Громовым. Она сохранила способность воспринимать мир, хотя свет вокруг нее померк, краски поблекли, предметы сделались размытыми и лишенными четких очертаний. Звуки тоже стали глухими и неразборчивыми. Говорить душа могла, но издавала лишь тихое шептание. Весь груз неразрешенных горестей тоже остался при ней. Но теперь она была одна, никому не могла пожаловаться и ничегошеньки не могла исправить. Мало того, прилепленная какой-то неведомой силой к своему бывшему телу, она даже не была свободна в своем передвижении. Но и этого мало, – новый хозяин тела, который только один и знал, что душа рядом, два раза в день погружал в нее свои руки, чем причинял ей невыносимую боль и питал себя ее силой.

Оказавшись запертым в кутузке, субъект, обосновавшийся в теле Громова, впервые за все последние дни решил поговорить с душой.

– Привет, здоровяк. Как тебе в твоем новом положении? По-моему, немного необычно. Что скажешь? Я тебя обманул? Нисколько. Все по нашему уговору. В ад ты не попал и не попадешь, не беспокойся. А что касается рая, то мне, честно говоря, его планы в отношении тебя неизвестны. Мне как-то забыли о них сообщить. И скажу по секрету: я вот уже третью сотню лет подозреваю, что никакого рая нет. Чего сказал? Я тебе про рай рассказывал? – Громов почесал затылок. – Не помню что-то. Ты не грусти, подумай лучше о преимуществах своего положения: ты теперь невидим, а еще можешь летать, сквозь стены проходить, я тебя даже буду время от времени отпускать на прогулку, я твоих предшественников всегда отпускал. Слушай, я чего хотел спросить: как мне теперь тебя называть? Громовым как-то неловко, ведь это я теперь Громов. Ведь не может нас быть двое. Давай я тебя буду называть здоровяком, ты пока вон какой здоровый. А вообще ты сам подумай, сам себе имя подбери, мне потом скажешь. А я посплю. Устал я, хотя твоя душевная поддержка мне очень помогает. Ну, спокойной ночи.

Громов растянулся на лавке, подложил под голову кулак и тут же уснул. Душа, зависшая под потолком и, наконец, получившая некоторое подобие покоя, тоже начала впадать в сонное оцепенение.

– Господин Громов, – вдруг послышался чей-то едва уловимый шепот, – господин Громов.

Душа встрепенулась, осмотрелась по сторонам. Никого.

– Господин Громов, – шепот не умолкал, – я здесь, рядом с вами.

Душа еще раз внимательно осмотрелась и, наконец, заметила крохотную тень, размером с тощую крысу.

– Вы кто? – удивленно спросила душа.

– Наконец заметили, – запищала тень, – но прошу говорить как можно тише, хозяин может услышать нас. Я такой же несчастный, как и вы. Я шел за вами по следу от той самой квартиры, где была заключена сделка между вами и им, – тень кивнула в сторону спящего, – я пришел, чтобы спасти вас. Умоляю, доверьтесь мне, и делайте, как я скажу. У нас мало времени. Пока хозяин спит, вы свободны и вольны отлучаться, куда захотите, но как только он проснется и призовет вас к себе, будете вынуждены вернуться. Знайте об этом. Известна ли вам Песчаная улица?

Получив утвердительный ответ, тень продолжала:

– Там живет человек, который поможет вернуть вам потерянное тело. Я знаком с ним, но мои силы растрачены и через несколько часов я исчезну навсегда, и вместе со мной исчезнет ваша надежда. Уступите же мне крупицу ваших сил, и мы побежим к моему другу. Он гениальный ученый, он поможет нам.

У бедной души не было никакого выбора, и она сразу согласилась на предложение тени. Задрожав от вожделения, тень погрузила свои лапки внутрь души, чем вызвала у нее приступ боли. Через минуту тень напоминала уже не крысиный скелет, а жирную сытую крысу.

Пройдя сквозь стены, как вода через песок, оба эфирных создания оказались на улице.

– За мной! – с места переходя в резвый аллюр, воскликнула тень. – Я такая же человеческая душа, как и вы. Около семи лет я находился в рабстве у того, кто обманом захватил ваше тело. Семь лет я кормил это гадкое существо, пока не превратился в жалкого карлика, и если бы не вы, этот упырь уморил бы меня совсем. Они питаются нами, нашими душами. Кто они – я не знаю. Похоже, самые настоящие черти. Обманом они вселяются в наши тела, но не могут сами поддерживать в них жизнь, ведь тело без души – труп. Поэтому они обращают человеческие души в своих рабов и живут за счет них пять, семь, десять лет, насколько хватает наших сил. Потом обессиленная душа гибнет и черту требуется новое тело и новая душа. Но без согласия человека они ничего не могут сделать, поэтому и ищут тех, кому жизнь не дорога.

– Я кое-что уже знаю об этом, – сказала душа.

– Откуда? – удивилась тень.

– Один человек рассказал.

– Какой человек? – не унималась тень.

– Да так, один знакомый, – уклончиво ответила душа.

– А я о вас знаю только то, о чем вы Рукоблудскому рассказали. Я ведь рядом с ним находился. Помните, когда вы второй раз пришли, он крикнул: «Дохляк, убирайся». Это он меня так величал. Сил во мне почти не было, вот он и злился. Лет через семь и вы таким же дохляком стали бы. Но я помогу.

– Выходит, вы и есть настоящий Рудольф Рукоблудский? – спросила душа.

– Да, я и есть.

– Так значит вы призраком уже не семь, а вдвое больше лет живете.

– Почему? – не поняла тень.

– У вас же та автокатастрофа около пятнадцати лет назад случилась.

– Автокатастрофа? – переспросила тень.

– Да, когда погибли ваши близкие.

– Ну да, – вспомнила тень, – точно так, пятнадцать лет. И откуда вы все это знаете?

– Человек сказал, бывший сотрудник конторы, но его уже нет в живых. Тот, который в моем теле, убил его.

– А как его звали?

– Сорокопут.

Тень хотела еще что-то спросить, но тут из-за деревьев показался старый дом, стоящий на самом краю глубокого оврага и рискующий в любой момент рухнуть на его дно.

– На втором этаже, направо, – сказала тень.

Душа Громова проскользнула сквозь подъездную дверь и взлетела на второй этаж прямо в квартиру, где жил товарищ маленькой тени. Звали его Макар Иванович. Это был заядлый пятидесятилетний холостяк, эпилептик и гений-самородок, не имевший не только высшего, но даже и среднего специального образования. Фамилию свою Макар Иванович, по каким-то одному ему известным причинам, тщательно скрывал и называл вслух лишь представителям некоторых уполномоченных органов, да и то в исключительных случаях и с большой неохотой.

Во всей большой пятикомнатной коммунальной квартире Макару принадлежала только одна комната, почти полностью занятая неким хитроумным механизмом – плодом почти сорока лет его напряженной работы. Свободное от машины пространство занимали огромные кипы книг. Из мебели был один стол. Роль кровати исполнял старый матрас, по причине дневного часа свернутый в плотный рулон. Душа со своим маленьким спутником застала Макара за столом, застеленным листом ватмана с начерченной на нем схемой какого-то устройства. Прямо на схеме стояла большая тарелка с дымящейся похлебкой. Опустошая тарелку, самородок истово орудовал ложкой. Тень плавно опустилась на стол прямо напротив тарелки и тут же начала сигнализировать о своем присутствии. Она отчаянно махала руками и громко, как только могла, пищала:

– Макар Иванович! Макар Иванович!

Наконец Макар заметил напротив себя какое-то движение, присмотрелся, закашлялся, и недовольно произнес:

– А, это ты, чертяка. Опять явился. Чего тебе надо?

– Никакой я не чертяка, – отчаянно завопила тень, – сколько раз можно повторять!

– Ты чертяка, – упрямо повторил Макар, – только пока без рогов.

– С вами невозможно разговаривать, Макар Иванович, – заявила тень, – но сегодня я пришел не для того, чтобы спорить. Я привел к вам человеческую душу полную сил, и вы сможете, наконец, провести свой эксперимент.

– Душу!? – несказанно удивился Макар. – Где!?

– У вас за спиной.

Макар был наделен острейшим зрением, поэтому пошарив глазами по комнате, он увидел душу и вскрикнул от радости.

Хозяин комнаты был среднего роста, с чрезвычайно широкими плечами. Из густой шевелюры и такой же густой, взлохмаченной бороды выглядывало широкое бледное лицо, покрытое редкими глубокими оспинами. В глазах его, наполовину спрятанных за кустистыми бровями, во всю мощь блистала какая-то тайная страсть, одержимость, почти безумие.

– Я знал, что у человека есть душа! Я уже почти доказал это! – кричал он. – А они смеялись надо мной! Плебеи! Жалкие пасынки науки! Но я еще им докажу! Прошу вас, присаживайтесь, хотя нет, то есть вам это ни к чему, то есть, тьфу…

Макар смешался, размашистым движением отбросил в сторону прядь волос. Казалось, он совсем забыл о маленькой тени и полностью переключился на диалог, а точнее на монолог, обращенный к душе:

– Вы видите эту машину, ее создал я. Сорок лет, вы слышите, сорок лет труда! Я создал машину времени. Путешествия во времени не сказка, а реальность, теперь реальность! Моя машина должна работать, но они не верили мне. Они возомнили себя истиной в своей конечной инстанции. О-о-о, как же я теперь посмеюсь над ними, – Макар погрозил в окно дрожащим от негодования кулаком. – Они мне говорят: у вас даже нет высшего образования, вы же никакого представления не имеете о квантовой механике. Как же мы можем с вами на такие темы разговаривать? Они мне говорят: это у вас бред, это вам во время припадка привиделось. Хамы! – Макар перевел дух, и быстро продолжил: – Что можете знать вы о перемещениях во времени? Не побоюсь утверждать, что все ваши знания на этот счет заимствованы из легкомысленной фантастической литературы. Ну, предположим, создал какой-нибудь высоколобый чудак машину времени по образу и подобию, описанному в этих ваших книжках. Ладно, хорошо, создал и пронизал время, ну скажем, на триста лет вперед. Но где он находился все эти триста лет по отношению к другой базовой величине – пространству? Тут возможны два варианта: либо он оставался в пространстве на том же самом месте, и тогда, остановившись через триста лет, которые показались ему десятью минутами, он вдруг обнаружил себя за несколько парсеков от Земли, которая все эти годы непрестанно двигалась внутри Солнечной системы и внутри галактики. И хорошо еще, если эта остановка произойдет в открытом космосе, а не внутри какой-нибудь звезды. Теперь второй вариант, он еще плачевнее. Предположим, путешественника во время его скачка не существовало в пространстве, он был как бы заброшен в двадцать третий век сразу, без каких-либо промежуточных стадий. Предположим даже, что он рассчитал траекторию полета Земли на триста лет вперед и в будущем вошел в пространство именно в нужной точке. Но полного вакуума в природе не существует, на месте входа в пространство всегда найдется какой-нибудь подлый атом, и скорее всего он будет далеко не один, то есть я хочу сказать, что машина времени и тело путешественника попытаются занять место уже чем-то занятое. Произойдет вклинение одной материи в другую. Что случится в результате? Взрыв и очень мощный! Никакое тело, состоящее из атомов и молекул, не может без вреда для себя перемещаться во времени. Создавая свою машину, я рассчитывал на некую полевую, энергетическую субстанцию, например на душу, – да, да, на человеческую душу. Смысл перемещения таков: машина дает лишь короткий импульс к перемещению во времени такой субстанции, весь остальной заданный путь она должна пользоваться своей энергией, персональной. Понимаете? В этом то и была основная проблема: я не мог найти такой вид голой энергии, которая при отсутствии молекулярного носителя, могла бы длительно сохраняться сама в себе, а при временном скачке расходоваться длительно и экономно. И вот однажды, да, не скрою, – это было во время припадка эпилепсии, мне было сказано только одно слово – душа! И я все понял! Но продолжу. Оказавшись в будущем, душа с любого расстояния активно притягивается этим же прибором, который объективно существует в выбранном вами времени будущего, хотя и добирается туда как бы своим медленным, обычным ходом.

– А если ваш прибор к тому времени сломается? – заметила тень.

Она внимательно слушала Макара и, по-видимому, старалась понять его сложные научные объяснения.

– Что? Тогда, значит, не будет притягиваться, пока я его не починю, – раздраженно пояснил Макар.

– Все предельно ясно, – запищала тень. – Мы с товарищем вас еще с удовольствием послушали бы, но со временем ограничены. К тому же все эти ваши увлекательные рассказы я уже слышал. Давайте эксперимент прямо сейчас и проведем. Хоть вы меня чертом и называете, я свое обещание сдержал – душу человеческую к вам привел. А вы и не поинтересуетесь, откуда эта душа взялась, вот так – без туловища. Может, беда у нее стряслась.

Но, услышав про эксперимент, Макар, казалось, пропустил все последующие слова тени мимо ушей. В глазах его появился азарт.

– Эксперимент! – закричал он. – Давайте прямо сейчас!

Тень повернулась к душе:

– Мой план таков: тот, что в вашем теле сидит, через час, другой проснется, вас к себе потребует, а вас нет. Больше недели без вас он прожить не сможет, ослабнет. А через неделю мы с вами как раз и появимся и его из вашего тела выгоним, понимаете. Вы меня только с собой возьмите. У меня на самостоятельное путешествие силенок уже не хватит. Ведь можно же нам вдвоем, Макар Иванович?

– Можно, – спешно ответил Макар.

Как заведенный метался он вокруг своего аппарата, готовя его к скорому эксперименту. Машина времени состояла из нагромождения мощных линз, стальных рычагов, ламп, конденсаторов, разноцветных проводов и еще каких-то непонятных деталей.

– Но вы уверены в успехе? – впервые после долгого молчания спросила душа.

– Да, – хором ответили Макар и тень.

Наверное, каждому из них показалось, что вопрос был обращен именно к нему. Макар, между тем, усердствовал: подсоединял клеммы, щелкал рубильниками, крутил ручки резисторов. Схватив в одну руку отвертку, а в другую паяльник, он полез в многоэтажную схему, начал что-то спешно припаивать в ней, получил удар током, от которого выронил паяльник и затряс рукой. По комнате пополз запах горелой изоляции. Но, несмотря на досадные помехи, без которых, как известно, не обходится ни один изобретатель, машина заработала, замигала лампочками, защелкала реле и негромко загудела своим электронно-механическим нутром.

– На сколько суток ставить!? – закричал Макар.

– На шесть, я думаю, хватит, – сказала тень.

– Понял! Прошу всех в центрифугу. Ну, до встречи. Увидимся через шесть дней, но для вас это покажется не больше одного часа!

Макар захлопнул крышку центрифуги, нажал на кнопку. Тонко и высоко взвыл мотор. Играя светом ламп, завращались линзы, в мгновение выткали тонкий и яркий зеленоватый пучок света, одним концом уходящий в центр вращающейся центрифуги, а другим куда-то в потолок. Вдруг, словно юркая серебристая змейка завилась вокруг луча и, рванувшись вверх, исчезла, несказанно удивив мохноногого паучка, давно облюбовавшего потолок Макаровой комнаты для своего гнезда и даже успевшего свить там незаметную, но весьма прочную охотничью сеть.

Глава 5

Во мраке появилась огненная точка. Сначала она была почти незаметна, словно далекая крохотная звезда на ночном небосклоне, но скоро начала расти. Вот она уже как солнце в зените, вот уже заполнила собой половину всего зримого пространства. Еще мгновение – и двое покусившихся на его величество время ворвались во чрево огненного гиганта. Это не звезда, а вход в спираль, свитую из сполохов холодного пламени. Завитки спирали, будто ребра фантастического червя, мелькали пред взором, а затем и вовсе слились меж собой в дико вращающуюся трубу. Двое внутри нее, не люди даже, всего частицы людей, отвергли настоящее и дерзко покусились на будущее, отдавшись воле грозных и незнакомых законов мироздания. Но что настоящее? Только острое лезвие клинка, через которое тянется быстротечная нить времени, перетекая из будущего в прошлое. Настоящее – лишь мгновение, почти неуловимый для понимания миг, также как почти неощутимо для зрения острие клинка.

Ровно сто сорок четыре часа спустя от начала эксперимента Макар выключил машину времени и открыл центрифугу. Из нее, вместе с облаком горячего пара, выплыли путешественники: душа и крепко вцепившаяся в нее тень. Потрясение от только что пережитого было настолько велико, что ни одна, ни другая не могли и слова сказать, а лишь обессилено опустились на пол. Макар увидел их.

– Ура! – восторженно закричал он. – Получилось, друзья, получилось! Сегодня уже двадцать четвертое января! Но скорее расскажите обо всем! Что вы там видели!?

– Видели кое-чего, – устало вздохнула душа.

Даже на первый, непридирчивый взгляд она стала явно меньше ростом. Как и предупреждал Макар, рывок во времени потребовал большой растраты сил.

– Ох, умираю! – вдруг завопила тень.

Она опять стала похожа на скелет и, кажется, даже не крысы, а какого-то еще более мелкого грызуна.

– Господин Громов, спасайте!

– Да, – сразу согласилась душа.

Напитав себя и вновь восстановив размер сытой крысы, тень уверенно произнесла:

– Не сейчас, Макар Иванович, все узнаете позже. Мы еще увидимся с вами. Сейчас нам нужно торопиться.

– А куда конкретно нам надо идти? – растерянно спросила душа.

– А вы разве сами зова хозяина не чувствуете?

– Нет.

– Хм, может он помер уже. Что ж, поищем. Для начала в милицию надо.

Но ни в камере предварительного заключения, ни в прочих помещениях районного отделения внутренних дел Громова не оказалось.

– На квартиру к покойному Рукоблудскому, – распорядилась тень.

Знакомая дверь на первом этаже была опечатана сургучной пломбой. Тело психиатра уже обнаружили, а прав на квартиру пока никто не предъявил. Проскользнув внутрь, оглядели помещение. Трупа нет, на полу сухие отпечатки чьих-то подошв.

– Может он у меня дома? – предположила душа. – Но там остался труп Сорокопута. Дверь, наверняка, тоже опечатана.

Никакой пломбы на двери не было. Да и сама дверь не заперта, а просто прикрыта.

Тела Сорокопута на кухне не оказалось. А вот Громов лежал на полу в гостиной комнате, на том самом месте, где десять дней назад выкручивал руки Татьяне Барышевой.

– Есть! – прошипела тень, метнулась к телу и радостно воскликнула: – Живой! Не опоздали, сейчас все поправим, сейчас…

Послышалось приглушенное бормотание. И душа вспомнила: Рукоблудский, склонившись над ним, зловеще шептал те же самые слова. А потом было падение в черную пропасть. Душа содрогнулась, кинулась вперед, но опоздала.

Тень юркнула внутрь тела, а вместо нее из головы лежащего человека вывалилась точно такая же крохотная тень. Эта вторая напоминала все тот же крысиный скелет. Как опавший осенний лист опустилась она на ковер, да так и осталась лежать на нем без всяких движений. Громов же неуклюже, как боксер после нокаута, стал подниматься. Он поднес к глазам раскрытые ладони и вдруг начал выплясывать какой-то нелепый танец, задирать ноги, размахивать руками и восторженно кричать. Потом он выскочил в прихожую и целых десять минут крутился там перед зеркалом.

– Эй, раб, – донесся из прихожей его окрик, – ко мне!

Сила неодолимого притяжения подхватила душу и повлекла в прихожую.

– Я твой новый хозяин! – произнес Громов, – Ясно!?

– Ясно.

– А ты мой раб! Ясно!?

– Ясно.

– Ближе, раб, я голоден!

Душа подплыла еще ближе к своему новоиспеченному хозяину. Он же, недолго думая, запустил свои руки в застывшее перед ним серебристое облако. Насытившись, бросил:

– Прочь.

Снова вошел в комнату. Случайный взгляд его упал на маленькую тень – прежнюю хозяйку тела Громова. Он подскочил к ней и остервенело принялся топтать, изрыгая поток страшных проклятий, но, заметив, что таким манером не может причинить ей даже малого вреда, немного остыл и успокоился.

– Ладно, лежи, все равно скоро сдохнешь.

Затем, словно размышляя о чем-то, он забормотал:

– Значит, когда я спать лягу, мой раб опять к Макару махнет, и поминай, как звали. Не будет этого, придется Макара убить.

С этими словами Громов бросился одеваться.

– Раб, здесь меня жди, если не застану, когда вернусь, до смерти замучу.

Хлопнула входная дверь. Квартира погрузилась в тишину. Душа Громова, словно подвешенная, замерла возле люстры. Раскаяние за совершенную десять дней назад глупость уже не терзало. Надежда на что-то лучшее после второй лжи и предательства маленькой тени тоже начала покидать ее. Осталось лишь отчаяние да желание провалиться, исчезнуть, поставить крест на всем и в первую очередь на себе. Но ничего этого душа Громова сделать была не в состоянии.

– Эй, здоровяк, – раздался голос с пола, – спускайся ко мне. Я к тебе не поднимусь, силы не те.

Душа взглянула вниз. Маленькая, жалкая тень уже не лежала, а сидела на ковре. Это было то зловредное существо, которое, обитая еще в теле Рукоблудского, обмануло Громова, вселилось в его тело, а потом, обессиленное, было изгнано своим соперником.

– Слушай, здоровяк, – спросила тень, – ты как думаешь, если спирт заморозить, то он гореть будет?

– Не знаю, – растерянно ответила душа и, присмотревшись, заметила маленькие рожки на голове у тени.

– Вот и я не знаю. А представь себе: лед и горит. Эх, жалко не довелось посмотреть на такое.

– Зачем тебе?

– Сам не знаю, надоело все, устал я. Сегодня, верно, помру.

– Ты зачем меня обманул?

– Странные ты вопросы задаешь, здоровяк. Тело новое хотел, старое совсем загнило. Пожить весело еще хотел. Слушай, как ты с моим дохляком сошелся, мне не интересно, лучше скажи, почему ты на мой зов целых шесть дней не откликался?

– Не скажу.

– Ну, скажи. Я загибаюсь уже, вреда тебе не сделаю.

– Не скажу, – твердо повторила душа.

– А я тебе в обмен тоже кое-что интересное расскажу, – начала торговаться рогатая тень. – Хочешь узнать то, чего никто не знает, тайну одну? Мне теперь все равно, я теперь всех их с потрохами продам.

– Рассказывай.

– Верю тебе, здоровяк, если сказал, – рассказывай, то и сам таиться не станешь. Значит, тайна на тайну. Меняемся, да? А моя тайна важнее будет. А знаешь почему, здоровяк. Да уж по одному тому, что я через час сдохну и тайну твою с собой унесу, а ты еще годиков семь помучаешься. Ну, да мне все равно. Около четырех тысяч лет назад, когда на земле зарождались первые цивилизации, существовало религиозное общество, совсем крошечное, всего тридцать человек. Они поклонялись Ангелу Утренней Зари. В разные времена и в разных землях он имел и других апологетов, его звали и Денницей, и Фосфором и Люцифером. Но те тридцать в своем почитании были первыми. И вот, во время одной из мистерий, то ли наяву, то ли после макового сока явился к ним тот, кому денно и нощно молились они, и сказал: «Возлюбленные чада мои, подарю жизнь вечную в обмен на нескончаемое прославление имени и дела моего». Им такие обещания словно мед, тут же согласились. Ну, время идет. Эти из секты помирать начали: кто от старости, кто от ножа, кто от болячки дурной. Видят они – нет обещанного, смерть про них не забыла. Думают – сами виноваты, молимся плохо, жертв недостаточно приносим. Постарались и поусердствовали, но безуспешно. Постепенно вымерли все, кроме одного, самого молодого. Приходит тогда к этому последнему Светоносный и говорит: «Вот тебе души товарищей твоих. Я от своего обещания не отказываюсь. Только вы уж и сами об этом немного позаботьтесь. Найдешь человечка, плети ему, что хочешь, лишь бы он сам от своего тела отказался. Потом прочтешь заклятие. Душа из человечка выпрыгнет, а твой приятель запрыгнет, но сам в чужом теле долго жить не сможет, но это не беда. Душа человечка никуда не денется, как привязанная к своему телу ходить будет, а твой приятель питаться ею станет. На несколько годков и хватит. Потом ищи нового олуха, кому тело надоело. Сделаете так – миром править станете». Сказал так и исчез. А этот молодой, не будь дураком, говорит своим: «Слыхали? Все сделаю, как он научил, если признаете меня старшим во веки веков». Тем делать нечего, говорят: «Признаем». Ну и началось: сначала этот молодой одного болвана обманул, тело взял, потом еще одного. Так всех своих приятелей и отоварил. Если кого-нибудь из них убивали или же сам помирал, то его друзья тут же находили новую жертву, обманывали ее, а потом и тело и душу забирали. В ход любая ложь шла, любой обман, всего и не перечислишь. Давили на все болевые точки человеческого сознания. В те времена обмануть легко было. Так они несколько веков с горем пополам с хлеба на воду перебивались, пока однажды не сказали себе: «А что это мы себя в черном теле держим? У нас же в руках вечность, а значит деньги и власть». Так были произнесены два ключевых слова: деньги и власть. Скоро, подменив собой личности нескольких видных политических деятелей в своей стране, секта практически узурпировала власть, захватила финансы, отменила основной религиозный культ и начала насаждать свой. Их первый эксперимент продлился недолго. Орды варваров вторглись в страну и, объединившись с восставшим народом, смели гнилую власть. Этот урок пошел на пользу. С тех пор они начали действовать хитро и расчетливо. Продолжая поддерживать связь друг с другом, растеклись они по всей известной тогда Ойкумене и начали исподволь, никогда и никому не объявляя о своем божестве, внедряться в политические, финансовые, военные, религиозные элиты разных стран и народов. Примерно тогда они начали называть друг друга коротким, но емким словом «наши». Спустя несколько сотен лет после начала их тайной деятельности произошел один очень примечательный случай, который в последующем помог «нашим» пополнить свои ряды преданными слугами. Ведь как обстояло дело: душа обманутой жертвы питала «нашего» в среднем лет семь. Потом лишенная сил душа превращалась в карлика, такого как я, и гибла. Но одной такой душе-карлику удалось хитростью обмануть какого-то человека, так же как в свое время обманули ее. Эта душа-карлик обладала хорошей памятью, выучила наизусть нужное заклинание, которое слышала только раз или два в жизни от своего бывшего хозяина и вселилась в тело обманутого, а его душа стала ее рабом. Подобные случаи происходили и после. Все новички, сумевшие обрести новое тело, брались «нашими» под строжайший контроль и, прежде чем стать полноправными членами организации, проходили длительные и тяжелые испытания. За многие века таких набралось тысячи, и я был одним из них, одним из этих душ-уродов, душ-чертей, возомнивших себя венцом мироздания и властелинами мира. Тьфу!

Тень помолчала, переводя дыхание.

– Видишь, здоровяк, у меня на голове рога. Постепенно у «наших» начинают расти рога, хвосты, копыта. Постепенно мы превращаемся в чертей. У меня рога еще маленькие, мне ведь всего триста лет. А у тех, кто был первым, они на два аршина в стороны торчат. Только редко, кто эти отметины видит: глаза у людей слабые.

– Значит, душа Рукоблудского станет такой же, как все вы?

– Станет, только это не душа Рукоблудского. Его душа истощилась и погибла шесть лет назад. А с той, которая с тобой снюхалась, история другая. Это был еще один обманутый нами. Только я в его тельце переселяться не захотел. Организм Рукоблудского был еще крепок, а у того источен излишествами и дурными болезнями. При жизни его Котей звали, – рогатая душа вздохнула. – У таких как мы, душ-огрызков, своеобразное миропонимание вырабатывается, ущербное, страшное, но вырваться из круга редко кому удается. Я назвал бы это коррозией души. Простой человек как мыслит: есть ли душа – неизвестно. И ведь после смерти души этих простых людей, наверное, и попадают в рай или ад. А вот у тех, кто в наш круг втянут, знание уже появляется, что да, есть душа и наверняка и жизнь вечная в каком-то не нашем, а другом свете. Только они эту жизнь прозевали и теперь, оставшись тут, неминуемо погибнут, в прах превратятся, если не будут достаточно сильны и хитры. Так и вынуждены они хитрить и лгать из века в век, отвоевывая себе новые тела и губя все новые человеческие души. Понимаешь, здоровяк, какие мы грешники, какой я грешник? С этим и уйду. Скоро ты с «нашими» познакомишься. Они на этого Котю обязательно выйдут. Тут ты их и увидишь, но мельком, конечно. Они на свои дела посторонним смотреть не разрешают.

– А может, они его к стенке поставят, ведь он тебя из тела выгнал.

– Ничего ему не сделают. Это у нас называется здоровой конкурентной борьбой, неотъемлемым правом свободной личности. Но, правда, до определенных пределов: те тридцать первых – это высший круг. Они вне конкуренции. Но ты их не увидишь, они тут не живут. Здешний климат им не нравится. Здесь дела ведут такие как я.

– А что же они тебе не помогли, когда я сбежал? Почему еще одну душу не подсунули?

– Крест они на мне поставили, вот почему. Мне ведь, честно говоря, давно вся эта подлость надоела. Я буянить, гулять начал. Они меня временно от дел устранили, но не унимался я. Тогда они и совсем на меня рукой махнули, помогли, правда, в последний раз: тебя нашли и ко мне прислали. Я тогда уже в нищете сидел, а в старые времена, еще при царе, а потом при коммунистах одним из первых здесь был. Столько новых тел и душ им поставил!

– Меня последнего обманул?

– Да! Но прощения у тебя не прошу, знаю, такое не прощают. Ну вот, кажется, и все. Помираю я. Так твою тайну и не довелось узнать, – голос рогатой тени стал совсем тихим.

Она вновь прилегла на ковер, подложила под голову тонкие лапки, словно готовясь ко сну.

– Еще, здоровяк, скажу тебе: родных твоих специально убили. Ты с самого начала на крючке был. Через Кедранюка действовали. Он не наш, но в системе. Танька по указке Кедранюка с тобой спала, чтобы тебя в тот вечер дома не было, чтобы убить без помех, чтобы виноватым ты себя считал. Если человеком опять станешь, Таньку не трогай, не виноватая она.

– Возьми у меня силу! – вдруг проговорила душа.

– Оставь, надоело, – в последний раз вздохнула рогатая тень, сжалась и, как маленький комок болотного тумана, попавший под прямой луч солнца, растаяла без следа.