Глава I
Старик
Безлунной ночью в лесу почти не видно снега. Только белые хлопья на ветках, в самом верху, если поднять голову и смотреть на свет пятачка неба над деревьями. А на земле – не видно. Идешь, слышишь, как снег хрустит, а под ногами – темень.
Хоровод черных скелетов-стволов окружал землянку. Из отдушин сочился робкий свет керосиновой лампы, который едва позволял разглядеть собственные ноги. Мальчишки толкались у этих отдушин, перешептывались и, наверное, думали, что ведут себя достаточно тихо.
– Да это же...
– Иди ты! И Сашка с ним!
– Вот куда он по ночам бегает!
– Ничего себе!
– Чертовщина какая-то...
– Жутковато, ребят... Идемте в лагерь, а?
Если бы посторонний человек, прогуливаясь ночью по лесу, решил заглянуть в землянку, он бы не заметил никакой чертовщины. Мальчик лет двенадцати, самый обыкновенный мальчик, сидел у печки над горкой дров и обрывал бересту. Рядом на низенькой скамейке сидел старик и курил в топку. В топке ждали своего часа дрова, и старик поторапливал:
– Сашка, не спи, замерзнем.
Сашку ребята знали: как не знать, когда живешь с человеком в одном городе, где любая улица – соседняя, потому что не так их и много, улиц-то. Когда не первый год отдыхаешь с ним в одном зимнем лагере, спишь в одной палате, ешь в одной столовой и никакой тебе чертовщины.
Старика... Старика они тоже знали, хотя никто так и не вспомнил, как его зовут. Старик был то ли завхозом при лагере, то ли сторожем. Иногда он бродил после отбоя и заглядывал в окна корпусов. Вожатые не гнали Старика, и только это заставляло ребят думать, что какое-то отношение к лагерю он имеет. Все остальное время Старик жил в землянке, даже в лес редко выходил. Если в лагере или в лесу ему встречался кто-то из ребят, Старик не здоровался и вообще старался сделать вид, что его тут нет. Любые попытки с ним заговорить он игнорировал и, в конце концов, поспешно уходил.
Понятно, почему малышня его боялась. Неразговорчивый одинокий старик, живущий в лесу: что еще нужно детской фантазии? Младшие отряды с упоением рассказывали страшилки о том, сколько народу Старик убил кочергой, сколько закопал в лесу, а сколько скормил волкам. Количество убитых и раненых варьировалось от одного до бесконечности. Особым шиком у младших отрядов считалось, если на кульминации страшилки Старик заглянет в окно.
Ребята постарше, конечно, ничего такого не рассказывали, но Старика все равно сторонились. Во-первых, они еще не забыли золотое детство со всеми его страшилками. А во-вторых, прекрасно, вот как вчера, помнили похороны Старика. В январе, два года назад. Вот вам и чертовщина.
– Колян, пусти... Да ну, это не он!
– Здрасьте, а кто же?!
– Он-он! Я его ни с кем не спутаю. В седьмом отряде еще к нам ночью заглядывал. А у меня кровать была под самым окном!
Ребята говорили уже в полный голос, но в землянке их, похоже, не слышали. Сашка натолкал бересты между поленьями, чиркнул спичкой. Старик спокойно продолжал курить в топку, даже не отодвинулся. Его лицо было так близко к пламени, что если кто-то из мальчишек и сомневался минуту назад, тот старик или не тот, теперь все понял. Старик даже не опалил усов. Живой человек, пусть и маньяк-убийца, так не может.
Сашка по-домашнему хлопотал у печки: поддувало пошире, кастрюлю на плиту... Как будто приехал к дедушке на каникулы.
– Он-то что здесь забыл?! – Макс, подглядывая в отдушину, не рассчитал голоса. Старик вздрогнул и в упор посмотрел на него.
Как они оттуда удирали! Макс рухнул в снег спиной, как дозревшее яблоко, перекувырнулся через голову и рванул в темноту, туда, где скрипел снег да мелькали светоотражающие полоски на чьей-то куртке. «Надеюсь, это кто-то из наших, а не гаишник», – думал Макс, хотя было не до шуток. Шесть человек летели прочь от землянки страшного старика, не разбирая дороги. Да попробуй ее разбери в темноте-то! Фонарик был только у Андрюхи, он выключил его, когда подошли к землянке, а сейчас – то ли не успел включить, то ли включил и уже далеко убежал со своим фонариком... В общем, Макс бежал за светящейся курткой и надеялся, что куртка знает, куда бежит. Вот где-то здесь была тропинка до самого лагеря. Только ее надо сперва нащупать: валенками или носом, как повезет...
Макс перестал черпать валенками, значит, вот она, тропинка. Впереди слышался дружный скрип ногами по снегу, маячили светящиеся полоски на куртке, значит, правильно бежим. Чтобы я, да еще раз... Вот, наконец-то, видно снег под ногами, значит, все, кончился лес. Вот и ворота лагеря. Больше можно не бежать и не вопить, а то дежурный на проходной, пожалуй, проснется. Увидит столько народу у ворот в три часа ночи – по головке не погладит. Этот дикий человек совершенно не понимает ночных прогулок по лесу. И днем-то не выпустит без вожатого или родителей. А тут...
Ребята тихонько обходили проходную. Вон там, за кустами, забор чуть ниже, чем везде, не из блоков, а из обычной сетки. Летом перелезать – одно удовольствие: зацепился двадцатью пальцами – раз-два, да здравствует свобода! Сейчас же сетка обледенела, голыми руками лучше не хватать, а в рукавицах неудобно. Да еще валенки...
– Ну не спи! – Андрюха толкнул в спину (значит, сзади бежал, просто не включил фонарик).
Макс ухватился за сетку (как же неудобно в рукавицах!), подтянулся, перелез, упал на четыре кости в сугроб. Чуть не поймал на макушку Андрюху, и только тогда обрел дар речи. Дар был скудный и какой-то кривенький:
– Э-э?
– Видел, – кивнул Андрюха. – Но ничего не понял.
– Э?
– Он же умер два года назад! И что там Сашка делает?
– Вот-вот.
Ребята спрыгивали в сугроб и включались в эту плодотворную дискуссию. Возвращение мертвого Старика стоило обсудить, и никакой дежурный на проходной не мог помешать этому.
– Видал?
– Мы же в тот год все здесь были, похороны видели. Помнишь, Серый?
– Угу... И что там делает Сашка?
Они болтали громко, на весь лагерь, Макс побаивался, что разбудят какую-нибудь шальную вожатую младших отрядов. Как выскочит, как выпрыгнет, да отправит мыть полы во всем корпусе. Бу! Хотя, после воскресшего Старика... Не, все равно неохота попадаться.
– Тихо вы!
Ребята замолчали, но ненадолго. Новость была не из тех, что переваривают молча и в одиночку. Через пять шагов Серега не выдержал:
– А как он курил в топку! Прямо лицом! – и Макс поддакнул:
– Бородой в открытый огонь, даже твой дед так не может!
Это было правдой. Серегин дед на деда-то не похож. В смысле, на старика. Он преподает физ-ру в школе, через козла прыгает – будь здоров! И по стеклам ходит. Не в школьном спортзале, конечно, а на даче, но в маленьком городе и дачи у всех рядом, так что Макс это видел, и не он один.
– Не может. Этот в землянке – точно мертвяк.
Болтая на весь лагерь, ребята дошли до корпуса, и никто (о чудо!) их не застукал. Макс приземлился на звонкую пружинную кровать, скинул валенки и только сейчас сообразил, что снег-то надо было вытряхнуть еще на крыльце. У кровати на полу теперь белел целый сугроб. Скрипя заснеженными носками, Макс прошлепал на крыльцо, чтобы стрясти остатки снега.
Лагерь спал. Маленькие дачные фонарики вдоль дорожек еле освещали низкие коробки-корпуса с потухшими окнами. В комнате вожатых седьмого отряда зажегся свет и тут же погас. А кто-то опять заиграл веник для валенок!
Макс присел, пошарил под крыльцом, нашел какой-то огрызок метлы из трех прутиков. Сойдет! Обмел носки, валенки в руках, постучал ими хорошенько, выбивая снег. Обулся, постоял, рассматривая ночной лагерь. Хотя было бы что рассматривать: Макс ездит сюда с первого класса. Все корпуса изучил снаружи и изнутри, а вон те два даже красил прошлым летом и оставил автограф на плинтусе: «Сашка дурак». Он знает поименно все стулья в столовке, какой шатается, а какой – не очень, и даже эту землянку...
Ах да, Старик! Про Старика в лагере никто ничего толком не знал. Он просто был, и все. Как смена дня и ночи. Как вон тот крючок в подоконнике: всю жизнь торчит, кто бы объяснил, для чего? Никто не объяснит, потому что не помнит никто.
Макс как будто чего-то ждал, а спроси, чего, не ответил бы. Чтобы вожатый проснулся и дал по шее? Сзади толкнули дверь, но это был всего лишь Андрюха:
– Хорош светиться! Всех заложить хочешь?
Пришлось идти спать.
Глава II
Странный Сашка
Кто-то больно толкался в бок, задевал по носу чем-то тяжелым и всячески намекал, что неплохо бы проснуться и посмотреть, в чем дело. Спать хотелось ужасно: поздно они вчера легли, а почему... Старик! Да-да, про Старика не стоило забывать. И тем более не стоило так безмятежно дрыхнуть, когда по лагерю гуляет мертвяк, а тебя вот уже с минуту старательно лупят, то пятками, то локтем. Может быть, уже пора вскакивать и убегать на все четыре стороны, если жизнь дорога. А Макс продолжает видеть сны. Нехорошо. Кровать недвусмысленно встряхнули, в бок опять пнули пяткой: пора вставать. Ну или хотя бы сесть на кровати, лягнуть, кого повезет, громко поинтересоваться:
– Кто там такой ласковый?! – И только потом приоткрыть один глаз: второй еще спал.
В палате было странно темно: что, еще не утро? Уличный фонарь за окном освещал батарею тапочек на полу, Серегины пятки, торчащие из решетчатой спинки кровати, Андрюхины часы на тумбочке: четыре пятнадцать утра.
– Та-ак...
– Макс, ты чего?! – Голос доносился откуда-то из-под земли. Макс и удивиться не успел: быстро сообразил, что не из-под земли, а чуть поближе. Из-под одеяла. И не какого-нибудь, а его собственного. Обладатель голоса еще раз толкнул пяткой в бок, боднул макушкой в подбородок, откидывая одеяло, и, наконец, показался.
Сашка! Где он шатался полночи, Макс, допустим, знает. Но почему улегся рядом, а не к себе...
– Санек, ты че?! – Да еще брыкается...
Сашка сонно мотал головой, а потом уставился так, будто это не он, а Макс полночи топил печку мертвецу, а под утро пришел и залег на Сашкину кровать, не разглядев в темноте хозяина. Санек старательно показывал свое негодование и даже еще разок переспросил:
– Макс, ты че?
– Вы оба там че?!
– Тихо!
– Дайте поспать! – Шипение со всех сторон заставило вскочить обоих, и тут Макс кое-что заметил... Нет, сперва он вскочил, нашарил на полу тапочки, шагнул к предбаннику, чтобы там, не мешая остальным, наконец, выяснить, кто из них двоих «че». На секунду обернулся, посмотреть, отчего мешкает Сашка... И вот тогда-то и заметил: Сашкиной кровати не было! Вчера она стояла вот здесь, между Максовой и Андрюхиной. А сегодня – нету. И тумбочки, кстати, тоже...
Макс молча поймал Сашку за руку и молча показал на свое открытие. И Сашка посмотрел, тоже молча. Но разбуженному Сереге это все равно не понравилось:
– Что за ночная ходьба, сейчас у меня кто-то получит!
– И у меня, – поддержал Колян.
– Мне-то оставьте!..
Уже никто не спал, и Макс поделился открытием вслух:
– Тихо, народ! Сашкина кровать пропала.
Несколько секунд ребята молчали, пытаясь понять услышанное.
– И одеяло убежало? Улетела простыня? Брюки хоть на месте? Ну-ка, Сашка, руки покажи!
– Да ты что, лунатик, свою кровать в темноте найти не можешь?! Я сейчас свет-то включу, только учти... – Колян действительно включил свет. Несколько секунд все жмурились, а потом...
– Правда, нету... Вчера же еще...
– А я вам говорил! – Макс почему-то жутко разозлился на всю компанию. Вот клоуны, им говорят, а они: «Руки покажи!» Больше всего хотелось выйти, хлопнув дверью, но было как-то не до того. Кровати-то нет! И неизвестно, куда она делась, и не связано ли это как-то с тем, что Сашка полночи провел в компании мертвяка... Ну вдруг ему, например, вздумалось окончательно переехать в землянку? Со всей мебелью, так сказать?
Макс уселся, где стоял, на тумбочку Серого и, обращаясь куда-то к Сашкиным ногам, спросил:
– Ты что же, переезжать собрался?
– Куда? – не понял Сашка.
– Туда, где ночью был. Сегодня, вчера...
– Позавчера, – поддержал Андрюха.
– Может, там и кровать твоя, м-м?
При чем тут кровать, Макс еще сам не понял. Но просто так же мебель не пропадает? Ни с того ни с сего? Никто не видел, чтобы кровать выносили, никто не предупреждал, что Сашка переезжает в другой отряд или прямо в лес к Старику... Ребята бы знали, а так... Если человек водится с мертвяком, тут всякие чудеса возможны.
Санек тоже приземлился на тумбочку, сделал невинные глаза и заявил:
– Так у лесника нашего, Палыча. Он просил ему дров наколоть. Старенький он, тяжело ему.
Макс ожидал, чего угодно, но только не этого. Сашка не стал бы врать. Не потому, что он такой честный, а потому, что себе не враг.
Они с Максом познакомились в таком несознательном возрасте, что сами не помнят, когда это было. И с Серым, и с Коляном, и с Андрюхой, и с Дэном, и с Семушкой. Они ходят в одну школу, отдыхают в одном летнем лагере, который зимой становится зимним, и так было всегда. Ну разве что до школы был детский сад – тоже один. Они живут на соседних улицах, а кто и на одной. Им никуда друг от друга не деться, пока не окончат школу и не разъедутся по институтам и воинским частям. Вот и скажите теперь: в таких условиях можно ли врать? Сегодня соврешь, тебе еще лет пять никто верить не будет. Это в больших городах всегда можно найти компанию, где тебя никто не знал, а у ребят – весь город друзья-соседи. В одном конце чихнешь, с другого крикнут: «Будь здоров!» Нет, Сашка себе не враг.
Макс уселся поудобнее и попробовал осторожненько намекнуть:
– Ну ты же помнишь: два года назад, в январе, мы с тобой ломали еловые лапы на венки...
– Да все он помнит! – вмешался Колян. – Он нас за нос водит, дурачков нашел!
Вечно этот Колян на всех бычит! Макс еще с надеждой поглядывал на Сашку: ну скажи ты правду, не вреди себе! К тому же всем жутко любопытно и страшновато... Но Сашка и глазом не моргнул:
– Конечно, помню! Только лесник с тех пор переменился, а вы и не заметили!.. – Он попытался улыбнуться, как пытаются предатели в кино, которых уже раскусили, но которые продолжают все отрицать, потому что деваться им некуда... Макс еще не верил своим ушам:
– Как же сменился, когда Старик все тот же! У Андрюхи в телефоне древние-древние фотки есть, давай поищем! Может, и влез где в кадр твой Старик...
– Поищем! – с угрозой пообещал Андрюха. Кажется, Макс это зря сказал. И, как всегда, хотел, как лучше. Неужели Сашка и правда – того? Все знает и не хочет говорить? А главное – почему? Старик его запугал? А может, Сашка уже и не Сашка, а этот... Как там называют слуг мертвяков. И почему, в конце концов, Старик...
А Сашку жалко. Ужасно жалко Сашку, черт его знает, что такое с ним происходит, но Макс ему не завидует. Мало того что прислуживает мертвяку, так сейчас еще и получит. За то, что соврал, это уже очевидно. За то, что скрывает от друзей что-то страшное, о чем надо вопить на весь лагерь, убегая подальше за территорию...
Андрюха между тем ковырялся в телефоне. Макс пытался по лицу угадать: найдет – не найдет? А если не найдет? Еще хуже. Сашку бить не будут, уже вроде как не за что. Но все равно ему никто не поверит, потому что все и так знают: Сашка врет. Все видели Старика сегодня ночью, все помнят похороны, шесть человек не могут обознаться одновременно. Но если Андрюха фоток не найдет, предъявить им будет нечего. Все будут просто знать, что Сашка врет и прислуживает мертвяку, будут его молча сторониться и злиться еще больше...
– Нашел! – Дальше все было очень быстро.
Андрюха встал, не отводя глаз от телефона, шагнул в Сашкину сторону. Сашка рванулся было к дверям, не дожидаясь, пока ему фотки покажут, но за спиной его тут же возникли Колян и Серый. Они закрыли собой дверь. Санек нервно попятился. Макс помахивал перед собой чьим-то свитером, как будто хотел всех разогнать.
– Ребят, вы че?
Серый угрожающе скрестил руки на груди и эффектно парировал:
– Это ты... Че?!
Дэн и Семушка синхронно спрыгнули с кроватей и шагнули к Сашке. Макс еще пытался спасти положение:
– Ну что вы, зачем так-то на человека давить? Сейчас он сядет и сам нам все расскажет. Правда, Санек?
Неправда. Сашка обернулся, скользнул взглядом по Коляну и Сереге и... Ничего не сказал.
Андрюха деликатно за плечи толкнул Сашку на кровать. Остальные обступили кровать хороводом. Макс тоже подошел, мельком глянул на Андрюхин телефон: правильно, вот он, Старик. Тот же, которого все видели сегодня ночью и уже вряд ли с кем-то спутают. А на снимке – лето. Зеленый лес, зеленое озеро (там вечно вода цветет), чьи-то плавки на заднем плане и лицо Старика – на весь оставшийся экран. Андрюха, должно быть, фотографировал обладателя плавок, а Старик влез в кадр и все испортил.
– Что ты теперь скажешь?
Санек затравленно смотрел на снимок, и Макс ему не завидовал. Может, еще попробовать урезонить человека? Видит же, что отпираться бессмысленно.
– Ну зачем ты врешь? Мы же все видели. Может, этот Старик опасен? Может быть, он тебе угрожал и ты боишься нам говорить? Ты скажи, не бойся, вместе-то мы его одолеем! Мы же твои друзья, Санек!
– Еще бы не опасен: мертвяк чертов... – буркнул Андрюха.
Сашку нисколько не задела проникновенная речь Макса. Лежа на кровати, честно глядя в шесть пар глаз одновременно, он только мотнул головой:
– Другой.
Когда человек не хочет говорить своим друзьям правду, это повод задуматься. Когда всю правду друзья уже знают, а человек продолжает отпираться, это повод дать ему в лоб. От хороших дел не отпираются, когда они уже всем известны.
Колян рывком за майку поднял Сашку с кровати и залепил пощечину. Несильно, ладонью, как пощечины дают, но Сашке хватило. Он скорчил гримасу, как будто собирался зареветь (что-то новенькое), и заревел, что совсем уже выходило за рамки. Зареветь, да еще при всех... Макс себе такого с первого класса не позволял – задразнят же! И запомнят. И будешь ты всю жизнь рева-корова, кто ж такое допустит-то?!
Впечатленный мужественностью поступка, Макс шагнул назад. Сашке этого хватило, чтобы вскочить, юркнуть в образовавшуюся щель между Коляном и Серым и выбежать из палаты, хлопнув дверью. Ребята стояли ошарашенные и смотрели на эту дверь. А в окно смотрел Старик.
Макс его заметил, хлопнул по плечу Андрюху, тот – Серого, Серый – Коляна... А Старик стоял себе и смотрел. Тот! Фонарь освещал только одну сторону его лица, а тени совсем не было. И кто после этого скажет, что это не мертвяк?! Все нормальные люди отбрасывают тень. Макс видел его лицо, седые вихры на лысине, черные полоски сажи, забившейся в морщинки вокруг глаз. Остальные, наверное, тоже видели, но никто не спешил делиться впечатлениями.
Старик смотрел не на кого-то конкретного, а так, рассеянно перед собой через стекло. А стекло треснуло. На уровне стариковских глаз возникла тонкая, как волосок, полоска-трещина и пошла-пошла разрастаться паутиной... С тихим шелестом, как листья осенью, мелкие стеклышки осыпались на кровать под окном.
Андрюха вскрикнул и скакнул в сторону. Макс только увидел, что он держится за плечо, и тут колкий взгляд Старика зацепил его. Колкий – в самом буквальном смысле. Когда грудину как будто пробили шилом. Крови не было. Зажимая на всякий случай невидимую рану, он упал на пол, перекатился под кроватями и залег. Лежал и наблюдал, как под режущим взглядом Старика крошится и осыпается краска со стены напротив окна. Как будто ее долбят чем-то небольшим, но очень острым...
– Это что же происходит с утра пораньше?! – Хлопнула дверь, Макс увидел ноги Владика – вожатого и Сашкины тапки. Тапки неуверенно топтались на месте, ботинки Владика притопывали и лютовали:
– Что происходит, я вас спрашиваю?! Что за разборки, шестеро на одного?! Домой захотелось?! Всем сразу?!
Макс не верил своим ушам: Сашка настучал вожатому! Быть такого не может! Забыв про Старика (кому страшен мертвяк, когда здесь такое?!), он выбрался из-под кровати, сел, уставившись на такую невидаль. Вот он, Сашка, стоит носом в пол, вид виноватый. Вот он, Владик, лютует.
– А ты, Макс, не мог их остановить?!
Ну что тут было отвечать? Чуть что, так сразу Макс. И совсем не укладывалось в голове: Сашка – стукач?!
– А это что?! Стекло разбили?!
А Старика за окном уже не было.
– Это не мы... – промямлил Семушка, но его не услышали. Владик втолкнул Сашку в палату, прошипел:
– Подъем через полчаса. Стекло принесу, вставите сами. Еще один такой фокус – все поедут домой. – И вышел.
Сашка осторожно, как провинившийся кот, шагнул к двери, медленно потянулся к дверной ручке. Макс еще сидел на кровати, переваривая новости последней минуты, а ребята уже, похоже, все поняли и перешли к решительным действиям.
Колян сделал Сашке подсечку, даже не вставая: так ногу вытянул и готово – лежит Санек. Подскочил Андрюха с подушкой и накрыл Сашке лицо. Кто не знает стукачей: орать так, чтобы вскочил весь лагерь, они умеют. Колян лениво пнул лежачего Сашку и через секунду к нему присоединились остальные: Семушка, Серый, Дэн, даже Андрюха, держа свою подушку, ухитрялся участвовать одной ногой. Толку было мало, но зато человек создавал видимость работы. Макс тоже подошел. Шестеро на одного – дело, конечно, последнее, но поучить стукача жизни надо.
Он месил ногами вполсилы, постоянно сдерживая то правую, то левую, чтобы не заехать Андрюхе в лоб. Андрюха все еще сидел на корточках, удерживая подушку, и смешно дергал ногой, пытаясь попасть по извивавшимся Сашкиным бокам. Вот ведь: вертится, как червяк! Скользкий, изворотливый... Сашку хотелось убить и забыть. Последнее это дело: жить в одном дворе, ходить в одну школу со стукачом. Вроде ты ни в чем не виноват, а мерзко так, будто чем заразился. Или испачкался. Уничтожить заразу и помыть руки – вот чего больше всего хотелось. Зараза извивалась и мычала под Андрюхиной подушкой. Кто-то сгоряча зацепил Макса по коленке. Пришлось полминуты поскакать по палате на одной ноге и даже чуть-чуть повыть, только тихо, а то Владик услышит. Сашку месили молча и дружно, не особо, впрочем, размахиваясь. Видимо, это гадливое чувство прикосновения к какой-то заразе передалось всем.