Глава I
В которой моя жизнь висит на волоске, а медведь не хочет, чтобы на него смотрели
Вода в реке не может быть холодной, если и первое сентября еще не наступило, и до поезда в Москву – каких-то шесть часов. Не может! Это все равно, что попросить списать домашку за пять минут до начала урока и услышать в ответ: «У меня неразборчивый почерк». Кого этот почерк волнует, когда через пять минут будет уже поздно?!
Родители категорически отказывались это понимать, пришлось соврать, что иду в лес, да еще брать с собой ненужную банку для ягод. Интересно, что скажет мать, если я вместо черники притащу карасика, пойманного руками? Точнее, что я ей скажу? Ведь она же не поверит, что рыбка за мной по дороге увязалась!
Карася я выпустил, банку сполоснул (потом ягод наберу, если время будет), скинул одежду – прохладно… И тишина! Ни души на берегу, если не считать бабулек, стирающих белье на мостках выше по реке. Но бабульки далеко.
Скучно, конечно, одному, но никто из местных не согласился составить мне компанию в такую погоду. Им-то хорошо – они местные. Завтра, как назло, выглянет солнышко, они и пойдут себе купаться. Без меня, потому что я уже буду в городе.
Буду разглядывать увядшие в дороге цветы, привезенные из деревни, как финал короткого летнего праздника. Буду изображать расстройство из-за того, что пойду в школу без цветов. Буду заново учиться вставать в семь утра и не клевать весь день носом. Буду сломя голову носиться по канцелярским магазинам в поисках какой-нибудь архиважной школьной ерунды, которой нигде нет, потому что все расхватали запасливые родители первоклашек. Буду сидеть в нескончаемой очереди к парикмахеру, потому что с таким хайром, какой я отрастил себе за лето, в школу ходить, конечно, можно, но неохота. Буду играть свою социальную роль московского школьника. О как!
Я попробовал воду ногой – терпимо. Теперь главное – идти вперед, в прохладную реку, перетерпеть холод в коленках, на животе, не передумать, не выскочить на полпути, иначе замерзнешь. Зайдя по пояс, плюхнуться с головой, чтобы накрыло, – и сразу станет нормально. Тогда можно плыть и брызгаться, наблюдая, как разлетаются под водой, плескаясь и переливаясь, стайки мелких рыбешек.
Река широкая. Когда я приехал, сразу решил переплыть на тот берег, посмотреть, что там за лес такой и правда ли, что в нем живет огромный медведь, которым меня пугали местные. До сих пор переплываю. Нет, так не годится, надо напоследок-то сделать, что собирался!
Я плыл и плыл, а тот берег все не приближался. Иногда я оборачивался посмотреть, добрался ли хотя бы до середины, и получалось, что нет, даже до нее еще очень далеко. Бабульки выше по реке уже дополоскали свое белье и ушли. За спиной шумел поселок, впереди – лес. А на берегах – никого. Вот и думай: пять минут прошло или час, задерживаться ведь тоже нельзя – сегодня уезжаем.
Если совсем честно, я уже немного устал. Не так, чтобы начать задыхаться и утюгом пойти ко дну, но так, чтобы, когда доплыву, не бежать разыскивать медведя. Посижу, отдышусь – и обратно.
Нет, отдышаться надо уже сейчас. Распластаться на воде и отдохнуть, а потом – и обратно можно, черт с ним, с медведем. Небо заволокло: не иначе, до станции будем добираться в дождь, по лужам и грязи. Значит, отец захочет выехать пораньше. Сейчас поплыву обратно. Вот сейчас…
Я перевернулся на живот и понял, что значит то самое «свело ногу», которым пугали местные, когда не хотели идти купаться в холодную погоду. Нога сошла с ума. Она не просто не слушалась, она повисла на бедре камнем и, как чужая, тянула ко дну. Ничего себе! Не знаю, как там насчет всей жизни, у меня перед глазами промелькнул только мифический медведь из леса на том берегу. Он жрал малину и ворчал с набитым ртом: «Нечего на меня смотреть! На мне узоров нету и цветы не растут!» Я мысленно пообещал ему, что, если спасусь, никогда-никогда больше не поплыву на тот берег и вообще не буду купаться в холод. Я истерично плескал руками и свободной нижней конечностью, но до берега было слишком далеко, а нога тянула вниз. Я пообещал медведю, что вообще больше не приеду в эту деревню, кому охота терпеть укусы комаров и пользоваться деревянным сортиром! По телику – две программы всего, а об Интернете и кабельном здесь вообще знают только понаслышке. Если бы не верный дивидюк, я бы со скуки помер.
Стало легче, но не очень и ненадолго. Только свободно вздохнул, только загреб руками, как бедро вывернуло, поставило в воде «солдатиком» и потянуло-потянуло вниз!.. Сволочь ты, медведь! Главное – не вдохнуть воду, но это только на словах легко. А когда воздуха у тебя – чуть, еще полсекунды, и вдох сделается сам, хоть его и не просят… И вдохнешь ты воды полной грудью, и забудешь про медведя, школу и дивидюк, и всплывешь только через неделю, облепленный слизняками и понадкушенный веселыми карасиками… В уши залилась вода, в глаза бросилась речная муть. Мама!
Вдох сделался, я подумал: «Прощай, медведь, хоть ты и сволочь!» Потом услышал, как шумит лес, работает бензопила где-то в поселке, кричат птицы, шепчутся рыбы… Шучу.
В общем, глаза я открыл и понял, что жив, и еще – что холодно. Через секунду сообразил: холодно оттого, что я не в воде. Вокруг было небо, река, два берега, с поселком и с лесом, а я летел над водой. Не сам: кто-то крепко держал меня за плечи. Быстро донес и уронил меня на берег.
Я тут же кинулся одеваться, боясь обернуться или посмотреть вверх. Не знаю, кто меня спас, но у него есть руки, и он летает.
Оделся, наверное, за секунду. Потом уже сообразил, что надо было сперва вытереться майкой, да было поздно, так и уселся на берегу весь мокрый и в мокрой уже одежде. Уселся лицом к реке: никого. Посмотрел вверх: никого. Я не трус, но такие странные вещи способны напугать кого угодно.
Чтобы окончательно свести меня с ума, невидимая рука обхватила мое запястье и застегнула ремешок часов. Хорошо, а то бы я забыл. Хорошо-то хорошо, только:
– Кто здесь?
Тишина.
– Эй! Спасибо!
Нет ответа. Может, оно не умеет говорить или не хочет? В любом случае мне пора. Домой-домой, на поезд в Москву. К цивилизации, к парикмахеру, к урокам… К Иванову из одиннадцатого, который больно дерется и громко ругается, а ведь это совсем не страшно после того, что произошло минуту назад.
Глава II
В которой Невидимка фокусничает, а родители смотрят мультики
– Андрей, где ты был? – Мать всегда нервничает, когда мы уезжаем. Боится забыть какую-нибудь серьезную дребедень, за которой непременно надо будет вернуться, потерять время, опоздать… Чаще всего она боится забыть меня.
Отмазка была уже готова:
– Упал в лужу, банку потерял.
– Какая лужа, какая банка?! Не морочь голову, неси чемоданы в багажник.
– Мне нужно переодеться.
– Тебе? – Мать придирчиво оглядела меня. – На панка-неряху ты, конечно, похож, но не больше, чем обычно. Не трать время, помогай грузиться.
– Но… – А хотя зачем спорить? Не заметили моей мокрой одежды – и слава богу. Я, кстати, тоже перестал ощущать влажность. А раз так, то и ладно. Поставил незаметно непотерянную банку на крыльцо, пошел в дом.
…И сразу же вернулся назад, чтобы еще раз позырить на это чудо. Банка была с черникой. Полная. Я сам ее принес. И одежда на мне – сухая… Видимо, тот, кто меня спас, не пожелал останавливаться на достигнутом. Спасибо, конечно, хотя я бы предпочел обойтись своими силами. Принимать помощь от незнакомца-невидимки, вот так, за здорово живешь – непривычно как-то и страшновато.
– Андрей, мы уезжаем. Я понимаю, что в школу не хочется…
– Иду-иду.
Сбегал за чемоданами, закинул их в багажник, уселся сзади, рядом с матерью.
– Ничего не забыли?
Я честно ответил:
– Папин рюкзак. У меня рук не хватило его унести.
– Так беги! Отца не знаешь, он обязательно забудет!
Отец копался в багажнике и явно не собирался возвращаться за рюкзаком. Да, надо принести. Я уже потянулся к ручке дверцы, и тут… Ну да: вот он, папин рюкзак, у меня в ногах. Спасибо, Невидимка.
– Вот он. Забыл, как принес.
– Вечно у тебя все через пень-колоду!
За спиной хлопнул багажник: отец решил, что вещи уложены, и так и не вспомнил о своем рюкзаке. Дернул дверцу, сел рядом с водителем:
– Едем!
Вот и все. Кончилось лето. Едем домой. Ухабистая дорога, брехливые собаки, выскакивающие из-за каждого забора, шоссе. Редкие грузовики навстречу, груженные лесом. Белка дорогу перебежала (и тебе до свидания).
Местный вокзал – не то что наши московские: размеры не те и скучно. Двухэтажное каменное здание, одинокая платформа, человек десять ждут поезда, который простоит ровно три минуты. И все! Ни торговцев, ни бомжей, ни носильщиков, ни цыган, ни пьяниц – никаких вокзальных увеселений – скукотища! Разве что диктор, объявляющий прибытие поездов, все время икает и забывает слова: «Со вто-ро-го пу-у-у-ти!.. Отпра-вля… отравля… Отрывается по-о-езд до Ма-асквы… Ик!» Но почему-то никто не смеется, наверное, все привыкли.
Подошел поезд, все десять человек ломанулись в один вагон. Я протиснулся вперед и встал в тамбуре, принимал у отца чемоданы, задевая ими проводника. Проводник морщился, но терпел. Наверное, за эти три минуты стоянки он слышит столько «извините», сколько нормальный человек – за один футбольный матч. Столько народу по ногам топчется, толкается, ругается, и хоть бы один это слово не произнес!..
– Ныряй, Андрюха! – Отец вскочил ко мне в тамбур, толкая перед собой последний чемодан и маму.
Андрюха нырнул, и начался отсчет. Восемь часов дорожной тоски, которую можно прервать только сном, если, конечно, уснешь. Это не так-то легко, когда хоть кто-то в вагоне бодрствует, ходит мимо, задевая головой твои носки (хорошо, хоть в этот раз едем в купе!), хлопает дверью туалета и пробками от бутылок… В купе мы оказались одни, в соседних ехали пенсионеры и мамаши с детьми. Мрак! Надо было хоть книжку с собой взять…
– Книги, газеты, журналы! – К нам заглянул продавец, потрясая пачкой периодики. Во дает! Мы же стоим всего три минуты! Или он не боится проехать лишнюю станцию?
Я взял себе «анекдоты» и залег на верхнюю полку. На час хватит. Если иногда отвлекаться, попить чаю и поболтать с предками – то на два. Потом уже можно залечь спать, а утром приедем.
Ненавижу, ненавижу поезда! Несколько часов в замкнутом пространстве, трясешься, как дурак, только и думаешь: «Ну когда уже приедем?» Причем неважно, куда именно ты направляешься, хочется тебе туда или не очень, главное – сойти с поезда.
Только я так подумал, как сверху обрушился водопад, в лицо дунул ветер, со всех сторон меня сдавили люди. Это еще что?!
Это платформа, и я – на ней. Еще здесь люди, дождь и ветер. И поезд за спиной – отъезжает потихонечку. Эй, куда без меня?!
Не помню как, но я развернулся, сделал два огромных прыжка, вцепился в поручень (проводник уже убрал лестницу), закинул ноги выше головы и… Уф! Успел!
– Где твой билет, мальчик?
– У родителей, в купе. Я выходил.
– Нашел место!
– Извините.
– Андрей! – Мать вылетела в тамбур. – С ума сошел?! А если бы ты отстал от поезда? Когда только успел сбежать, только что валялся на полке?!
Я не стал ей рассказывать, как она права – сам еще в себя не пришел.
– Извини, мам. Забыл расплатиться с газетчиком, вот и выскочил следом за ним.
– Не пугай так больше.
– Больше не буду.
Надеюсь, что больше не буду. А Невидимка, оказывается, умеет исполнять желания! Правда, делает он это невпопад, ну да у каждого свои недостатки.
Отец сидел, уткнувшись в газету, и, похоже, не заметил моего отсутствия. Вот и хорошо, одной нотацией меньше. Я вскарабкался на верхнюю полку, прикрылся «анекдотами». Надо бы мечтать поосторожнее, а то, не ровен час, окажусь один в чистом поле с птеродактилем на веревочке. Вспоминай потом, о чем таком подумал!
За окном пролетали деревья. Отдельно ненавижу этот вот однообразный заоконный пейзаж в поездах. Ровная поляна, украшенная панковским гребнем перелеска, – все! Она тянется-тянется все восемь часов. Иногда, впрочем, возникают домики и коровы, для разнообразия. А ты едешь, и смотришь, и думаешь: когда же это кончится? Поляна кончается и сменяется платформой. Поезд стоит себе несколько минут, у тебя есть передышка, можно понаблюдать за снующими торговцами и пассажирами. А потом – снова-здорово.
– Саша, что это?!
– Где? Ой! С ума сойти! – Родители обалдело уставились в окно. Еще бы: на большом окне, как на экране, показывали мультик. Чума! Этот Невидимка – псих и хочет моих родителей с ума свести.
На экране скакал губка-боб, и родители молча смотрели на него такими же огромными глазами. Надо срочно что-то предпринимать.
– Спокойно, мам-пап, это новая фишка такая в поездах, экспериментальная. Чтобы ехать было нескучно. На окне – экран, на двери – проектор. Ее пока испытывают, так что запускают ненадолго. Наслаждайтесь, скоро прекратят.
– Серьезно? – Мама, кажется, повелась. – А ты откуда знаешь?
– В Интернете прочитал.
– Да, я тоже читал что-то такое, – поддержал меня отец. – Надо же!
Уф, кажется, пронесло. Я соскочил с полки и вышел в коридор. Здесь окно было нормальное: поле, панк-перелесок – все как положено.
Только в коридоре была дискотека. В узеньком проходе каким-то чудесным образом разместилась сцена, а купе – его просто не было. Только наше торчало одинокой кабинкой, а вместо остальных – огромная танцплощадка, подсвеченная разноцветными огнями. На сцене пели «Сплин», и пенсионеры и мамаши с детьми кривлялись под музычку.
Мое сердце остановилось,
Мое сердце замерло…
– Андрюха! Привет! – Меня подхватила какая-то бабулька и, кривляясь и подпрыгивая, потянула танцевать. Я еще не настолько пришел в себя, чтобы уверенно сопротивляться, так что даже поплясал с бабулькой пару минут.
– Ну, как тебе? – спрашивала бабулька, подпрыгивая. – Весело?
Я рассеяно кивнул, чтобы ее не обижать. Вот заботливый Невидимка! Конечно, это он – больше некому! Я только подумал, что ехать в поезде – скучно, и – на, пожалуйста. Больной он какой-то: устроить дискотеку в вагоне… Народу явно это нравилось, не иначе – тоже Невидимка постарался. Нормальные люди в обморок попадали бы, если бы их вместо тихой поездки заставили танцевать. А эти – веселятся, словно всю жизнь только и ждали этой дискотеки. Дурдом! Да еще бабулька эта скачет, как ненормальная!
Песня кончилась, все захлопали, старуха наконец отпустила мою руку – спасибо, дала возможность ретироваться в тамбур. Здесь поезд был как поезд. Холодно, грязно, накурено. Уф! Когда же этот Невидимка оставит меня в покое?! Ну, спас, ну, спасибо, ну и хватит! Это-то все зачем?
Только вздохнул спокойно, как ворвалась толпа с дискотеки: бабульки, деды, мамаши, дети, все горланили наперебой:
– Андрей, ты почему ушел?
– Тебе скучно?
– Давай позовем другую группу, устроим игру в догонялки или конкурс какой-нибудь?
Такого я не ожидал. С ума все посходили, блин!
– Отстаньте от меня все! – Плохо соображая, что делаю, я рванул на себя дверь вагона (поддалась!) и рыбкой нырнул в темноту. Когда стемнеть-то успело? Должно быть, время летит быстрее, если приходится беситься на дискотеке и объяснять родителям, откуда в окне взялись мультики.
По ногам больно ударила земля. Знаю, что наоборот – все равно же, больно. Я приземлился на четвереньки в лужу. А может быть, и в траву, в темноте под дождем так сразу не разберешь. Поезд шумел совсем рядом, да так оглушительно, что хотелось сесть и закрыть голову руками. Ничего, сейчас проедет… Вокруг – поле, перелесок, – все как в окне. Мелко сыплет дождь – гадость какая! И что теперь делать? Куда идти?
– Раньше надо было думать!
Я вздрогнул, обернулся: рядом никого не было. Впрочем, я и так знал, кто со мной говорит.
– Это вы?
– Я. Тебе не угодишь, парень!
Невидимка пожелал остаться невидимкой. Ну хоть разговаривать научился, и на том спасибо. Раньше же вообще молчал.
– Я… Извините. Спасибо, конечно, но… Я не просил!
– Но ты же хотел, чтобы было веселее?
– Да. Но не настолько.
– Тебя не поймешь.
– Неважно. Больше не делайте так, ладно? Мало ли что в голову придет…
– А как делать?
– Ну-у… – Больше всего меня бы устроило, чтобы он вообще отвалил и не трогал меня, но ему же не скажешь – обидится! – Я очень благодарен, что вы меня спасли. Но, пожалуйста, больше не надо исполнять мои желания!