Маддалена

«Умрут все, кто коснулся ее плоти».

«Медея», Еврипид.

Действующие лица

ШЕРИФ ДЖОН БЕЛЛЕЦЦИ

МАДДАЛЕНА

ЯСОН КОРНИШ

СИРИЛ ПЕЛЛИ/ГАРРИ МАКБЕТ

ВИОЛЕТ ПЕЛЛИ/ГЛИНИС МАКБЕТ КУИЛЛЕР

ДЕЙРА ПЕЛЛИ КОРНИШ/ВЕДЬМА

МЕЙ ПЕЛЛИ/АРИЭЛЛА КОРНИШ

КОН КУИЛЛЕР/ЭНДРЮ МИД КОРНИШ^[1]

Декорация

Армитейдж, маленький город в восточной части Огайо, 1938 г., более ранние годы, начиная с 1920 г., и в Италии, еще раньше. Одна декорация представляет собой все периоды и места действия. На сцене слева, лицом к авансцене, стол ШЕРИФА ДЖОНА в его кабинете, позади стола стул. Деревянный стул у стола повернут к центру сцены, на нем в начале пьесы сидит МАДДАЛЕНА. Слева на авансцене деревянный стул в психушке. Справа на авансцене скамья на крыльце дома Корнишей и везде. Справа за авансценой деревянный стол со стульями на кухне дома Корнишей. Рядом, ближе к центру диван в их гостиной. По обе стороны дивана ступеньки ведут на платформу, где стоит кровать, которая в разных картинах является кроватью ВИОЛЕТ в доме Корнишей, постелью больного СИРИЛА и кроватью ГЛИНИС в ее доме. За левыми ступенями лестница на сеновал, который расположен у задника слева, напротив него, у задника справа – чердак, на который лестница ведет из спальни. Актеры должны иметь возможность входить и выходить, спускаясь по лестницам справа и слева, справа между обеденным столом и скамьей, слева за столом, на авансцену справа и слева, у скамьи и стула в психушке. Все части декорации могут представлять не одно время и место. Декорация неизменна от начала и до конца. Пространство-время подвижно, актеры могут входить в роль, когда персонаж участвует в картине или к нему обращаются. В каждом действии обеспечивается плавное движение пьесы. ШЕРИФ ДЖОН и МАДДАЛЕНА не уходят со сцены ни в одном из действий. Непрерывность картин и плавный переход от одной к другой абсолютно необходимы. Движение пьесы – неотъемлемая часть пьесы.

Действие первое

(В темноте звучит песня «Ты расскажешь мне свой сон»^[2] – крутится заезженная пластинка на граммофоне. Свет медленно зажигается в кабинете шерифа в Армитейдже, восточное Огайо, 1938 г. Первый час ночи. Музыка смолкает. Стрекочут цикады. МАДДАЛЕНА сидит на деревянном стуле у стола шерифа ДЖОНА БЕЛЛЕЦЦИ, который сидит за столом, глядя на нее. МАДДАЛЕНЕ за тридцать, она темноволосая красивая итальянка. В большей части первого действия она будет моложе. ШЕРИФ ДЖОН – крупный, краснолицый, грозного вида итальянец лет сорока пяти, родившийся в Огайо, сильный, как бык, с большущими грубыми руками и холодными глазами. Оба, каждый по своему, выглядят опасными).

ШЕРИФ ДЖОН. Знаешь, что самое худшее в работе шерифа? Не пьяницы, не воры, не мошенники, даже не редкий убийца. С этими людьми особых проблем у меня нет. А самое худшее – это чертовы бумаги. Раньше их вообще не было. А теперь приходится заполнять отдельный бланк всякий раз, когда я иду отлить. (Пауза). Хочешь сказать мне, почему ты это сделала?

МАДДАЛЕНА. Я думала, ты знаешь все, что здесь происходит.

ШЕРИФ ДЖОН. Я бы хотел услышать от тебя. (Пауза). Там, откуда ты приехала, женщин казнят?

МАДДАЛЕНА. Я приехала из того же места, что и ты.

ШЕРИФ ДЖОН. Нет, я родился в этой стране. Здесь мы настолько цивилизованные, что казним женщин, время от времени. (Пауза). Тебе нужен адвокат?

МАДДАЛЕНА. Нет.

ШЕРИФ ДЖОН. Есть у меня ощущение, что он тебе понадобится.

МАДДАЛЕНА. Не очень я высокого мнения об адвокатах.

ШЕРИФ ДЖОН. Знаешь, когда станет известно о том, что произошло этим вечером, в нашем городе найдется множество добропорядочных, респектабельных христиан, которые захотят вывести тебя отсюда и вздернуть на ближайшем дереве.

МАДДАЛЕНА. Но ты им не позволишь.

ШЕРИФ ДЖОН. Не знаю. Если позволю, у меня появятся влиятельные друзья. Гарри Макбет хочет твоей смерти. Твой муж хочет твоей смерти. К утру половина этого города захочет твоей смерти. Тебя с самого начала здесь не жаловали, а большинство тех, кто хорошо относился, мертвы. С тех пор, как Ясон привез тебя с войны, люди здесь, похоже, мрут, как мухи.

МАДДАЛЕНА. Мой сын мертв. Мое место рядом с дочерью.

ШЕРИФ ДЖОН. Почему? Ты хочешь убить и ее? (Пауза). Просто скажи мне, о чем ты думала?

МАДДАЛЕНА. Да какое имеет сейчас значение, о чем я думала?

(ЯСОН выходит на авансцену справа, начинает говорить с ней из другого места и времени: это Италия, Первая мировая война. Никакого разрыва нет, ЯСОН выходит на сцену, и перенос совершен).

ЯСОН. О чем ты думаешь?

МАДДАЛЕНА (поворачивается к ЯСОНУ, но не встает. ШЕРИФ ДЖОН, сидя за столом, наблюдает). Почему мужчины всегда хотят знать, о чем я думаю? Им же без разницы, о чем я думаю. Их тревожит сам факт, что я вроде бы способна думать. Это и притягивает их, и отталкивает.

ЯСОН. Ты думаешь, я тебя боюсь, да?

МАДДАЛЕНА. Все мужчины боятся женщин.

ЯСОН. Я ничего не боюсь.

МАДДАЛЕНА. Тогда ты опасный безумец.

ЯСОН. Так почему ты болтаешь с безумцем?

МАДДАЛЕНА. На войне все мужчины – безумцы.

ЯСОН. Я наблюдал за тобой. Что-то в тебе особенное. Ты не такая, как другие итальянские девушки.

МАДДАЛЕНА. Они – северянки. Я – с гор на юге. Там другой мир.

ЯСОН. Нет, дело не только в этом. Ты вообще ни на кого не похожа. Я не знаю, как это объяснить. Не могу оторвать от тебя глаз. Что это? Что-то внутри? Что-то такое, что ты знаешь? Что-то такое, что ты сделала? Или ты от рождения такая необычная? Как тебя зовут?

МАДДАЛЕНА. Мое имя – Маддалена.

ЯСОН. Маддалена. Ты знаешь, кто я, Маддалена?

МАДДАЛЕНА. Ты – американец, сражаешься на войне, которая не имеет к тебе никакого отношения, за людей, которых ты не знаешь и никогда не поймешь. Ты дурак.

ЯСОН. Нет. Я – мужчина, которого ты ждала? Разве не так?

МАДДАЛЕНА (смотрит на него). Так.

(Они смотрят друг на дружку).

ШЕРИФ ДЖОН (говорит из-за стола, тогда как ЯСОН садится на скамью справа). Твой муж говорил мне, что ты убивала раньше.

МАДДАЛЕНА. Правда? И кого я, по его мнению, убила?

ШЕРИФ ДЖОН. Он думает, что мы убила своего брата и отца, в Италии.

МАДДАЛЕНА. С его стороны это запредельная глупость, брать в жены убийцу брата и отца. Или ты так не считаешь?

ШЕРИФ ДЖОН. Он говорит, что тогда предпочел этому не верить, потому что спал с тобой. Теперь верит.

ЯСОН. Вчера утром, когда я проснулся, тебя уже не было, а около кровати стояли двое мужчин и смотрели на меня. Твои отец и брат.

МАДДАЛЕНА. Как мило с их стороны заглянуть к тебе в гости.

ЯСОН. Они пришли не как друзья.

МАДДАЛЕНА. Они вообще не отличаются дружелюбием.

ЯСОН. Они посоветовали мне держаться от тебя подальше.

МАДДАЛЕНА. И тем не менее, ты снова здесь.

ЯСОН. Они сказали, что ты безумна.

МАДДАЛЕНА. Нравятся им говорить мужчинам, что я безумна. Это отпугивает. А если не срабатывает, у моего брата есть нож. Хряка он может кастрировать быстрее, чем ты успеешь моргнуть.

ЯСОН. Я не боюсь твоего брата.

МАДДАЛЕНА. Боится как раз мой брат. Мужчины носят оружие, потому что боятся. Чем мощнее оружие, тем больше трусости.

ЯСОН. Так ему бы радоваться, что появился американский дурачок, который хочет увезти с собой его чокнутую сестру.

МАДДАЛЕНА (подходит к скамье сзади, кладет руки на плечи ЯСОНА). На самом деле они не думают, что я безумна. Они думают, что я – ведьма.

ЯСОН. Ты – ведьма?

МАДДАЛЕНА. Когда я была маленькой, в лесу, неподалеку от нашей деревни, жила старая женщина. Она была ведьмой. Я частенько бегала к ней. Она жила в пещере, полной разбитых зеркал. Зажигала свечу, пламя отражалось от зеркал, она смотрела в осколки разбитого зеркала и предсказывала мое будущее. Поведала мне, что у меня есть дар, и я стану великой волшебницей, если захочу.

ЯСОН. И ты захотела?

МАДДАЛЕНА. Еще не решила. Чтобы быть ведьмой, нужно отдать все. (Она целует его в маковку). Возможно, тебе следует внять их совету и держаться от меня подальше.

ЯСОН. Почему я должен это сделать?

МАДДАЛЕНА. Потому люди, которые окружают меня, умирают.

ЯСОН. Кто умирает?

МАДДАЛЕНА. Люди, которых я знала. Жители нашей деревни. Смерть, похоже, следует за мной.

ЯСОН. Смерть следует за всеми.

МАДДАЛЕНА. Ко мне смерть ближе, чем к остальным.

ЯСОН. Меня это не волнует.

МАДДАЛЕНА. А должно волновать.

ЯСОН. Нет, не волнует. (Смотрит на нее, нагибает к себе, целует).

МАДДАЛЕНА (смотрит ему в глаза). Они собираются тебя убить.

ШЕРИФ ДЖОН. Но они его не убили. Ты убила их. Как ты это сделала? Как ты убила брата и отца? Сожгла в старом доме?

МАДДАЛЕНА (возвращаясь к ШЕРИФУ ДЖОНУ, ЯСОН остается на скамье). Я не убивала. Убила война. Их собственная жадность и глупость. Они крали деньги и часы с покойников на поле боя, как стервятники, солдаты поймали их, поставили к стенке и расстреляли.

ШЕРИФ ДЖОН. Твой муж рассказал мне другую историю.

МАДДАЛЕНА. Мой муж – лгун.

ШЕРИФ ДЖОН. И насчет чего он лгал тебе? Он лгал насчет Америки? Говорил, что в Огайо ему принадлежит большая ферма? Наверное, ты была в шоке, узнав, что на самом деле все принадлежит старому дядя Сирилу.

(СИРИЛ ПЕЛЛИ появляется справа, с чашкой кофе и газетой, садится за кухонный стол в доме КОРНИШЕЙ).

СИРИЛ. Виолет, где, черт побери, моя сосиска? Вылезай из кровати и свари мне сосиску.

ВИОЛЕТ (высовывает голову из-под одеяла; все это время она лежала в кровати). Почему бы тебе самому не сварить эту чертову сосиску? Я тебе не служанка.

СИРИЛ. Ты мне не оговаривайся. И не приходи сюда полуголой. Здесь не бордель.

ВИОЛЕТ. А хотелось бы. (Вновь залезает под одеяло).

СИРИЛ. Что?

МАДДАЛЕНА. Он ее украл. Он украл наследство моего мужа. В городе все это знают.

ШЕРИФ ДЖОН. И тебя с Ясоном это привело в бешенство, так?

МАДДАЛЕНА. А тебя бы нет?

ЯСОН (идет на кухню, чтобы объясниться с СИРИЛОМ). Это мой дом. Не твой – мой.

СИРИЛ (смотрит в газету, намазывает маслом гренок, нападки ЯСОНА его не тревожат). Если на то пошло, это дом твоей матери, твоя мать – моя сестра, и она отписала его мне, так что теперь это мой дом. Тебя не затруднит передать джем?

(ДЕЙРА, старая женщина, появляется на авансцене слева, садится на стул. В руках тряпичная кукла).

ЯСОН. Моя мать слабоумная.

ДЕЙРА (переворачивает куклу головой вниз). Бедная крошка. Ты заблудилась.

СИРИЛ. Вот она и отписала все мне, потому что сама управлять фермой уже не могла.

ЯСОН. Это мое наследство.

СИРИЛ. На самом деле нет. Твой отец определил наследницей твою мать. Она переписала все на меня. Возможно, тебе это не нравится, но такова жизнь.

ЯСОН. Я заставлю ее это переиграть.

СИРИЛ. Она ничего не сможет переиграть. Она недееспособна.

ДЕЙРА (вращает куклу за ручки). Тебе это нравится детка, очень нравится.

СИРИЛ. Послушай, Ясон, я хочу, чтобы ты знал, что мой дом – твой дом. Места здесь хватит, или вы с женой можете поселиться на той маленькой старой ферме, если будет на то твое желание. Я знаю, она немного обветшала, сейчас там живут летучие мыши и совы, но я уверен, чтобы ты сможешь ее подлатать. Ты всегда умел работать руками. И, Бог свидетель, мне понадобится компетентный работник. С голоду ты не умрешь. Ты знаешь, я такого не допущу. Ты мне как родной. Более или менее.

ДЕЙРА. Крошку съели крысы. Бедная крошка.

ЯСОН. Как ты можешь сидеть за столом, улыбаться мне, пить кофе и читать газету, зная, что ты меня обобрал меня до нитки?

СИРИЛ. Могу только представить себе, что у тебя сейчас на душе. Ты потерял отца, твоя мать потеряла разум. Тебе я могу сказать только одно: думаю, я все делаю правильно. Я уверен, что такова была воля твоего отца и твоей матери.

ЯСОН. Мои отец и мать не хотели, чтобы ты все у меня украл.

СИРИЛ. Откровенно говоря, Ясон, именно благодаря твоему неадекватному поведению твоя мать отписала мне свое наследство. Все могло быть совершенно иначе. Если бы ты женился на внучке Гарри Макбета, то сейчас сидел бы на вершине мира. А что сделал ты? Убежал на войну и привез домой какую-то итальянку. И чего ты ожидал? Кто-то должен был за всем этим присматривать. Где ты был, когда твой отец упивался до смерти? Где ты был, когда твоя мать выживала из ума? Только не здесь. А я был здесь. Заботился о них. Знаешь, сколько я потратил денег, чтобы удержать хозяйство на плаву? Знаешь, какие долги остались за твоим отцом? Я верю в семью. Я хочу заботиться о моей семье. Я знаю, ты не поймешь, но для меня это очень важно. Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Но постарайся держаться в рамках приличия, это все, о чем я прошу. Это важно, когда люди держатся в рамках приличия. Это основа западной цивилизации, какой мы ее знаем. (Кричит в сторону ступеней). Виолет, если ты сейчас же не спустишься вниз и не приготовишь мне сосиску, я поднимусь к тебе, вытащу из этой чертовой кровати и голой приволоку вниз за волосы. Ты это поняла?

ВИОЛЕТ (садясь, волосы растрепаны). Почему Мей не может приготовить тебе эту чертову сосиску?

СИРИЛ. Овца отбивает чечетку лучше, чем Мей – готовит.

ВИОЛЕТ. Она никогда и не пыталась. Только и делает, что сидит у тебя на коленях и лепечет, как младенец.

ДЕЙРА (щекочет куклу). Ути-ути-ути. Ути-ути-ути.

СИРИЛ. Я поднимаюсь к тебе, девочка. И несу ремень.

ВИОЛЕТ. Хорошо-хорошо. Смотри, штаны не потеряй. Но сначала мне нужно облегчиться. (Вскакивает с постели и убегает в глубину сцены).

СИРИЛ. Прислушайся к моему совету, Ясон. Не заводи дочерей. Они – радость моей жизни, но иногда мне хочется засунуть из обеих в джутовый мешок и сбросить в колодец.

ЯСОН. Я этого так не оставлю. Пойду в суд, если придется.

СИРИЛ. Ох, сомневаюсь, что это будет правильное решение. Если не веришь мне, спроси Гарри Макбета. У него в кармане больше судей, чем мух на свежей коровьей лепешке.

ЯСОН. То есть ты забираешь мою ферму, сдаешь землю Гарри, чтобы он строил кирпичные заводы, и вы оба богатеете, пока моя земля приходит в упадок, а я не получаю ничего.

СИРИЛ. У тебя есть место для жилья, вдоволь еды и красавица-жена. Ты счастливчик, Ясон. Чего бы я ни отдал за такую жену. Господи, какая женщина! Всякий раз, когда она входит в комнату, мое сердце колотится, как печатный пресс. Такая женщина не оставляет мужчине ни минуты свободного времени, и он должен радоваться, что нет ему нужды тревожиться из-за старой фермы, или из-за кирпичных заводов, или денег. Иметь возможность постоянно находиться рядом с такой женщиной, это…

ЯСОН (холодно, с угрозой). Заткнись, Сирил.

(Пауза).

СИРИЛ. Почему бы тебе не присесть? Позавтракай со мной. Нам надо многое обсудить. Мы с тобой вполне можем стать друзьями. Хотя бы ради твоей матери.

ДЕЙРА. Змея в курятнике, крошка. Держи ружье под рукой.

СИРИЛ. Да где моя чертова сосиска? (Кричит в сторону спальни). Ладно, Виолет, я тебя предупреждал. Если бы твоя мать увидела, в какую ты превратилась ленивую шлюху, она бы вылезла из могилы и отхлестала тебя ремнем. (Встает, поднимается по лестнице к кровати). И что тебя так зачаровало в сортире? Ты втянулась в долгую философскую дискуссию с унитазом? (Исчезает в глубине сцены следом за ВИОЛЕТ. ЯСОН в глубоком раздумье сидит за столом).

МАДДАЛЕНА. Ты не должен позволить ему так обойтись с тобой.

ЯСОН. Я убью этого старого жадного сукиного сына. Задушу его голыми руками.

МАДДАЛЕНА. Это не поможет. Что тебе нужно сделать, так это повидаться со своей матерью.

ЯСОН. Моя мать тронулась умом.

ДАРА. Крошке в рот попала соломинка. Бедная крошка.

МАДДАЛЕНА. Она – твоя мать, и ты должен повидаться с ней.

ЯСОН. Не люблю я общаться с безумными.

МАДДАЛЕНА. Тогда чего ты женился на мне? Послушай меня, Ясон. Если ты пойдешь к матери, тебе, возможно, удастся убедить ее…

ЯСОН. В чем? Этот округ принадлежит Гарри Макбету, и Сирил пляшет под его дудку. Они обокрали меня, а я ничего не могу сделать. Разве что кого-то убить.

МАДДАЛЕНА. Не понимаю, почему ты не хочешь пойти к матери? Чем тебе повредит разговор с ней?

ДЕЙРА. Сегодня полнолунье. Мое свадебное платье на чердаке.

ЯСОН. Мой отец из-за нее упился до смерти. Он ее обожал, а она относилась к нему, как к мебели. Я насмотрелся на крушение их семейной жизни, и решил, еще совсем молодым, что ни одна женщина не сделает такого со мной.

МАДДАЛЕНА. Мужчины рождаются жестокими. В конце они всегда нас убивают.

ЯСОН. Может, нам лучше уехать отсюда к чертям собачьим?

МАДДАЛЕНА. Это твой дом.

ЯСОН. Ты уехала из своего дома.

МАДДАЛЕНА. Я уехала из своего дома, чтобы приехать в дом моего мужа.

ЯСОН. Мы сможем начать где-то еще с чистого листа.

МАДДАЛЕНА. Никто не начинает с чистого листа. Приходя куда-то, мы оказываемся посередине чего-то. В другом месте ты никогда не будешь счастлив.

ЯСОН. Я не буду счастлив и здесь, живя на милостыню этого самодовольного ублюдка.

МАДДАЛЕНА. Это не милостыня. Это твои деньги.

ЯСОН. В этом все и дело.

МАДДАЛЕНА. Он хочет, чтобы ты разозлился, пулей вылетел отсюда и никогда не возвращался. На это он рассчитывает. Не иди у него на поводу. Прими его предложение. Останься и посмотри, что из этого выйдет. Ситуация может перемениться.

ЯСОН. Да как она переменится?

МАДДАЛЕНА. Подождем и посмотрим. Мне здесь нравится. Нравиться быть там, где ты вырос. Мне нравится этот дом. Это твой дом. Жить здесь, все равно, что находиться внутри тебя. Мне это нравится. Я хочу быть внутри тебя, как ты бываешь внутри меня. Нет нужды принимать решение немедленно. Подождем. Ты же не хочешь уезжать отсюда.

ЯСОН. Не хочу.

МАДДАЛЕНА. Тогда останься. Прояви терпение. Подружись с ним.

ЯСОН. У этого человека разум змея.

МАДДАЛЕНА. Змеи не живут вечно.

ЯСОН. То есть я должен ждать, пока дядя Сирил не откинется? Таков твой план?

МАДДАЛЕНА. Есть способ добиться желаемого, но для этого тебе надо набраться терпения. Ты не получишь того, что хочешь, крича на людей или убегая. Но можно наблюдать и ждать, а в нужный момент просто протянуть руку и взять. А теперь повидайся с матерью.

ДЕЙРА. Кто-то умрет. Я вижу это в зеркале.

ЯСОН. Если ты хочешь, мы можем побыть здесь чуть дольше. Но к этой женщине я не пойду. Тем более туда. Безумных в нашей семье хватало и со стороны отца, и со стороны матери, и я не хочу иметь дело ни с кем из них. Безумие заразное, и если прилипнет, от него уже не избавишься. А мне нужна ясная голова. Не могу я туда идти. И не хочу видеться с ней.

МАДДАЛЕНА. Тогда схожу я.

ЯСОН. Делай, что хочешь.

ДЕЙРА (бормочет себе под нос, когда МАДДАЛЕНА подходит к ней. ЯСОН остается за столом). Птички поют на кладбище, вороны кормятся на трупах у дороги, и все горит.

МАДДАЛЕНА. Миссис Корниш?

ДЕЙРА. Распятый на огненном колесе в маяке, полным карликов.

МАДДАЛЕНА. Простите?

ДЕЙРА. Что бы ты ни продавала, мне это не нужно.

МАДДАЛЕНА. Я ничего не продаю. Я – Маддалена, жена вашего сына.

ДЕЙРА. Моего сына убили на войне.

МАДДАЛЕНА. Вашего сына не убили на войне. Он дома, и привез меня с собой. Я – его жена.

ДЕЙРА. Как ты можешь быть его женой, если он мертв? Да какая девушка выйдет за мертвеца?

МАДДАЛЕНА. Ваш сын не мертв. Кто вам сказал, что он мертв?

ДЕЙРА. Если он не мертв, тогда где он? Я его не вижу?

МАДДАЛЕНА. Сегодня он не пришел.

ДЕЙРА. Мой сын не пришел, но послал какую-то женщину, которую я не знаю? И ты говоришь мне, что он не мертв? Я безумная, но не дура. Я слышала сов. Я обошла дом против часовой стрелки. Здесь все крутится в противоположном направлении.

МАДДАЛЕНА. Ясон скоро навестит вас, я знаю. Ему это трудно.

ДЕЙРА. Быть мертвым – не трудно. Жить – это проблема.

МАДДАЛЕНА. Это Сирил сказал вам, что Ясон убит?

ДЕЙРА. Он ненавидит меня.

МАДДАЛЕНА. Сирил вас ненавидит?

ДЕЙРА. Сирил ненавидит всех. Я говорю о своем сыне. Мой сын ненавидит меня.

МАДДАЛЕНА. В Ясоне ненависти к вам нет.

ДЕЙРА. Откуда ты это знаешь? Ты только приехала. Ты ничего не знаешь. И вообще, кто ты такая? Какая-то иностранка?

МАДДАЛЕНА. Я – итальянка.

ДЕЙРА. Да зачем моему сыну понадобилась какая-то итальянка? Ясон любит Глинис.

МАДДАЛЕНА. Кого?

ДЕЙРА. Глинис. Рифмуется с Макгиннис. Это уэльская фамилия. Семья ее матери из Уэльса. Постоянно пердела. В смысле, мать. Не Глинис. Никогда не слышала, чтобы Глинис пернула. Нежное существо. Словно с картинки из книги сказок. Внучка Гарри Макбета. Не могли оторваться друг от дружки. Не Гарри и его внучка. Глинис и Ясон. Сирил хотел, чтобы они поженились. Он бы тогда смог поближе подобраться к деньгам Гарри. Их Сирил любит больше собственного пениса. Мой сын любил внучку Гарри. Но он ненавидит меня. А на чердаке зеркала, и мое свадебное платье, и что-то плачет в сундуке с приданым. У меня есть ключ, но там полно горящих зеркал, и все здесь движется против часовой стрелки. Запри дверь, когда будешь уходить.

(ДЕЙРА смотрит на руки. МАДДАЛЕНА поворачивается к ЯСОНУ, и мы вновь в доме. ДЕЙРА остается на стуле).

МАДДАЛЕНА. Кто такая Глинис?

ЯСОН. Что?

МАДДАЛЕНА. Глинис.

ЯСОН. Что, Глинис?

МАДДАЛЕНА. Кто она такая?

ЯСОН. Кто рассказал тебе о Глинис?

МАДДАЛЕНА. Я побывала у твоей матери, у нас состоялся увлекательный разговор, по ходу которого она постоянно упоминала некую Глинис. Ты знал женщину или девушку по имени Глинис?

ЯСОН. Она – внучка Гарри Макбета.

МАДДАЛЕНА. Ты ее хорошо знал.

ЯСОН. Мы выросли вместе. Она сейчас замужем за Коном Куиллером. Моим давним другом.

МАДДАЛЕНА. У тебя с ней что-то было?

ЯСОН. Мы были детьми. Росли вместе. Она, Кон и я. Это было очень давно.

МАДДАЛЕНА. Почему ты не говорил мне о ней?

ЯСОН. Только что сказал.

МАДДАЛЕНА. Почему не говорил раньше?

ЯСОН. Нечего было говорить.

МАДДАЛЕНА. Что-то определенно было, потому что ты сказал сейчас, но не говорил прежде. Ты не хотел, чтобы я о ней знала, а это означает, что ты чего-то недоговариваешь.

ЯСОН. Я не могу рассказать тебе во всех подробностях, что случалось со мной за всю мою жизнь.

МАДДАЛЕНА. Почему?

ЯСОН. Потому что на это уйдет остаток моей жизни.

МАДДАЛЕНА. Я отдаю тебе остаток моей жизни.

(Пауза).

ЯСОН. Что ты хочешь знать?

МАДДАЛЕНА. Насколько все было серьезно?

ЯСОН. В сравнении с чем?

МАДДАЛЕНА. Ты хотел жениться на ней?

ЯСОН. Я не женился на ней. Я женился на тебе.

МАДДАЛЕНА. Ты жалеешь?

ЯСОН. Только когда ты начинаешь так меня доставать.

(ЯСОН уходит в глубину сцены. МАДДАЛЕНА смотрит ему вслед).

ШЕРИФ ДЖОН. Ты расстроилась, узнав о Глинис?

МАДДАЛЕНА. Я расстроилась, потому что мой муж не рассказал мне о ней. Но этого следовало ожидать. Все мужчины – трусы.

ШЕРИФ ДЖОН. Ты не любишь мужчин?

МАДДАЛЕНА. Иногда они мне нравятся. Но уважения к ним у меня нет.

ШЕРИФ ДЖОН. И скольких ты убила?

МАДДАЛЕНА. Ты думаешь, я просто хожу по городу и убиваю людей? Так ты обо мне думаешь?

ШЕРИФ ДЖОН. Что скажешь насчет дочерей Сирила Пелли?

МАДДАЛЕНА. А что мне о них говорить?

МЕЙ (спускается в спальню по левой лестнице). Господи, Виолет, ну почему ты не могла приготовить сосиску этому старому пердуну?

ВИОЛЕТ (поднимается на платформу из глубины сцены, когда МЕЙ плюхается на кровать). Достал он меня со своими сосисками. Они отвратительные. Пусть сам готовит эту чертову сосиску. Господи, как я ненавижу это место!

(ВИОЛЕТ садится на край кровати).

ШЕРИФ ДЖОН. Ты убила дочерей Сирила Пелли?

МАДДАЛЕНА. Дочери Сирила Пелли потеряли смысл жизни еще до того, как мы встретились. Я их жалела. Пыталась с ними подружиться. Как ты мог даже подумать об этом?

ШЕРИФ ДЖОН. Просто мне кажется подозрительным, что все, кто оказываются у тебя на пути, умирают.

МАДДАЛЕНА. Люди умирают независимо от того, оказываются они у меня на пути или нет.

ШЕРИФ ДЖОН. Но дочери Сирила оказались, так?

МАДДАЛЕНА. Я относилась к ним по-доброму.

ШЕРИФ ДЖОН. Так ты это теперь называешь?

МАДДАЛЕНА (подходит к ступеням слева, которые ведут на платформу). Мей? Виолет? Может, спуститесь и поможете мне с обедом?

ВИОЛЕТ. Чего ты постоянно крутишься около нас? Почему не оставишь в покое?

МАДДАЛЕНА (поднимается по ступеням, чтобы поговорить с ними). Я подумала, что вы хотите помочь.

МЕЙ. Я не готовлю.

МАДДАЛЕНА. А что ты делаешь?

ВИОЛЕТ. Она сидит на коленях у папули и изображает четырехлетнюю.

МЕЙ. А ты целыми днями валяешься в кровати.

ВИОЛЕТ. По крайней мере, я веду себя на свой возраст.

МЕЙ. Ты ведешь себя, как старая свинья. Меня не удивит, если я как-нибудь зайду сюда и увижу, как твои буфера сосут поросята.

ВИОЛЕТ. Я хочу, чтобы кто-нибудь пососал.

МАДДАЛЕНА. Не думаю я, что две молодые женщины должны проводить время, обсуждая свиней и соски.

ВИОЛЕТ. А тебе какая разница, что мы обсуждаем? Совершенно не твое дело.

МАДДАЛЕНА. У меня такое впечатление, девушки, что вы меня недолюбливаете.

МЕЙ. Не принимай это на свой счет. Мы всех недолюбливаем.

МАДДАЛЕНА. Что ж, это очень грустно. Я уверена, что в городе много милых людей.

ВИОЛЕТ. Если они есть, то прячутся. Причарды и Кейси ниже нас, Пендрагоны все безумные, Асторы со странностями, а у Куиллеров странностей этих еще больше, чем у Асторов.

МЕЙ. За исключением Кона. Кон – нормальный.

ВИОЛЕТ. Ты шутишь? Он самый странный из всех.

МЕЙ. Он не странный. Просто чуть расторможенный.

ВИОЛЕТ. Он спит со всем, что двигается.

МЕЙ. Откуда ты знаешь? Ты не двигаешься вовсе.

ВИОЛЕТ. А Руксы, Ривсы и все эти люди с Шит-Крик – белая шваль, док Вольф – не в меру любопытный пьяница, у которого рот не закрывается. Гарри Макбет – злобный старый богатый ублюдок, и это всё, не считая итальянцев, а они сплошь – бутлегеры и гангстеры. Не в обиду сказано.

МЕЙ. Моя сестра Виолет – добрая душа.

ВИОЛЕТ. Не нравится мне здесь, ничего не могу с собой поделать. Ты только сидит дома и смотрит на папулю. Мей думает, что он – Господь, а вот по моему мнению, он из более жаркого места, куда Бог никогда не заглядывает.

МЕЙ. Папуля хороший человек. Просто время от времени так тебя достает, что тебе хочется отлупить его бейсбольной битой. Ты хочешь убить его, Маддалена?

МАДДАЛЕНА. Я надеялась, что мы станем друзьями.

ВИОЛЕТ. Я уверена, папуле не терпится задружиться с тобой. Он будет счастлив, усадив тебя на колени.

МАДДАЛЕНА. Я про вас. Вас и меня. Я надеялась…

ВИОЛЕТ. Я надеялась проснуться утром и оказаться где-то еще.

МАДДАЛЕНА. И где же?

ВИОЛЕТ. Не знаю. Где угодно, только не здесь.

МАДДАЛЕНА. Мне здесь нравится.

ВИОЛЕТ. Ты здесь недавно.

МАДДАЛЕНА. Я думала, вам будет приятно, что в доме появилась еще одна женщина, с которой можно поговорить.

ВИОЛЕТ. Поговорить о чем? Как наш отец украл ферму твоего мужа?

МЕЙ. Он ее не крал. Не надо такого ей говорить.

ВИОЛЕТ. Да перестань, Мей, Если человек не будет здесь спать с закрытым ртом, папуля подкрадется к нему глубокой ночью и попытается сковырнуть вилкой зубные коронки.

МЕЙ. Половой акт.

ВИОЛЕТ. Что?

МЕЙ. Она говорит, что хочет поговорить с нами. Вот о чем мне хочется поговорить. О половом акте.

ВИОЛЕТ. Не думаю, что она хочет говорить о половом акте, Мей.

МЕЙ. Она определенно знает, о чем речь. Господи, иной раз ночью кажется, что старая кровать в их комнате собирается спуститься вниз по лестнице и выйти за дверь. А по доносящимся оттуда звукам можно подумать, что кто-то приносит в жертву козу.

ВИОЛЕТ. Не собирается она говорить с тобой о половом акте. Люди, которые это делают, об этом не говорят. Просто делают.

МЕЙ. Но она сказала, что хочет поговорить.

ВИОЛЕТ. Она солгала. Так, Маддалена? Папуля говорит, что все итальянцы – лжецы.

МАДДАЛЕНА. Быть с мужчиной – все равно, что подвергаться нападению большого зверя.

МЕЙ. Это так ужасно? Это ты говоришь? Половой акт – это ужасно?

МАДДАЛЕНА. Это жизнь. Жизнь ужасна. Но отдельные моменты очень приятны. Как только ты примиряешься с идеей насилия, потому что жизнь – всегда насилие, в той или ной форме, ты заключаешь с ним некий договор, поскольку что-то в тебе хочет… нет, не быть изнасилованной, но стать частью насилия. Словно в тебе, где-то очень глубоко, есть древняя часть, которая знает, что делает, пусть даже ты сама думаешь, что не знаешь. Некоторые люди от природы ближе других к этой своей части, которая обладает тайным знанием, но часть это есть во всех. И как только ты договариваешься с идей отдаться этому большому зверю, ты можешь начать приручать его, а потом, со временем, держать под контролем. А сам страх полового акта, странным образом сочетаемый с безмерным наслаждением от слияния твоей плоти с плотью другого, осознание союза со зверем, восстановление связи с той частью, которая казалось совершенно забытой, известной тебе до рождения, до той смерти, что предшествовала рождению – это очень похоже на воспоминание. Секс – это смерть и воспоминание.

МЕЙ. Воспоминание чего?

МАДДАЛЕНА. Воспоминание, как в какой-то другой жизни ты рожала существо, которое насилует тебя в этой. И потом, вспомнив, ты начинаешь получать немалое удовольствие от способности контролировать это существо, превращать в своего раба, в своего ребенка, вновь полностью погружать в себя. И это чувство абсолютного порабощения мужчины действительно экстраординарное. Она дорогого стоит.

ВИОЛЕТ. А если ты его не порабощаешь? Если он порабощает тебя?

МАДДАДЕНА. Что ж, тогда ты должна его убить.

(Она улыбается. Они смотрят на нее, зачарованные, объятые ужасом, и при этом сильно возбужденные. Кровать погружается в темноту, тогда как СИРИЛ входит в гостиную справа и обращается к МАДДАЛЕНЕ, которая поворачивается к нему, когда он начинает говорить).

СИРИЛ. Что ты сделала с моими дочерьми?

МАДДАЛЕНА. Я не понимаю, о чем ты, Сирил.

СИРИЛ. Что-то ты с ними сделала? Что именно?

МАДДАЛЕНА (спускается по ступеням в гостиную). Я ничего с ними не делала, только разговаривала, слушала и относилась как к взрослым. Тебе бы тоже надо попробовать.

СИРИЛ. Они не взрослые. Они – мои дочери. И после твоего появления здесь они стали другими. Что ты с ними сделала? Виолет обычно грубила мне. Теперь такая вежливая.

МАДДАЛЕНА. Тебе не нравится ее вежливость?

СИРИЛ. Я этого не понимаю. Ее вежливость сродни вежливости человека, подсыпающего мышьяк тебе в суп. Мне это не нравится. Это неестественно. И Мей, которая всегда была моей маленькой девочкой, больше не сидит у меня на коленях.

МАДДАЛЕНА. Значит, Сирил, проблема в том, что кто-то должен тебе грубить, а кто-то сидеть у тебя на коленях?

СИРИЛ. Нет, это не проблема. Так будет хорошо, но это не проблема.

МАДДАЛЕНА. Тогда в чем проблема?

СИРИЛ. Ты. Ты – проблема.

МАДДАЛЕНА. Как я могу быть проблемой? Тебе не нравится мое присутствие в доме? Тебе не нравится моя готовка?

СИРИЛ. Я обожаю твою готовку. Ты готовишь, как никто. Никогда в жизни не ел такой еды. Лазанья. Господи Иисусе. Почему я всю жизнь не ел лазанью? Моя жена только варила картошку да пережаривала свиные отбивные. Нет у меня проблем с твоей готовкой. Я готов убить за твою готовку.