Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец?

© Нечаев С. Ю., 2021

© ООО «Издательство «Аргументы недели», 2021

* * *

Если Бог создал все, отсюда следует, что он также создал добро и зло, включая то, что считается греховной природой человека.

Маркиз де Сад

* * *

Не существует недостатка, на который не найдется любителя.

Маркиз де Сад

* * *

Жизнь несчастливого господина де Сада сравнима с пьесой для одного актера, этим же актером и сочиненной. Автор писал, а актер исполнял, и ни один не обращал внимания на пристрастия зрительного зала, а потому оскорбленная публика освистывала его и забрасывала гнилыми помидорами.

Елена Морозова

биограф маркиза де Сада

Маркиз де Сад и старый режим (1740–1788)

Рождение и детство

2 июня 1740 года в Париже, в огромном дворце де Конде^[1], выходившем окнами на Люксембургский парк, на свет появился ребенок, отцом которого был граф Жан-Батист-Жозеф-Франсуа де Сад, королевский наместник в провинциях Бресс (Bresse), Бюже (Bugey), Вальроме (Valromey) и Жэ (Gex). Матерью ребенка была Мария-Элеонора де Майе-Брезе (Maillé-Brézé), фрейлина принцессы де Конде, которой она приходилась к тому же родственницей.

Жан-Батист-Франсуа де Сад, он же сеньор де Соман (Saumane), де Лакост (Lacoste) и де Мазан (Mazan), родился 12 марта 1702 года в Мазане. Его отцом был Гаспар-Франсуа де Сад, маркиз де Мазан (1676–1739), некогда посол города Авиньона при папе Клименте XI, а матерью – Луиза-Альдонса д’Астуар де Мюр (d’Astouard de Murs).

В истории сохранилось и имя брата Жана-Батиста-Франсуа де Сада – Ришар-Жан-Луи де Сад, который находился на действительной службе в Италии и был командором Мальтийского ордена.

Был еще и младший брат, которого звали Жак-Франсуа-Поль-Альдонс де Сад. Он был аббатом Эбрейским (d’Ebreuil), но при этом считался вполне светским человеком, охотно упражнявшимся в литературе. Жил он в Провансе.

Четверо сестер отца нашего героя посвятили свои жизни религии: Габриэлла-Лора стала аббатисой в Авиньоне, а Анна-Мария-Лукреция – рядовым членом того же ордена в том же городе. Габриэлла-Элеонора стала аббатисой монастыря Сен-Бенуа в Кавайоне, а Маргарита-Фелисите состояла членом ордена Святого Бернара. Замуж вышла только младшая из пяти тетушек, которую звали Генриеттой-Викторией: в 1733 году она стала маркизой де Вильнев.

В том же 1733 году Жан-Батист-Франсуа де Сад женился на Марии-Элеоноре де Майе-Брезе (1712–1777), отцом которой был Донасьен де Майе, граф де Майе-Брезе (1675–1745), а матерью – Луиза Бине де Марконье^[2].

Мария-Элеонора носила почетный титул фрейлины и могла похвастаться не только связями с домом де Бурбон-Конде. Плюс она относилась к дальним родственникам великого кардинала де Ришелье, но при этом она была бедна.

Величие хозяев дворца, где появился на свет ребенок, который станет героем этой книги, соответствовало величию здания. В XVII веке принц Луи II де Бурбон-Конде (1621–1686) являлся одним из самых выдающихся военачальников Европы. Вести о его победах шли отовсюду – из Испании, Голландии и Германии, и в историю он вошел как Великий Конде. Луи III де Бурбон-Конде (1668–1710), внук принца, женился на одной из дочерей короля Людовика XIV, и его знали под именем герцога Бурбонского.

Власть и влияние династии де Бурбон-Конде не знали границ. Во всяком случае, Луи IV де Бурбон-Конде, сын Людовика III, к 1740 году жил в огромном особняке у Люксембургского парка; его женой была принцесса Каролина Гессенская. Так вот, среди их приближенных и находилась молодая женщина, которую звали Марией-Элеонорой. Она была урожденной де Майе-Брезе, и она-то и оказалась матерью нашего героя.

Что же касается графа де Сада, его отца, то он был дипломатом: вел некие тайные переговоры в Лондоне в 1733 году, был посланником при дворе кельнского курфюрста и послом в России. Затем он впал в немилость за некую «связь» с любовницей короля и был «отодвинут» от продолжения дипломатической карьеры.

Тем не менее род де Садов, имевший множество ответвлений, все равно остался древнейшим и знаменитейшим в Провансе.

Дипломатическая карьера графа де Сада сыграла немаловажную роль в повышении престижа его семьи в общественной жизни Франции времен Людовика XV. Спокойный и обходительный во всем, он и Мария-Элеонора относились к тому типу людей, от которых зависела крепость французской монархии, и на кого молодой король мог опереться.

Дональд ТОМАС, английский автор исторической и криминальной литературы

Граф де Сад и Мария-Элеонора де Майе-Брезе сочетались браком в часовне дворца Конде 13 ноября 1733 года.

Их первый ребенок (а это была дочь) родился в 1737 году и умер в младенчестве. В 1739 году Мария-Элеонора вновь забеременела. В это время ее муж по дипломатическим делам отбыл в Кельн, и она решила, что рожать ребенка будет престижнее во дворце де Конде, где малыш со временем мог бы стать подходящим партнером по играм юному принцу Луи-Жозефу де Бурбон-Конде, родившемуся четырьмя годами раньше.

Итак, 2 июня 1740 года графиня де Сад родила сына, единственного своего ребенка, пережившего младенческий возраст.

3 июня 1740 года ребенок графа де Сада, ставший потом родоначальником половой психопатии, известной сейчас под названием «садизм», был крещен в церкви Сен-Сюльпис местным викарием Ле Ваше.

Первоначально родители хотели назвать своего сына Донасьеном-Альдонсом-Луи, однако древнее провансальское имя Альдонс оставалось неизвестным в Париже, так что священник, по всей видимости, не расслышав хорошенько это имя, написал в церковной книге: «Альфонс». А имя Луи как-то само собой поменялось на Франсуа. В любом случае, они оба не прижились, и сына графа де Сада с тех пор все звали Донасьеном.

В четырехлетнем возрасте Донасьен покинул дворец де Конде: его отправили из Парижа в Авиньон – к тетушкам.

А потом, в 1745 году, мальчика отвезли в Соман, в дом брата отца аббата Эбрейского. В результате Жак-Франсуа-Поль-Альдонс де Сад взял на себя первоначальное обучение Донасьена и стал человеком, оказавшим на него наибольшее влияние. В любом случае, именно он научил ребенка читать и писать, причем начали они обучение не с каких-то там детских сказок, а сразу с сонетов Франческо Петрарки и басен Жана де Лафонтена.

В 1750 году Донасьен де Сад возвратился в Париж, чтобы продолжить занятия в школе иезуитов, а затем в коллеже д’Аркур (d’Harcourt), очень привилегированном учебном заведении, основанном в 1280 году. Помимо прочего, к мальчику был приставлен отдельный наставник – аббат Амбле.

А в 1754 году, то есть в четырнадцать лет, маркиз де Сад, которого тогда не называли графом, поскольку в семье де Сад титул маркиза принадлежал старшему сыну, а титул графа – отцу, поступил в Версальское кавалерийское училище. Для этого Николя-Паскаль де Клерамбо, большой знаток в области генеалогии, удостоверил благородное происхождение молодого провансальца, без чего невозможно было попасть в ряды легкой кавалерии королевской гвардии.

Военную карьеру Донасьен выбрал для себя сам, несмотря на то, что в Европе после окончания в 1748 году войны за Австрийское наследство восстановился мир. Просто начинать свой жизненный путь со службы в армии было принято, и 24 мая 1754 года юный маркиз де Сад стал королевским гвардейцем.

Военная карьера

Пятого декабря 1755 года Донасьену де Саду присвоили звание младшего лейтенанта. Конечно, пятнадцатилетний ребенок еще не мог отличиться в боях, и это было связано не с его способностями, а исключительно с его благородным именем. Впрочем, офицерский чин, даваемый совсем еще детям, не был в те времена какой-то редкостью.

А вот в 1756–1763 годах маркиз де Сад уже принимал полноценное участие в сражениях Семилетней войны. И ему присвоили звание знаменосца карабинеров (14 января 1757 года), а затем – капитана Бургундского кавалерийского полка (21 апреля 1759 года).

Кстати говоря, карабинеры – это тогда был один из наиболее престижных родов войск во всей королевской армии, и в этот элитный полк принимали только высоких и хорошо сложенных молодых людей: рост вступающего должен был быть не меньше пяти футов четырех дюймов (около 1,73 м). Рост же Донасьена составлял всего пять футов два дюйма (около 1,68 м). А это значит, что недостающие сантиметры надо было восполнить связями, что и сделал его отец.

Учеба сына в Версальском кавалерийском училище стоила графу де Саду 3000 ливров. А вот перевод в младшие лейтенанты не оплачивался, но зато он освобождал графа от дальнейших расходов, связанных с образованием ребенка. По сути, это был серьезный трамплин: дальше Донасьен, по мнению отца, уже должен был рассчитывать только на себя самого.

Несмотря на довольно хрупкое телосложение и полудетский облик, Донасьен показал себя решительным офицером и участвовал в нескольких сражениях, в которых проявил себя с самой лучшей стороны. Один из знакомых отца даже писал ему тогда, что юного маркиза нужно больше сдерживать, чем толкать на активные действия. Аналогичного мнения придерживались и старшие офицеры из полка, где служил де Сад. Во всяком случае, один из них так отозвался о нем: «Совершенно сдвинутый, но храбрый».

Макиз де Сад – офицер кавалерийского полка

В конце 1755 года обстановка в Европе формально выглядела мирной. Однако первый лорд Британского адмиралтейства Эдвард Боскауэн, узнав о том, что французы готовят сильный флот и транспорты с войсками для отправки в колонии, вдруг взял и захватил в районе Ньюфаундленда два французских корабля. Заявив протест, король Людовик XV отозвал своих послов из Англии и Ганновера. А к весне 1756 года уже поползли слухи о возможной большой войне; французские полки двинулись в сторону Тулона, где стояли корабли Средиземноморского флота, а также в восточном направлении, чтобы иметь возможность оказать поддержку союзникам-австрийцам в борьбе против Фридриха Прусского.

Видя подобные приготовления, Англия в мае 1756 года официально объявила Франции войну и выделила для участия в Прусской кампании ганноверские войска.

А тем временем Фридрих II 29 августа 1756 года первым начал военные действия, внезапно вторгшись в союзную Австрии Саксонию. В результате он быстро ее занял, а в сентябре войну Пруссии объявила возмущенная Россия.

Соответственно, Франция объявила войну Англии и Пруссии. И надо сказать, что в тот момент вся страна жила надеждой, что победа в этой кампании, получившей позднее название «Семилетняя война», станет спасением для Людовика XV и всего аристократического уклада жизни.

На смену нравственному цинизму, поиску удовольствий и тенденции к политическому анархизму, проявившимся после смерти Людовика XIV в 1715 году, пришли жестокие испытания войны, ведущейся на трех континентах. Ярость сражений подогревалась обещаниями скорого триумфа. Новости, приходившие со Средиземноморья, звучали успокаивающе. Сообщения из Северной Америки – и того лучше. <…> Главный театр военных действий находился в Германии, где Пруссия сражалась с Австрией. Французская армия действовала в районе Рейна.

Дональд ТОМАС, английский автор исторической и криминальной литературы

Маркиз де Сад оказался в полку маркиза Шарля де Пойянна. Вместе с другими войсками полк пересек Рейн и вышел на равнины Северной Европы. Полк, в котором служил де Сад, был составной частью армии, находившейся под командованием маршала Луи-Шарля Ле Теллье, герцога д’Эстре, и эта армия получила приказ атаковать защитников Ганновера, возглавляемых герцогом Камберлендским, сыном короля Георга II.

Маршал д’Эстре пересек Везен и 26 июля 1757 года обрушил всю силу 60-тысячной французской армии на полки герцога в Хастенбеке. У противника было лишь 36 000 солдат и офицеров, сражение продолжались три дня и закончились одной из самых решительных побед французов в этой войне. Герцог Камберлендский признал свое поражение и подписал акт о капитуляции, эвакуировавшись из Ганновера вместе с отцовским наместником.

* * *

В январе 1757 года маркиз де Сад получил чин лейтенанта. Но более важным для него стало то, что командование французской армией на Рейне перешло к герцогу де Ришелье, а затем (вследствие дворцовых интриг мадам де Помпадур) к Луи де Бурбон-Конде, графу де Клермону.

По словам историка Дональда Томаса, «в стратегии этот «вояка» разбирался слабо. Существовала и худшая сторона данного назначения: граф оказался подобен подушке, носящей следы последнего человека, который на ней сидел; он легко поддавался влиянию извне».

23 июня 1758 года в районе Крефельда граф де Клермон сразился с принцем Фердинандом Брайншвейгским, и это закончилось для французов очень плохо. Их обстреливали со всех сторон, причем вражеские пушки били почти в упор. Короче говоря, это было одно из жесточайших сражений, ничего общего не имевшее с битвой при Фонтенуа 11 мая 1745 года, когда французский офицер граф д’Антеррош встал перед своими гвардейцами, приветствуя лорда Хэя, стоявшего напротив него перед английским войском: «Мы никогда не стреляем первыми. После вас, господа англичане!»

Атаку ганноверцев маркиз де Сад имел возможность наблюдать по фронту и с правого фланга. В тот день потери французов составили 5200 человек убитыми и ранеными, а еще около 3000 попало в плен. Среди погибших оказался 27-летний граф де Жисор, сын маршала де Белль-Иля.

Понесенное поражение вынудило французское командование направить на Рейн дополнительные силы. Граф де Клермон был смещен, и на его место заступил маркиз Луи-Жорж де Контад. Новый командующий искусными маневрами вынудил Фердинанда Брауншвейгского уже 9 августа оставить Крефельд и переправиться обратно на правый берег Рейна.

* * *

Сослуживцы не зря называли молодого маркиза де Сада «совершенно сдвинутым, но храбрым». Храбрость свою он доказал в боях, а вот что такое «сдвинутый»?

Скорее всего, под этим подразумевалось его нежелание подчиняться, как иногда говорят, «идти со всеми в ногу». То есть молодой офицер всегда старался быть сам по себе. Во всяком случае известно, что он писал отцу, что ему недостает малодушия, чтобы лебезить перед влиятельными людьми или льстить глупцам с тем, чтобы снискать к себе их расположение.

Но почему все-таки «сдвинутый»? Да потому, что порой поступки молодого де Сада вызывали недоумение. Например, однажды он, желая выделится, приказал дать залп в честь победы французов при Зондерхаузене. Но ствол орудия оказался настолько неумело направлен, что ядро пробило крышу соседнего дома и лейтенанту пришлось приносить публичные извинения.

Да и отношения с женщинами на завоеванных немецких территориях у маркиза также развивались настолько бурно, что его прозвали «легко воспламеняющимся».

* * *

По мере того, как шла война, ее ход менялся явно не в пользу Франции, число погибших возрастало, и во многих полках появлялись вакансии. В результате в апреле 1759 года маркиз де Сад получил чин капитана в Бургундском кавалерийском полку. Получил? Правильнее будет сказать так: он купил себе чин капитана.

Капитан в девятнадцать лет – это было очень даже неплохо, и далеко не все могли похвастаться подобным повышением. Но молодой маркиз опять показал себя чем-то недовольным, что явно свидетельствовало о его беспокойном и тяжелом характере, который, как очень скоро выяснится, станет одной из главных причин всех его жизненных проблем.

Можно себе представить, сколько врагов он нажил себе из-за этого своего характера. То он пытался переменить полк с понижением в чине, то требовал для себя места, на которое явно не мог рассчитывать из-за недостатка денег, то отлучался без разрешения, то блистал на балах, то ссорился с товарищами из-за женщин. Он даже имел несколько дуэлей, но из всех вышел целым и невредимым.

Постепенно война перестала увлекать его, ибо он пристрастился к жизни, полной сексуальных удовольствий и открытий. В результате он стал служить женщинам даже больше, чем королю. При этом он всегда хвастался своими успехами, многие из которых сам же и выдумывал. Короче говоря, среди сослуживцев он в конечном итоге приобрел репутацию «негодяя». И что характерно – сослуживцами его были такие же молодые ребята, которые отнюдь не отличались образцовым поведением.

В романе «Алина и Валькур», считающимся автобиографическим, маркиз де Сад приводит следующую историю:

«Наш полк стоял гарнизоном в Нормандии, там начались мои несчастья. Мне шел двадцать второй год, занятый до тех пор военной службой, я не знал моего сердца, не подозревал, что оно так чувствительно.

Аделаида де Сенваль, дочь отставного офицера, поселившегося в городе, где мы стояли с полком, сумела победить меня. Пламя любви объяло мою душу. <…>

Я ее любил, так как мне необходимо было обожать все то, что имеет сходство с созданным мной идеалом: это оправдывало мое увлечение, но вместе с тем было и причиной моего непостоянства.

В гарнизонах есть обычай каждому избирать себе любовницу, но смотреть на нее как на божество, поклоняться ей от безделья, бесцельно и безрезультатно, и оставлять ее без сожаления, как только над полком развернутся знамена. Я по совести решил, что не могу так любить Аделаиду. <…>

Шесть месяцев прошло в этой иллюзии, наслаждения не охладили любовь, в опьянении наших отношений был момент, когда мы хотели бежать на край света. <…>

Но рассудок взял верх, я начал думать, и с этого рокового момента для меня стало ясным, что я любил ее совсем не так сильно. <…> Полк ушел, мы простились: лились потоки слез; Аделаида напомнила мне мои клятвы, я подтвердил их в ее объятиях, <…> и мы все-таки расстались. <…>

Удовольствия столичной жизни мало-помалу вытеснили образ Аделаиды из моего сердца. <…> Сердце не оказывало мне никаких препятствий, и я уступил без сопротивления, без угрызений совести. <…> Аделаида об этом скоро узнала. <…> Трудно описать ее горе: ее любовь, ее чувствительность, ее самолюбие, ее невинность, все то, что доставляло мне наслаждение, обратилось в ничто, не оставив следа в моем сердце.

Два года прошло для меня – в удовольствии, а для Аделаиды – в раскаянии и отчаянии.

Она написала мне однажды и просила единственной милости: поместить ее в монастырь кармелиток. Тотчас, как только я это устрою, она покинет дом отца и придет «лечь живою в гроб, приготовленный для нее моими руками».

Совершенно спокойный, я шутя отнесся к этому ужасному плану молодой девушки и посоветовал ей забыть в узах Гименея сумасбродства любви. Аделаида мне не ответила ничего. Но через три месяца я узнал, что она вышла замуж. Освобожденный от этой связи, я решил последовать ее примеру».

Скорее всего, именно так и жил наш герой, не отказывая себе ни в чем и легко переходя от одних отношений к другим. Впрочем, так в XVIII веке жили почти все молодые офицеры, и никому и в голову не приходило осуждать их за это…

Отставка и свадьба

В романе «Алина и Валькур» имеет смысл обратить внимание и на следующие строки:

«Связанный по моей матери со всем тем, что в провинции Лангедок было самого лучшего и блестящего, рожденный в Париже, в роскоши и богатстве, я считал с момента, когда пробудилось мое сознание, что природа и судьба соединились лишь для того, чтобы отдать мне свои лучшие дары; я думал это, так как окружающие имели глупость мне это говорить, и этот более чем странный предрассудок сделал меня высокомерным, деспотом и необузданным в гневе; мне казалось, что все должны мне уступать, что весь мир обязан исполнять мои капризы, что этот мир принадлежит только мне одному».

Весь мир, может быть, и обязан был исполнять его капризы, но никто почему-то не бросался это делать. Более того, когда Парижским трактатом, подписанным 10 февраля 1763 года, была окончена Семилетняя война, маркиз де Сад понял, что в армии он больше никому не нужен. В результате 15 марта он вышел в отставку в чине кавалерийского капитана.

О его отце историк Дональд Томас пишет так:

«Несмотря на впечатление полной надежности, граф де Сад в более стремительный век коммерческих выгод познал все превратности судьбы государственного служащего. Он все больше увязал в долгах, и в качестве средства, способного вырвать семью из финансовых трудностей, видел выгодную женитьбу своего сына».

Очень верно подмечено. Как только 23-летний маркиз вышел в отставку, его семья воспользовалась этим, чтобы его женить. Но проблема тут заключалась не только в финансовых трудностях. На самом деле, родные в гораздо большей степени надеялись, что женитьба заставит Донасьена вести более правильный образ жизни. Что это значит? Да всего лишь то, что у молодого офицера уже было полно любовниц, и проводил он большую часть своего свободного времени в Париже, в городе, про который А. П. Чехов говорил, что ехать туда с женой – это все равно, что ехать в Тулу со своим самоваром.

Среди кандидаток на роль невесты в списке графа де Сада значилось имя Рене-Пелажи Кордье де Лонэ де Монтрей, родившейся 2 декабря 1741 года дочери Клода-Рене Кордье Лонэ де Монтрей, возглавлявшего налоговую палату. Точнее, господин де Монтрей был президентом третьей палаты по распределению пошлин и налогов в Париже, и жил он в самом аристократическом квартале города.

Как и следовало, граф де Сад повстречался с родителями Рене-Пелажи, и они ему понравились.

Господин де Монтрей родился в 1715 году, ему было сорок восемь лет. А женат он был на Мадлен Массон де Плиссэ. Она была на шесть лет младше, но при этом выглядела гораздо более властной и энергичной. Да и не просто выглядела, она таковой была. Дело в том, что она происходила из семьи, которая своими силами сколотила приличное состояние. Короче говоря, господин де Монтрей председательствовал в налоговой палате, но дома не имел никаких прав. Его жена решала все единолично, окончательно и бесповоротно, а муж, ничего не желавший, кроме спокойствия, со всем соглашался.

Естественно, по уровню знатности семейство де Монтрей ни в какое сравнение не шло с «кланом» де Садов, но их финансовое положение отличалось удивительной прочностью.

Со своей стороны родители Рене-Пелажи повстречались с родителями Донасьена и тоже остались довольны, ведь семейство де Садов по своей родословной считалось безупречным. А вот семейство де Монтрей о родственной связи с королевским домом не смело и мечтать.

Кстати говоря, Рене-Пелажи была старшей дочерью, а еще у нее было два брата и сестра. Внешне потенциальная невеста была не так уж и хороша, или, по крайней мере, она не казалась красивой на первый взгляд, но зато причитавшаяся ей доля наследства составляла свыше 200 000 ливров, и 160 000 ливров шло за ней в качестве приданого. Для сравнения: сам маркиз де Сад после смерти отца мог рассчитывать на получение годового дохода «всего» в 40 000 ливров.

Рене-Пелажи, жена маркиза де Сада

Рене-Пелажи Кордье де Лонэ де Монтрей была высокой брюнеткой с темными глазами, но черты ее лица не вызывали большого вдохновения. А вот младшая сестра Анн-Проспер^[3] разительно от нее отличалась, как внешне, так и по характеру: она была светловолосая, с голубыми глазами, значительно более живая и даже фривольная в своем поведении.

Излишняя скромность и заниженный уровень само оценки имели для Рене-Пелажи роковые последствия. Как потом выяснится, первому же, кто заставил забиться ее сердце, она пошла навстречу, и не просто пошла, а отдалась ему всей душой и телом, без малейшего сопротивления и без оглядки.

Младшей сестре, Анн-Проспер, недавно исполнилось шестнадцать, а это был как раз тот возраст, когда из ребенка начинает расцветать женщина, как из бутона – цветок. Впрочем, нет, не так: Анн-Проспер уже была цветком, причем гораздо более красивым, чем ее старшая сестра. При этом в ней чувствовалась некая чрезмерная восторженность, склонность создавать себе героя для обожания, и по всему было видно, что она совсем не прочь пофлиртовать со своим потенциальным родственником.

Принято считать, что незадолго до женитьбы маркиз де Сад предпринял попытку изменить брачный контракт с тем, чтобы жениться на младшей сестре, отдавая ей предпочтение перед более холодной и флегматичной Рене-Пелажи. Как говорится, не факт, но то, что он увлекся молодой и непосредственной Анн-Проспер – это точно. Рене-Пелажи страдала, но не обнаруживала своих чувств. Она вообще никогда и ни на что не жаловалась…

А тем временем между двумя семьями было решено, что маркиз де Сад женится на Рене-Пелажи, и нашему герою ничего не оставалось, как уступить воле старших.

* * *

В результате 17 мая 1763 года в парижской церкви Сен-Рош, что на улице Сент-Оноре, с благословения короля и королевы было совершено бракосочетание между маркизом де Садом и Рене-Пелажи Кордье де Лонэ де Монтрей. Ему было двадцать два года, а ей – двадцать три.

Церковь Сен-Рош была выбрана неслучайно. Ее построили во времена царствования Людовика XIV, и расположена она была в непосредственной близости от королевского дворца, что по всем признакам соответствовало подходящему месту для аристократического бракосочетания.

Незадолго до свадьбы граф де Сад так представил невесту в письме к одной из своих сестер:

«Она хорошо сложена, грудь очень красива, руки и плечи белые. Ничего шокирующего, но прекрасный характер».

Сказано грубовато, но верно, ибо взамен какой-то особой красоты Рене-Пелажи принесла мужу свое доброе сердце, полное им одним. Ну и большое состояние, конечно же.

Тем не менее приходится констатировать, что это был нежеланный брак – результат принуждения.

Брачный контракт подписали двумя днями раньше в городском доме семейства де Монтрей на улице Нев дю Люксембург, близ дворца де Конде и мест, где маркиз де Сад провел свое детство.

Согласно этому контракту, на семейство де Монтрей возлагалась обязанность строить для молодых дом в Эшоффуре (Нижняя Нормандия), а также в Париже. Граф де Сад передавал сыну недвижимость в Лакосте, Мазане и Сомане. Однако воспользоваться этой недвижимостью Донасьен не мог, так как в Сомане проживал его дядя, аббат де Сад. Не были свободны и другие объекты. В равной степени не было и денег. В результате очень скоро начались споры относительно вклада графа в финансовое содержание своего сына. Грубо говоря, молодой человек был уверен, что «любимый папочка» ему должен.