Все персонажи этой книги – плод авторского воображения. Всякое сходство с действительным лицом – живущим либо умершим – чисто случайное. Имена, события и диалоги (за исключением цитат) не могут быть истолкованы как реальные, они – результат писательского творчества. Взгляды и мнения, выраженные в книге, не следует рассматривать как проявление враждебного отношения автора к странам, национальностям, личностям и к любым организациям, включая частные, государственные, общественные и другие.
Часть I
ПАВЕЛ МЕЛЬНИК
Глава 1
Он примерял уже третий галстук. Опять не то. Мельник придирчиво осмотрел себя в зеркале, повязав четвертый, мягких зеленоватых тонов. Перевел взгляд на цветную фотографию Ирины: глаза бывшей жены смотрят на него слегка иронично, но в глубине – грусть… Ее глаза смотрят так уже пятый год. Красивые, зеленые, обрамленные светлыми ресницами.
Павел выбрал именно этот снимок, чтобы поместить его в рамку и поставить на рабочем столе. Ирина не признавала макияжа, на ее щеках играл естественный румянец, светлые ресницы только подчеркивали глубину ее глаз, от нее исходила свежесть.
Та весна, когда он сделал этот снимок, стала последней в их совместной жизни.
Сейчас Ирина носит короткую стрижку, осветляет волосы, а раньше они у нее были длинные, рыжеватые. За пять лет она нисколько не изменилась: та же потрясающая фигура, прежний уверенный взгляд и… прежняя фамилия – Голубева. Она не захотела оставаться Ириной Мельник.
Остановившись на галстуке зеленоватых тонов, Мельник стал искать предлог, чтобы повидаться с бывшей женой. Думал он недолго, вышел из дома и направился на автостоянку.
На 2-й Садовой он купил с лотка красивую чайную розу. Через пару кварталов остановил свою «Ниву» напротив типографии «Альфа-Графикс». Рядом с парадным двухэтажного здания – щиток с рекламой: «Печати, штампы, визитные карточки, буклеты, типографские работы».
Миновав первый этаж, где у мониторов корпели верстальщики, Мельник на лестнице буквально столкнулся с Ириной. – Это мне? – Она взяла розу. – Прекрасный аромат… Спасибо. Я только пятнадцать минут назад мечтала о цветке. Ты удивительный человек, Паша, всегда знаешь, что именно нужно женщине.
Мельник улыбнулся.
– Да. Двадцать минут назад тебе была нужна роза, а сейчас ты хочешь, чтобы я убрался ко всем чертям.
Ирина не ответила.
– Много работы? – спросил Павел, окидывая глазами типографию. Он немного завидовал и бывшей жене, владелице частного предприятия «Альфа-Графикс», и молодым парням, работающим у мониторов.
– Увы, – вздохнула Ирина. – Рада бы поболтать, но… Так что выкладывай, что там у тебя.
– Сделаешь сотню визиток?
– Две сотни, – тоном, не требующим возражения, заявила она.
– Выжимаешь?
– А куда деваться?..
– Оформи построже, но не слишком мрачно, – попросил Павел. – Без всяких там траурных лент по краям.
– Хорошо. Я сделаю пышный венок по центру, – пообещала она.
Мельник погрозил пальцем.
– Только попробуй! Вернешь деньги назад и возместишь моральный ущерб.
– Вот за это я готова на все. – Она грустно улыбнулась и пристально посмотрела на Павла. – Тебе больше ничего не нужно?
– В смысле?
– Ладно… – Теперь улыбка Ирины стала ироничной. – Считай, я ничего не спрашивала. – Она подставила щеку, и Павел, прощаясь, поцеловал ее.
– Вечером увидимся? – спросил он безо всякой надежды.
Она покачала головой.
– Нет. Но я рада была видеть тебя. Честно. Спасибо, что зашел, Паша.
Вечером, уже в начале седьмого, он не застал Ирину в типографии. Его окликнул бородатый паренек, подметавший пол:
– Павел Мельник?
– Он самый, – отозвался Мельник, подходя к уборщику.
– Я узнал вас, много раз видел по телевизору. Меня зовут Сергей.
– Очень приятно. Я, как всегда, опоздал. – Павел заглянул в приоткрытую дверь кабинета Ирины. Офисное кресло пустовало, верхний свет погашен.
– Да, Ирина Владимировна ушла пятнадцать минут назад. Она просила кое-что передать вам. – Парень зашел в ее кабинет и вынес маленькую картонную коробочку.
– Спасибо. – Мельник взял коробку из рук Сергея и повернулся, чтобы уйти.
– Одну минуту, – остановил его уборщик. – Ирина Владимировна попросила, чтобы вы просмотрели при мне. Она сказала, что если вам не понравится, оставить заказ на ее столе.
В коробке в две стопы были уложены красивые визитки. Очень красивые. Крупные, ядовито-желтые буквы буквально орали: ПАВЕЛ МЕЛЬНИК. РЕПОРТЕР И ХВАСТУН. А в центре – букет алых роз.
– Я убью ее!.. – прошептал Павел и неожиданно рассмеялся.
– Так вы довольны заказом? – спросил парень. – Что передать Ирине Владимировне?
– Вот так и передай: заказом доволен.
Мельник сунул коробку под мышку и спустился вниз.
Другую, меньшую половину первого этажа занимал частнопрактикующий врач, о чем гласила табличка, расположенная рядом с дверью: ВРАЧ АЛБЕРТ ЛИ. ПРИЕМ 18.00 – 21.30.
– Да, доктор Ли явно не обременяет себя работой, – проговорил журналист. Он все еще не оправился от проделки своей бывшей супруги.
– Ты тоже так считаешь?
От неожиданности Мельник вздрогнул. В проеме парадной двери стоял человек среднего роста, одетый в дорогой костюм и модные туфли. Журналисту не понадобилось всматриваться в лицо мужчины, несколько раз он брал у него интервью и узнал его по голосу. Это был начальник городского УВД Виктор Березин.
– Ты тоже так считаешь? – повторил Березин, тяжело преодолевая четыре ступеньки лестницы. – Как поживает пресса? – осведомился он.
– Добрый вечер, Виктор Сергеевич. – Мельник пожал полковнику руку – сильную и слегка влажную. – А дела неплохо.
– Ну, я-то ладно, старый, – с лица начальника милиции не сходила плутовская улыбка, – а вот как тебя-то угораздило в нашу компанию? Ведь тебе еще и сорока нет! Тебя кто порекомендовал Ли? Аничков, наверное, или Третьяков?
Борис Аничков был мэром города, Анатолий Третьяков – областным судьей. Мельник едва сдержался, чтобы не присвистнуть. «Ого! Вот это шишки! И принимает их частнопрактикующий врач почти в пригороде Климова. Сказать, что я был не на приеме, а в типографии?»
– Знаете, Виктор Сергеевич, – извиняющимся голосом произнес он, – мне неудобно говорить об этом.
Березин рассмеялся.
– Ты думаешь, мне удобно?.. – На глазах шестидесятидвухлетнего полковника, вот уже седьмой год возглавляющего ГУВД, проступили слезы. Сейчас он смотрел на журналиста с долей искреннего умиления. Он промокнул глаза носовым платком и покачал головой. – Но все это позади… Ты как чувствуешь себя после аспирина?
Мельник ответил дипломатично. И главное – сразу.
– Не так чтобы очень, но…
– Даже так? – удивился Березин. – А сколько сеансов ты принял?
Золотая середина экспериментов – тройка.
– Три, – сказал Павел, открыто глядя в серые глаза полковника милиции.
– Ну а я, наверное, пятнадцать, – с видом ветерана сообщил неожиданный собеседник. – Необыкновенный подъем сил. Ну, будь здоров.
Полковник шагнул к двери кабинета врача. Мельник посчитал за лучшее побыстрее спуститься по лестнице.
«Как я чувствую себя после аспирина? – спросил себя журналист. – Да как обычно, черт возьми! А вот как вы чувствуете себя, господа мэры, судьи и прочее?»
Он сел в машину и снова открыл коробку. Глаза просто отказывались верить: неужели шутка может быть такой большой? Он взял верхние визитки и улыбнулся: карточек с сюрпризом было всего две. Но главный сюрприз – это неожиданная встреча с Виктором Березиным. Мельник и предположить не мог, сколько несчастий она ему принесет.
Он завел двигатель и развернул «Ниву», решив нанести еще один визит.
Белла Азарова – 32-летняя целительница и экстрасенс – человек в Климове весьма известный и занятой. С недавнего времени она обзавелась секретарем, которая принимала от пациентов чеки и наличные, систематизировала прием пациентов, занося данные об изменениях в самочувствии в компьютер. Белла – сильный гипнотизер, в начале своей врачебной практики она принимала пациентов группами, за считанные секунды погружала их в сон и снимала тягу к курению и алкоголю. Но вскоре она почувствовала необходимость индивидуального подхода. С опытом к ней пришел еще один дар, ее руки начали источать мощное биополе. На лечебных сеансах она уже закрывала глаза, исследуя пациента руками. Белла с высочайшей точностью ставила диагноз о состоянии ауры больного, отмечала ее смещение либо разрыв в той или иной части. Вскоре диагностика стала ее основным занятием, и все реже она проводила лечебные сеансы.
Ее кабинет находился на Садовом бульваре, одной из центральных улиц Климова. Не было, наверное, журналиста в городе, который бы не брал интервью у Беллы Азаровой. Она никогда не отказывала, ведь это было ей на руку: о ней пишут, ею интересуются. Это реклама.
Когда Мельник впервые переступил порог ее кабинета, Белла, бегло оглядев его, сказала: «Брось курить, парень. На периферии твоего правого легкого возможность возникновения раковой опухоли». Павел бросил курить через неделю.
Сейчас часы показывали начало восьмого вечера, к этому времени секретарь Беллы ушла, и она принимала журналиста в приемной.
– У тебя возбужденный вид, – сообщила целительница, оглядывая гостя. – А в легких набухают почки.
Журналист попытался улыбнуться.
– Что у меня набухает в легких? Почки?
Белла подтвердила. Мельник изобразил на лице недоверие.
– Шутишь… Ни разу не слышал, чтобы почки находились в легких.
– Ты стал тяжелым на подъем человеком, Паша.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Где твоя легкость мышления и тонкое чувство юмора, которыми сквозят твои репортажи? Проснись, твой главный пик еще не покорен.
– О каком пике ты говоришь? – иронично полюбопытствовал Мельник.
– Ладно, не будем об этом, – вздохнула она. – О покорении своего пика ты сам мне расскажешь. А под почками я подразумевала обыкновенное весеннее цветение. На улице весна, и ты набухаешь так же, как ветка дерева, – во всяком случае, я так вижу, – ты цветешь, и я делаю вывод, что сегодня ты встретил красивую женщину. Попробуй опровергнуть мои слова.
– Не собираюсь этого делать, – ответил журналист, успокоившись. – Ты права… Между прочим, я сам сегодня выступал в роли ясновидца.
– И как прошел твой дебют?
– Не на «ура». Меня обозвали хвастуном.
– Она правильно сделала, – резюмировала Белла, акцентируя первое слово.
Мельник подтвердил ее догадку, кивая головой.
– Вы, кстати, с ней чем-то похожи, – сказал он. – Наверное, манерой разговаривать.
– Я наперед знаю, что ты хочешь мне сказать. Для меня ты не мужчина – в биологическом смысле. Ты – объект. На тебе горят габаритные огни, тебя вовремя обходят и объезжают, и это на пользу не только тебе. Не рушь своего монументального образа, потому что он принадлежит – опять-таки – не только тебе. Сеанс окончен, – подытожила целительница. – Думаю, что сумела вылечить тебя. Подбросишь меня до дома?
– Как насчет чашки кофе?
– Кофе пьют по утрам.
– Я это и имел в виду.
– Ты хам, Паша. Но я тебя прощаю. Так подбросишь?
– В обмен на небольшую консультацию.
– Согласна. Подожди меня, я переоденусь.
Направляясь к южной окраине города, где Белла Азарова отстроила себе двухэтажный коттедж, Павел повел разговор об Алберте Ли.
– Алберт Ли? – переспросила она. – Несколько раз слышала, пару раз видела. В наш город приехал из Москвы. Имеет свою практику.
– Он сильный экстрасенс?
– В отличие от некоторых, я не имею привычки сравнивать людей, близких моей профессии.
– Почему? – Мельник на секунду оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Беллу.
– Смотри на дорогу, – попросила она и ответила на его вопрос: – Потому что первый шаг пойдет от меня же самой. Я либо преувеличу свой талант, преуменьшив чей-то, либо наоборот. Понимаешь? Это скорее твое дело – наблюдать, изучать, сравнивать.
– Так ты не знаешь методов работы Ли?
– Гипноз, иглоукалывание. Но в основном мануальная терапия: банки, массаж.
– Но его методы лечения эффективны или нет?
– Не знаю.
Мельник покачал головой.
– Но хоть что-то о нем говорят в ваших кругах?
– Мой круг – это я и мои пациенты.
– В таком случае откуда ты вообще узнала о Ли?
– От пациентов.
– И что они говорили?
– Не помню.
– Как насчет утреннего кофе?
– Перебьешься.
Возле дома Белла дала Мельнику адрес хиропрактора Зиновия Шмеля.
Зиновий Шмель – 49 лет, ниже среднего роста, с бычьей шеей и могучими руками гориллы. Он долго и тяжело дышал, выслушав вопрос журналиста. Сам Павел объяснил свой утренний визит так: он пишет статью о всех ведущих экстрасенсах и целителях города. В статье он отразит…
Шмель плохо слушал, долгим взглядом он окидывал жилистую фигуру репортера, думая, почему тот пришел не с жалобой на позвоночник. Он бы скрутил сейчас посетителя, перебрал могучими руками все позвонки – и вылечил, заработав при этом денег. Пусть даже журналист здоровый!
Как и Белла, Шмель повторил за Павлом вопрос:
– Алберт Ли? Целитель? А кто же я, по-вашему?
Репортер пожал плечами.
– Я понимаю вас, – отозвался Шмель. – Вот из-за таких «целителей» и меркнут имена настоящих кудесников медицины. Вы спросили меня, кто такой Ли. Я вам отвечу так: много еще на свете проходимцев, прикрывающихся какими-то там разработками и учеными степенями. Вы думаете, что Зиновий Шмель не наводил о нем справок? Напрасно. Конечно же, личность Ли ничтожна, чтобы загородить свет, идущий от настоящих целителей. Но – подрывается вера и авторитет. Это печально. Я наводил о нем справки, – гордо повторил хиропрактор. – У меня огромные связи в управлении госбезопасности. Кое-кому там было жарко от моих рук! Я многих поставил на ноги.
Довольно бесцеремонно отослав в коридор вошедшего в кабинет пациента, Шмель продолжил:
– С одной стороны, хорошо, что Ли вообще существует, в своей статье вы сможете отделить белое от черного, провести резкую черту, за которой останется эта бездарность, о которой вы собираетесь писать. – Шмель ненадолго задумался. – Давайте сделаем вот что. Сейчас я проведу лечебный сеанс, и вы сможете воочию убедиться, кто и что Зиновий Шмель. После этого вы не захотите встречаться ни с одним целителем. Войдите! – громко крикнул он, повернув голову к двери.
Лет 50 мужчина, раздевшийся до пояса и снявший ботинки, был немедленно распластан на холодной кушетке. Он жаловался на поясничные боли.
– Болит вот здесь. – Он непостижимо вывернул руку, показывая область спины повыше копчика.
– Я вижу, – резко осадил его Шмель. – Болит у вас там, я знаю, но причина гораздо выше. Вот здесь.
Он внимательно разглядел позвоночник больного и надавил большим пальцем в середину спины. Пациент взвыл.
– Скоро я поставлю вас на ноги, – пообещал хиропрактор и вызвал ассистента – высокого и могучего парня.
Тот, не говоря ни слова, согнул больному ногу в колене и до хруста в суставах принялся выворачивать пальцы на ногах. А сам Шмель под немыслимым углом вывернул голову пациента и рывками тянул ее на себя.
Их действия были слаженными, они разгоряченно дышали в больную спину пациента. А тот, наверное, проклинал того человека, который посоветовал ему обратиться за помощью к Зиновию Шмелю.
Хиропрактор сделал минутный перерыв, увлажнил руки кремом и начал массаж спины больного.
Через десять минут он попросил пациента подняться.
– Болит? – спросил его Шмель. И поторопил жестом руки. – Нагнитесь, нагнитесь.
Тот опасливо наклонил туловище, держа наготове руку – чтобы вцепиться в поясницу. Затем выпрямился и с удивленной улыбкой воззрился на целителя.
– Болит?
– Нет, – сказал тот и несмело добавил: – Доктор.
– Неделю принимайте горячие ванны и повремените с поднятием тяжестей. Десять-двенадцать килограмм – не больше. Покажетесь мне через десять дней.
– Спасибо, доктор.
– На здоровье. В приемной заплатите двести тысяч.
Мельник едва заметно качнул головой: расценки у Шмеля были весьма и весьма…
– Впечатляет, – сказал он раскрасневшемуся хиропрактору.
Шмель многозначительно хмыкнул.
– А вы как думали? Только так – отдав больному часть своей энергии, и можно помочь ему. Я зарабатываю себе на хлеб тяжелым трудом. А теперь я спрошу у вас: вы будете писать о Ли или уже переменили решение?
Журналист задумчиво теребил в руках авторучку.
– Знаете что, – наконец сказал он, – расскажите мне о Ли поподробнее, о его методах лечения, что вам удалось узнать о нем. И я, возможно, откажусь от встречи с ним.
– Да пожалуйста! Начну с того, что Ли – темная личность.
Ирина Голубева только покачала головой, когда на следующее утро Павел преподнес ей букет из трех чайных роз.
– Ты не удивлял меня так даже пять лет назад, когда мы были вместе, – произнесла она. – Что с тобой, Паша?
– Сам не знаю, – честно признался Мельник, присаживаясь на мягкий стул в уютном офисе Ирины. – Ты же знаешь, что я скупой на подарки, а тут трачу последние деньги и покупаю тебе цветы.
Ирина грустно улыбнулась.
– Твои непосредственность и прямолинейность всегда восхищали меня, и я никогда не обижалась.
– А сейчас? – Он неотрывно смотрел в ее зеленые глаза.
– Сейчас тем более. – Ирина поймала себя на мысли, что все больше смущается под взглядом Павла. Но она не должна показать этого. Женщина поднесла букет к лицу и вдохнула его аромат.
– Почему?
– Что почему? – переспросила она, глядя на Павла поверх цветов.
– Почему именно сейчас ты не обижаешься?
– Опять же по той причине, – ответила Ирина. – Ты знаешь слабые места женщин. Ты не просто подарил мне цветы, ты подарил их, потратив последние деньги. Последнему я мало верю, но все равно приятно.
– Другая бы на твоем месте обиделась, как если бы увидела на букете ценник.
– А другой ты бы этого не сказал. Другая бы только порадовалась, что ты тратишь на подарок последние деньги.
– Да, в чем-то, наверное, ты права.
– Я изучила тебя за два года совместной жизни и не верю, что, к примеру, на тебя действует приближение весны. Так что выкладывай, зачем пришел.
– Хочу устроиться к тебе на работу.
– Ты не подъезжай, Паша, говори прямо.
– Хочу устроится к тебе на работу, – упрямо повторил он. – У тебя есть вакантная должность ночного сторожа?
Ирина медленно покачала головой. Букет по-прежнему у лица, ее зеленые глаза удивительно гармонируют с упругими лепестками чайных роз.
– А уборщиком-волонтером возьмешь?
Ирина положила цветы на стол и вздохнула:
– Почему бы тебе просто не сказать: «Ира, мне несколько ночей нужно провести в твоей типографии»?
– Одному.
– Это я уже поняла. Будешь следить за домом напротив?
– Буду, – пообещал Павел. – Если мы пришли к соглашению, то у меня еще одна просьба.
– Не много ли для первого раза?
– Не знаю, разберись с этим сама.
– Так что ты еще хочешь?
– Ты можешь изменить график работы Сергея?
– Какого Сергея?
– Уборщика, который передал мне визитки.
– А, Сережу Земскова… Он мой сосед. И как я должна изменить его график?
– Ну, чтобы он приходил не в шесть часов вечера, как обычно, а, скажем, в половине десятого?
Ирина довольно долго смотрела в синие глаза Павла. Прошло пять лет, как они расстались, а он нисколько не изменился: та же прическа – зачесанные назад длинные волосы, то же пристрастие к клетчатым пиджакам. Она склонила голову к плечу и слегка прищурилась. Может быть, он немного поправился. Хотя нет.
– Мне не нужно менять график Сергея. Он начинает уборку со второго этажа и заканчивает убираться там только к 10 – 11 часам вечера. Так что ты можешь спокойно наблюдать за кабинетом Алберта Ли с первого этажа. Тем более что это удобно.
Она рассмеялась, глядя в изумленное лицо Павла.
– Доктор работает только в те часы, которые тебя интересуют, – пояснила она. – Уж что-что, а расписание своего соседа я знаю очень хорошо.
– Хочешь, я возьму тебя в компанию? – спросил Павел.
Ирина долго молчала.
– Не хочу, – ответила она, поднимая на него глаза. – Я не хочу неприятностей. Ты не господь бог, а все время пытаешься ходить по поверхности воды. Я еще тогда устала от этого. Не надо, Паша, ты обречен на одиночество… Очень часто, когда ты неожиданно уходил среди ночи, я представляла тебя одиноким и испуганным. Кругом мрак, а ты таращишь глаза, самоотверженно выискивая в темноте тени. И что удивительно, часто находил их.
– Прости… – Голос Павла прозвучал тихо, сдавленно.
– За что? – Ирина пожала плечами и посмотрела в сторону. – Ты ни в чем не виноват. Я развелась не с тобой, а со средствами массовой информации.
Павел видел, как задрожали ее ресницы, еще немного – и она заплачет.
– Ты дашь мне ключи?
– Сейчас принесу. – Ирина поспешно вышла из конторы.
Глава 2
Игорь Развеев набрал номер телефона, коротко спросил: «Есть?» – и, получив утвердительный ответ, положил трубку. Он облизнул пересохшие губы и посмотрел на приятеля. Леня Ложкин поправил сальную прядь волос, упавшую на глаза.
– Ну что? – спросил он и шмыгнул носом. Его ломало, третий день он не мог найти наркотик, чтобы снять ломку. Всю последнюю неделю он страдал запором, а сегодня его «прорвало», понос выкручивал кишки.
– Все то же, – ответил Игорь. – Только денег нет. Впору идти и грохать «ходоков».
– За пять-шесть грамм? – Ложкин покачал головой.
Он долго сидел в одном положении, глядя перед собой мутными глазами. Потом его взор начал проясняться. Он тронул приятеля за руку.
– Слышь, Развей, я сейчас вспомнил про одного гомика.
– Ну и что?
– Раскрутим его на пару «чеков». Может быть, и больше.
– Он должен тебе?
– Обязан. За молчание. Года три назад я «раскупорил» его. Ему лет четырнадцать было. – По лицу Ложкина пробежала глумливая улыбка.
Развеев ответил брезгливой усмешкой.
– И он не заявил на тебя? – спросил он.
– А кому охота учиться в школе и отзываться на педераста? – отозвался Ложкин. – Я все ему растолковал, что, мол, жизнь свою загубит. Малый сообразительный, я еще полгода долбил его. Плачет сука, трясется, но куда ему деваться?
– Ты знаешь его адрес?
– Конечно. По-моему, у меня где-то записан даже его телефон.
Ложкин полез в карман. Вынимая записную книжку, он обнаружил там стотысячную купюру. Молча воззрился на нее.
– Так чего же ты молчал?! – В голосе Развеева было больше радости, чем негодования.
– Сам не знаю… – Ложкин пожимал плечами и улыбался. – Забыл, наверное.
Ему полегчало только от вида денег. По телу прошла слабость, обильный пот проступил на холодном лбу, и снова резко скрутило живот.
– Вот видишь, как твой гомик помог! – радостно воскликнул Развей. – Айда на хату.
– Сейчас, – кивнул Ложкин, болезненно морщась. – Только в туалет схожу.
* * *
Вадим Барышников, не заглядывая в глазок, открыл дверь, кивнул приятелям: «Входите». Ложкин с Развеевым вошли в комнату, которая до отказа была забита радио– и видеоаппаратурой.
– Богато, – протянул Ложкин, оглядывая японскую технику.
Вадим усмехнулся. Не сегодня-завтра придется вывозить аппаратуру в ломбард. Денег за нее много не дадут, но хватит расплатиться с хозяином за наркотики и себе останется. Обычно за телевизор он выдавал «чек» героина на триста тысяч, за видеомагнитофон – на сто. Но ему эта практика уже надоела: ненужная суета, рисовки перед соседями. Его дело маленькое. С утра ему привозят несколько грамм героина, он расфасовывает его на «чеки» по сто, триста тысяч и отвечает на звонки. Вечером отдает деньги. Хватает и на жизнь, и на то, чтобы «вставить» себе и подружке.
Посмотрев на приятелей, он предложил:
– Может, поможете свезти это барахло в ломбард? За услугу выпишу лишний «чек».
– Посмотрим, – Развеев протянул ему деньги.
Вадим кивнул и скрылся на кухне. Пока он отсутствовал, Ложкин воровато оглянулся на дверь, положил в карман куртки видеоплейер с наушниками.
– Я вижу, вы согласны, – сказал Вадим, протягивая Развееву перетянутый резинкой полиэтиленовый пакетик с героином. Не скрывая насмешки, он многозначительно посмотрел на топорщившийся карман гостя.
Ложкин молча положил плейер на место.
– Мы двинемся у тебя? – спросил Развеев, подбрасывая на ладони легкую упаковку героина.
– Валяйте, – разрешил хозяин.
– «Баян» дашь?
Вадим достал из ящика одноразовый шприц и поманил приятелей на кухню. Все, что им было нужно, – это чайная ложка и вода, зажигалки постоянно были у обоих в кармане.
Ложкин снял резинку с пакованчика, но Вадим неожиданно остановил его.
– Погоди. Все равно на двоих мало. Есть новая «дурь», гораздо дешевле геры. Не хотите попробовать?
Ложкин неожиданно сорвался:
– Тебе легко туфту предлагать! Сам-то ты по самые жабры в героине.
Развеев остановил излияния товарища жестом руки.
– Химия? – спросил он Барышникова.
Хозяин покачал головой:
– Новый препарат, изготовлен на фармацевтической фабрике. По чистоте не уступает морфию.
– А хорошо вставляет-то? – нехотя поинтересовался Ложкин.
– Пятки будешь чесать через каблук, – доходчиво объяснил Барышников. Видя сомнения на лицах гостей, он добавил: – Да не бойтесь, препарат опробован, я уже месяц его толкаю. Никто пока копыта не отбросил.
– А-а… – Развеев прищурился на хозяина. – Не глюкозой ли называют эту пакость?
– Почему пакость? Ты пробовал?
– Нет, но кое-что слышал о ней. – Игорь толкнул приятеля локтем. – Ну что, Леня, испробуем?
– Мне ломку снять надо, а не пробовать! – Ложкин болезненно скривился. Он постоянно шмыгал носом, вытирал сопли, его верхняя губа покраснела. Ему было двадцать пять лет, он успел переболеть гепатитом В, сейчас в его крови метались антитела гепатита С. Он уже давно перестал «доить» родителей, в квартире пусто, все, что мог, продал. Леня сидел на «капитальных» наркотиках, год назад сам был на месте Барышникова. Брал на реализацию по десять грамм героина, восемь продавал, два оставлял себе. Но однажды не отдал денег в срок. Пришли два человека, сели напротив. Сейчас, говорят, ты должен две штуки «зелени», завтра – три, послезавтра – пять. Через неделю твой долг вырастет до стоимости твоей квартиры. Понял?
Да, он все понял. Поняли и родители. Наскребли по родственникам и знакомым три тысячи, и Леня Ложкин отдал долг.
Все еще сомневаясь, он вопросительно посмотрел на друга.
– Ну что, Развей, рискнем?
– Я от тебя ответа жду. – Игорь Развеев был постарше товарища и не таким «хлипким», ломку переносил стойко.
– Да не сомневайтесь, – продолжал уговаривать Барышников. Он решил использовать последнее средство. У него были полномочия от хозяина нового препарата относительно пробной дозы – к двум ампулам за деньги одна давалась бесплатно. С одной стороны, было рискованно предлагать дополнительную ампулу с синими буквами на стекле. Глюкоза «вмазывала» хорошо и была намного дешевле героина. Очень скоро она станет самым популярным наркотиком и цены на нее резко возрастут. А пока страждущие, распробовав наркотик, могли засылать к продавцам третьих лиц, имея на этом лишнюю дозу. А вот ее-то как раз мог поиметь сам продавец наркотиков Вадим Барышников.
Но это только одна сторона дела. Другая – у Вадима с появлением нового наркотика стало два хозяина: один поставлял только глюкозу, второй, у которого за спиной два, три босса, давал на реализацию героин, анашу. Если последний узнает, что Вадим стал работать на двух хозяев, в лучшем случае он перестанет получать товар на реализацию. И другой вариант: Барышников забудет не только про героин, но и про пакованчики с маковой соломкой. Причем навсегда.
Но на продавца глюкозы работать было спокойнее, Вадим только месяц назад познакомился с ним, и вот новый наркотик уже начал завоевывать популярность, – тот же Развей слышал о нем.
Вадим достал из кухонного шкафа упаковку глюкозы и протянул три ампулы гостям.
– Одна призовая, – пояснил он.
– А почему не две? – живо отозвался Ложкин, поспешно, с жадностью наркомана забирая ампулы.
– К двум – одну, – снова растолковал Барышников. Все же ему пришлось сообщить условия продажи нового наркотика. Развеев прочитал надпись на ампуле и покачал головой:
– Первый раз вижу глюкозу в такой упаковке – всего два кубика. Обычно глюкоза идет в больших ампулах, по десять кубов.
Ложкин уже снял куртку, засучил рукав рубашки, продезинфицировал район локтевой вены слюной и ждал, когда Развеев закачает препарат в шприц. Вены на руке спрятались, почти не были видны, Ложкин пережал мышцу, сжимая и разжимая кулак.
Развей точным движением ввел иглу.
– Давай быстрее, – поторопил его Леня, – с ветерком.
В голове прокатилась волна долгожданного кайфа, Леня откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. Через несколько секунд подрагивающими губами он произнес:
– Действительно, хочется почесать пятку…
– Ну а я что говорил? – Вадим хлопнул Ложкина по плечу и ответил на телефонный звонок:
– Кто это?.. Есть, – коротко сообщил он и повесил трубку.
Леня еще пару минут приходил в себя. Потом сделал укол товарищу.
Губы Развеева так же онемели на некоторое время. «Неплохая штучка, – подумал он. – «Въезжает» не хуже геры».
– Так не поможете с аппаратурой? – уже безо всякой надежды в голосе спросил Барышников.
– Извини, земляк, настроение уже другое. Ты когда закрываешь лавочку?
– Работаю круглосуточно, как всегда. Но прежде позвони.
– А у тебя еще есть глюкоза? – поинтересовался Ложкин. – Или последнюю отдал?
– Пока есть. Не будет – достанем. – И хвастливо добавил: – Вещь, которая вам понравилась, есть только у меня.
Приятели попрощались с хозяином и вышли из квартиры.
– Куда пойдем? – спросил Развеев.
– Помнишь, я говорил тебе про гомика? Идем к нему.
Он всегда помнил ту мразь, которая изнасиловала его в четырнадцать лет и под угрозой все рассказать его родственникам и одноклассникам на протяжении еще полугода продолжала измываться над ним. С тех пор прошло три года; как ни странно, но он стал прощать своего тягостного партнера, однако помнил боль, унижение и до сей поры бледнел при воспоминании об извращениях, которым он подвергся.
Воспоминания эти крепко жили в нем, и он боялся за девушку, которую полюбил, – ему казалось, что он вдруг сделает ей больно, сорвется и вместо ласковых слов обрушит на нее поток сквернословия, до крови будет рвать ее тело.
Нет, лучше об этом не думать.
Он вспомнил свой первый опыт с девчонкой: та же боязнь непонимания, страх. Но ничего этого не произошло, слово «бисексуал», которое долго терзало его, растаяло вместе с запахом женщины при первой близости.
Но он все еще страшился того, что вдруг повстречает его – на улице, в баре, клубе. Как он поведет себя? Ответит на пренебрежительное приветствие, опустит глаза и, может быть, примет приглашение провести вечер вдвоем?
И это произойдет где-нибудь в темном подъезде или за гаражами. И он не будет противиться, пойдет за ним. Почему? Ответить на этот вопрос ему было очень сложно. Тот человек обладал какой-то, может быть, первичной властью над ним. Да, да, именно первичной, первородной, что ли. И она была способна лишить его сил, которые помогли бы ему отказаться от грубого совокупления.