Дедушка Мазай и зайцы. Стихотворения. Поэмы

© Громов Е. С., ил., 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Стихотворения, посвящённые русским детям

Дядюшка Яков

 
     Дом – не тележка у дядюшки Якова.
Господи боже! чего-то в ней нет!
Седенький сам, а лошадка каракова;
     Вместе обоим сто лет.
Ездит старик, продаёт понемногу,
Рады ему, да и он-то того:
Выпито вечно и сыт, слава богу.
Пусто в деревне, ему ничего,
Знает, где люди: и ку́плю, и мену
На полосах поведёт старина;
Дай ему свёклы, картофельку, хрену,
Он тебе всё, что полюбится, – на́! —
Бог, видно, дал ему добрую душу.
Ездит – кричит то и знай:
 
 
«По грушу! по грушу!
Купи, сменяй!»
 
 
«У дядюшки у Якова
Сбои́на ма́кова
Больно лакома —
На грош два́ кома!
Девкам утехи —
Рожки́, орехи!
Эй! малолетки!
Пряники редки,
Всякие штуки:
Окуни, щуки,
Киты, лошадки!
Посмотришь – любы,
Раскусишь – сладки,
Оближешь губы!..»
 
 
– Стой, старина! – Старика обступили,
Парней, и девок, и детушек тьма.
Все наменяли сластей, накупили —
То-то была суета, кутерьма!
Смех на какого-то Кузю печального:
Держит коня перед носом сусального;
Конь – загляденье, и лаком кусок…
Где тебе вытерпеть? Ешь, паренёк!
Жалко дево́чку сиротку Феклушу:
Все-то жуют, а ты слюнки глотай…
 
 
«По грушу! по грушу!
Купи, сменяй!»
 
 
«У дядюшки у Якова
Про баб товару всякого.
Ситцу хорошего —
Нарядно, дёшево!
Эй! молодицы!
Красны девицы,
Тётушки, сёстры!
Платочки пёстры,
Булавки востры,
Иглы не ломки,
Шнурки, тесёмки!
Духи, помада,
Всё – чего надо!..»
 
 
Зубы у девок, у баб разгорелись.
Лён, и поло́тна, и пряжу несут.
«Стойте! не вдруг! белены вы объелись?
Тише! поспеете!..» Так вот и рвут!
Зорок торгаш, а то просто беда бы!
Затормошили старинушку бабы,
Клянчат, ласкаются, только держись:
 
 
– Цвет ты наш маков,
Дядюшка Яков,
Не дорожись! —
 
 
«Меньше нельзя, разрази мою душу!
Хочешь – бери, а не хочешь – прощай!»
 
 
«По грушу! по грушу!
Купи, сменяй!»
 
 
«У дядюшки у Якова
Хватит про всякого.
Новы коврижки —
Гляди-ко: книжки!
Мальчик-сударик,
Купи букварик!
Отцы почтенны!
Книжки не ценны;
По гривне штука —
Деткам наука!
Для ребятишек —
Тимошек, Гришек,
Гаврюшек, Ванек…
Букварь не пряник,
А почитай-ка,
Язык прикусишь…
Букварь не сайка,
А как раскусишь,
Слаще ореха!
Пяток – полтина,
Глянь – и картина!
Ей-ей, утеха!
Умён с ним будешь,
Денег добудешь…
 
 
По буквари!
По буквари!
Хватай – бери!
Читай – смотри!»
 
 
И букварей-таки много купили:
«Будет вам пряников; нате-ка вам!»
Пряники, правда, послаще бы были,
Да рассудилось уж так старикам.
Книжки с картинками, писаны чётко —
То-то дойти бы, что́ писано тут!
Молча крепилась Феклуша-сиротка,
Глядя, как пряники дети жуют,
А как увидела в книжках картинки,
Так на глаза навернулись слезинки.
Сжалился, дал ей букварь старина:
«Коли бедна ты, так будь ты умна!»
Экой старик! видно добрую душу!
Будь же ты счастлив! Торгуй, наживай!
 
 
«По грушу! по грушу!
Купи, сменяй!»
 

Пчёлы

 
На-тко медку! с караваем покушай,
Притчу про пчёлок послушай!
 
 
Нынче не в меру вода разлилась,
Думали, просто идёт наводнение,
Только и сухо, что наше селение
По огороды, где ульи у нас.
Пчёлка осталась водой окружённая,
Видит и лес, и луга вдалеке,
Ну и летит, – ничего налегке,
А как назад полетит нагружённая,
Сил не хватает у милой. Беда!
Пчёлами вся запестрела вода,
Тонут работницы, тонут сердечные!
Горю помочь мы не чаяли, грешные,
Не догадаться самим бы вовек!
Да нанесло человека хорошего,
Под Благовещенье помнишь прохожего?
Он надоумил, Христов человек!
 
 
Слушай, сынок, как мы пчёлок избавили:
Я при прохожем тужил-тосковал;
«Вы бы им до суши вехи поставили»,
                Это он слово сказал!
 
 
Веришь: чуть первую веху зелёную
На воду вывезли, стали втыкать,
Поняли пчёлки сноровку мудрёную:
Так и валят и валят отдыхать!
Как богомолки у церкви на лавочке,
Сели – сидят.
 
 
                  На бугре-то ни травочки,
Ну, а в лесу и в полях благодать:
Пчёлкам не страшно туда залетать,
Всё от единого слова хорошего!
Кушай на здравие, будем с медком.
Благослови бог прохожего!
 
 
Кончил мужик, осенился крестом;
Мёд с караваем парнишка докушал,
Тятину притчу тем часом прослушал,
И за прохожего низкий поклон
Господу богу отвесил и он.
 

Генерал Топтыгин

 
Дело по́д вечер, зимой,
И морозец знатный.
По дороге столбовой
Едет парень молодой,
Ямщичок обратный;
Не спешит, трусит слегка;
Лошади не слабы,
Да дорога не гладка —
Рытвины, ухабы.
Нагоняет ямщичок
Вожака с медведем:
«Посади нас, паренёк,
Веселей доедем!»
– Что ты? с мишкой? – «Ничего!
Он у нас смиренный,
Лишний шкалик за него
Поднесу, почтенный!»
– Ну, садитесь! – Посадил
Бородач медведя,
Сел и сам – и потрусил
Полегоньку Федя…
Видит Трифон кабачок,
Приглашает Федю.
«Подожди ты нас часок!» —
Говорит медведю.
И пошли. Медведь смирён,—
Видно, стар годами,
Только лапу лижет он
Да звенит цепями…
Час проходит; нет ребят,
То-то выпьют лихо!
Но привычные стоят
Лошадёнки тихо.
 
 
Свечерело. Дрожь в конях,
Стужа злее на ночь;
Заворочался в санях
Михайло Иваныч,
Кони дёрнули; стряслась
Тут беда большая —
Рявкнул мишка! – понеслась
Тройка как шальная!
 
 
Колокольчик услыхал,
Выбежал Федюха,
Да напрасно – не догнал!
Экая поруха!
 
 
Быстро, бешено неслась
Тройка – и не диво:
На ухабе всякий раз
Зверь рычал ретиво;
Только стон кругом стоял:
«Очищай дорогу!
Сам Топтыгин-генерал
Едет на берлогу!»
Вздрогнет встречный мужичок,
Жутко станет бабе,
Как мохнатый седочок
Рявкнет на ухабе.
А коням подавно страх —
Не передохнули!
Вёрст пятнадцать на весь мах
Бедные отдули!
 
 
Прямо к станции летит
Тройка удалая.
Проезжающий сидит,
Головой мотая:
Ладит вывернуть кольцо.
Вот и стала тройка;
Сам смотритель на крыльцо
Выбегает бойко.
Видит, ноги в сапогах
И медвежья шуба,
Не заметил впопыхах,
Что с железом гу́ба,
Не подумал: где ямщик
От коней гуляет?
Видит – барин материк,
«Генерал», – смекает.
Поспешил фуражку снять:
«Здравия желаю!
Что угодно приказать,
Водки или чаю?..»
Хочет барину помочь
Юркий старичишка;
Тут во всю медвежью мочь
Заревел наш мишка!
И смотритель отскочил:
«Господи помилуй!
Сорок лет я прослужил
Верой, правдой, силой;
Много видел на тракту
Генералов строгих,
Нет ребра, зубов во рту
Не хватает многих,
А такого не видал,
Господи Исусе!
Небывалый генерал,
Видно, в новом вкусе!..»
 
 
Прибежали ямщики,
Подивились тоже;
Видят – дело не с руки,
Что-то тут негоже!
Собрался честной народ,
Всё село в тревоге:
«Генерал в санях ревёт,
Как медведь в берлоге!»
Трус бежит, а кто смелей,
Те – потехе ради,
Жмутся около саней;
А смотритель сзади.
Струсил, издали кричит:
«В избу не хотите ль?»
Мишка вновь как зарычит…
Убежал смотритель!
Оробел и убежал
И со всею свитой…
 
 
Два часа в санях лежал
Генерал сердитый.
Прибежали той порой
Ямщик и вожатый;
Вразумил народ честной
Трифон бородатый
И Топтыгина прогнал
Из саней дубиной…
А смотритель обругал
Ямщика скотиной…
 

Дедушка Мазай и зайцы

I

 
В августе, около Малых Вежей,
С старым Мазаем я бил дупелей.
 
 
Как-то особенно тихо вдруг стало,
На небе солнце сквозь тучу играло.
 
 
Тучка была небольшая на нём,
А разразилась жестоким дождём!
 
 
Прямы и светлы, как прутья стальные,
В землю вонзались струи дождевые
 
 
С силой стремительной… Я и Мазай,
Мокрые, скрылись в какой-то сарай.
 
 
Дети, я вам расскажу про Мазая.
Каждое лето домой приезжая,
 
 
Я по неделе гощу у него.
Нравится мне деревенька его:
 
 
Летом её убирая красиво,
Исстари хмель в ней родится на диво,
 
 
Вся она тонет в зелёных садах;
Домики в ней на высоких столбах
 
 
(Всю эту местность вода понимает,
Так что деревня весною всплывает,
 
 
Словно Венеция). Старый Мазай
Любит до страсти свой низменный край.
 
 
Вдов он, бездетен, имеет лишь внука,
Торной дорогой ходить ему – скука!
 
 
За́ сорок вёрст в Кострому прямиком
Сбегать лесами ему нипочём:
 
 
«Лес не дорога: по птице, по зверю
Выпалить можно». – А леший? – «Не верю!
 
 
Раз в кураже я их звал-поджидал
Целую ночь, – никого не видал!
 
 
За день грибов насбираешь корзину,
Ешь мимоходом бруснику, малину;
 
 
Вечером пеночка нежно поёт,
Словно как в бочку пустую удод
 
 
Ухает; сыч разлетается к ночи,
Рожки точёны, рисованы очи.
 
 
Ночью… ну, ночью робел я и сам:
Очень уж тихо в лесу по ночам.
 
 
Тихо, как в церкви, когда отслужили
Службу и накрепко дверь затворили,
 
 
Разве какая сосна заскрипит,
Словно старуха во сне проворчит…»
 
 
Дня не проводит Мазай без охоты.
Жил бы он славно, не знал бы заботы,
 
 
Кабы не стали глаза изменять:
Начал частенько Мазай пуделять^[1].
 
 
Впрочем, в отчаянье он не приходит:
Выпалит дедушка – заяц уходит,
 
 
Дедушка пальцем косому грозит:
«Врёшь – упадёшь!» – добродушно кричит.
 
 
Знает он много рассказов забавных
Про деревенских охотников славных:
 
 
Кузя сломал у ружьишка курок,
Спичек таскает с собой коробок,
 
 
Сядет за ку́стом – тетерю подманит,
Спичку к затравке приложит – и грянет!
 
 
Ходит с ружьишком другой зверолов,
Носит с собою горшок угольков.
 
 
«Что ты таскаешь горшок с угольками?»
– Больно, родимый, я зябок руками;
 
 
Ежели зайца теперь сослежу,
Прежде я сяду, ружьё положу,
 
 
Над уголечками руки погрею,
Да уж потом и палю по злодею! —
 
 
«Вот так охотник!» – Мазай прибавлял.
Я, признаюсь, от души хохотал.
 
 
Впрочем, милей анекдотов крестьянских
(Чем они хуже, однако, дворянских?)
 
 
Я от Мазая рассказы слыхал.
Дети, для вас я один записал…
 

II

 
Старый Мазай разболтался в сарае:
«В нашем болотистом, низменном крае
Впятеро больше бы дичи велось,
Кабы сетями её не ловили,
Кабы силками её не давили;
Зайцы вот тоже, – их жалко до слёз!
Только весенние воды нахлынут,
И без того они сотнями гинут,—
Нет! ещё мало! бегут мужики,
Ловят, и топят, и бьют их баграми.
Где у них совесть?.. Я раз за дровами
В лодке поехал – их много с реки
К нам в половодье весной нагоняет —
Еду, ловлю их. Вода прибывает.
Вижу один островок небольшой —
Зайцы на нём собралися гурьбой.
С каждой минутой вода подбиралась
К бедным зверкам; уж под ними осталось
Меньше аршина земли в ширину,
          Меньше сажени в длину.
Тут я подъехал: лопочут ушами,
Сами ни с места; я взял одного,
Прочим скомандовал: прыгайте сами!
Прыгнули зайцы мои, – ничего!
Только уселась команда косая,
Весь островочек пропал под водой.
«То-то! – сказал я, – не спорьте со мной!
Слушайтесь, зайчики, деда Мазая!»
Этак гуторя, плывём в тишине.
Столбик не столбик, зайчишко на пне,
Лапки скрестивши, стоит, горемыка,
Взял и его – тягота не велика!
Только что начал работать веслом,
Глядь, у куста копошится зайчиха —
Еле жива, а толста как купчиха!
Я её, дуру, накрыл зипуном —
Сильно дрожала… Не рано уж было.
Мимо бревно суковатое плыло;
Сидя, и стоя, и лёжа пластом,
Зайцев с десяток спасалось на нём.
«Взял бы я вас – да потопите лодку!»
Жаль их, однако, да жаль и находку —
Я зацепился багром за сучок
И за собою бревно поволок…
 
 
Было потехи у баб, ребятишек,
Как прокатил я деревней зайчишек:
«Глянь-ко: что делает старый Мазай!»
Ладно! любуйся, а нам не мешай!
Мы за деревней в реке очутились.
Тут мои зайчики точно сбесились:
Смотрят, на задние лапы встают,
Лодку качают, грести не дают:
Берег завидели плуты косые,
Озимь, и рощу, и ку́сты густые!..
К берегу плотно бревно я пригнал,
Лодку причалил – и «с богом!» сказал…
И во весь дух
Пошли зайчишки.
А я им: «У-х!
Живей, зверишки!
Смотри, косой,
Теперь спасайся,
А чур зимой
Не попадайся!
Прицелюсь – бух!
И ляжешь… У-у-у-х!..»
Мигом команда моя разбежалась,
Только на лодке две пары осталось —
Сильно измокли, ослабли; в мешок
Я их поклал – и домой приволок.
За ночь больные мои отогрелись,
Высохли, выспались, плотно наелись;
Вынес я их на лужок; из мешка
Вытряхнул, ухнул – и дали стречка!
Я проводил их всё тем же советом:
            «Не попадайтесь зимой!»
Я их не бью ни весною, ни летом,
Шкура плохая, – линяет косой…»
 

Соловьи

 
Качая младшего сынка,
Крестьянка старшим говорила:
«Играйте, детушки, пока!
Я сарафан почти дошила;
 
 
Сейчас бурёнку обряжу,
Коня навяжем травку кушать,
И вас в ту рощицу свожу —
Пойдём соловушек послушать.
 
 
Там их, что в кузове груздей, —
Да не мешай же мне, проказник! —
У нас нет места веселей;
Весною, дети, каждый праздник
 
 
По вечерам туда идут
И стар и молод. На поляне
Девицы красные поют,
Гуторят пьяные крестьяне.
 
 
А в роще, милые мои,
Под разговор и смех народа
Поют и свищут соловьи
Звончей и слаще хоровода!
 
 
И хорошо и любо всем…
Да только (Клим, не трогай Сашу!)
Чуть-чуть соловушки совсем
Не разлюбили рощу нашу:
 
 
Ведь наш-то курский соловей
В цене, – тут много их ловили,
Ну, испугалися сетей,
Да мимо нас и прокатили!
 
 
Пришла, рассказывал ваш дед,
Весна, а роща, как немая,
Стоит – гостей залётных нет!
Взяла крестьян тоска большая.
 
 
Уж вот и праздник наступил,
И на поляне погуляли,
Да праздник им не в праздник был!
Крестьяне бороды чесали.
 
 
И положили меж собой —
Умел же Бог на ум наставить —
На той поляне, в роще той
Сетей, силков вовек не ставить.
 
 
И понемногу соловьи
Опять привыкли к роще нашей,
И нынче, милые мои,
Им места нет любей и краше!
 
 
Туда с сетями сколько лет
Никто и близко не подходит,
И строго-настрого запрет
От деда к внуку переходит.
 
 
Зато весной весь лес гремит!
Что день, то новый хор прибудет…
Под песни их деревня спит,
Их песня нас поутру будит…
 
 
Запомнить надобно и вам,
Избави Бог тут ставить сети!
Ведь надо ж бедным соловьям
Дать где-нибудь и отдых, дети…»
 
 
Середний сын кота дразнил,
Меньшой полз матери на шею,
А старший с важностью спросил,
Кубарь пуская перед нею:
 
 
– А есть ли, мама, для людей
Такие рощицы на свете? —
«Нет, мест таких… без податей
И без рекрутчины нет, дети.
 
 
А если б были для людей
Такие рощи и полянки,
Все на руках своих детей
Туда бы отнесли крестьянки!»