© Никитин Ю., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Часть 1
Глава 1
Геращенко с большой чашкой парующего кофе двигается по коридору осторожнее ассасина. Налито «с горкой», потому держит цепко и ничего, кроме колышущейся темно-коричневой поверхности, вообще не зрит и не видит.
Я догнал, сказал негромко:
– Не трясите… давайте донесу.
Он разжал пальцы, осторожно передавая чашку, лицо засветилось счастьем.
– Володенька!.. Как хорошо, что вернулся. А здесь, понимаешь, сахар кончился. Вот и бреду к лягушатникам. Хотя они не лягушатники, нечего французов зря обижать, а вообще лягушники!
– Я тоже не доверяю людям, – признался я, – что пьют кофе без сахара. А если экспериментируют на лягушках, то вообще дикари допотопные!
– Дивно смотришься, – сказал он. – Посвежел, расправил спину. Даже выше ростом. Ах да, перестаешь горбиться.
Он распахнул передо мною дверь, я внес и поставил на его стол чашку. В коридоре кто-то заорал:
– Лавронов явился!.. Не поверите, живой пришел!
Геращенко ухватил чашку обеими руками, а в комнату начал стягиваться народ, все любопытные и такие приветливые, словно еще не верят в мое выздоровление. Да и как поверить, нейродистрофия пока не лечится, а это значит, не соперник, такого можно и пожалеть.
Я улыбался, поворачивался, отвечал на похвалы, что да, хорошо выгляжу. Участие в раскрытии воровства гранта я попросил в полиции не афишировать, так что поздравляют с тем, что не зря пару дней отдыхал дома, а то пока отсутствовал, здесь такое было, такое было, но все прошло, к счастью, и наш мирок теперь снова защищен от бурь грубой мирской жизни.
Геращенко допил кофе и вытолкал всех за дверь, прикрикивая «Арбайтэн, арбайтэн!», а когда мы остались одни, повернулся ко мне, уже деловой и серьезный.
– Место Медведева опустело. Так что, Володенька, можешь взять его мышек. Он же кормил твоих! А также хорошо бы посмотреть, что там у него насчет ускорения регенерации аксонов. Может, просто обманывал? С такими деньгами можно жить спокойно и просто ждать эры бессмертия, пусть ее в муках и бессонных ночах открывают другие.
– Беру, – ответил я, не раздумывая. – Тем более, вчера Брайан Джюс и Роберт Ланг опубликовали статью в «Мире нейросинтеза» о новом перспективном способе стимуляции роста неких аномальных аксонов в нестандартных средах.
– Ого, – сказал он с уважением, – когда ты успел?
– И даже обдумал, – сообщил я, – как двигаться дальше. Как надо было бы… Медведеву.
– Но теперь действуй ты, – сказал он и с энтузиазмом потер ладони. – Я рад, что ты в строю!.. Тьфу-тьфу, как же нам повезло с той сумасшедшей попыткой…
– Тихо-тихо, – шепнул я. – Узнают, нас всех возьмут за жопу. И повыгоняют отовсюду. Второй раз не повторить, нужно разрабатывать точный метод. Хорошо, пойду перетаскивать его мышек.
– Тебе все его наработки скинуть?
Я покачал головой.
– Не нужно. Я в курсе.
Он кивнул, а я подумал, что действительно в курсе всего, и даже проделал тысячи экспериментов мысленно, однако в счет принимаются только те, что в реальности, а тут главная трудность, что любую виртуальную находку, полученную за три секунды, придется подтверждать несколько лет. Мышки живут два года, а чтобы проверить, увеличилась ли продолжительность их существования, нужно ждать хотя бы эти два года, плюс какое-то время сверху, чтобы робко и еще неуверенно сообщить про успех. Лишь тогда мою методику начнут проверять в сотне подобных независимых лабораторий по всему свету, и если и там получится то же самое, только тогда метод будет признан работающим. А это не меньше пяти лет еще…
Ближе к обеду все забегали в жуткой суматохе, как муравьи по горячему песку. Я увидел в окно, как к подъезду подкатила «Тесла» последней модели, а за нею два черных джипа с охраной.
Геращенко вскрикнул в страхе:
– Это сам Мацанюк прибыл!..
– А чего такая паника? – поинтересовался я.
Он воскликнул:
– Володя, как вы не понимаете!.. От него все зависит! Захочет – даст денег на исследования, захочет – не даст!
– Ну да, – не поверил я, – с таким отношением к делу так бы и создал империю на трех континентах. Даст или не даст денег, больше зависит от того, что сделали, а не от цвета вашего галстука, что не совсем сочетается с цветом носков.
Он вскрикнул в ужасе:
– Правда?.. А какие надо?
– Да просто приспустите штаны, – посоветовал я серьезным голосом. – Калоши все прикроют.
Мышки Медведева на меня не обратили внимания, им люди просто люди, мало ли их бегает по свету, хотя и поменьше, чем самих мышей.
Я аккуратно перенес клетки в свой кабинет, заодно просматривая заново все работы Медведева. В самом деле творческие натуры более склонны как к творчеству, так и к злодейству. Мне кажется, за попытки нарушить законы природы и законы уголовного права отвечает одна и та же извилина. Наука – это точность, порядок, закономерности, а любое научное открытие нарушает строгий порядок.
В дверь стукнули, я оглянулся, Геращенко вошел непривычно тихий, посмотрел на меня как-то странно и даже вроде бы с некоторым испугом.
– Володя… там к тебе пришли…
– Пусть заходят, – ответил я автоматически, поднял голову и всмотрелся к его лицо. – Остап Шухевович, что стряслось?
Он сказал почти шепотом:
– Пойдемте, пойдемте… Это в моем кабинете.
Я не сопротивлялся, очень уж необычно ведет себя наш завлабораторией. Его кабинет на этом же этаже, мы прошли мимо ряда дверей, он торопливо распахнул дверь в свой кабинет. Я замешкался, но он втолкнул меня и так же быстро закрыл следом, будто опасается, что в испуге выскочу обратно.
У окна спиной ко мне мужчина, заложив руки за спину, повернулся, высокий и аристократичный, в безукоризненном английском костюме, седые волосы аккуратно подстрижены, удлиненное лицо лорда, строгое и высокомерное, холодный взгляд и безукоризненная выправка кадрового военного в десятом поколении.
– Здравствуйте, – сказал он ясным четким голосом, в котором мне послышалось лязганье затвора, – меня зовут Аркадий Валентинович, я заехал к вам по несколько необычному делу. Аркадий Валентинович Мещерский.
– Слушаю, – сказал я настороженно. – Звучит как княжеский титул.
Он сдержанно улыбнулся, дескать, так оно и есть, указал на одно из кресел у стола, единственного в нашем отделе, где вся столешница представляет огромный компьютерный экран.
– Присядем? Я не задержу вас надолго.
– Ничего, – ответил я. – Я привык к сидячей работе.
Он сел напротив, такой же прямой, элегантный, возраст заметен только по седым волосам и паре глубоких морщин, а так силен, бодр и в постоянной готовности к экшену, это просто излучается от его сильного тела.
Я подумал, что стоять перед ним еще хуже, словно подчиненный, и сел, слегка отодвинув стул в сторону.
Он некоторое время всматривался в меня, словно надеялся увидеть что-то сверх того, что я изволю экспонировать посторонним, я не двигался, рассматривал его спокойно и сдержанно, хоть вы там и князья, но мы – ученые, а это в нашем мире неизмеримо выше. Уже выше, хотя мало кто это понимает.
– Наша сотрудница дала вам крайне лестную оценку, – сообщил он. – Вы показали себя крайне… крайне проницательным человеком. И с завидной легкостью распутали сложное дело.
Я пробормотал:
– Не думал, что вы из полиции.
Он чуть наклонил голову, не подтверждая и не отвергая, сказал ровно:
– Позвольте, перейду сразу к делу. У нас сейчас примерно такая же нештатная ситуация, и нам сверху посоветовали не менять коней на переправе.
Я постарался держать голос в той же ровной и безинтонационной тональности:
– Надеюсь, вы понимаете, что я не ваш конь?
Он не отрывал от моего лица внимательного взгляда, ответил чуть замедленно:
– Ученые вообще стараются ни от кого не зависеть… но деньги на фундаментальной науке не заработаешь.
– Да, – согласился я. – Это единственный крючок, на который нас ловят.
Он чуть наклонил голову.
– Значит, у нас есть шанс договориться.
Я пробормотал:
– Простите, но, как вы понимаете, меня не столько заинтересовало… сколько безмерно удивило и даже покоробило, что вы обращаетесь ко мне, человеку со стороны. Даже, простите, из другого мира.
Он поморщился, уже заметно, что ему в самом деле очень не хочется обращаться ко мне, своих орлов хватает, но кто-то велел, а приказы надо выполнять, выдержал мой взгляд и ответил с прежней интонацией:
– Сработало два момента. Первое, вы настолько блестяще, не побоюсь этого слова, в течение кратчайшего времени выяснили, кто похитил грант в двенадцать миллионов долларов из вашего Центра инноваций… это впечатлило, тем более, все отметили инновационность преступления. Все-таки и преступники действуют в рамках известных им правил, и, увы, правоохранительные работники не блещут поисками новых методов. Потому, как только преступник применил что-то новое, наши службы встали в тупик. Но решение нашел человек с совершенно иным складом ума.
– Гм, – сказал я, – а второе?
Он кивнул.
– Да-да. Второе… в том, что мы потеряли общий язык с одним из наших старых сотрудников. Очень старых.
– Я что, специалист по старикам?
Он произнес сдержанно:
– Нам известно, вы блестяще говорили со стариками-академиками, собирая нужные вам сведения.
– Простите?
Он чуть наклонился вперед и прямо посмотрел мне в глаза.
– Этот наш сотрудник не просто старик, он… академик, доктор наук, автор очень примечательных работ мирового уровня.
– Ого, – сказал я, – ну, я хоть и доктор наук, но пока что больше мальчик на побегушках и для битья. В науке иногда бьют. Крепко. А иногда не совсем иногда.
Он сказал настойчиво:
– Вам будет проще найти с ним общий язык.
Я поинтересовался:
– Простите, а как вам стало известно вообще о моем существовании?
– Любая страна сильна кадрами, – ответил он. – Вы ценный кадр. После того дела вас сразу взяли на заметку. Разумеется, по подсказке одного из наших сотрудников.
– Гм, – сказал я, – мне кажется, кто-то не в теме. Не припоминаю, чтобы я общался с кем-то из ваших сотрудников.
Он вскинул брови.
– Правда?.. Если я сейчас его приглашу… может, вспомните?
– Вряд ли, – ответил я. – У меня хорошая память только на термины. Из мира науки.
Он сделал короткий жест над левым углом столешницы, мне бы такой стол.
Дверь распахнулась, я охнул про себя и невольно поднялся. Из коридора вошла в красном элегантном платье Ингрид, эффектно элитная, с голыми плечами и глубоким вырезом, копна иссиня-черных волос собрана в прическу «конский хвост», из мочек ушей свисают длинные серьги, на груди жемчужное ожерелье.
Длинные и, кто бы подумал, стройные ноги без уродливых бугров мышц обуты в моднейшие сапожки до колен, с обеих сторон расшитые бисером.
Она посмотрела свысока, наслаждаясь моим искренним изумлением. В крупных глазах навыкате мрачный триумф, орлиный нос высокомерно приподнят, а я, конечно, дурак, был слишком занят, чтобы просмотреть записи с камер.
Кадровый аристократ сказал светским голосом:
– Ингрид, это Владимир Алексеевич, вы с ним уже в некоторой мере знакомы. Владимир Алексеевич, позвольте познакомить вас с нашей сотрудницей, капитаном контрразведки Ингрид Волковой.
Я пробормотал:
– Мне казалось… она в полиции? Типа фельдфебель… или унтер?
– Было такое задание, – сообщил он. – По сигналу о злоупотреблениях капитан Волкова работала под прикрытием. Удалось разоблачить и снять с постов двух высокопоставленных работников полиции. А с вашей помощью взяли еще одного, дополнительный улов, чего совсем не ожидали.
– Блин, – сказал я искренне, – я не думал, что она еще и красивая! Там в полиции эта ваша солдафонша рявкала на всех. Позвольте, вот это кресло…
Он с поощряющей улыбкой смотрел, как я отодвинул для нее кресло. Ингрид прошла царственно, а когда я придвинул обратно, красиво и величественно села, руками сделав такой жест, словно приподнимает края широченного и длинного до пола платья, были такие в старину, а теперь остались только в виде свадебных и вроде бы церемониально бальных.
Я сел, Мещерский кивнул и сообщил:
– Ей надо было соблюдать роль.
– А сейчас, – поинтересовался я запоздало и с растущим подозрением, – у нее какая роль?
Он ответил подчеркнуто серьезно:
– Вы не поверите, но она получила задание уговорить вас посотрудничать с нами.
Я пробормотал:
– Она уговаривать умеет… Дубинкой по ребрам.
– Надеюсь, – сказал он мягко, – до этого не дойдет. Хотя…
– Хотя? – спросил я.
– Хотя ей обычно, – пояснил он, – полномочия предоставляются. Да, предоставляются. В смысле, широкие. Действовать по обстановке и на свое усмотрение.
– Ого, – сказал я, – как я понимаю, доверенный товарищ?
– Да, – подтвердил он. – Ее рекомендацию мы приняли очень серьезно. Насчет вас.
Я повернулся к Ингрид.
– И во что вы, капитан Волкова, восхотели втянуть серьезного ученого на этот раз?
– Возникла проблема, – ответила она.
– Какая?
– Серьезная.
– А в чем ее суть?
Она покачала головой.
– Информация пока что засекречена. Соглашайся.
– Ага, – сказал я саркастически, – щас. Не глядя. И не видя, в какое говно вступлю.
Глава 2
Она в затруднении оглянулась на Мещерского. Тот посмотрел строго, даже чуть откинулся на спинку кресла.
– Вижу, словарный запас научных терминов у наших докторов наук весьма широк.
– Наука, – напомнил я, – как сказал Ленин, должна быть близка к народу. А еще каждая кухарка должна уметь управлять государством. Эти кухарки еще не начали с контрразведки?
Он поинтересовался холодновато:
– Похоже, интересы страны вы не принимаете слишком близко к сердцу?
– Я человек науки, – ответил я скромно. – Наука космополитична. И хотя живу в России, но с патриотизмом не перебарщиваю.
Он произнес уже совсем холодно:
– А когда вы возвращали украденный грант, вы работали не на страну, а на свою науку?
– На общую науку, – уточнил я. – Своей ни у кого, к счастью, нет.
– Вы сработали с блеском, – заметил он.
Я ответил скромно:
– Каждый бы так поступил на моем месте.
Он вскинул брови.
– Простите…
– Каждый доктор наук, – уточнил я. – У нас в лаборатории даже кандидаты наук уже редкость. Здесь куда камень ни кинь – попадешь в доктора.
Он произнес тем же почти безразличным голосом:
– А-а, вот вы что имеете в виду.
– Именно, – ответил я. – Все-таки у нас тут постоянное кипение мысли. Тайны рождения новых аксонов разгадать не легче, чем кражу или убийство. Смею предположить, намного труднее. Было бы легко, у нас был бы золотой век… А вот бегать и стрелять, все верно, мы не мастера.
Он чуть наклонил голову.
– Бегать и стрелять… да это проще, не спорю. Выучиться проще. В общем, у нас возникла чрезвычайная ситуация, когда бегать и стрелять бесполезно, не поможет. Да и вредно для дела. Нужно побывать на месте, поговорить с умнейшим человеком и… не испортить. Наша сотрудница порекомендовала обратиться к вам.
– Не знал, – проронил я, – что она любит устраивать еще и пакости. Хотя и догадываюсь.
Он светски улыбнулся.
– Вы с нею так блестяще поработали в деле возвращения похищенных денег! Она просто настаивает, чтобы привлекли вас.
– А этот капитан, – спросил я, – сейчас уже капитан или… В смысле, сейчас уже у вас или все еще в милиции?
Он улыбнулся.
– Одно другому не мешает. Наши могут быть и в бандах, и в партиях оппозиции, и в самой полиции, дабы следить за чистотой рядов. Увы, коррупция проникает везде. Потому человек со стороны хорош еще и тем, что вне подозрений… хотя бы какое-то время.
Я кивнул в сторону аристократически внимающей Ингрид.
– А ваша аристократка с дубинкой знает, в чем соль проблемы?
Он покачал головой.
– Нет. Главный вы. Если решите посвятить ее в детали – ваше дело. Потому что тогда отвечать и за нее будете уже вы.
– Я человек науки, – напомнил я. – Это к тому, что условия эксперимента сперва детально прорабатываются в уме, потом на компьютерной модели, а уж затем переходим к реальным опытам. А сейчас вы хотите, чтобы я согласился участвовать в чем-то таком, о чем не имею представления!
Он вздохнул, лицо омрачилось, даже бросил взгляд в сторону Ингрид, но она сейчас в самом деле аристократический айсберг, сверкающий, чистый и холодно недвижимый.
– Мне кажется, – произнес он еще более надменно и даже напыщенно, – вы подойдете. Как в данном случае, так и для дальнейшей работы.
– Что-что? – переспросил я.
Он посмотрел на меня, на нее, кивнул с довольным видом.
– Вы не испытываете друг к другу даже симпатии, это замечательно. Значит, сможете на задании играть мужа и жену, проживших вместе хотя бы десяток лет.
Что за солдафонствующий аристократ, мелькнуло у меня с налетом отвращения, уже распланировал, как буду служить у него на побегушках, как же, у них дисциплина, ходят строем, отдают честь, зачем честь в спецслужбах, только помешает…
Ингрид перевела на меня взгляд, полный презрения.
– Десять лет назад он в школе писался в штанишки.
Я попытался вспомнить, где я был десять лет тому, но Мещерский прервал мои раздумья:
– Неважно, пусть пять. Но вы вот уже пресыщены друг другом, а вашу семью сохраняют привычные ценности: общие дети, имущество, друзья…
Она сказала недовольно:
– А поверят, что у меня вот от такого могут быть дети?
Мещерский ухмыльнулся.
– Дети бывают от кого угодно на стороне, но брак от этого рушится редко.
– У меня рухнет, – произнес я мрачно. – Уже рухнул. Так что давайте на этом завершим. Благодарю за интересную беседу. Мы не сошлись в гораздо более важном, чем вопрос о браке. Прошу простить, но мне нужно идти, у меня там семеро мышей сидят по лавкам не кормленные.
Я поднялся, отодвинул стул, Мещерский что-то заговорил быстро, но я пошел к двери, а там крайне вежливо открыл, вышел и закрыл, не опускаясь до вульгарного хлопанья дверью из-за напрасно потерянного времени.
Минут через пять дверь за спиной приоткрылась, мне даже не нужно смотреть в видеокамеры, чтобы узнать Ингрид, ее запах отличу не просто среди тысячи, а среди миллионов подобных.
Я не успел даже недовольно хрюкнуть, как она сказала быстро:
– Я пришла извиниться.
– Не пришла, – возразил я, – а прислали. Врать нехорошо.
Она сделала вид, что чуть смутилась, даже в голос подпустила чуточку растерянности:
– Да… но я и сама пришла бы. Я перегнула не случайно. Я видела, чем кончится, поспешила ускорить. Да и Мещерский… он понял, ты все равно откажешься, потому повел себя так, чтобы ты обиделся и ушел. Поверь, все у него просчитано.
– Да ну? – спросил я с сарказмом.
– Он лучший аналитик нашего Центра, – сказала она серьезно. – Думаю, если бы пошел в науку, тоже стал бы доктором или хотя бы кандидатом. И вовсе не за меткую стрельбу и прыжки по крышам. Потому в эту минуту он садится в автомобиль и уезжает, а я здесь продолжаю тебя уговаривать.
Я окинул ее внимательным взглядом.
– А ты вообще ничё так… Кто бы подумал, в платье… Как человек!.. Даже, прости за бранное слово, почти как женщина.
Она ответила скромно:
– Мне идет любое платье. Когда фигура в порядке, надевать можно все.
– А говорила, – напомнил я, – пара туфель, пара туфель!..
– Я не врала, – сказала она мирно. – Не люблю лишнюю одежду, обувь, мебель… Но все, что нужно, возьму в нашем хранилище. Или моментально привезут из любого люксового магазина… Но ты пойми, не только меня, но всякого в нашем управлении задевает, что ты так легко все решил… Зачем тогда все наши годы зверских тренировок, учений, марш-бросков, уроков рукопашного боя, стрельбы из любого положения?.. Обидно.
Я сказал кисло:
– Ладно, прощаю. А теперь топай, я на работе.
Она послушно сделала было шаг к двери, я молодец, голос у меня, видать, командный, командирский даже, как у Рокоссовского или Тухачевского, но там остановилась, медленно и несколько растерянно повернулась.
– Полковник хорошую работу предлагал, – сказала она негромко.
– Да ну?
– И очень нужную.
– Не спорю, – ответил я, – но для такой работы нужны люди с тремя классами образования. Как ты, например. Таких легче обучить прыгать с парашютом и убивать одним ударом. А я даже курицу убить не могу.
Ее лицо не дрогнуло, хотя наверняка обиделась, покачала головой.
– Но убитую другим человеком жаришь, режешь и жрешь так, что за ушами трещит!..
– Это другое дело, – отрезал я. – Такая курица для меня выросла на дереве. Уже без головы и ощипанная. Человек совсем не то, что он есть, это голая обезьяна по Дезмонду Моррисону, а то, чем он себя представляет.
Она ответила подчеркнуто мирно:
– Не буду говорить, что ты не прав, а то сразу поссоримся.
– А мы и не мирились, – напомнил я.
– Ладно, прости еще раз, – сказала она с раскаянием. – Я пришла совсем по другому поводу. Мы в курсе, чем вы занимаетесь. И что у вас, как всегда в ученом мире, недостает денег на опыты. Наше управление могло бы выделить вам грант.
Я фыркнул.
– От контрразведки? Не смешите. Со мной никто здороваться не будет. Я имею в виду, из приличных людей. Ты смотри, не проговорись, что я участвовал в поиске украденных денег. В нашем мире ценят серьезных ученых, нацеленных на раскрытие только тайн природы! Мое участие в ловле преступников пойдет, скорее, в минус.
– При чем здесь контрразведка, – сказала она недовольно. – Грант придет либо от Академии наук, либо от фонда развития технологий. Либо еще из сотни в списке. Только назови.
– Все у вас на крючке? – спросил я едко. – Куда мир катится…
– Миллион, – прервала она. – Пока еще в долларах. Но можно в евро, хотя это чуть меньше.
Я переспросил, не веря своим ушам:
– Сикоко-сикоко?
– Миллион, – повторила она. – Для начала сотрудничества. А там видно будет.
Я запнулся, рассматривая ее зло и придирчиво. Если бы позволила себе хоть крохотную усмешечку, даже тень торжества, тут же вытолкал бы за дверь и велел забыть дорогу, но она и плечи опустила, и даже горбится, играет, понимаю, вид держит виноватый, что должно снизить во мне градус отторжения. Пусть еще не склонить к обсуждению деталей сотрудничества, но хотя бы не прерывать контакт.
– Все понятно, – сказал я нетерпеливо. – И твоя игра, и расчеты аналитического отдела твоей конторы. Да, мы остро нуждаемся в деньгах. Те деньги, что выделил Мацанюк, тут же растащили по лабораториям. Давай сразу о главном: чего от нас хотят и на каких условиях дадут денег? Частями? В какие сроки?
Она покачала головой.
– Никаких частей, сразу один миллион в долларах. У нас, конечно, средств поменьше, чем у Мацанюка, но все же есть в наличии на разные экстренные случаи. Как только согласишься.
– Что, – спросил я с недоверием, – устного согласия достаточно?
Она кивнула.
– Контракты теперь не подписывают… в подобных случаях. Все остальные ваши сотрудники нам не нужны, работу предлагают только тебе. Даже не работу, а так… единственное задание. По контракту.
– Деньги после выполнения?
Она покачала головой.
– Нет. Как только сядешь в машину. Мы не сомневаемся, что ты человек чести. И потому сделаешь все, чтобы решение было верным.
– Человек чести, – пробормотал я. – В наше-то время… Да еще ученый! С ума сойти. То ли вы там слишком наивные, еще в девятнадцатом веке, то ли присчитываете меня на Алкома-девяносто.
– Алкомы у нас нет, – ответила она, – но есть прекрасные аналитики.
Я развел руками.
– В какое время живем!.. Наука, от которой зависит все-все, питается крохами, а олигархи покупают острова под виллы, яхты за полмиллиарда долларов и «Боинги», чтобы возить шлюх в свои дальние дворцы…
– Мы не олигархи, – проронила она, – у нас денег тоже меньше, чем нужно. Но поделимся…. Поехали?
– Ты с мигалкой?
Она улыбнулась.
– Увы, у меня теперь очень неприметный автомобиль.
– Но бронированный?
Она посмотрела с удивлением.
– А как иначе?
– Посиди здесь, – сказал я. – Поговорю с начальством, чтобы отпустил.
Она встрепенулась.
– Может быть, лучше звонок от нас?
– Ни в коем случае, – сказал я в ужасе. – Со мной здороваться не будут!.. Сам лучше совру что-нить хитрое.
– Тогда я вниз, – сообщила она. – Подожду в авто, а то тут так отвратительно пахнет мышиным пометом!
В коридоре пусто, я позаглядывал в кабинеты, сотрудники все до единого тише мышей, с которыми работаем, смотрят в пугливом ожидании, то ли уже знают, кто появился, то ли Ингрид в ее блистающем платье цвета свежей крови действует на мужчин и женщин, как взрыв термобарической бомбы.
Геращенко отыскался в последнем, всегда так, надо было начинать с конца, хотя он тогда точно оказался бы в начале, сейчас встрепенулся мне навстречу:
– Володя?
– Остап Шухевович, – сказал я невесело, – я вынужден отлучиться. У этих служб появились вопросы ко мне, так как я был дружен с Медведевым, а он не просто спер двенадцать миллионов, но и часто ездил в проклятую Госдепию на конференции.
Геращенко сказал пугливым шепотом:
– То-то я сразу заподозрил, что они не просто из полиции. Какой ужас!
– Вот-вот, – сказал я, – однако, чтобы все было без шума, они пообещали выделить нашей лаборатории грант в миллион долларов! Не от себя, а от фондов поощрения науки. Если не кинут, заживем. И еще пару мышей купим.
Он охнул, глаза округлились.
– Миллион?
В глазах я увидел быстро меняющиеся цифры, сколько пойдет на оборудование, сколько можно бросить на закупку новых сотрудников.
– Да, – ответил я. – Пообещали. Так что отбываю. Надеюсь, ненадолго. Помните, пару мышей для меня!
– Сделаем, Володя…
– С клетками.
Он охнул.
– Еще и с клетками? Поместишь к своим старым.
– Ну ладно, – согласился я.
Он сказал пугливо:
– Только ты там… все отрицай. Вы же с Медведевым вместе всего пару раз бывали в Калифорнийском, а еще в Центре Курцвейла…
– Мне пообещали, – заверил я, – что бить не будут. У них теперь какие-то особенные пытки, следов не остаются, правозащитники пусть умоются.
Он охнул, а я пожал ему руку и поспешил к лифту.
Ингрид просигналила, иначе бы не увидел ее автомобиль с крыльца. Легонький такой с виду, чисто дамский, вертлявый и донельзя изящный, но я, спускаясь по ступенькам, посмотрел своим внутренним взором, через долю секунды уже знал, что за каждым из колес следит свой компьютер, бортовая система заточена на выявление дальних угроз на земле и воздухе, а при необходимости с двух сторон поднимутся турели и собьют неопознанные вертолеты в тот момент, как только те начнут ловить машину в прицел.
Она распахнула для меня дверцу справа, я сел с самым довольным видом, похлопал по борту.
– Толстые.
Она ответила невинно:
– Там аккумуляторы Макса. Бензин теперь не нужен, к тому же в бортах добавочная защита от столкновений.
– Да, – согласился я, – а вот тут можно прятать добавочный пистолет. Даже автомат.
Ее лицо чуточку напряглось, но тут же улыбнулась.
– Фильмов насмотрелся?
– В фильмах таких авто еще нет, – ответил я. – Но в реале я бы расположил. Аккумуляторы все уменьшаются в размерах, а место надо бы занять чем-то полезным для дома, для семьи.
Она засмеялась.
– Пистолет, автомат… это для дома, для семьи? Быстро начинаешь смотреть глазами оперативников.