Выражаю глубокую благодарность своему земляку, писателю-юмористу из Одессы Г. Голубенко за возможность использовать некоторые характерные одесские акценты из его книги «Рыжий город».
© Никитчук И. И., 2016
© Василина Подшеваленко, рисунки, 2016
© ООО «ТД Алгоритм», 2016
* * *
Посвящается моему отцу Никитчуку Игнату Ивановичу и моей маме Никитчук (Несвит) Агриппине Евтуховне
От автора
Уважаемый читатель!
Книга, которая оказалась у тебя в руках, – это автобиографическая повесть о детских и юношеских годах одного из миллионов представителей так называемого поколения «дети войны».
Сложная судьба у этого поколения. Война, разруха, голодно… Детства как такового почти не было. Нет, оно было – сложное и тяжелое, временами трагичное.
Дети этого поколения рано познали, что такое труд, порой не по-детски тяжелый. Они понимали необходимость оказания помощи старшим, которым было тоже нелегко.
Но детство есть детство… Когда хочется побегать, поиграть со сверстниками… Было и это. Все было! Обо всем этом ты узнаешь, дорогой читатель, прочитав книгу.
Желаю приятного чтения!
Иван Никитчук,депутат Государственной Думы Российской Федерации, доктор технических наук
Ваня проснулся. В хате было темно, только слышалось посапывание старшего брата Клима, спавшего на печи. Мальчик, чтобы никого не разбудить, тихо сполз с лежанки, надел новую рубашку и штанцы, которые приготовила ему еще неделю назад мама. На цыпочках Ваня подошел к столу, на котором лежала торбочка с книгами и тетрадями. Вчера он их аккуратно туда сложил вместе с чернильницей, ручкой и карандашами. Открыв бесшумно дверь, он оказался на улице. В темноте только в нескольких окнах домов слабо мерцали огоньки. Было тихо, где-то за околицей послышался лай собаки. В соседнем дворе громко прокукарекал петух, почувствовав скорое наступление нового дня. Воздух был свежим, пахнувшим скошенной травой. Ваня зябко поежился и направился по тропинке вниз к ручью. Перейдя по кладке ручей, он уверенно зашагал, порой цепляясь за ивняк, в сторону главной улицы села.
– Ваня, – неожиданно окликнул его родной дядя Артем Несвит, брат мамы, мимо хаты, которого он как раз проходил, – ты куда в такую рань?
– Как, разве вы не знаете, что сегодня все дети идут в школу? Вот и я иду в первый класс! У меня, дядя Артем, вот здесь, в торбочке, есть и букварь, и тетрадки, и цветные карандаши! Мне мама сшила новую рубашку и штанцы…
– Молодец! Но почему так рано ты поднялся? Еще все дети спят!
– А мне наш сосед Мыколка сказал, он уже в четвертый класс пойдет, что кто раньше придет, тот сможет занять лучшее место в классе. А я хочу сидеть на первой парте.
– Ну-ну, шагай! Не заблудись!
– Нет, я дорогу хорошо знаю!
Ваня прошел узким переулком на главную улицу села. Школа была рядом с сельским клубом и церковью, которая мрачно высвечивалась на фоне чуть розовеющего неба.
Ваня повернул налево к школе, длинному одноэтажному зданию, вернее хате, смотрящей на сельскую дорогу темными окнами. Присев на завалинку, он стал ждать начала первого дня учебного года.
Становилось светлее. Небо над лесом порозовело. Наконец, из-за леса, начинавшегося прямо сразу за селом, показался краешек солнца. Село просыпалось. На улице появились люди. Пастух сельского стада начал принимать скот. Ваня увидел, что и его старший брат Клим пригнал корову Майку, семейную любимицу, в общее стадо.
– Ваня, – сказал Клим, – ты чего корову не отогнал в стадо? Из-за тебя я могу опоздать на работу.
– Ничего, один раз можно. Сегодня я займу лучшее место в классе, а завтра сам буду отгонять Майку в стадо.
– Ну-ну! Думаешь, ты один такой умный?
Первой возле школы появилась тетя Настя, которая работала здесь уборщицей. Она удивленно взглянула на Ваню и, ничего не сказав, начала подметать двор школы.
Пришел директор школы Иван Иванович в новом костюме и с большим портфелем. Заметив Ваню, он, обращаясь к уборщице, сказал:
– Настя, я-то думал, что первым буду в школе. Но вижу, опоздал.
– Да этот ученик здесь, наверное, ночевал. Он и меня опередил, – ответила Настя.
– Ты чей будешь? – спросил директор.
– Ничей, – ответил Ваня.
– Как ничей? – удивился директор. – Фамилия у тебя есть, и имя, наверное, тоже есть?
– Есть. Ваня Несвит, – ответил Ваня.
– А, это того Несвит, что за ручьем хата?
– Да.
– Что же это ты так рано пришел в школу? Мать, наверное, уже с ног сбилась, ищет тебя.
– Нет, я еще вчера ей сказал, что рано пойду в школу, чтобы занять лучшее место в классе.
– А какое это такое лучшее место? – поинтересовался Иван Иванович.
– На первой парте, чтобы лучше было видно и слышно.
– Да, ты, я вижу, парень не промах. Место на первой парте я тебе не обещаю, это твоя учительница решит, а вот поручение у меня будет к тебе. Поскольку ты первым явился в школу, тебя я попрошу после линейки дать первый звонок на первый урок. Договорились?
– Договорились, – ответил Ваня, не совсем понимая, как он будет давать тот звонок.
Директор вошел в школу, а Ваня, сидя на завалинке, смотрел, как начали приходить учителя в нарядной одежде, с праздничными улыбчивыми лицами.
Наконец, начали подходить и школьники. У некоторых из них в руках были цветы. Кое-кто пришел даже с родителями. Ваня это не одобрял. Он считал, что школьнику не пристало, чтобы его, как маленького, водили за ручку.
Когда двор заполнился детьми, на крыльцо школы вышел директор и учителя. Детей построили по классам. Первоклассников выстроили отдельной группой. Их было человек двадцать, все в чистой одежде, причесанные и умытые. Они стояли кучкой, кажется, в ожидании чуда.
Иван Иванович, немного волнуясь, открыл линейку:
– Дорогие ребята и родители! – начал он громким голосом. – Все мы, учителя, поздравляем вас с новым учебным годом! Особенные наши поздравления тем, кто впервые переступает порог школы, – первоклассникам. Им будет труднее всех привыкать к новому образу поведения, к новым требованиям. Но мы все вместе обязательно все преодолеем, научившись читать и писать, став грамотными людьми. Но и ребятам постарше тоже надо настраиваться на серьезную учебу. Одним словом, впереди у каждого из вас, ребята, у каждого учителя напряженная, но интересная и учеба, и работа. В добрый путь! Я предоставляю право произвести первый звонок ученику первого класса Ване Несвит. Ваня, возьми звонок и позвони нам на первый урок.
Тетя Настя дала Ване звонок, взяла его за руку и вывела вперед перед всеми школьниками.
– Подними звонок и звони, Ваня!
Ваня поднял звонок над головой и затряс им. Звонок радостно зазвонил, сливаясь с колокольным звоном церковных колоколов, которые тоже загудели в это время. Школьники дружной гурьбой отправились по классам. И только сейчас директор заметил, что Ваня босой, но было уже поздно.
Ваня вошел в свой класс почти последним. Многие ребята уже даже сидели за партами. Первые парты, конечно, были заняты. Ване досталось место за партой в предпоследнем ряду. Возле школьной доски стояла учительница, молодая женщина в темном костюме и красивых туфлях. Ваня сидел за партой, смотрел на учительницу, и слезы начали наворачиваться у него на глазах. Ему стало очень обидно, что он оказался так далеко от первых рядов парт.
Когда дети расселись, учительница подошла к столу и сказала:
– Здравствуйте, дети! Я ваша учительница. Зовут меня Зося Мироновна. Мы с вами вместе будем учиться четыре года. Мы научимся читать, писать, рисовать, считать и многому другому интересному и полезному. У каждого из вас должны быть буквари, тетради, ручки. У всех есть?
Дети в разнобой ответили на вопрос учителя и зашуршали учебниками. Ваня тоже решил поделиться с учительницей, сказав сквозь слезы:
– У меня есть цветные карандаши…
– Очень хорошо, мальчик. А почему ты плачешь? Тебя как зовут?
– Ваня… Я первым пришел в школу, чтобы сесть на первую парту, но директор заставил меня звонить в звонок, и я опоздал…
И слезы еще гуще полились из его глаз.
– Ну, это дело поправимо, – сказала учительница. – Сейчас мы попросим вот этого мальчика с первой парты поменяться с тобой местами.
Учительница подошла к первой парте, за которой сидел Сидор Кныш, толстый мальчик в красивой курточке. Ване был он знаком. Дом его родителей находился рядом с хатой Ваниного дяди Романа, на другом конце села. Ребята дразнили Сидора кабанчиком.
– Мальчик, – сказала учительница, – как тебя зовут?
– Сидор.
– Сидор, пожалуйста, уступи место Ване.
Сидор неохотно собрал свой портфель и пошел к парте, где сидел Ваня.
– У, краснопузый, – прошипел он, подойдя к Ване, – погоди у меня.
Ваня схватил свою торбочку и, не веря своему счастью, быстро занял место на первой парте рядом с Васей Квачем, хата родителей которого была недалеко от хаты Вани. Лицо его сияло.
– Ваня, – сказала учительница, – а почему ты в школу пришел босой, у тебя нет обуви?
Ваня опустил голову.
– Нет, – сказал он тихо. – Есть лапти, но в темноте их трудно надевать.
Некоторые дети засмеялись.
– Ничего смешного, – сказала учительница.
– Батько сказал, что с получки купит мне ботинки со шнурками, – продолжил Ваня.
– Вот и хорошо, – сказала учительница, – теперь давайте знакомиться с вами, ребята.
Учительница открыла классный журнал и начала называть фамилии учеников…
В обед Ваня вернулся из школы. Дома никого не было. Мама что-то готовила у печи. Увидя Ваню, она распрямилась:
– Ну что, жаворонок, не опоздал в школу? – с улыбкой спросила она.
– Нет, не опоздал, – ответил Ваня. – Я теперь сижу на первой парте. Место, было, занял Сидор Кныш, но Зося Мироновна, это наша учительница, пересадила меня на его место, – похвастался Ваня. – Мамо, учительница сказала, что босым не принято ходить в школу. Батько купит мне ботинки?
– Ой, сынок, столько купить всего надо. Муки даже нет, чтобы хлеб спечь. Одной картошкой да молоком питаемся. Может, батьку на заводе премию дадут, тогда, конечно, купим. А пока придется в лаптях походить.
Ваня вздохнул, сел за стол. Мать поставила перед ним чугунок с картошкой, который только что был в печи, и налила в кружку молока.
– Ешь, Ваня. Скоро батько с Климом приедут с работы, может быть, привезут тебе ботинки.
Батько с братом приехали на велосипедах к концу дня уставшими. Двенадцать километров на работу и обратно дали о себе знать. Батько и Клим работали на скипидарном заводе в городе Сарны. Батько был бондарем, а брат ему помогал. Сегодня было первое сентября, и на заводе должны были выдать зарплату. Так оно и случилось. Поэтому батько и Клим, получив деньги, заехали в магазин, купили два кирпичика черного хлеба, бутылку водки и Ване ботинки.
Батько соскочил с велосипеда, отдал матери хлеб и спросил:
– А где ученик?
– Здесь где-то, – сказала мать, – ботинки ждет. Ты купил, Игнат?
– Купил. Вот коробка.
Ваня стоял в хате и прислушивался с вниманием к этому разговору. Услышав про ботинки, он выскочил на улицу.
– Ура! – закричал он, бросаясь к батьку.
– А ну, Ваня, примерь, – сказал батько.
Ваня схватил коробку обеими руками, быстро ее раскрыл и вытащил из нее пару новеньких блестящих ботинок. Глаза его загорелись радостным огнем. Тут же он сел на траву, намереваясь примерить обновку.
– Стоп, – сказал мама, – сначала ноги помыть надо, а потом будешь мерить.
Хочешь не хочешь, а пришлось ноги помыть. Ботинки оказались как раз в пору. Высокие, со шнурками, блестящие – они показались Ване даже красивее, чем туфли учительницы. Ваня гордо расхаживал в обновке по двору.
На лужайке возле хаты начали собираться девчата и ребята на субботние посиделки. Пришла с работы и старшая сестра Люба вместе с двоюродной сестрой Олей, дочкой дядька Романа, брата отца. Пришел Петя Миколайчук со своей гармонией. Ваня очень любил слушать, как он играет на гармошке. А играл он действительно чудесно. У Вани даже волосы шевелились на голове и слезы выступали на глазах, когда он слушал залихвастые переливы, извлекаемые Петром из своей гармошки. Ваня хотел обязательно научиться тоже так играть на гармошке и еще на скрипке. В их хате под потолком висела скрипка, почему-то черного цвета. На ней играл его дед Иван, отец батька. Дед давно умер, Ваня его не видел и не слышал, как он играл на скрипке, но в селе многие высоко отзывались о мастерстве деда Ивана, ни одна свадьба в родном селе Трискино, да и в соседних селах, не обходились без его скрипки.
Все заметили у Вани новые ботинки, и каждый выразил свое восхищение. Ваня был на седьмом небе.
Заиграла гармошка, девчата запели, ребята им подпевали:
Ой, у вышнэвому садочку там соловэйко щэбэтав…
Вечерело. Солнце садились за белые холмы, маячившие далеко за рекой Горынь. Небо и несколько туч на западе неба окрасились в красно-малиновый цвет уходящего дня. Свежий ветерок шевелил листья ольхи, растущей на берегу ручья рядом с хатой, как бы грустя об уходящем дне и уходящем лете.
Гармошка заиграла веселую польку. И в это время на окраине села, близкой к лесу, прозвучали автоматные очереди, потом несколько одиночных выстрелов. Музыка замолчала. Все стали прислушиваться и гадать, что бы это значило.
– Игнат, – сказала мама, – кажется, стреляют в стороне хаты Романа. Не случилось ли чего?
– Не должно. Он ведь не ночует дома.
– Сегодня свадьба у Пелипчуков, они с Галей собирались пойти туда. А что, если он там выпил, а Галя притащила его домой? Ой, чует мое сердце недоброе.
Только мама это успела проговорить, как во двор вбежал Володя, сын дядька Романа, парень лет шестнадцати. Весь в слезах, с перекошенным лицом и перепуганными глазами.
– Дядьку Игнат, батька и маму бандеровцы застрелили…
– Спокойно, Володя, – сказал батько, взяв его за плечи. – Рассказывай, что случилось.
– Мы пошли на свадьбу Пелипчуков, нашего кума, – сквозь слезы стал рассказывать Володя. – Батько там, конечно, выпил. Мама уговорила батька пойти домой проспаться. Я пошел с ними. Они легли отдыхать в сенцах, а я лег на печи в хате. Не прошло и часа, как через окошко в сенцах с автомата расстреляли сонных батька и маму. Я очень испугался, спрятался на печи, набросав на себя всякое тряпье. После этого бандеровцы выбили дверь и вошли в хату. Забрали одежду батька военную, его награды и оружие. Выходя, они еще два раза выстрелили в маму, добив ее. Батько и мама лежат в крови. Я боюсь туда возвращаться.
– Эх, Роман, Роман! – проговорил отец. – На фронте выжил, так дома убили. Предупреждал я тебя быть осторожным. И зачем тебе было взваливать на себя эту должность председателя сельского совета? Не помогли тебе ни карабин, ни гранаты…
– Игнат, – перепуганным и дрожащим голосом отозвалась мама, – что делать будем?
– А что делать, Гриппо? Надо идти, не могут же они лежать в крови. Где Клим? Пойдем с ним вдвоем, приведем их в божеский вид, завтра надо хоронить.
– Ой, боюсь я, Игнат, они и вас могут сейчас убить. В засаде, наверное, сидят и следят за хатой.
– Будь что будет, ведь это брат родной. Надо идти… Клим, пойдешь со мной?
– Пойду, батьку, – отозвался Клим не совсем уверенным голосом.
– Подождите, – сказала мама, – я сейчас что-нибудь из одежды подберу. Вряд ли вы там найдете что-то подходящее. Галя такая хозяйка…
– Давай, Гриппо, только побыстрее, уже совсем темно, – попросил батько.
– Володя, – обратился батько к стоящему в оцепенении племяннику, – сынок, сбегай к Кухарчику, плотнику, ты его знаешь, попроси его сделать два гроба к завтрашнему дню, скажи, что я ему заплачу.
Володя, вздрогнул от этих слов и ничего не ответив, направился в сторону усадьбы Кузьмы Кухарчика.
Через несколько минут мать дала батьку узел с одеждой, и они с Климом, сев на велосипеды, уехали на другой конец села к хате дядька Романа.
Подъехав к хате, они сошли с велосипедов, прошли через калитку и очутились на подворье. Было тихо, в сгустившихся сумерках слышался где-то лай собаки. Рядом в безмолвии темнел лес. Хата Романа стояла с раскрытой входной дверью, как большая голова с открытым в немом возгласе ртом. Батько перекрестился и направился к открытой двери.
Они вошли в сенцы, ничего не различия в темноте.
– Клим, – сказал батько, – пройди в комнату, найди лампу, зажгли ее и приходи с ней сюда.
Когда Клим вошел с зажженной лампой в сенцы, перед ними открылось ужасное зрелище. Роман лежал на спине с прострелянной грудью. Лицо его было спокойным, казалось, что он просто спит. Нижнее белье на нем, пропитанное кровью, резко контрастировало с бледным лицом.
Галя, еще молодая и красивая женщина, лежала на боку. У нее была рана на животе и простреляна голова. Лужа крови вытекла из-под кровати.
– Клим, – сказал батько, – их надо перенести в комнату. Там мы с них смоем кровь и сменим одежду. Не бойся, сынок, мертвые ничего плохого живым не могут сделать.
Через часа два неприятные хлопоты были закончены. Роман и Галя в чистой одежде лежали рядом на кровати в углу комнаты.
– Кажется, все, – сказал батько, – жаль, что не захватили с собой бутылку водки. Какая глупая смерть! Тридцать пять лет всего. Ему бы жить да жить… Давай закроем хату да поедем домой.
Приехав домой, они застали всех домашних за столом, на котором стоял горшок с картошкой, глечик с молоком, нарезанный хлеб и неначатая бутылка водки. Были здесь и дети Романа – Володя и Оля, девочка лет четырнадцати.
– Ну, как там, Игнат? – спросила мама.
– Убиты, – ответил батько. – Все унесли бандиты. Мы с Климом подготовили Романа и Галю к завтрашним похоронам.
– Володя, ты был у Кухарчика? Сделает он к завтрашнему дню два гроба? – спросил батько.
Володя снова вздрогнул и, кивнув головой, ничего не сказал.
– Ну, ладно, – промолвил батько, – давай, Гриппо, помянем брата и Галю. Открывай бутылку, давай стаканы, я сегодня считай целый день голодный.
Мать усадили всех за стол, положила каждому в тарелку по две картофелины, налила детям молока. Батьку и себе налила по полстакана водки.
– Кушайте, дети, – сказала мать, – тяжелое нынче время, но и его надо пережить. Володя и Оля, кушайте, теперь мы одна семья. Жить будете у нас. Где четверо детей, там и шестеро поместятся.
Володя и Оля посмотрели на маму грустными глазами, и губы их задрожали.
– Ну-ну, – сказала мама, – только не плакать, все будет хорошо, кушайте.
Дети принялись за еду, а мама с батьком молча подняли стаканы с водкой и молча выпили.
После ужина батько, осмотрев детей, промолвил тихим голосом к Климу:
– Сынок, съезди к дядьку Сидору, пусть он завтра придет, поможет хоронить Романа. Он ведь тоже брат ему.
Клим, надев пиджак, сел на велосипед и уехал на другой конец села, где жил еще один из трех братьев, дядько Сидор.
– Как бы дать знать в район, в Сарны, – промолвил батько, – все же председателя сельсовета убили, представителя власти. Ума не приложу.
– Ночь на дворе, какой район? – сказала мама. – Да и расстояние не маленькое, двенадцать километров. И чем поможет район, воскресит мертвых?
– Не воскресит, конечно, но похороны пройдут спокойнее, – сказал батько, – бандиты не посмеют сунуться.
– Дядьку Игнат, – дрожащим голосом отозвался Володя. – Дайте мне велосипед, я поеду в Сарны.
– Володя, темно, лесом надо ехать. Заблудишься или на бандитов наткнешься, – проговорил батько.
– Не наткнусь, я знаю тропку в лесу, проскочу.
– Хорошо, – подумав, сказал батько, – бери велосипед и езжай в райсовет. Знаешь, где он находится? На улице Ленина.
– Знаю, – ответил Володя, – не беспокойтесь, найду.
Володя вышел во двор, сел на велосипед и исчез в темноте.
В хате стало тихо. Батько сидел за столом, подперев голову рукой. Мать убирала посуду со стола. Вернулся Клим.
– Ну, как там Сидор? – спросил батько, – знает, что брата убили?
– Знает, – ответил Клим, – ругается. Говорит, что он предупреждал дядька Романа, чем кончится его председательствование. Завтра на похороны он не придет.
– Говнюк, – сказал батько, – говнюком и остался.
– Пора ложиться спать, – промолвил батько, – завтра тяжелый день. Дети, всем спать.
Все разместились на кровати и печи. Ваня лег на свою лежанку и скоро уснул каким-то тревожным сном.
И снится ему сон. Как будто сидит он на ступеньке крыльца хаты. По тропинке идет дядько Роман с карабином на плече, с пистолетом в кобуре, висящей на поясе, и гранатами на том же поясе. Идет и улыбается.
– Здравствуй, Ваня, – приблизившись, сказал дядько Роман. – О чем задумался, казак? Кто дома есть?
– Доброе утро, дядьку Роман, – ответил Ваня. – Все пока что дома, здесь и ваша тетя Галя. Она вас ищет.
– А чего это я ей понадобился? – удивился дядько Роман. – Она ведь знает, что я ездил с солдатами бандеровский схрон с картошкой изымать. Ох, и картошки они на зиму запасли. Две машины загрузили. Пусть теперь зимой лапу сосут.
На крыльцо вышла тетя Галя. Увидев мужа, она, взяв руки в бока, сразу перешла в наступление:
– Явился! О детях не думаешь! Мало того, что сам по болотам прячешься, так ты еще и нас всех под бандитский топор подставляешь! А знаешь ли ты, власть, что два дня назад всю семью Татарчуков бандеровцы вырубили топорами, даже младенца в люльке, только за то, что они продали солдатам картошку. А ты схрон разорил! Да за это они всех нас уничтожат. И не только нас, но и семью брата твоего, Игната…
– Не кудахтай, курица, – ответил сердито дядько Роман. – Скоро им всем конец будет…
– Пока их всех выловят, они еще много горя принесут. Смотри, поймают тебя…
– Для них у меня есть противоядие – пули и гранаты. Я им живым не дамся, и они это хорошо знают. А на твои глупые слова на тебе дулю.
И дядько Роман, скрутив фигу, выставил ее в сторону жены. Тетя Галя двинулась в его сторону. Дядько Роман поспешно вышел со двора и стал за плетнем, поставив на него руку с фигой. Тетя Галя не стала выходить со двора, она скрутила две фиги в ответ и поставила свои руки тоже на плетень. Так и стояли они какое-то время друг против друга. Первым не выдержал дядько Роман.
– Галочка, и чего это ты сегодня такая сердитая? Дай мне лучше воды попить, в горле все пересохло, – примирительно обратился он к жене.
– Что, пьянствовали, обмывали проведенную операцию? Ох, Роман, Роман! На фронте не навоевался…
– Галочка, ну что ты снова запричитала. Что же мне, смотреть, как эта погань людей уничтожает, детей топорами рубит? Не могу я на это смотреть. Погань бандеровская должна исчезнуть с нашей земли.
– Дай-то бог! Только боюсь я за нас и детей наших. Страшно, Роман, каждую ночь дрожу от страха.
– Не бойся, я всегда нахожусь рядом с хатой, ожидая непрошеных гостей.
Тетя Галя пошла в хату за водой. Воспользовавшись ее отсутствием, Ваня подошел к дядьку Роману.
– Дядьку Роман, возьмите меня с собой с бандеровцами воевать.
– Да рано тебе еще, Ваня, с врагами биться. Ты же и карабин не сможешь поднять.
– Смогу, – обиделся Ваня, – дайте мне его, сами увидите.
Дядько Роман снял с плеча карабин и одел его на плечо Вани. Ваня немного согнулся под его тяжестью, но вида не подал, что ему тяжело.
– Ну, а теперь шагай! – скомандовал дядько Роман.
Ваня попытался идти, но волочащийся по земле приклад карабина не дал ему это сделать.
– Вот видишь, – сказал Ване дядько Роман, – подрасти тебе еще надо, Ваня.
В этот момент из хаты вышла тетя Галя. Давая кружку с водой, она не удержалась сказать:
– Совсем ты с ума выжил, Роман. Ну, что нацепил на ребенка?
– Ничего, пусть привыкает. Он будущий солдат.
Ваня попытался снять с плеча карабин, но он выскользнул из рук и упал на землю. Ваня зажмурился, боясь, что карабин сам выстрелит от удара об землю, и проснулся.
«Что это было? Сон? – подумал Ваня. – Но ведь совсем недавно дядько Роман действительно давал ему поносить карабин. И ругались они с тетей Галей на нашем дворе… Нет, это сон… Ведь дядька Романа и тетю Галю убили…»
Ваня зажмурил глаза, пытаясь уснуть, отгоняя от себя это страшное известие…
Утром из города вернулся Володя вместе с районным начальством и двумя военными грузовиками с солдатами. Они подъехали к хате родителей Вани. У некоторых солдат, кроме оружия, были еще и духовые инструменты. Из кабины одной из машин вышел офицер и скомандовал солдатам покинуть кузов машин. Солдаты спрыгнули на землю и стали разминать затекшие ноги, закурили.
Было раннее утро, но Ваня уже проснулся и вышел во двор. Он с любопытством рассматривал машины и солдат, одетых в военную форму, на голове у них были пилотки с красными звездами. С кабины другой машины вышел человек в гражданской одежде.
– Мальчик, – обратился он к Ване, – папа дома?
– Нет его, – ответил Ваня.
– А мамка?
– В хате.
– Скажи ей, пусть выйдет.
Ваня забежал в хату и сказал маме, что дядя из машины просит ее выйти во двор. Мать поставила ухват в угол около печи и вышла на крыльцо.
– Здравствуйте, – сказала она, – обращаясь к человеку в гражданском.
– Хозяйка, – сказал он, – я заместитель председателя районного совета Николай Иванович Приходько. Где ваш хозяин?
– Муж с сыном пошли к плотнику забрать гробы, – ответила мама. – Да вот они везут их на велосипедах.
Батько и Клим подошли к хате, приставив велосипеды с гробами к плетню.
– Здравствуйте, – поздоровался батько.
– Здравствуйте, – ответил Приходько. – Примите наши соболезнования.
– Спасибо, – сказал батько. – Хорошо, что приехали. Никто помочь не хочет, все боятся. И когда только все это закончится? На фронте и то не было так страшно, как теперь дома. Не столько за себя, сколько за детей. Ведь никого не щадят бандиты.
– Закончится, – сказал Приходько, – недолго осталось. Командуйте, что надо делать.
– Давайте отвезем гробы к хате Романа. Надо несколько человек, чтобы помочь уложить в гробы Романа и Галю. Пошлите на кладбище человек пять-шесть, пусть выкопают одну общую на двоих могилу.
Офицер отправил шесть человек на кладбище. Одна машина с солдатами уехала тоже на кладбище, другая, в которую сели батько и Клим, уехала к хате дядька Романа. Ваня тоже хотел залезть в кузов к солдатам, но батько не дал ему этого сделать, попросив помогать дома маме. С неохотой, но пришлось ему с этим согласиться, хотя так хотелось прокатиться по селу в машине. Пусть позавидовали бы ему эти кныши!
– Володя, сынок, – позвала мама, – сходи к тете Марье, забери домой Анечку. Она уже там второй день. Люба и Оля будут мне помогать приготовить что-то для поминок.
Тетя Марья – это старшая сестра батька. Она жила в хате недалеко от хаты дядька Романа вместе со своей дочерью Секлетой. Анечка была младшей сестрой Вани, девочка пяти лет, кудрявая блондинка, общая любимица. Тетя Марья тоже ее любила и часто забирала к себе, помогая маме справиться с заботами большой семьи.
К обеду все было готово для похорон. Гробы с телами Романа и Гали привезли на сельское кладбище. Их поставили на краю вырытой могилы. С одной стороны могилы выстроились солдаты с музыкальными инструментам, а с другой – солдаты с винтовками. Отдельной кучкой стояли батько, тетя Марья, Клим и Володя.
Вперед выступил зампред районного совета. Он снял картуз и тихим голосом произнес:
– Друзья, родные Романа Ивановича. Сегодня мы прощаемся с этим мужественным человеком, настоящим коммунистом, защитником советской власти. Он был храбрым солдатом и умер как герой. Не уберегли мы его, но память о нем мы сохраним на многие годы. Убийцы нашего товарища и его супруги обязательно понесут заслуженную кару. Пусть земля тебе будет пухом, Роман Иванович.
Офицер дал знак солдатам, и четверо солдат с помощью веревок поочередно опустили гробы в могилу. Зампред и батько бросили в могилу по горсти земли. Те же солдаты лопатами стали засыпать могилу землей. Оркестр заиграл гимн Советского Союза. Когда солдаты справились с могилой, солдаты подняли винтовки и по команде офицера трижды выстрелили в воздух. Выстрелы эхом пронеслись над селом, подяв с деревьев стаю ворон.
На этом церемония похорон была завершена. Батько подошел к зампреду и пригласил его на поминки.
– Спасибо, Игнат Иванович, – сказал зампред, – надо возвращаться в район. Время горячее. Бандиты, чувствуя близкий конец, свирепствуют. Вчера в лесу надругались и повесили молодую девушку, фининспектора. Возвращалась из Сарн домой. Единственная дочь у матери. Надо в Ровно, в область доложить.
– Кругом беда. Спасибо, что приехали. Без вас мне было бы гораздо труднее справиться с этим горем, – сказал батько. – Ведь что творят, сволочи!
– Не надо благодарить, – ответил зампред, – это наша обязанность. Вы зайдите на неделе в райсовет, надо будет поговорить о детях Романа.
– Дети останутся жить вместе с нами, в моей семье, – сказал батько, – мы их никуда не отдадим.
– Хорошо, но надо решить вопрос и о материальной поддержке.
– Этот вопрос важен. Сами знаете, жить трудно, у меня самого четверо детей. Поддержка, конечно, не помешает. Обязательно зайду. Спасибо.
– А как вы смотрите, если мы вам предложим занять место брата? – задал вопрос зампред.
– Да какой из меня председатель сельсовета, – ответил батько, – я и расписаться толком не могу, читаю с трудом. Нет, спасибо. Теперь я многодетный отец, надо об их судьбе побеспокоиться, о детях.
– Я понимаю, – сказал зампред, – но вы все же подумайте.
– Нет, – сказал батько, – тут и думать нечего.
На этом они попрощались, и машины с солдатами и зампредом уехали в Сарны.
Но беда на этом не закончилась. Пока батько был на кладбище, в хату пришла тетя Настя, сестра мамы, которая жила на другом берегу Горыни, напротив нашего села Трискино. Она пришла вся в слезах с почерневшим от горя лицом.
– Ой, Гриппочко, – заголосила она, едва переступив порог хаты, – горе-то какое!..
– Что случилось, Настя? – с тревогой в голосе спросила мама.
– Ой, – еще громче заголосила тетя Настя, – нет больше моей Верочки. Убили бандеровцы, повесили в лесу. У меня же никого, кроме нее, нет. Сегодня утром привезли ее домой. Надругались над ней. Надо хоронить, но даже могилу некому выкопать. Все боятся, всех запугали нелюди. Гриппочко, может быть, Игнат и Клим помогут могилу выкопать?
– Настя, сестричка, так они сейчас тоже на кладбище, – тихим, дрожащим голосом ответила мама, и слезы выступили у нее на глазах. – Какое горе, бедная Верочка, такая красавица росла.
– А что у вас случилось, почему они на кладбище? – удивленно, сквозь слезы, спросила Настя.
– До вас, наверное, еще не дошел слух. Убили бандеровцы вчера наших Романа и Галю. Сегодня хоронят. С Сарн приехало начальство с солдатами. Сейчас все на кладбище.
– Ах ты, боже мой, – снова запричитала тетя Настя. – Ну, почему это горе на нас свалилось? Чем мы провинилися перед богом?
– Ой, сестричка, горе-то какое! Подожди, сейчас наши придут с кладбища, будем советоваться, что делать, как тебе помочь.
Вскоре на пороге показался батько, Клим, Володя. Увидев Настю, батько удивленно сказал: