Братство. Крест и клинок

Со слов отца Михаила (именно так звали священника) выходило, что подобного рода организации, которые правильней всего называть было братствами, на манер монашеских орденов, все как одна тайные, существовали практически во всех церквях. В нашей же православной, принявшей крещение от Византии, они появились едва ли не с первых дней прихода новой веры на Русь. Ибо слишком сильны были адепты веры старой, язычники-волхвы. Слишком большой кровью могло бы обернуться принятие христианства, сумей и успей они воззвать к тем силам, от которых многие из них черпали свое могущество… Схватка с ними была кровавой и жестокой, однако именно она позволила Руси избежать тех ужасов, что выпали Европе во времена великой инквизиции и охоты на ведьм. Но и в последующие века дел и забот воинам церкви хватало – ибо человек слаб, а соблазны, идущие от нечистого, куда как сильны.

Многое довелось перенести им вместе с матерью-церковью, плотью от плоти которой они были и остаются – смуты, войны, страшные годы воинствующего безбожия… И вот теперь, когда вроде самое страшное закончилось, началось возрождение веры и церкви, пришли новые беды – такое впечатление, что посрамленная и укрощенная когда-то нечисть решила взять реванш и рвется в мир людей с силой и яростью, которых давным-давно уже не бывало. Казалось бы – восстанавливаются давно разрушенные и заброшенные храмы и монастыри, открываются новые приходы, пусть понемногу, но к священникам начинают прислушиваться и искать духовной поддержки те, кто еще три десятка лет назад и помыслить об этом не мог – военные, милиция, власть предержащие. Но для скольких из них эти проявления – искренние, идущие от души, от настоящей веры? А для скольких – лишь следование моде, новому поветрию, согласно которому в кабинете на видном месте должны стоять не портреты «вождей мирового пролетариата», а иконы? Может, оттого и чувствуют себя так вольготно в стране всяческие «потомственные маги», «ведуньи», а также «учителя» и «гуру», чьи «проповеди» далеко не всегда являются безобидными бреднями? Вечен свет Божий, но вечен и яростен Враг рода человеческого, веками толкавший и толкающий людей на путь погибели. То тут, то там тянутся глупые и алчные к запретным «великим знаниям», не понимая того, что запретными эти знания стали не по чьей-то прихоти, а оттого, что опасны смертельно для любого, кто к ним прикоснется. Возвращаются в мир «черные манускрипты», несущие в себе зловещие заговоры и ритуалы, всплывают из небытия созданные людям на соблазн и пагубу дьявольские артефакты. Из-за грехов человеческих, из-за творимого людьми зла истончаются грани между миром людей и темными безднами, где ждут своего часа нечистые твари, рвущиеся в наш мир, чтобы вредить и уничтожать. И тогда в свой вечный бой снова вступает Братство…

– Так что ж получается – этот, которые ко мне приперся, он самый настоящий зомби и есть!? – выслушав «общую часть», по въевшейся намертво «оперовской» привычке не удержался от сугубо конкретного вопроса Алексей

– «Зо-омби»… Шмомби! Нахватался словечек из глупых фильмов и лепишь их, куда не след, – аж скривившийся от дурного, по его мнению, вопроса, священник не удержался, чтоб не уесть собеседника. – Дух это нечистый! Тот, кого ты, по глупости и незнанию своему, убил, был тем духом одержим. Вот именно дух этот самый мертвое тело поднял – да и отправил мстить тому, кто его планы нарушил. Господа возблагодари за то, что мы в Братстве по своим каналам информацию об этом душегубе имели, и, пусть опоздали с тем, что сделать сами были должны, но ситуацию отслеживали. Попросили человечка, в морге работающего, присмотреть… за покойничком. Вот только тот резвее оказался, чем мы себе представить могли. Слава богу, нам вовремя сигнал поступил – хоть тут успели…

– Нет, погодите! Послушать вас, так что ж выходит?! – Алексей, опешив не на шутку от услышанного, прицепился к словам «убил по глупости» и полез сразу спорить. – Мне не стрелять в него надо было, а цветочки подарить?! Или попросить покаяться в том, что он натворил? Так, что ли?! А может… как там у вас написано? Другую щеку подставить? То-то бы этот гад порадовался!

– Во-первых, не «у нас», а в святом евангелии. И не к тупой покорности злу и потаканию насилию то, что написано, призывает – нечего цитаты из контекста дергать, тоже мне, толкователь! Ну, да что с тебя взять… – по всему видно, батюшка старался проявить максимум отпущенных ему терпения и смирения перед лицом невежды. – А, во-вторых, «покаяться»… Ну да, если б ты его об этом просил или даже приказывал, то конечно… Он прям бы так и кинулся каяться! Чины церковные специальные есть для таких случаев, молитвы. Ритуалы специальные – это чтоб тебе понятно сказать. Но не пулей же в лоб! Случается и нашим братьям и силу применять, и оружие. Да что там – ты сам видел… Но вопрос – кому, когда и как! Вот ты скажи – если какой-нибудь школяр или, допустим, бабушка-пенсионерка кинутся вооруженного до зубов бандита задерживать – что получится?

– Да ничего хорошего, понятное дело… Как для них самих, так, скорей всего, и для всех окружающих!

– Вот, верно. И сами ни за грош погибнут, и дело загубят. Хотя вроде бы и побуждения правильные, и поступок хороший. Вот и здесь так же. Против каждой силы должна быть другая сила, а не только благие намерения. Против злой, сатанинской – лишь сила Божья, к тому же еще и в праведных руках. В руках тех, кто может противостоять такому, о чем вот ты до сего дня и не слышал.

– Значит, выходит – все у вас там священники? И эти двое, что так ловко с ножиками управляются – тоже?

– Правильно ты подметил, не все в нашем братстве – священники рукоположенные. Братья, о которых ты упомянул – они… вроде послушников. Живут в миру, но служат Господу, мечом охраняя тех, кто нечисть одолевает честным крестом. Впрочем, некоторые из них потом и монахами становятся. Те, кто доживает, конечно…

– Понятно! Силовое, значит, подразделение при батюшках! Спецназ, можно сказать!

– Вот именно. Священнику ведь, для того чтобы обряд совершить, молитвы читать и прочее, надо как минимум живым все это время оставаться! И отвлекаться не след… на всякое. А нечисть братьев наших ой как не любит! И достать старается всячески. Да и людей себе подчинять умеет мастерски – сам видел, знаешь. Вот тут-то и нужны сила и воинское умение. А по поводу спецназа ты, кстати, кругом прав. Большинство из тех, кто с нами сегодня плечом к плечу с сатанинской силой бьется, как раз бывшие спецназовцы и есть. И видели-пережили многие из них такое, что тебе, прости уж, сокол ясный, и не снилось. Крови людской на некоторых из них, что воды ключевой… Но покаялись и сегодня праведным воинским служением грехи те, вольные и невольные, в войнах и «горячих точках» совершенные, искупают. Да и не одни они, кстати. Мне вот, к примеру, в Афганистане повоевать довелось…

Взор отца Михаила затуманился воспоминаниями – явно, не самыми светлыми. А Алексей взглянул на него совсем другими глазами. И тут же выпалил отчаянно вертевшийся на языке вопрос:

– Ну, и как же вы этих братьев-спецназовцев отбираете?

– Не мы отбираем, – отец Михаил усмехнулся, – Господь. Всяк свою дорогу к нам по-своему находит. Не все остаются – кто-то сам уходит, кого-то мы не принимаем. Но по большей части все-таки если уж человек к нам пришел, то с нами и остается.

– Значит, отсеиваете все-таки? А по каким параметрам? Подготовка плохая?

– Подготовка… – священник махнул рукой, – Не в подготовке сила! Не в умении биться – с мечом, с пистолетом или вообще без всего! Мало ли таких умельцев, от которых в мире одно лишь зло приумножается?! Не в силе Бог, а в правде! Знаешь, кем сказано?

– Ну-у-у, если честно…

– Святого Александра Невского это слова! Вот он воин был великий, и святость заслужил, прежде всего, мечом обороняя веру православную и родную землю. Вера – вот, что главное. И вера истинная. Вот ты скажи – в Бога веруешь?!

Вопрос этот отец Михаил в Алексея, что называется, влепил в упор – как выстрел. А тот и застыл на долгую минуту, не зная, как сформулировать то, что хотел сказать в ответ. Верил ли он? Однозначно – да! И пришла эта вера к нему после гибели родителей. Уж очень хотелось знать, что не ушли они в никуда, не канули в небытие, а пребывают где-то там, в светлой Вечности, в которой им, таким замечательным людям, уж конечно, должно быть спокойно и хорошо. Самое удивительное, что милицейская служба веру эту не погасила, не убила, а, наоборот – укрепила и усилила. Именно от того, что доводилось сталкиваться чуть ли не каждый день с человеческой мерзостью и гнусью, с несправедливостью, подлостью и злом, еще сильнее тянуло к Свету. Да и молитва, не напоказ прочитанная, перед смертельно опасным задержанием все-таки придавала уверенности в том, что кто-то незримый спасет и сохранит его, в общем, неплохого парня, с риском делающего свое правильное сыщицкое дело.

Но вот если перейти к конкретным заповедям, их соблюдению и вообще грехам и грешкам… Тут все обстояло вовсе не так хорошо. А потому, вместо того чтобы вскинуться навстречу священнику и радостно выкрикнуть «Верую!», Алексей опустил глаза и тихо, но твердо сказал:

– Верую, отец Михаил. Но как-то, наверное, неправильно…

– Это что же такое значит – «неправильно»?! – впервые, пожалуй, за весь разговор ошарашен был священник, а не его собеседник. – Ну-ка, объясни мне – как это у тебя получается «неправильно верить»!

– Ну-у… В церкви редко бываю. Исповедь там, причастие… Это вообще не помню когда. И грешу я… по-всякому. Водка там, сигареты… Да вы сами знаете, видели! И вообще… – тут Алексей сбился на какую-то совершенную невнятицу, еще сильнее потупившись в пол. Страшно, сказать, но похоже было, что он близок к тому, чтобы покраснеть – чего никогда в жизни за бравым опером не водилось!

– Вот, значит, как… Ну, что я тебе скажу, Алексей, человек Божий, – речь отца Михаила стала тихой и какой-то по-особому успокаивающей. – То, что ты сам себя грешником считаешь, и если в чем и сомневаешься, так прежде всего в том, достоин ли ты истинным сыном святой Церкви быть… В этом веры, быть может, больше, чем у некоторых в показном благочестии. Главное, чтоб в грехах своих ты раскаивался искренне, и искренне же желал от них избавиться. А тут все легко и быстро не бывает. Так что начнем с главного – ты ведь крещеный?

– А как же! – вот тут Алексею времени на обдумывание ответа не требовалось, вот он его и выпалил, да еще при этом и достал из-под застиранной домашней футболки доказательство – старый-престарый нательный крест, с которым не расставался вот уже долгие годы.

Священник не удивился. Он… просто остолбенел, молча вглядываясь в то, что предстало перед его глазами – немалого размера, отлитый из серебра, потемневшего не за годы, а, похоже, за века, крест необычной формы. Широкий и массивный, тот сужался в нижней своей части подобно клинку, да и боковые его лепестки имели не классические, прямые очертания, а изгибались, изрядно напоминая ту же гарду меча. На лицевой стороне крест нес изображение Спасителя, а на оборотной – строки молитвы, которые сейчас вряд ли бы кто разобрал. Однако отцу Михаилу прекрасно было известно, что это за молитва. И что это за крест…

– Откуда?! – только и смог он спросить в удивлении. – Откуда этот крест у тебя?! Как достался?!

– Отец дал, – Алексея несколько смутило крайнее удивление собеседника от взгляда на пусть и не совсем обычный, пусть старинный, но достаточно обыденный для священника предмет. – А сам крест… То ли деда, то ли прадеда. Семейная реликвия, одним словом. Отец не носил – сами знаете, какие времена были, а мне вот передал… А что в нем особенного такого, в кресте-то этом?!

– Особенного? Да ничего, можно сказать. Вот разве что, – при этих словах отец Михаил расстегнул ворот и достал… такой же точно нательный крест, разве что явно поновее. Вот тут уж пришел черед Алексею застывать в удивлении.

– У всех братьев наших такие же. Это – крест Церкви Воинствующей, и носят его те, о ком мы тут с тобой беседовали. И значение он имеет особое, и силу. Теперь понятно мне, почему тварь адская тебя в мгновение не разорвала. Учуял. Боялся… А заодно вот тебе, Алеша, и доказательство промысла Божьего – того, что ничего в жизни этой не происходит «просто так» или «случайно». На все воля Его, и значит, должны были наши пути-дороги пересечься. Такие, выходит, планы у Него на тебя… Просто время пришло нужное.

– Для чего пришло?

– Ну… Для того хотя бы, чтобы ты правду понял, принял и поверил в нее! Для того, чтобы над жизнью своей задумался, над тем как дальше быть и с кем.

– Погодите… Вы что, меня… одним из вас стать приглашаете?! В Братство зовете?!

– Стать или не стать – не мне решать одному, – отец Михаил усмехнулся, – Да и не сразу это решается, ох, не сразу… Но в гости, в обитель нашу я тебя зову. Или, может, тебе еще подумать надо?!

* * *

Звон… Короткий и мелодичный – от мимолетного соударения стремительных клинков. Вспышка… Солнечный блик на, казалось бы, невесомо порхающих лезвиях, отполированных до зеркального блеска. Тень… Смазанный силуэт, в который, ослепив всего на секунду, вдруг превращается твой противник, одним неуловимым, немыслимо плавным и быстрым движением ускользая из поля зрения! И удар! Хлесткий, прилетевший словно бы из ниоткуда, подрубающий ноги и бросающий на утоптанный крупный песок лицом и руками, из которых вдруг куда-то делось оружие…

У-у-ух… Ну вот, опять! Четвертый раз подряд… Алексей, незаметно сплюнув, поднимается, стараясь делать это одним движением, стряхивает песок и идет навстречу тому, кто, от души улыбаясь, стоит по одаль, держа в руках оба клинка. Тот кивает приглашающе: «Начнем сначала!» Начнем, конечно – в пятый раз. А будет и седьмой, и десятый, скорее всего. В чем в чем, а уж в этом Алексею сомневаться не приходится…

В монастырскую калитку по названному в тот вечер отцом Михаилом адресу он стучался буквально через день. Думать?! А о чем тут было думать-то, в сущности? У настоящего сыщика (если он настоящий, конечно же, а не подонок, пришедший в «органы» за властью и взятками) понятие служения въедается не то что в кровь, а в костный мозг. Становится сущностью. И когда после лет и лет такого служения ты вдруг становишься никем, перемолотым и вышвырнутым системой человеческим мусором, то теряется не только удостоверение с табельным «стволом» (хотя и без них первое время – как, извините, без штанов на людной улице). И не «огромная» (три «ха-ха»!) милицейская зарплата. Теряется главное – смысл. Смысл твоего существования, твоей жизни. И это будет саднить и болеть фантомными болями, как отрезанная конечность – до конца твоих дней. До конца жизни будет не хватать этого – Настоящего. Настоящего дела, настоящих опасностей, настоящих, проверяющихся практически ежедневно по высшей мере, человеческих отношений. Потому что настолько остро и ярко ты не будешь чувствовать жизнь уже никогда…

Да и в чисто житейском плане – куда идти? Чем занять себя и как устраивать жизнь? Податься в «бизнес»? Не имея ни опыта, ни нужных связей, ни «стартовых» денег? Да и не имея, по правде говоря, ни способностей, ни желания этим заниматься? Пристроиться в частной охранной фирме? И что? «Жирные» места начальников «секьюрити» банков и крупных предприятий занимают не его полета птицы. Отставных генералов и полковников тоже хватает, и кушать они хотят не меньше, чем капитаны. Куда побольше, если честно. А с его опытом, возрастом и специализацией… Оберегать чужое добро, понимая прекрасно, что такого тебе не нажить и за три жизни? Опускаться постепенно до уровня сторожа? Или – еще того лучше – очутиться в прикрытой законом, легализованной банде, занимающейся «крышеванием» и «выбиванием»? Стать в один ряд с теми, кого по жизни откровенно презирал? Нет, есть, конечно, и приличные «частники», достойные. Но тут уж – как повезет… А зачем испытывать судьбу, если есть возможность заняться не просто достойным делом, а таким, достойней которого даже и не представить?! Да еще и действовать в системе координат, где нет места полумерам, компромиссам, «вариантам». Где все четко разделено на черное и белое, своих и врагов, подлежащих безусловному искоренению! Да это – мечта для некоторых людей! Алексей был как раз из таких – из-за чего, если честно, и случалось подавляющее большинство его служебных проблем. А здесь – возможность не прислуживать, а служить. Не «решать вопросы», всегда учитывая чьи-то «интересы» и «расклады», а реально бороться со Злом… Без въедливых прокуроров, продажных судей, очумелой «общественности» и буйнопомешанных правозащитников… Так, по крайней мере, представлялось ему в тот момент, когда он стучался в калитку неприметного монастыря…

Где-то подсознательно Алексей ожидал процесса «оформления», чем-то похожего на мытарства в милицейских «кадрах» – то есть долгого и нудного. Однако никаких проверок, комиссий и, тем более, медосмотров с освидетельствованиями не случилось. Да, было собеседование с братом Георгием, который возглавлял отряд, куда Алексею предстояло влиться – вот оно-то единственное и напомнило ему что-то знакомое по временам прошлой службы. Да и неудивительно – речь, собственно, о милицейской службе и уровне «профподготовки» к ней и шла. А вот беседы с несколькими священниками, скорее, были разговорами по душам. Правда, начинались они с вроде бы совершенно незначительных и обыденных вопросов, а заканчивались тем, что рассказывал о себе Алексей те вещи, о которых ему раньше вряд ли бы и в голову взбрело говорить вообще с кем-либо. Ну, получалось так как-то… Само собой вроде бы.

Ну, а потом было самое серьезное. Была исповедь… Долгая. Непростая. Принимал ее у Алексея отец Михаил, с мастерством профессора-хирурга удалявший засевшие в израненной душе гнилые занозы и ржавые гвозди. Если продолжать эту ассоциацию – солью раны не посыпал, но и обезболивающего не вкалывал. А как еще расставаться с грехами, если не через боль? К концу исповеди Алексей с удивлением почувствовал, что лицо его мокрое – от слез. Однако и такого чувства облегчения и покоя никогда в жизни раньше ему испытывать не приходилось.

Исповедь, причастие, церковные службы – все это стало с того момента частью его жизни. Никто не заставлял, силой не гнал – но и без этого было невозможно. С другой стороны, то, что раньше представлялось скучным, каким-то мертвым обрядом, который просто надо выстоять, теперь стремительно наполнялось живым смыслом – особенно после бесед со священниками. Они терпеливо растолковывали и объясняли ему, только вставшему на путь воина Церкви, те вещи, которые человек верующий вообще-то должен был бы знать с раннего детства. Никто при этом невежеством в элементарных вопросах его не попрекал, даже отвечая на те вопросы, относительно которых сам же Алексей какое-то время спустя понимал, что были они как минимум неуместными. И дурацкими – как максимум.

Святые отцы учили и другому – тем вещам, без знания и понимания которых он был бы самым обычным боевиком-скорохватом, а не Божьим воином. Один священник сменял другого, втолковывая:

– Главное оружие и ограждение Церкви и всех членов ее от врагов видимых и невидимых суть Крест. Он – орудие спасительной смерти Господа нашего Иисуса Христа, избавившего весь род людской от рабской участи греху и диаволу, от вечной погибели. Крест же через это соделался символом и знамением спасения и победы над смертью. Оттого содержит он в себе благодатную силу Распятого Спасителя.

Любая нечисть креста страшится, бежит от него в ужасе. Честным крестом и крестным знамением побеждаем силы нечистые, развеиваем бесовское обморачивание и темные чары. При сем говорим следующее…

– Святая вода – вода, что освящена в церкви на специальном водосвятном молебне. При сем крест святой трижды должен быть погружен в воду – с подобающими молитвами и песнопениями. Водосвятие разделяем великое и малое – великое осуществляется накануне праздника Богоявления и в сам день праздника. Малое же – в иные праздники, и во всякий день, как в храмах, так и в домах, на полях и в иных местах, по желанию священника и верующих. Святая вода, употребленная с истинной верою, душу и тело христианина укрепляет и врачует, всякую же нечисть уязвляет жестоко, гонит и устрашает. Запомни! Ежели святая вода, запасенная, заканчивается, возможно в нее добавить воды неосвященной, только чистой. Та же вода сама освящение примет. Коли нужда выпадет – так и поступай.

– Молитва – обращение человека к Богу. В ней Господа мы славим, каемся в своем недостоинстве, исповедуемся перед ним, за явленные нам милости благодарим и о личных своих нуждах просим. Молитва – великое оружие Божьего воина. Ей нечистые силы посрамляем и побеждаем. Сильнее всех для этого – запретительные молитвы. Сие – молитвы некоторых богослужебных чинопоследований, диаволу запрещающие и его изгоняющие. Читать такие молитвы допустимо и должно лишь рукоположенному священнику. Мирянину же такое не подобает. В каких случаях и какие именно молитвы тебе читать надлежит, запоминай…

Это составляло, так сказать, теоретическую часть его учебы. Была и специальная подготовка – как же без нее. Алексей всегда числился неплохим рукопашником. Не чемпион, конечно, но из схваток с достаточно серьезными противниками выходил победителем не раз. Сейчас же его самооценка в этом плане упала, причем резко. Оказывается, он просто не сталкивался еще в этой жизни не просто с хорошими бойцами, а с Мастерами. Теперь вот столкнулся… При этом надо, конечно, было делать поправку на то, что система ведения боя, принятая в Братстве, здорово отличалась от всех тех, с которыми ему доводилось иметь дело ранее. По той простой причине, что «заточена» была под бой не с людьми, ну, вернее, не только и не столько с людьми, сколько с сущностями и тварями, которые своей силой и скоростью людей зачастую превосходили многократно. Мало того – даже мимолетный физический контакт с некоторыми из них практически со стопроцентной гарантией приводил к самым неприятным последствиям – вплоть до летального исхода. Поэтому основной упор делался не на отработку, скажем, захватов и болевых удержаний, – это годилось, но опять-таки только и исключительно против людей – а на умение избегать прямого столкновения и противостояния «сила против силы». Уходы вместо жестких блоков, увертки и сложнейшие – на уровне акробатики финты – было в этом что-то от айкидо. Но вместе с тем присутствовала и наработка жестких, молниеносных ударов, так что, скорее, ближе всего эта система была (из всех знакомых Алексею) к чему-то вроде джиу-джитсу. А в общем-то, рукопашный бой был для братьев чем-то вспомогательным, или, скорее, средством для совсем уж крайнего случая. Против тех, с кем им приходилось иметь дело, с голыми руками (пусть и самому тренированному бойцу) лучше все-таки было не соваться…

Основным оружием братьев были клинки. Дать более конкретную классификацию Алексею, который очень даже прилично разбирался в «холодняке», было затруднительно. Для мечей – вроде бы слишком короткие и легкие, а для кинжалов – крупноваты. Алексей, естественно, сразу же полез с расспросами – почему так? На это не сильно разговорчивый обычно брат Илья, выполнявший для «новобранца» роль инструктора по клинковому бою, объяснил, что да, изначально оружием братьев как раз и был классический славянский меч. Причем оружием главным, с которым они не расставались практически никогда. Но было это, конечно, в те времена, когда вид опоясанного мечом человека даже в самом людном месте ни у кого никаких вопросов не вызывал – нормальная деталь костюма, так сказать.

Так было когда-то. А нынче… Попробуйте сегодня продефилировать с мечом по городу – хотя бы проехаться в метро в час «пик». Кто-то примет за спятившего «реставратора», а кто-то и сразу за потерявшего страх маньяка, вышедшего на охоту за головами. Короче, проблемы гарантированы как с правоохранителями, так и с представителями психиатрии – не обязательно в такой последовательности, но наверняка. Современный же клинок братства оказался куда как удобен не только для ношения (прежде всего скрытого), но и для боевого применения, к примеру, в условиях ограниченного пространства, где длинным мечом не сильно-то и помашешь. Кстати, потеряв в длине, клинок остался достаточно массивным – настолько, что им можно было не только колоть или резать, но и рубить. Это опять-таки результат выводов, сделанных из практики, – боевой опыт применения пришедших на смену мечам шпаг и остального куда более изящного оружия, вроде рапир, показал, что против нечисти и нежити они крайне неэффективны. Выходцы из потустороннего мира умудрялись переносить все возрастающее количество колотых ран в своем, существующем по нелюдским законам организме, сохраняя большую часть своих боевых качеств, а то и вовсе игнорировать. А вот отсечение различных когтистых конечностей, щупалец и тем более – башки, действовало на них как раз с нужным эффектом.

Широкое (причем не равномерно, а прямое у основания и с расширением ближе к острию) лезвие, не вычурная, а простая практичная гарда, рукоять, обтянутая кожей и имеющая на конце блестящее полушарие-балансир, позволяющее наносить серьезные удары – именно так выглядел сегодня клинок Братства. При этом изготавливался он полностью из серебра, на нем гравировались строки молитв и церковные символы, после чего следовала церемония освящения. Вот тогда-то и становился этот клинок грозным оружием, смертельно опасным для нечисти и ее приспешников.

Другим оружием или, скорее уж, средством активной самообороны (правда, используемым больше не братьями, а опекаемыми ими священниками) были посохи. Тоже весьма непростые – не из абы какого дерева сделанные, окованные полосками серебра, прошедшие обряды освящения. С их помощью можно было противника, прежде всего, удержать на расстоянии, остановить и временно обездвижить – хотя бы до того, как подоспеет подмога. Впрочем… Как-то раз Алексей стал невольным свидетелем того, на что с этим самым посохом в руках способен вышедший поразмяться на тренировочную площадку батюшка. Н-да… Не хотелось бы ему оказаться противником в поединке с этим бойцом. Посох, шест – это в руках неумехи палка, а когда его берет мастер… Шаолиньскими монахами в наши дурные времена, наполненные преклонением перед всем иноземным, восхищаются все. Вот только почему-то забывают при этом о воине-монахе Пересвете, с копьем одолевшего на Куликовом поле лучшего поединщика Мамаевой орды Челубея, который, кстати говоря, тоже был бойцом далеко не простым. Древнерусские летописи уверенно причисляют его к членам некоей «секты воинов-буддистов», причем имел в ней «поганский» богатырь самую высшую степень посвящения. Уж не шаолиньских ли мастеров ученичок?! Вполне возможно, особенно если учесть, что до встречи с Пересветом противник его одержал победу аж в трех сотнях поединков и считался непобиваемым в принципе. А вот поди ж ты – против православного монаха не сдюжил…

Имелось в арсенале Братства и более привычное для Алексея огнестрельное оружие – как пистолеты с «калашами» различных модификаций, так и более серьезные штуки – вплоть до мощных дальнобойных снайперских винтовок. Что интересно, самыми «востребованными», как понял Алексей, были помповые дробовики. По той простой причине, что переснарядить боеприпас к ним серебром вместо свинца было делом элементарным, пусть даже и в домашних условиях. Имелся в наличии «спецбоеприпас» – то есть патроны с серебряными, особым способом изготовленными пулями и для всех прочих «стволов», но с его изготовлением, понятно, дело обстояло куда сложнее. Да и эффективность серебряных пуль против многих из противников, с которыми доводилось бороться Братству, была, мягко говоря, сильно преувеличена. Да – помогало… Но далеко не всегда и далеко не против всех представителей весьма разнообразной нечисти. В тонкостях и нюансах данного вопроса Алексею, заслуженно «блеснувшему» на небольшом стрельбище Братства, еще предстояло разбираться и разбираться. Оно и понятно – охватить сразу всю огромную сумму знаний и опыта, накопленного Божьими стражами за века, не удалось бы никому.

Пока что ему с трудом хватало сил, чтобы впитать, осмыслить и попытаться собрать воедино все новые и новые скрытые до недавнего времени, а то и вовсе тайные знания, которые валились на него. А в идеале – осознать на основе их новую картину мира и своего места в нем. Одно дело – выразить желание присоединиться к братству воинов Христовых и день за днем оттачивать боевые умения и навыки в бесконечных тренировках. И совсем другое – понять, не только разумом, но прежде всего сердцем сущность Братства, его значение и предназначение. В этом как раз больше всего помогали долгие беседы с отцом Михаилом, на которые тот умудрялся выкраивать время, независимо от постоянной занятости. Начинались они зачастую с тем совершенно несерьезных, а выходили на вопросы глобальные.

Один из таких разговоров завязался спустя пару месяцев после того, как Алексей впервые ступил на монастырскую землю. И дернула же его за язык нелегкая, неважно в каком уж контексте в шутку упомянуть чуть ли не всемирного любимца большинства детворы – очкастого юного мага. Вот с Гарри Поттера, будь он неладен, все и «понеслось»…

– Вот ведь, точно – последние времена настают! Нашли же кумира для себя и для чад своих – колдуна, мага, понимаешь, и волшебника! Гаже ничего и придумать нельзя – разве что совсем уж открыто нечистому поклоняться! – отец Михаил, начав речь сокрушенным от огорчения голосом, распалялся, похоже, все больше. А Алексей, по привычке, щедро плеснул в разгорающийся огонь масла:

– Так он же вроде… того, добрый волшебник? Или как? А со злыми… это… сражается, кажется… Не, не читал я этого всего – маленький, что ли? Так, фильм как-то видел… кусок… – Алексей говорил все сбивчивее, в уме трижды уже обругав себя распоследними словами за то, что вообще эту тему затронул. Поскольку выражение лица священника оч-чень явственно указывало на то, что задело его за живое крепко. И точно…

– До-о-брый?! Вот, значит, как?! Запомни! Раз и навсегда на носу себе заруби – не бывает добрых колдунов! Не бывает магии «белой» и «черной»! Не бы-ва-ет! Нет, никогда не было, и быть не может! А «добрые» колдуны, которые со «злыми» борются, – это вроде как, прости Господи, черти, которые другим чертям рога обламывают. Да все равно бесами нечистыми при этом остаются – что одни, что другие… – выговаривая все это, священник пальцем при каждом слове крепко припечатывал столешницу. И создавалось сильное впечатление, что с большим удовольствием в данную минуту он стучал бы Алешеньке по лбу – для лучшего восприятия.