Глава 1
Настя номер семь
Так получилось, что девочек с именем Настя в восьмом «Б» классе было семь. Нет, никто специально не подстраивал так – для путаницы или для смеха. Просто, когда после начальной школы формировали профильные классы – математический, класс «В», и гуманитарный, соответственно, «Г», учеников двух общеобразовательных классов тоже изрядно перетасовали. Девочек с именем Настя в этой параллели оказалось очень много, поэтому их делили-делили, и поделили по-честному – шесть в один класс, шесть в другой. В «Г» класс изучать гуманитарные науки отправилась всего одна Настя, а в класс точных наук не попало ни одной. Со временем в класс «Б» пришла ещё одна Настя, а спустя год Настя из «А» класса перешла в другую школу. Вот так и получилось. Зато в восьмом «В» было три Даши, в «Г» две, в классе «А» всего одна и в «Б» ни одной.
Ещё во всех четырёх классах было много Иванов и Александров. Но речь сейчас не о них.
А об Анастасии.
О Насте Ладыжковской. Точнее, о Насте седьмой.
Среди девочек восьмого «Б» уже давно существовал рейтинг популярности. Каждая знала своё место в этом рейтинге, и, чтобы подняться или опуститься хотя бы на одну позицию, нужно было приложить колоссальные усилия. Вернее, это подняться было трудно, практически невозможно, конкуренты давили и сверху, и снизу турнирной таблицы. А вот опуститься-то можно было вполне.
Но только не Насте седьмой. Которой падать было уже некуда. Седьмая в рейтинге Насть, она и в общем списке занимала последнее, одиннадцатое место. Хуже неё не было девочки. Да, все шесть Насть, одна Анжела, одна Марина и две Оксаны были лучше её. Так считали они сами, и так было определено справедливым и беспощадным рейтингом. Первой девушкой класса – самой лучшей, самой красивой, самой популярной и самой стильной (не говоря уже об отличнице, спортсменке и прочем) была Настя Первая. Первая, первая, первая во всём. Она была прекрасна, как звезда с неба. Её волосы с натуральным платиновым отливом, её безупречное лицо и точёная фигура, её лидерский характер – всё было самого высокого уровня. До неё не дотягивался никто. И даже не пытался дотягиваться. Звезда – она звезда и есть. Самая красивая девочка параллели. А может, и школы. Её порядковый рейтинговый номер даже произносился уважительно – как будто с большой буквы. Настя Первая…
Как, впрочем, и номера Насти Второй и Насти Третьей. Тройка лидеров – а дальше уже не так почётно. Вот потому-то борьба за эти места была наиболее ожесточённой. Три девушки, тоже три Насти – Горошкова, Балабкина и Потапчук, имели примерно равные шансы. И потому изо всех сил старались переплюнуть друг друга. Так что в течение одной недели Настя Вторая могла оказаться Настей четвёртой – и выпасть из тройки лидеров. Точно также и наоборот. Неудачный макияж, облезший лак на ногтях, неуспех на дискотеке или прилюдная оплошность – за всем этим неусыпно следили девчонки. Да и мальчишки тоже. И фиксировали, фиксировали. «Ну-у, Настя, это не круто! Облажалась ты, Настя!» – не совсем в серьёз, но и почти не в шутку разочарованно говорили промахнувшейся Насте добрые одноклассники. И все понимали, что расклад на рейтинговой таблице снова изменился. Кто-то опустился в её низ, и кто-то поднялся. Это была давняя и любимая игра. Которая бодрила и делала однообразную школьную жизнь интереснее. Не давала расслабиться. И заставляла девчонок быть всегда на высоте.
Уважаемую группу крепких середнячков уверенно представляли Анжела, Настя пятая и Оксана первая – девочки неплохо учились, не отставали от общей тусовки, их мнение было почти так же важно, как мнение тройки лидеров и постоянно выпадающей оттуда четвёртой красотки. К тому же, именно они были главными составительницами рейтингов. С Настей шестой и Мариной единственной было всё понятно – Марина, спортсменка-акробатка, появлялась в школе нечасто, особо не желала ни с кем общаться, но могла так накатить в пятачину своим крепким акробатическим кулачком, что связываться с ней было себе дороже. А потому восьмое место, к которому Марина никак не относилась, переживая только за места в своих спортивных соревнованиях, вполне могло оказаться и седьмым, и шестым, и выше, если бы стройная и вполне симпатичная Марина сама этого хотела. И проявляла активность. Но она не проявляла – ей и так было хорошо. И плевала она на местные условности и порядки.
Настя же шестая была девочка из обеспеченной семьи, носила дорогие вещи – цене, качеству и престижности которых не предавала значения, сутулилась, пищала что-то себе под нос и часто болела. А потому и имела девятое место. Десятку замыкала Оксана вторая – ботаник в прямом смысле этого слова, цветовод-овощевод, круглая и комическая девочка. Она дружила с Настей шестой, училась хорошо, но как-то по-тихому, одевалась скромно, не тусовалась и остроумием не блистала. И тоже не имела никакого влияния в классе.
Ну так а Настя-то седьмая… Седьмая среди семи Насть и в рейтинге одиннадцатая. То есть последняя.
Вот кто тоже не участвовал в игре. Совсем не участвовал. И не имел никаких шансов – как имела их та же уверенная в себе спортсменка Марина. Или Настя шестая, которая могла расправить плечи, накраситься дорогой косметикой – маминой или своей, которую при первом же желании ей тут же купят, встряхнуть свои дорогие шмотки, стукнуть кулаком по парте и превратиться из лягушки в царевну.
А Настя седьмая не могла. Никак. Да и какой смысл подниматься из болотных недр завершающей строчки рейтинга?
Настя седьмая обладала всем набором Золушки, не имеющей шанса не только стать невестой принца, но даже и просто поучаствовать в борьбе за расположение доброй феи – чтобы та хотя бы подпихнула её в сторону дороги, ведущей на королевский бал. Ну, или расчистила место на этой многолюдной тропе и предоставила хоть какую-то возможность своей протеже в борьбе за успех. А, говоря проще, это была бедная, некрасивая, стеснительная, неуверенная в себе девочка. Настя седьмая сидела за партой одна – если можно было рассаживаться кто как хочет, или с тем, с кем классная руководительница её посадила. То есть со средней популярности мальчиком Аркашей, который за все несколько лет совместного проживания за одной партой сказал ей не больше двадцати слов. Да и Настя ему тоже. Если не меньше.
Как выглядела. Да, как Настя выглядела?… Понятное дело, что никак – ведь она была никакая. Конечно, какая-то она была, только никто не имел до этого дела. Среднего цвета волосы, среднее телосложение, средней выразительности лицо. Тихий неуверенный голос, учёба с тройки на четвёрку. Всё обычное и скучное.
Понятно, что никто из мальчиков на такую неинтересную девочку внимания не обращал.
А Настю это совершенно не расстраивало. Она даже не понимала, зачем нужно, чтобы тобой интересовались мальчики. Так что Настя мирно копошилась за партой, тихонько перебегала из кабинета в кабинет, скомканно и по-быстренькому отвечала, если её спрашивали на уроках. Смеялась вместе со всеми, когда артистичные Настя Первая, Настя Горошкова и Настя Балабкина (она чаще оказывалась Настей Второй – и потому, что была очень крута, и потому, что больше всех дружила с Настей Первой) показывали кого-то в лицах или разыгрывали сценку. А на переменах просто наблюдала за всеми.
Ей это было интересно точно так же, как и телесериалы, которые, придя из школы, она смотрела один за другим. Сериалы, да – вот это было главной её радостью! Чужая насыщенная жизнь. Настоящие события, переживания. Которых у неё не было.
А у неё самой была квартира, в которой нужно убираться, готовить, стирать и всё остальное. Была мама, которую нужно ждать с работы. Магазины, в которые надо ходить за продуктами. И, конечно же, окно в мир – безлимитный интернет. Так что скучать Насте не приходилось.
Мама у неё была деловая. Она изо всех сил старалась выбраться в люди и как можно лучше устроить свою личную жизнь. На работу мама ездила из одного конца Москвы в другой и трудилась там до позднего вечера, стараясь поскорее подняться по карьерной лестнице. Выглядела Настина мама как девушка двадцати пяти лет, посещала курсы английского языка, фитнес и салоны красоты. Её модные вещи были куплены в хороших магазинах. Правда, в сезон самых последних скидок (хотя мама тщательно скрывала это от знакомых, сотрудников – да и вообще ото всех, кроме Насти). Как опытный охотник она сначала присматривала себе что-то, долго выжидала – а в распродажи приезжала и покупала. Конечно, часто её опережали такие же мудрые охотницы, но в основном Настиной маме везло, и качественные товары доставались ей с её любимой скидкой. Так что она умела экономить, делала это виртуозно, и приучила экономить Настю. Так приучила, что девочка постепенно поверила – ей вообще ничего не надо. Надо маме, потому что она, создавая себя – красивую, ухоженную и успешную, работает на их счастливое будущее. А у неё самой всё, что нужно, есть. А вырастет, будет ещё больше. И ничего не просила. Носила в школу форму – пиджачок и плиссированную юбку, которые купила ей мама в позапрошлом году, и была этим довольна. Они так до сих пор и были самый раз, разве что рукава пиджака, которые стали коротки, Настя сама отпустила и прострочила на машинке. Пусть политика в их школе была демократичной по поводу одежды – никакой формы, Настя неизменно, разве что кроме случаев самых лютых морозов и майской жары, появлялась в своём пиджачке и скучной юбочке. Менялись неприметные блузочки и водолазки. Да Настины причёски – иногда она закручивала волосы в хвост, иногда распускала или в косу заплетала. Всё.
Отсидела уроки – и скорее домой! По такой схеме была построена жизнь Насти. С раннего детства она находилась на хозяйстве, а мама работала. Поэтому девочка умела всё. Идеальная домохозяйка. Мама при такой горя не знала. Каждый день её ждали завтрак и ужин, изготовленные неутомимой дочкой. Настя вставала раньше мамы и принималась за хлопоты, каждый раз стараясь её порадовать чем-то новым – хотя мама не давала ей денег на разносолы, она всегда готовила что-то вкусненькое. Настя понимала, как трудно маме: чтобы тебя заметили, чтобы продвинуться, чтобы показать, что ты лучше других, – надо блистать. Так что мама это делала – на всю зарплату. И Настя, придумав, что мама находится на фронте битвы за жизнь, а она сама в тылу, старалась изо всех сил. Вот пробьётся мама – тогда и заживут они совсем по-другому.
А пока уж как есть. Нормально.
Мамой Настя гордилась. Хотя очень стеснялась показываться с ней на людях – чтобы не опозорить. Она хорошо понимала, что взрослая дочь такой молодой матери имиджево невыгодна. Несколько раз по выходным мама и Настя ездили отдыхать на открытом воздухе – когда корпорация требовала, чтобы сотрудники являлись на отдых вместе с детьми. Настя видела, как люди удивляются тому, сколько лет дочке её мамы. Ей хотелось провалиться сквозь землю или стать голопопым карапузом – ведь маме тоже не очень-то приятно было реагировать на это удивление и знать, что в этот момент её любопытные сотруднички подсчитывают в уме, сколько же тогда лет маме, если у неё такая взрослая дочка. Получалось, что не так мало, как кажется. И значит, зря мама старается выглядеть моложе. Так что она перестала брать с собой Настю. Начальству говорила, что дочь уехала на сборы – потому что активно занимается спортом: большим теннисом, да, да, да. «Не забудь, – втолковывала мама Насте, придумав эту версию, – если кто из моих знакомых спросит – ты занимаешься большим теннисом, и занимаешься серьёзно!» Настя сильно сомневалась, что кому-то из взрослых придёт в голову обратиться к ней с вопросом, каким именно спортом она занимается, но всё же послушно соглашалась.
И сидела дома. Ей там было хорошо. Настя умела делать косметический ремонт в квартире, чинить краны и электропроводку, разобралась даже с кабелем от роутера, который однажды повредили в подъезде соседи, перетаскивавшие только что купленный гарнитур. Она время от времени устраивала дома перестановку мебели – тем более, что мебель была удобная, лёгкая, купленная в экономичном шведском магазине.
Так, за домашними заботами и хлопотами, день и проходил. Уроки Настя учила быстро – зачем тратить на них лишнее время? И неслась к своим делам. А большой монитор радовал её бурными событиями чужой жизни, показывал роскошных артистов, красивых артисток, которые играли страдающих и побеждающих мужчин и женщин, их любовь и ненависть. Ещё Настя очень любила смотреть ролики про то, как люди улучшают и упрощают себе жизнь, делают полезные вещи из всяких отходов. А не так давно полюбила передачи про то, как люди создают любовные пары, ругаются-мирятся, выбирают себе друзей и подружек, обследуя их жилища или машины, лезут за призом сквозь болота и джунгли – все такие без комплексов, уверенные, загорелые, красивые. Эти люди были ей как родные. Проблемы героев сериалов и реалити-шоу Настя воспринимала как собственные. И искренне переживала за своих любимцев.
А в реальности… В реальности она, понятное дело, ничего похожего не имела, ни с кем не дружила, потому что знала: слишком она неинтересна, скучна и неостроумна. А уж что касается того, чтобы встречаться с кем-то из парней – об этом Настя даже не мечтала. Это уж точно из другой, нереальной жизни – ведь даже у самой Насти Первой не было молодого человека.
Свою примитивность Настя ощущала непрерывно. Ну разве только дома, в родной хозяйственной стихии она об этом забывала. А в школе или на улице она старалась прошмыгнуть как можно незаметнее мимо стильных девчонок (вернее, мимо всех, потому что знала – любая девушка в облезлой куртке или немодных джинсах может оказаться кем-нибудь вроде их спортсменки Марины, которая, если что окажется не по ней, или без промедления засветит в ухо, или обложит такими словами, что будешь лететь от неё как колбаска по Малой Спасской). В присутствии мальчишек – ну разве что кроме учеников начальной школы и младше, Настя вообще старалась слиться с пейзажем.
Поэтому, конечно же, в классе с ней не считались. И если мама была в родительском чате восьмого «Б» и знала обо всех важных событиях, то Настю никто не добавил в чат класса. Кто-то увидел её кнопочный телефон – и разговор об этом отпал сам собой.
В классе даже присказка такая ходила: «Хуже, чем седьмая». «Страшнее, чем седьмая». «Тупее, чем седьмая». И тому подобное. То есть так плохо, что хуже просто быть не может… В прошлом году на восьмое марта мальчишки даже забыли купить для седьмой Насти подарок – выяснили это уже на торжественном вручении. И не постеснялись ей сказать: «Да, забыли, но ты бодрись и жди. На следующий год что-нибудь подарим».
Насте было тогда обидно. Ей было больно, горько и безысходно. Самооценка её забилась под плинтус и там, дрожа, доедала саму себя. Однако в школе Настя держалась до последнего: улыбалась, хлопала в ладоши вместе со всеми, когда мальчишки поздравляли классную руководительницу. А дома долго и горько плакала. Правда, только до того времени, пока не появилась мама – весёлая, довольная, с корпоративной восьмомартовской вечеринки. Портить маме праздничное настроение Настя, конечно, не могла. И, как обычно, ничего ей не сказала. О школьном рейтинге мама даже понятия не имела.
Вообще Настя седьмая, как и любая другая девушка, обойдённая вниманием парней и удручённая собственным несовершенством, часто думала о судьбе Золушки и сравнивала её со своей. Понимала, что принцы никогда не согласятся на такую, как она. Ведь у Золушки только одежда и условия жизни были плохими, а сама-то она просто красавица – если отмыть её от золы и приодеть. Её же, Настю, мыть не надо, она и так всегда тщательно умытая, причёсанная и в наглаженной чистой одежде. Просто в некрасивой. И сама некрасивая. Сколько раз Настя примеряла мамина наряды, смотрела в зеркало и понимала: выглядит это всё никуда не годно. Как корова не может носить седло, так и ей нечего даже пытаться одеваться стильно. С подобным умением нужно родиться – ну или, как на своём примере доказывали это героини сериалов и участницы телепередач типа «Мы вас переоденем – и жизнь наладится!», долго и неутомимо трудиться над своим имиджем. И в конце концов это самое умение и чувство стиля приобрести. А для того, чтобы начать трудиться, нужен стимул. Цель какая-нибудь благородная. Ни того, ни другого у Насти не было. А ещё, как сообщали девочке её дорогие жители телеящика, двигателем может стать страстная любовь. И тогда забитые страшилы превращаются в красоток. И в них, соответственно, тут же влюбляются красавцы. А страхопутры, соответственно, после долгого завоевания их сердец, отвечают им взаимностью. И когда эта самая страхолюдина влюблена, она под влиянием своей любви преображается. Ну, или старается ради карьеры и процветания, как Настина мама. Но мама-то не страхолюдина… В общем, Настя путалась и старалась вообще не думать на эти темы. А просто жить, раз уж живёт.
Вот такая это была девочка.
И вот какая история произошла с ней.
Глава 2
Не Золушка – Грязюшка!
Однажды, сразу после уроков Настя отправилась в банк оплачивать коммунальные услуги. Раз взяла с утра из дома квитанции и деньги, значит, надо идти. В мамином тылу нужно поддерживать тишь и гладь.
Честно отстояв очередь и расплатившись по всем счетам, девочка вышла на улицу. Было тепло и солнечно – заканчивался сентябрь. Небо над Москвой было трогательно голубым. Настя подняла голову и смотрела вверх. Это была её любимая погода – когда всё вокруг будто прощалось с теплом и радостью, становилось особенно нежным и каким-то дрожащим. Без всякой причины хотелось плакать. Настя вздохнула, и вдруг её окликнули.
– Девочка! Девочка, добрый день! Послушай, мы ведь с тобой, кажется, в одном подъезде живём? Да?
Настя оглянулась. Её тронула за рукав молодая женщина. Ну да, Настя её помнила, она действительно жила в их подъезде.
– Здрасьте…
– Здравствуй! – обрадовалась женщина. – Пожалуйста, не могла бы ты мне помочь? Мне нужно срочно две квитанции оплатить, и не в банкомате, а обязательно у операциониста, а народу много, и с коляской не пускают. Не протолкнуться будет. А я одна. И ребёнка не могу просто так на улице оставить. У тебя есть время? Постой, пожалуйста, возле коляски, покарауль. А я возьму талончик в очередь. Пожалуйста. Мне так неудобно просить…
– Конечно, конечно, я покараулю! – интенсивно закивала Настя – потому что тоже очень не любила просить. То есть боялась. Но, так или иначе, – она по себе знала, как неловко в такие моменты человеку, а потому постаралась поскорее прекратить его мучения.
– Вот спасибо! – женщина тут же подкатила к ней коляску, в которой спал малыш. – Там у коляски колёса не стопорятся, – добавила мамаша, – так что она даже от ветра катается. Может на проезжую часть выехать, если её не держать. Осторожнее, хорошо?
– Да, да!
– Ну, я пойду?
– Конечно! – Настя крепко вцепилась в ручку коляски и замерла. Она была очень ответственная.
И принялась стоять. Стояла, стояла, глядя то на спящего ребёнка, то в ясное осеннее небо. И вдруг малыш проснулся. Открыл глаза, скосил их сначала в одну сторону, затем в другую. Зафиксировал взгляд на Насте. И… заплакал. Девочка похолодела. Мама малыша ничего не говорила о том, что делать, когда он проснётся. Малыш тем временем продолжал плакать – громко, безутешно. Скорее всего, он испугался, когда, открыв глаза, обнаружил вместо мамы какую-то чужую тётю.
Так решила для себя Настя. И заметалась: что делать? Принялась яростно качать коляску – может, ребёнок укачается и уснёт? Но он, конечно же, не мог заснуть в такой обстановке и заплакал ещё громче.
Настя попыталась погладить его по голове – ей самой в детстве нравилось, когда её так гладили. Но ребёнок в испуге шарахнулся, чуть не перевернув свою коляску. Он уже покраснел и аж заходился в крике.
«Что ж я такая глупая-то? – корила себя Настя. – Почему я не могу принять решение? Почему не могу ничего придумать? Неужели я совершенно безнадёжна?!» Ведь ставить на себе крест ей не хотелось. Хотелось жить – пусть не в кругу успешных людей, но хотя бы просто – сама по себе, но жить и что-то делать. А в эпоху жёсткой конкуренции лузеры не имеют на это права. Настя давно и искренне считала себя этим самым лузером – бедной неудачницей. Тем более что в прошлом году, по итогам анкетного опроса социально-личностной активности, который проводили у них бойкие жизнерадостные практикантки-студентки, она лишь подтвердила своё последнее место в классе. Настя оказалась самой непопулярной, самой неинтересной в общении, самой незаметной в плане внешнего вида, самой неучаствующей в жизни класса, и уж тем более в жизни школы. Распечатка с итогами анкетирования и позорным наипоследнейшим местом хранилась у неё в глубине письменного стола. Маме Настя его показывать не стала, чтобы не расстраивать.
«Может, я всё-таки не лузер? Или хотя бы не окончательный. Ведь такое простое дело – неужели я не справлюсь? Миллионы людей справляются с младенцами, а я что?» С этой мыслью девочка выхватила кричащего ребёнка из коляски и бросилась к дверям отделения банка. Стоп – одеяльце ведь тоже неплохо захватить, а вдруг его утащат? Настя вернулась, кое-как подцепила одеяло и потянувшуюся за ней пелёнку – и снова побежала в кассу.
– Он плачет, никак не может успокоиться! – пробравшись сквозь толпу к матери горлопана, стыдясь, забормотала она. – Я не смогла его утешить и вот принесла вам…
Мать взяла своего ребёнка на руки. И не стала позорить Настю – хотя Настя уже вжала голову в плечи и приготовилась терпеть. Женщина сама принялась извиняться: что отняла у Насти время и что испугала её своим громкоголосым сынком. А ещё сказала, что Настя поступила правильно – быстро среагировала и принесла ей ребёнка. Так что всё хорошо, волноваться не надо, спасибо.
– А тогда покарауль на улице, пожалуйста, нашу коляску, хорошо? – попросила женщина. – Её, конечно, никто не утащит, но на всякий случай. Тормозов-то у неё нет. А мы уже скоро выйдем.
– Хорошо.
Настя, которую и похвалили и даже снова попросили о помощи, отправилась на улицу. Конечно, она будет ещё больше стараться, она станет караулить коляску со всей ответственностью!
Ей было почти спокойно – ведь она оказалась не такой позорной, и даже больше – поступила правильно. Так ей сказал взрослый человек. Настино настроение поднялось.
И вдруг…
Выйдя из двери, девочка увидела, что коляски-то нет! Нигде нет, ни у самой двери, ни справа-слева. Куда же она делась? Настя в ужасе пробежала туда-сюда вдоль здания. Нет. Может, укатилась? Здесь, у края новостроек, всё ещё были овраги, и вся местность оставалась неровной, холмистой, так что вполне коляска, у которой не стопорились колёса, могла скатиться с горки и мчать себе весело дальше.
Настя выскочила на тротуар, пригляделась. Да вот же она, коляска, во-он, вдали! И в ней… сидит мальчишка – а двое других его катят по очереди, с жеребячьим хохотом отталкивая друг друга и продолжая нестись вперёд. И здоровые такие ребята, Настиного возраста, а не какие-нибудь там малыши.
А ведь это она, шляпа-раззява, коляску упустила! Она, глупая Настя! Очень зря она о себе хорошо подумала – и вот результат.
Надо срочно исправляться. Надо… отбирать коляску.
Но как???
Как?
Бежать за мальчишками? Говорить – «Отдайте»?
Настя только на миг представила, как она это будет делать, – и ей стало до того страшно, что даже в глазах потемнело.
И ещё стыдно. Стало очень стыдно. Сейчас соседка выйдет из банка – а ребёнка-то и положить некуда. Пропала его коляска. Просто прекрасно покараулила её растяпа-Настенька…
Стыд победил. Он дал пинка Насте под зад. Она помчалась по дороге.
А мальчишки… Мальчишки уже подкатили к оврагу. Его пересекала заасфальтированная пешеходная дорожка, ведущая от отделения Сбербанка и магазинов к недавно построенным высотным домам.
Да что ж они делают!!! Сидя в детской коляске, с воплями и гиканьем один из них лихо мчал с горы. Докатил до самого низа – до раздрыганного мостика, под которым тёк ручей. К нему подбежали двое приятелей. И вот они снова заволокли коляску на бугор. Следующий гонщик полез в неё…
Настя их узнала – это были мальчишки из восьмого «Г» класса. Как их зовут, она никогда не интересовалась, но лица за столько лет обучения в одной школе, конечно, запомнила.
Надо кричать, надо требовать, чтобы прекратили кататься, чтобы отдали коляску… Но девочка бежала молча – громко кричать она никогда не пробовала. Вот так вот за всю свою жизнь и не крикнула ни на кого.
Подбежала и, когда похитители влезли в коляску уже втроём – один уселся, а двое напрыгнули на неё с боков и, болтая ногами, помчались с горки, она изо всех сил схватилась за куртку одного из них. Молча.
– Эй, чего пристала! Отвали! – пацан стряхнул с себя Настины руки.
Коляска неслась под горку, Настя какую-то пару секунд ехала буксиром вслед за ней. Но ноги зацепились за выщерблину в асфальте, Настя резко дёрнулась и упала. Конечно, проскреблась по дороге. Руками и коленями угодила в лужу, и даже на лицо ей плеснула грязная вода. Эх…
А коляска тоже долго не удержалась – под тяжестью великовозрастных слонят лопнули пружины. Люлька коляски осела, накренилась и упала на бок. Мальчишки посыпались на асфальт. Ходовая часть проехала ещё полметра, но вот от неё отвалилось колесо и жизнерадостно покатилось к обочине… Всё.
– Вы зачем… Зачем коляску?.. – расплакавшись от боли и отчаяния, причитала Настя, поднимаясь и даже не пытаясь отряхиваться. Только слёзы вытерла – так что по щеке расплылась широкая полоса грязи. Вид у девочки был самый что ни на есть комический и жалкий.
Вот к такой зачуханной особе и подошли три гневных добра молодца.
– Ты чего, совсем припухла? – поинтересовался у Насти тот, который пару минут назад предложил ей отвалить.
– Чё, больная, что ли? Чего тебе надо, вообще? – зло и яростно крикнул второй.
А третий – тот, который первым забрался в коляску и восседал там, как фон-барон, не сказал ничего. Просто иронично оглядел Настю с ног до головы и с грустным сочувствием покачал головой.
И это обидело девочку больше всех самых обзывательных слов. Этот ухоженный и невероятно уверенный в себе красавчик не даёт ей даже шанса! Он понимает всю её ничтожность – и даже сочувствует! Вроде как – «бедная убогая! Ну что с неё взять»…
И это… разозлило Настю! Да – и придало ей сил. И даже уверенности. Она шумно вздохнула – чтобы крикнуть, так уж крикнуть. Но тут красавчик сморщил лицо и с сюсюканьем сказал:
– Пацаны, ну что вы, в самом деле. Ну разве каждый день вам девушка под колёса бросается? Так что гордитесь. А ты, моя цыпа, я смотрю, с мальчиками захотела познакомиться? Ор-р-ригинальный способ. Ещё одна влюблённая, значит… И что ж вас так разбирает-то? Ну, давай знакомиться, крошка. Меня зовут Алексей. Я парень мечты, и твоей, значит, тоже. А ты, наверное, Золушка?
– Грязюшка. – хихикнул один из его приятелей.
– Почему это? – удивился второй.
– А потому что не из золы, а из грязи выбралась.
– Грязюшка. Точно! – С этими словами Алексей провёл указательным пальцем по Настиной щеке, внимательно осмотрел грязь, которая на нём осталась. И притворно сладко улыбнулся девочке.
Которой от стыда хотелось провалиться в самый центр Земли и захлебнуться в пучине магмы. И шла бы речь сейчас о ней, Настя бы так и поступила. Но сейчас она старалась не для себя. И пусть слёзы прямо-таки брызнули у Насти из глаз, она, не обратив внимания на глумливые слова про парня её мечты, гневно заявила:
– Что же вы наделали?! Вы же нормальные люди – вы что, не знаете, что нельзя брать чужое имущество? Как вы вообще могли – угнать чужую коляску? А ребёнка в чём теперь будут катать? Он же маленький!
– Какого ребёнка?
– Обыкновенного! – Настя бросилась к коляске, грустно накренившейся на бесколёсную сторону. Осмотрела её – пружины полопались, погнулась рама. Под тяжёлыми задницами принцев из параллельного класса коляска превратилась в отходы, не поддающиеся восстановлению… Но Настя всё ещё не сдавалась – она подобрала колесо и попыталась приделать его на место.
Трое ребят молча наблюдали за ней.
– Что же вы за люди такие? Стояла себе коляска, никого не трогала. Или вы думаете, если я… Если я, если мне… Значит, можно издеваться? Думаете, я совсем, совсем… Что у меня… У меня…
– Хватит на нас баллоны катить! – прервал Настины вопли Алексей. – Что ты «совсем»? И чего гонишь-то? Никакая это не твоя коляска. Потому что это вообще не коляска!
– Как – не коляска? – опешила Настя – с такой уверенностью он говорил.
– Это не коляска, это хлам. – продолжал Алексей. – И никакого ребёнка в ней не возят! Думаешь, мы совсем отморозки – будем у детей коляски угонять?
– Возят в ней ребёнка! Возят! Я же знаю! – изо всех сил крикнула Настя. И хорошо крикнула – громко. Потому что была на сто процентов уверена в том, что говорила.
– Когда возят?
– Сейчас возят!
– Кто?!
– Соседка моя!!!
– И сколько лет соседке?
– Ну… – Настя растерялась. – Сколько там обычно бывает, когда ребёнок маленький…
– Ага, а коляске этой лет сто. – с этими словами Алексей дёрнул за отошедший от металлического каркаса кусок клеёнки, которой была обтянута коляска. Он охотно и с весёлым треском оторвался. Так рвётся материал, давно отслуживший свой век… Алексей молча продемонстрировал клеёнку Насте.
Настя внимательно осмотрела злосчастную коляску. До этого она не обращала внимания на её внешний вид. О ужас! И правда – коляска оказалась до того старая и жалкая, что поверить в возможность того, что в ней возили на улицу ребёнка, было просто нельзя. Она отличалась от тех, что ездили сейчас по дорогам городов и сёл, буквально всем. И конфигурацией, и материалом, из которого сделана. Пусть она была чистая, аккуратно перевязанная скотчем и пластырем в надломленных временем креплениях, – но такая ветхая! И это был не винтаж[1], не вещь, изготовленная специально в эстетике ретро. Нет – просто очень старая затрёпанная колясочка. Каких времён – даже непонятно. Настя ещё помнила коляску, в которой сама каталась. Она долго стояла в кладовке, заваленная другими старыми вещами, очень не сразу мама куда-то её дела. Коляска была похожа на те, которые выпускали сейчас, ну разве что попроще. А эта…
Настя представила её – бедную, задрипанную, неловко и несмело едущую среди всяких современных трансформеров и колясок со множеством возможностей, чуть ли не с вертикальным взлётом и функцией подогрева окружающего пространства… И едва не расплакалась. Хотя, почему едва – тихо и горько девочка заплакала. Она и сама, казалось Насте, была похожа на эту жалкую коляску: такая же убогонькая, пришибленная. Точно так же при виде неё презрительно хихикают подпевалы красавцев и глядят с брезгливой жалостью сами красавцы. А уж как глумятся девицы… Ну да что поделать? Эта коляска не могла стать новее и красивее. И Настя стать не то, что красивой, хотя бы просто как все, в пределах допустимого уровня непозорности, не могла тоже. А значит, каждый имел право издеваться над ней, как над этой коляской.