Возмездие. Никогда не поздно

«Список моих преступлений был безграничен».

Гарри Гаррисон

В книге использованы материалы руководства по освобождению заложников «Антитеррор», автор Лерой Томпсон, а также данные из электронной библиотеки Википедия.

Все персонажи этой книги – плод авторского воображения. Всякое их сходство с действительными лицами чисто случайное. Имена, события и диалоги не могут быть истолкованы как реальные, они – результат писательского творчества. Взгляды и мнения, выраженные в книге, не следует рассматривать как враждебное или иное отношение автора к странам, национальностям, личностям и к любым организациям, включая частные, государственные, общественные и другие.

Вместо пролога
Шесть разгневанных мужчин

Москва, 13 октября 1995 года, пятница

…Водитель бежевой «Волги» в очередной раз бросил взгляд в зеркало заднего обзора:

– За нами хвост.

– Уверен? – Полковник Джиганшин настроил боковое зеркальце под себя и некоторое время смотрел на вереницу машин, довольно бойко ехавшую в этот час по Садовому кольцу, сейчас они находились на пересечении с Олимпийским проспектом, следующая улица – Самотечная, убегающая на север столицы. Ему сразу бросился в глаза микроавтобус «Фольксваген» с непроницаемыми стеклами. И все же он решил удостовериться: – Серый тонированный «фолькс»?

– Ну.

– Ты не «нукай».

– Я не «нукаю», Владимир Михайлович, – чуточку нервно отозвался водитель. – Моя работа – замечать все, что впереди, и все, что позади. Вот когда сами сядете за руль…

В это время «Фольксваген» совершил маневр, открыто говоривший о слежке: притормозил, пропуская вперед серебристую «Ладу», и пристроился ей в хвост.

– Ладно, дадим ему увязнуть, раз он так хочет, – проговорил водитель.

– Тебе решать…

Не подавая сигнала, водитель резко свернул направо, к торговому центру, больше походившему на рынок стройматериалов. Отделочные работы по фасаду громадного здания были закончены, но мешки с цементом, груды разобранных лесов, штабеля плитки и мотки заградительной сетки заполонили добрую половину двора, создавая некий лабиринт, в который и влетела «Волга». Казалось, столкновение с горкой поддонов неизбежно, но водитель показал, что маневр «поворот» он способен проходить на высокой скорости. Торможение, ускорение, еще один поворот, еще… И все же он не справился с управлением, а точнее – с волнением: служебная «Волга» с ходу вмазалась в поддон с плиткой. Машину развернуло так, что для очередного маневра не осталось пространства, и она фактически закупорила проезд. Но водитель не сдавался, переключаясь с передней передачи на заднюю и отчаянно выворачивая баранку…

Он взглянул направо. Обзору мешал полковник (тот в это время матерился на мобильный телефон и весь стандарт сотовой связи, так как не мог связаться с милицией из машины, хотя антенна телефона по высоте не уступала автомобильной), и все-таки водитель в деталях сумел разглядеть преследователей. Боковая дверца микроавтобуса отъехала в сторону, выпуская четырех одетых в черное и вооруженных дробовиками мужчин. Двое из них, перемахнув через капот, взяли на прицел водителя, двое других контролировали каждое движение полковника ГРУ. Едва стекло со стороны водителя поползло вниз, ближайший к нему боевик выстрелил ему в голову, и, смертельно раненный, он повалился на своего пассажира. Полковник, придержав его голову рукой, невольно придвинулся к дверце. Один из четверки нападавших распахнул ее в тот момент, когда из «Фольксвагена» вышел, по всей видимости, командир этой группы и сделал знак кивком головы. Боевики тут же выволокли Джиганшина из машины. Полковник дернул плечом, но тут же получил прикладом в ключицу. Еще один удар, и он оказался на спине.

Командир кивнул одному из своих боевиков в надвинутой на глаза вязаной шапочке. Тот выдвинулся вперед, передернул затвор помпового ружья, загоняя патрон в ствол, и прицелился Джиганшину… в плечо. Выстрел – и тут же лицо и руки стрелка забрызгало клочьями одежды и кровью. Ему пришлось выстрелить еще дважды – второй раз в верхнюю половину головы, только тогда полковник затих. Он лежал с настежь распахнутыми глазами, залитыми кровью, и открытым ртом.

Сплюнув сквозь зубы на изуродованное тело полковника, опер повернулся к товарищам. Самый старший из них по возрасту усмехнулся:

– Ты похож на фотографа. – И стволом ружья указал на обезображенный труп военного: – Голова срезана, и глаза красные.

Глава 1
«Два билета на дневной сеанс»

Начальнику Главного разведывательного управления

27 мая 1996 года

Релизер сообщает:

«На базе так называемого ситуационного центра, расположенного по адресу: г. Москва, Большая Дмитровка, дом… функционирует специальное военизированное подразделение. Предположительно убийство полковника ГРУ В. Д. Джиганшина совершено членами этого подразделения в 1995 году».

Эту служебную записку начальник разведуправления получил от оператора Релизера, подполковника Михаила Янова. Сам Релизер работал в Управлении программ содействия Федеральной службы безопасности. К записке агента оператор приобщил еще один документ – указ о создании Ситуационного центра при аппарате президента. С ним Лысенков познакомился еще в 1993 году и помнил его наизусть, потому что он фактически дублировал еще один документ – о создании схожей организации в МВД. Подобные группировки множились как ядовитые грибы после кислотного дождя, подумал начальник и все же пробежал глазами текст Указа об образовании Ситуационного центра (далее – Структура) за номером 100-КАОП от 16 июня 1993 года…

Сергей Николаевич Лысенков не терпел незавершенных дел в своем ведомстве. Помня поговорку: «Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе», в одном деле («деле Джиганшина») он усмотрел два интереса: помочь следственным органам выйти на след убийц и закрыть «внутреннее» дело.

Начальник разведуправления вызвал к себе подполковника Янова. Небольшого роста, полноватый, одетый в военную форму, он на секунду вытянулся по стойке «смирно» на пороге просторного кабинета и произнес:

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! Разрешите?

– Здравствуй, Михаил Николаевич! Проходи. Ознакомился с твоим донесением. Луч света в темном царстве, да?

– Похоже на то, – ответил Янов, устраиваясь за столом для совещаний напротив начальника.

– Сообщение от Релизера – только заголовок к книге, а мне нужно прочесть весь текст. Ты встречался с агентом?

– Так точно.

– Рассказывай. Погоди, он назвал источник, из которого почерпнул сведения?

– Как это часто бывает, информация просочилась из кулуаров. Во время работы конференции, посвященной созданию единой экономической разведки, некто полковник Жердев выразил своему собеседнику неудовольствие по поводу способа «понижения в должности полковника ГРУ», что на профессиональном языке означает убийство.

– Полковник Жердев – далеко не некто, – оживился Лысенков. – Он и есть глава Структуры. Значит ли это, что ликвидация Джиганшина входила в его планы, а вот способ ликвидации – нет?

– Именно так. Видимо, что-то у них пошло не плану, и они по ходу операции изменили его.

– Кто собеседник Жердева, Релизер сообщил?

– Да. Жердев беседовал со своим подчиненным, руководителем оперативной группы. Его зовут Виктор Биленков, 1969 года рождения. Работал в угрозыске. Характеризуется как опытный, добросовестный, порядочный и так далее. В 1995 году уволился из органов внутренних дел в звании капитана и был принят в Структуру в качестве оперативного работника.

– Значит, в органах он проработал не более трех лет.

– Включая службу в спецназе внутренних войск и обучение в школе МВД – восемь лет.

– Что нам известно об убийстве Джиганшина на этот час? – спросил Лысенков и сам же ответил: – Все то же, что и год назад. Освежи-ка нашу память, Михаил Николаевич, коротко и емко, как ты умеешь.

Янов продемонстрировал свое умение буквально в двух словах:

– В тот день, 13 октября 1995 года, Джиганшин возвращался на служебной машине из Басманного суда: он обвинялся по статье «О публичных призывах к насильственному изменению конституционного строя» и был судом оправдан. Полковник состоял в приятельских отношениях с генералом Болдыревым, организатором движения в поддержку армии, военной науки и оборонной промышленности. Болдырев – неподкупный, популярен в народе, новый человек в политике, у него безупречное прошлое, и он имеет в будущем шансы на президентское кресло. По неустановленным причинам, служебная «Волга» Джиганшина оказалась на пустующей площадке торгового центра, где разыгралась кровавая драма: водитель и сам полковник Джиганшин были зверски убиты. Собственно, сфабрикованное против Джиганшина дело – предупреждение генералу Болдыреву. А расправа над Джиганшиным – демонстрация будущей казни генерала.

– Пару слов о конференции, – попросил начальник управления и, поднявшись, стал прохаживаться по кабинету.

– Конференция состоялась в гостинице «Националь», называлась она «Безопасность в сфере финансов» и финансировалась из Фонда поддержки АСБ – Ассоциация служб безопасности. Я бы хотел остановиться на ней более подробно. – Дождавшись согласного кивка, Янов продолжил: – Уцепившись за Жердева, точнее, за его кулуарную несдержанность, мой агент потянул ниточку и провел собственное расследование. Итак, на базе Структуры создается группа быстрого реагирования. Понятие «быстрое реагирование» не означает экипированных по-боевому, вооруженных до зубов боевиков. Никто ни разу не видел на них подобия формы. Двое из них служили в спецназе и имеют криминальное прошлое – это Сергей Хатунцев и Тимофей Лебедев, два в одном: боевики и эксперты в криминальной среде. Затем два офицера в отставке: Николай Андреасов и Игорь Кравец, два оперуполномоченных – Виктор Биленков и Шевкет Абдулов. Абдулов в прошлом был опером в относительной глубинке – Нарофоминский район. Все они вместе могут решить практически любую задачу и представляют собой этакий клуб знатоков с девизом: «Вместе мы – сила». Конечно же, по отдельности они относительно слабы, но как команда – на высоте. Структура расследует, а точнее сказать, оперативно реагирует на горячие и резонансные дела, работает, как это принято называть, «на правительство». Согласно «Положению о статусе Структуры», созданной по указу президента и министра внутренних дел за номером 100-КАОП от 16 июня 1993 года, таким ведомствам, как МВД, ФСБ, МЧС, и некоторым другим вменялось содействовать «офицерам Структуры» в получении «полной и достоверной (затребованной) информации», а также «техническими и организационными возможностями».

– Вчера еще уголовники, сегодня уже силовики, борющиеся с преступностью, – заметил Лысенков, возвращаясь на свое место. – Скажи, Михаил Николаевич, тебе не приходило в голову, что эта группировка – прародитель Ситуационного центра?

– В смысле, сначала яйцо, а потом курица?

– Да.

– По правде сказать, нет.

– Хорошо. Какие еще детали сообщил тебе Релизер?

– Можно сказать, незначительные. Члены группировки используют в работе поддельные удостоверения личности – МВД, ФСБ, ФАПСИ. Группировка упоминается как опергруппа, а ее члены – как оперативники.

– У тебя есть конкретные соображения по этому делу?

– Когда я прочитал донесение агента, в первую очередь подумал о внедрении своего человека в Структуру. Посмотреть на нее изнутри, выявить связи, наконец получить неопровержимые доказательства причастности опергруппы к убийству Джиганшина.

– Это лучший вариант. Другие версии есть? – на всякий случай спросил Лысенков, хотя невольно и неоправданно рано зацепился именно за эту, выбирая, как в рекламе, лучшее и забывая, что лучшее – враг хорошего. Он отдавал себе отчет в том, какая это трудная задача – внедрение агента. Но организация, которую он возглавлял на протяжении последних четырех лет, специализировалась на подобных операциях и имела богатый опыт. Ни он сам, ни подполковник Янов, ни подчиненные Янова не смогли бы сейчас назвать кандидата на эту опасную роль. Все будет зависеть от характера опергруппы и характера полковника Жердева, через которого осуществлялось ее руководство. Это все равно что подбирать свечу зажигания, не зная характеристик двигателя, подумал генерал-полковник и озвучил свои мысли вслух:

– Был бы двигатель, а свеча всегда найдется.

– Простите?

– Встречайся с Релизером, требуй от него новых деталей. И не стесняйся беспокоить меня. В этом деле пустяков не предвидится. Заводи дело, а я возьму его под личный контроль. – Лысенков вернул Янову его же служебную записку – этакий аналог «двух билетов на дневной сеанс», с которых начался захватывающий советский детектив. Она станет первым документом в деле под определенным номером и с литерой, означающей личный контроль начальника управления.

Подполковник Янов не был, что называется, пехотным офицером, не командовал полком, ни разу ни на кого не повысил голос. Он считался одним из лучших аналитиков Управления, и, если представить себе положение Янова среди ему подобных, оно окажется не ниже десятого места.

У него была странная привычка: он приходил на работу в Управление в гражданской одежде, а у себя в кабинете переодевался в военную форму. В конце смены снова переодевался, и дежурный на КПП Главного разведывательного управления провожал глазами упакованного в деловой костюм человека. Однако Янов не укладывался в стереотип российского бизнесмена, только-только сменившего красный пиджак на традиционный английский: полноватый и неуклюжий, с простодушным выражением лица, одним словом, не игрок. В том смысле, подумал Андрей Маевский, что азарта в нем как бы и нет, или он просто незаметен. Вот в этом плане – в смысле маскировки – полковник Янов был опасен и непредсказуем, мог переодеться в любой момент и предстать либо сугубо гражданским, либо исключительно военным.

Во время сегодняшней беседы с Яновым Маевский, агентурным псевдонимом которого был Релизер, уловил едва различимый запах пороховой гари, исходящий от подполковника, отсюда и начинался ход его рассуждений о полковнике Янове, как о пехотном офицере. Он не нюхал пороха, но давал понюхать его другим? Спорное сопоставление, а точнее, двоякое: малозаметный в быту и один из первых в рейтинге.

Когда дверь за подполковником Яновым захлопнулась, Андрей Маевский, будучи в рубашке с короткими рукавами, поежился, словно в окно к нему заглянула Снежная королева, и бросил взгляд на часы: минутная стрелка пять раз обошла циферблат, пять раз полковник Янов мог подняться на этаж и снова спуститься. Маевский словно дожидался этого момента. Он подошел к секретеру, откинул полированную крышку, снял с полки для хранения бумаг портативный магнитофон и, нажав на клавишу «стоп», остановил запись. Кассета почти закончилась, убедился журналист, осталось не больше минуты. Так и есть – беседа с подполковником Яновым заняла не больше сорока минут. Он перемотал пленку на начало, включил воспроизведение и первое, что услышал, – это щелчок замка закрывшейся крышки секретера. Затем – шаги: это он отправился открывать дверь, в которую только что постучался подполковник Янов. Звук собственных шагов Андрею показался тяжелым, незнакомым, как собственный голос, записанный на пленку. Щелчок замка, скрип двери (нужно смазать петли), обмен приветствиями: «Здравствуйте, Михаил Николаевич!» – «Здравствуй, Андрей! Здравствуй, дорогой!» – «Проходите. Чаю?» – Пауза. – «Чаю? Пожалуй, нет. Хотя… покрепче, если можно. И еще, можно вымыть руки? Где у тебя туалет?» – Подполковник отчего-то прищелкнул языком, словно к зубам прилипла ириска.

Дверь в туалет он оставил открытой. Вот знакомо загудели трубы (пора менять сальник на кране, раздраженные этим воющим звуком соседи уже давно поставили диагноз и даже сами предлагали исправить кран), в раковине заплескалась вода. Потом все стихло. Журналист отчетливо вспомнил, что дождался тишины и только потом открыл кран на кухне.

Нервы…

Нервы.

Чертовы нервы!

Он налил в чайник воды ровно на два стакана, чтобы вода быстрее закипела, прибавил под ним газ. Помнится, вознамерился заполнить паузу, слегка повысив голос, чтобы не заставлять Янова переспрашивать: «Как добрались, Михаил Николаевич?»

Свисток чайника, щелчок ручки газовой горелки, затем стук дверцы кухонного шкафа, звон чашек и ложек (если прислушаться, можно расслышать шуршание чайных пакетиков…).

Журналист остановил воспроизведение, убедившись, что запись получилась качественной, едва ли не студийной (хотя какая там студийность на обычном кассетнике). Перемотав пленку вперед, он снова нажал на клавишу «Пуск».

«…несколько попыток внедрить своего агента в опергруппу».

Пауза. Резкий, но не громкий звук – это Янов сломал сигарету пополам.

«Принеси мне пепельницу, пожалуйста. Избавляюсь от пагубной привычки, понимаешь, и курю только по половинке».

Щелчок зажигалки. Покашливание… Андрей Маевский прослушал еще один аудиофрагмент – где-то в середине кассеты. Он словно опасался, что из записи выпадет хотя бы один незначительный кусок. Но нет, похоже, чувствительный микрофон не пропустил ни одного звука… Особенно четко, как ему показалось, прозвучал ключевой момент. Вот он:

«…У нас есть и другой вариант: вербовка внутри самой Структуры… Он более быстрый. Отличие в том, что внедряемый агент заслуживает полного доверия руководства, а вербуемый – нет».

«Вы уже подобрали кандидатуру?»

«Да…»

Маевский снова перемотал пленку на начало, вынул кассету и вложил ее в чистый конверт. Задумался на секунду, решая, заклеить его или оставить так, и оставил незапечатанным. Раздевшись до пояса и склонившись над ванной, он умылся, затем, перебрав полтора десятка рубашек, выбрал темно-серую с короткими рукавами, к которой идеально подошел темный полосатый галстук. Черные брюки, остроносые туфли, и он, подхватив «дипломат», шагнул за порог своей «двушки». Но через секунду вернулся, положил чемоданчик на стол, щелкнул замками и, открыв крышку, убрал в него конверт с кассетой. Он будто намеренно оставил его, и возвращение за кассетой что-то значило, он как бы подчеркнул этот важный в своей жизни шаг.

– Вот теперь все, – вслух сказал Андрей, закрывая позолоченные замки «дипломата».

Сегодня работы было невпроворот. Журналисту предстояло завершить работу над документами с пометкой «ОИИ» – для открытых источников информации: о пресечении службой канала вывода денежных средств за рубеж, о пресечении деятельности лиц, причастных к организации международного канала поставок наркотиков, о пресечении деятельности группы лиц, занимавшихся незаконным прослушиванием телефонных переговоров, и еще несколько документов с приевшейся уже «составляющей» – деятельность. Научную педагогическую деятельность вытесняли занятия в криминальной области, и все это не без подачи Управления программ содействия, в котором трудился на протяжении последних четырех лет Андрей Маевский.

Еще вчера он запланировал пару сверхурочных часов, но сейчас о переработке речь не шла в принципе, наоборот, он подумывал выкроить это время из рабочего графика. А завтра… Завтра он наверстает упущенное. Если потребуется, задержится на работе на два-четыре часа, а может остаться и до утра.

Маевский отложил в сторону папку с номером 270 и снял трубку телефона, когда на часах было четверть двенадцатого. Откатившись на кресле от рабочего стола и вытянув уставшие, затекшие ноги, он едва не уронил на пол телефонный аппарат – не хватило длины витого шнура. Придерживая его рукой, он снова подкатился к столу.

– Развлекаешься? – мимоходом поинтересовалась миловидная сотрудница Управления.

– Угу, – ответил Андрей, провожая ее глазами, затем поздоровался с абонентом, снявшим трубку: – Дмитрий Михайлович? Добрый день! Андрей Маевский из УПСа вас беспокоит.

– Чем обязан вашему вниманию? – быстро сориентировался собеседник на другом конце провода. И журналист отдал ему должное. Тот не промычал выжидающее «мм», не выдал что-то нечленораздельное вроде «я не заказывал информацию» или «у меня нет для вас информации». Единственно, в чем был уверен Маевский, так это в том, что Дмитрий Жердев от встречи с сотрудником Управления программ содействия не откажется.

«Похоже, выпал твой номер», – тихо прошептал журналист.

– Что вы сказали?

– Простите, это я не вам. Я звоню с рабочего места.

– Оставьте мне ваш номер – я перезвоню.

Журналист предвидел такой ход, сам он поступил бы так же. На то, чтобы пробить этот номер, у Жердева уйдут минуты. Ситуационный центр, который он возглавлял, был наделен полномочиями оперативного подразделения ФСБ или МВД.

Прошло четверть часа. За это время Маевский ответил на три внутренних вызова и сам позвонил в соседний отдел. Наконец раздался долгожданный звонок:

– Андрей Александрович?

Он точно помнил, что не назвал Жердеву свое отчество. Итак, сейчас глава Структуры имел на руках стартовую информацию на журналиста. И в зависимости от степени важности темы беседы досье журналиста пополнится новыми данными.

– Да, это я.

– У меня плотный график. Вы сможете подъехать ко мне прямо сейчас?

– Пожалуй, да.

– Тогда до встречи.

Журналист дождался, когда трубку первым положит Жердев, и только потом опустил на рычаг свою. Бросил взгляд на часы: неторопливым шагом дойдет до офиса Ситуационного центра к двенадцати часам. Прихватив с собой «дипломат», Маевский зашел в кабинет шефа.

– Я на обед. Не возражаете, если задержусь на час-полтора?

– Напомни мне об этом в день получки, – мрачно отшутился начальник отдела, выпускник МГИМО и несостоявшийся дипломат.

Контрольно-пропускной пункт в Структуре был лишен оригинальности: ворота для въезда машин и, собственно, проходная. Внутри помещения – барьер-конторка, за которой явно скучал полноватый караульный в коричневатой полувоенной форме, походивший на неонациста, да еще и с косой «гитлеровской» челкой. Через распахнутую дверь журналист разглядел ярко освещенную лестничную клетку и начало бетонного марша, ведущего наверх.

– Мне назначено, – сказал он дежурную фразу, опустив приветствие. – У вас есть регистрационный журнал?

– Интересно было бы взглянуть на него, – ответил караульный. – Ваше имя?

– Андрей.

Караульный коротко хохотнул:

– Поднимайтесь по лестнице на второй этаж, Андрей, вас ждут.

«И только там кто-нибудь всерьез поинтересуется моей личностью», – чуточку задетый за живое и разочарованный Структурой, подумал журналист.

– Моя фамилия Маевский, – просветил он караульного, поднявшись на пару ступенек. – Ма-ев-ский.

– Хорошо, запомню. Может, в кроссворде когда-нибудь встретится.

На втором этаже журналиста действительно ждали. Третья по счету дверь была распахнута, в дверном проеме стоял высокого роста человек и делал знаки, поторапливая посетителя.

– Мы с вами встречались раньше? Лицо мне ваше знакомо. Здравствуйте, – надергал фраз Жердев.

– Добрый день. Скорее всего, мы видели друг друга мельком, но не встречались, – ответил журналист, проходя в кабинет Дмитрия Жердева.

Кабинет был необычным, и особенность его заключалась не в размахе, а в двух деревянных пиллерсах, поддерживающих потолок. Это здание старой постройки, такие колонны были сквозными, то есть проходили через всю внутреннюю часть и поддерживали потолок как первого, так и второго этажей. Наголовники пиллерсов походили на исполинские каркасы зонта: один из них, тот, что ближе к выходу, был приспособлен под вешалку, на нем нашли себе место серый плащ и старомодная шляпа. Вряд ли Жердев когда-нибудь надевает эти вещи, продолжал анализировать наблюдательный журналист, разве что на костюмированный бал.

Жердев дал гостю оглядеться, потом, демонстрируя занятость, бросил взгляд на настенные часы и сказал:

– Насколько я понимаю, ко мне у вас личное дело, Андрей Александрович. Напомните все же, где мы могли видеть друг друга?

– На конференции в гостинице «Националь».

– Вы тоже были приглашены на этот съезд? – пожал плечами Жердев. Он умолчал о том, что принимал участие в разного рода семинарах и конференциях, посвященных вопросам безопасности – национальной, финансовой, ядерной, промышленной, общественной и так далее, но подробно остановился на советах, которые лично называл «встречей выпускников». – На них слетаются, как мухи на мед, директора департаментов, технические директора, ведущие специалисты, юридические советники, председатели комитетов «чего-нибудь», обо что язык сломаешь: «GroupIC», «ЮБ ЗАО МСК», «СОРМ-КОН» и прочие, образованные и возглавляемые, как правило, отставными офицерами спецслужб. Для кого-то такие конференции – это модные тусовки, для меня – возможность обсудить дела… только краем касающиеся темы собрания, – с небольшой запинкой закончил Жердев.

– Вы не из тех, кто свободное время любит проводить в музеях, назначая там свидания своим агентам, верно?

– Перечитывали недавно Юлиана Семенова?

– Взял его книгу в руки сразу после окончания конференции, где стал свидетелем вашего разговора с Виктором Биленковым. Имя я прочел на его бейджике. Я заметил, что эта штука для него в диковинку. Он то отцеплял, то прицеплял его на пиджак, смотрел на свое фото, читал свою фамилию, шевеля губами. Одним словом, как говорил Тургенев: «Невежда он был круглый, ничего не читал».

– Я бы предостерег вас отзываться в пренебрежительном тоне об этом человеке. Вы не знаете, кто он.

– Напротив, я знаю, кто он: руководитель вашей оперативной группы, возможно, причастной к зверскому убийству полковника Джиганшина из Главного разведуправления. О чем я на следующие сутки и доложил своему оператору – подполковнику ГРУ Михаилу Янову.

Жердев широко улыбнулся, показывая ровные отбеленные зубы. Он был искусным притворщиком, любой судья поверил бы даже его жестам, не говоря уже о словах. Вопросов у него накопилось много, и за короткий срок, а вот выбрать первый из них – потребовалось время, отсюда и такая реакция. Он и сам был приверженцем такой тактики: ошеломить собеседника, задавить его вопросами и аргументами и, наблюдая за реакцией, держать нити разговора в руках.

– В моем «дипломате» нет записывающего устройства, о чем вы подумали, – продолжил Маевский. – Но там есть аудиокассета – фонограмма моей беседы с подполковником Яновым. На ней ценник, она продается.

– Тут вот в чем дело, – сбросил улыбку Жердев. – Покупателей вы на нее не найдете. Кому интересен треп оператора и его агента? Двое людей строят догадки, переливают из пустого в порожнее. Вы ошиблись номером, дружище…

Журналист встал и, чуть склонив голову, попрощался:

– Извините, что попусту потревожил вас. На всякий пожарный оставлю вам копию – вдруг вас заинтересует оригинал?

– Полагаете, что я буду это слушать?

– Магнитофон выдумали для того, чтобы его слушать. – Журналист вынул из «дипломата» кассету – действительно, копию, которую он подготовил сегодня у себя в отделе, положил ее на стол и вышел из кабинета, не попрощавшись с Жердевым. Он был уверен, что тот окликнет его с порога, что его задержит на выходе охранник и попросит вернуться, даже подумал о том, что его собьет на дороге «случайная» машина.

Маевский ждал телефонного звонка до конца рабочего дня. И еще пару часов, в которые уложилась та самая запланированная переработка. Но работа валилась из рук.

В половине девятого к нему подошел начальник отдела и положил руку ему на плечо:

– Туго с деньгами?

– Почему? – поднял на него усталые покрасневшие глаза Андрей:

– Тебе не стоило буквально воспринимать мои слова, это была просто шутка, – также устало ответил шеф.

А журналист даже в эту минуту не переставал думать о том, что дело его не выгорело.

Михаил Янов окликнул Кравца, когда тот вышел из подъезда и огляделся, цепляя взглядом каждую припаркованную машину, каждого прохожего. Затем Игорь подошел к старому столу, установленному в середине двора, и Янов демонстративно подвинулся на скамейке. Он не думал, что Кравец устроится рядом, и тоже кое-что продемонстрировал – занятость, вздернув рукав пиджака и бросив взгляд на часы.

– Давай знакомиться. Я – подполковник Янов из Главного разведывательного управления. – Вынув из потертого кожаного портфеля папку, Михаил раскрыл ее. – Я вот по какому делу, Игорь. Твой дед – Павел Ильич Кравец – во время учебы в Военной академии имени Фрунзе весной и осенью 1921 и 1922 годов выезжал в Турцию в качестве секретаря военного атташе. Он – член РКП большевиков с 1924 года. Окончил курсы усовершенствования по разведке при разведуправлении РККА. До 1938 года – секретный уполномоченный спецотделения «А» Разведупра, через два года возглавил этот отдел, а также воевал в Испании. Он был военным разведчиком, сукин ты сын! А ты?

– Что я?

– Свернул не на ту дорогу.

– А что, мне надо было пару раз съездить в Турцию, подставиться в Испании, встать на лыжи в Финляндии? Вы ничего не сказали о подвигах моего деда во время советско-финской войны.

– Как выясняется – не зря, ты хорошо знаешь биографию Павла Ильича. Поговорим о твоих подвигах?

– Я только сбегаю за орденами.

– Сядь! – осадил его подполковник. – Сядь и послушай, куда приведет тебя дорога, на которую ты свернул. Ситуационный центр – лишь красивая и дорогая вывеска. Опергруппа – это лоск, за которым прячется банда. Тебе только кажется, что ты и твои дружки держите за дураков всех, включая настоящих оперативников. Протекторат Структуры – а тебе, видно, слышится «Приорат Сиона» – кажется тебе совершенной защитой, и, находясь под управлением одной личности, ты готов на самую грязную работу. Может быть, ты чувствуешь себя солдатом, наемником, но это ошибочное чувство, ты на самом деле вымогатель, насильник и убийца. А кто твои товарищи, Игорь? Может, в служении Жердеву на них опустилась божья благодать? Или они прониклись к нему святой любовью? Татуировки на теле Сергея Хатунцева кажутся тебе иконами? Жесты Виктора Биленкова – молитвенными знаками? Но когда он отсчитывает моменты на старте очередной акции, он отнимает твои годы. Хорошо, если бы речь шла только о продолжительности жизни.

– Не играйте на моей совести, подполковник, у меня ее нет, – сощурившись, поиграл желваками Игорь.

– Да тебе даже заложить нечего… Я обращаюсь к твоему разуму. Ты человек неглупый и пойдешь на сделку. Если откажешься, я в корне изменю мнение о тебе. Я не призываю пойти на сделку со своей совестью – ты прав, у тебя ее нет, и не предлагаю тебе тайную сделку.

– Тогда чем вы меня можете обрадовать?

– Знаешь, что такое «сделка кэш»?

– Просветите.

– Это операция, при которой оплата производится наличными.

Янов заметил заинтересованность в глазах своего собеседника, можно даже сказать, материальную заинтересованность.