000
ОтложитьЧитал
Арон, чтобы удовлетворить свою любознательность – эти 53 розы не давали ему покоя – решил так просто пройтись за Семеном. Но потом горько пожалел: он не любил и не желал быть свидетелем человеческого горя и, увидев душераздирающую картину, вернулся к машине и свернулся за рулем в комок – о переплате за простой такси не могло быть и речи.
Семен вернулся домой, нажал на кнопку двери. Не имея терпения, нажал еще раз.
– Семен, ты? Так быстро? Ты ее нашел? – с волнением спрашивала его тетя Виктория – она осталась с Семеном на некоторое время, как и обещала своей сестре перед ее смертью.
Семен, не сказав ни единого слова, прошел в кухню и молча встал возле стойки, где он обычно готовил кофе.
– Семен! Ты меня не слышишь? – ему в спину спросила Виктория.
– Да, я нашел ее.
– А почему молчишь? Где она?
Снова молчание и тишина.
– В могиле, – пауза. – Она погибла через семь лет после нашей разлуки…
Виктория округлила глаза и приставила ладонь ко рту.
– Какой ужас! – уронила она. – Да, Семен, не жизнь у тебя, а роман. Ты столько выстрадал. Я была уверена, что у тебя начнется новая жизнь.
– Нет, – трагически сказал Семен. – Больше в моей жизни ничего не будет.
– Ты не отчаивайся, ты… – безудержно стала лепетать тетя Виктория. – В Библии написано…
Семен медленным движением потянулся к полке за сигаретой, последней в пачке, затем взял чашку с кофе, ушел на балкон и закрыл дверь, перекрывая монотонный монолог Виктории Федоровны, – ее слова не помогали.
Он сделал глубокую затяжку, и он почувствовал, как никотин обволакивает его мозги, приводя нейроны мозга в движение, – и на мгновение он вновь вернулся в Афганистан.
Он остановил «УАЗик» далеко от кишлака, и как только отпустили главного моджахеда в темноту, за спиной раздалась автоматная очередь. Только сейчас дошло до Семена, что они сделали ради спасения друга. Руксат отстреливался, а Семен гнал машину во всю мощь. В один момент перед его глазами вспыхнул яркий свет, и он ослепил его. Яркая вспышка – полная тишина, потом – невыносимая боль.
С балкона квартиры он видел внизу людей, которые сновали в разные стороны: кто в магазин, кто на работу, но ему никуда не надо. Он еще раз поднес руку с сигаретой к губам, вдруг его заштормило, и он, потеряв контроль над своим телом, пошатнулся и тихо по стенке сполз на пол. Полная темнота и никаких чувств.
Лена в больнице
После осмотра врач попросил Лену подождать в коридоре, но ее муж остался у врача для обсуждения деликатного вопроса о состоянии ее здоровья.
– Это синдром Шульца, – сказал врач, глядя на Сергея. – У нее проблемы морального свойства, с которыми она не в состоянии справиться.
– Это серьезно, Виктор?
– Я выписал лекарства, – продолжал невропатолог. – Видишь ли, они не могут кардинально помочь, если не решить саму проблему.
– Понятно, – выдохнул Сергей, опустив глаза на свои руки, которые покоились на коленях. – Значит, надо искать ее отца.
Доктор не понял и помотал головой. Сергей в двух словах объяснил ему, кто является источником ее душевных переживаний.
Доктор, кивая головой, сказал:
– Да, конечно надо всеми силами помочь ей, чтобы не случились осложнения.
Лена тихо сидела в коридоре клиники и ждала мужа в полной прострации среди больничного шума и суеты. Только что перед ее глазами два врача поспешно пронесли каталку с больным в сопровождении шокированных родственников – двух мужчин и одной пожилой женщины.
Лена откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза, чувствуя полное опустошение. И между этими событиями протекает жизнь: одни живут счастливо, другие – в нужде, а третьи – в ожиданиях…
Дверь кабинета открылась, и ее мысли прервались: Сергей с доктором вышли из кабинета. Доктор хотел что-то сказать и открыл рот, но тут же перед его глазами выросла обескураженная медсестра:
– Извините, Виктор Степанович, привезли тяжелобольного. Нужно срочно что-то предпринять.
– Кто такой?
– Знаю только, что он инвалид военный.
По дороге домой Сергей купил все лекарства по рецепту врача – целый пакет – и, кладя его на заднее сиденье, сказал:
– Попьешь – и все будет хорошо.
– Сережа, я хочу поехать в Макеевку на могилу матери.
– Тебе повезло, дорогая, – произнес Сергей с улыбкой.
Лена повернула голову на подголовнике и вопросительно посмотрела на мужа.
– Доктор сказал, чтобы я выполнил все твои пожелания. Я готов хоть сейчас: детей отдадим маме – и вперед, на Донбасс.
Лена медлила с ответом.
– Ты не забыл обратиться в «Жди меня»?
– Я отправил им сообщение и получил ответ: они будут искать его.
– Как думаешь, как быстро они это сделают?
– Не знаю, милая, но я их снова попрошу, чтобы ускорили. – Спасибо, – она подалась к двери на край сиденья, свернулась, как кошка, и положила голову на его колено. – Спасибо.
Она нуждалась в ласке и теплых словах.
Почему то ты?
Через два дня они оказались в Макеевке, в том месте, где Семен покупал цветы. Продавцы громко разговаривали, шутили и смеялись.
– Московская машина, – громко сказал один в очках.
– Не дождетесь – оптом по пятьдесят три розы больше никто не купит, – вставил другой.
Сергей слышал их диалог, но не придал значения, купил один букет и, проезжая мимо старого дома по улице Шевченко, остановил машину.
Сергей ждал: выйдет Лена или нет. Она, затаив дыхание, смотрела на дом, на крышу, на забор – детство мчалось перед ее глазами, как в ускоренном фильме, но отдельные кадры окрашивались в яркие цвета.
– Мне в тот день исполнилось пять лет. Мама, уходя на работу, всегда будила меня, чтобы попрощаться до конца рабочего дня: «Смотри, никуда не уходи, оставайся с бабушкой и помоги ей по дому». Странно, все ли дети воспринимают слова родителей наоборот? Я тогда впервые решила уйти из дома без спроса, – она рассказывала тихо, без эмоций. – Здесь по ближайшим домам мы все друг друга знали, и несколько ребят собрали свои игрушки и пошли за сарай вот того дома, – она указала на пятый или шестой дом, Сергей пригнулся и выглянул через лобовое стекло. – Мы расстелили старое одеяло, раскинули игрушки и решили ждать, когда мама позовет нас на торт… Но в один момент мы услышали треск и увидели дым – загорелся стог сена за сараем. Оказалось, что его поджег наш сверстник Вова. Все в округе прибежали с ведрами с водой и вилами. Потом устроили Вове допрос: «Ты почему поджег сено, Вова?» Он, съежившись, шмыгал носом и молчал. Мама умела общаться с детьми, и все ей доверяли. Она вмешалась: «Малыш, тебе ничего не будет – никто не собирается тебя бить. Мы боимся, что ты завтра начнешь поджигать сена по соседским домам. Скажи, почему ты это сделал?»
– Он поднял голову и пальцем указал на меня. Все ахнули, мама тоже. «Она подожгла?» – «Нет, я поджег». – «А она причем здесь?» – не унималась мама. Вова чистосердечно признался: «Она в подарок на день рождения захотела большой костер, – ответил он. – И я поджег». Столько смеха было! А за Вовой закрепилась кличка Поджигатель.
– Интересно, где он сейчас? – поинтересовался Сергей.
– Воюет, наверное, – грустно сказала Лена. – Он недавно мне писал.
Еще с минуту они молча сидели, но потом Сергей спросил: – Не хочешь заходить?
– Нет. Я боюсь – я заплачу, – она с шумом втянула воздух в легкие. – Поехали!
Сергей подумал, что она бережет слезы, чтобы дать им свободу на могиле матери.
Весна вступила в свои права: то там, то здесь в глаза бросались сиреневые деревья как символы весны и пробуждения. Воздух был чистым и прозрачным. «Но на лицах людей нет радости, вот что делает война с людьми», – думал Сергей.
Из ворот кладбища вышли двое, у женщины с траурным платком глаза заплаканные.
Приближаясь к могиле тещи, Сергей сжал свое сердце, чтобы не отдаться чувствам из-за Лены. Еще издали, увидев на могиле охапку роз, Лена ускорила шаг. Все ее внимание было приковано к букету цветов. Ее глаза были широко открыты, дыхание было сбито. Она подошла близко к камню, приложила щеку к фотографии матери, потом нежно провела по нему рукой. Потом она опустила цветы, которые она держала в руке, но ее внимание все время было приковано к большому букету. Она их обхватила обеими руками и принюхалась – свежие. Она встала.
– Откуда они? – она хотела узнать ответ на таинственный случай. – Не ошиблись?
Сергей профессиональным глазом в глубине букета заметил белый лист бумаги, нагнулся, сунул пальцы в глубину букета и достал свернутый и помятый лист. Он прочитал, щуря глаза, – слова тронули его до глубины души.
– Что там? – сердце Лены вырывалось из груди. – Что там, Сережа?
Сергей опустил руку, Лена вырвала листок из его руки и увидела свежую надпись каракулями:
«Я привык вместо слов слушать тишину.
И видеть тебя во сне как наяву.
Человек и разлука – не умирает любовь.
Ты отдала мне все,
Взамен – ничего: набор легковесных слов.
Я твое счастье забрал, прости.
Надежду и веру я украл, прости.
Живые засыпаю сегодня цветы.
Кровь застывает: почему это ты?
Твой Есенин».
Лена, краснея и в полной растерянности:
– Кто это?
Сергей помотал головой:
– Не знаю.
Лена опустила голову и ослабевшую руку с бумажкой.
– Я знаю: здесь был папа, – она уверенно подняла глаза. – Спросим у сторожа.
Женщина-сторож была в курсе.
– Вы даже представить себе не сможете, какой мужчина был здесь: высокий, – она подняла руку, – красивый, с сединой по вискам и усами, богатый – щедро заплатил нам.
– Он не сказал, кто он? – спросила Лена, прерывая пафосный монолог.
– Нет. Я его не видела.
– Как не видели?! А описываете, как будто…
– Мне его описал другой сторож. Я тоже хотела бы увидеть его.
– Спасибо, – от напряжения и тревожных предчувствий у нее пересохло в горле: «Я должна его найти».
– А кто он вам? – вопрос женщины вдогонку.
– Он мой отец, – себе под нос тихо произнесла Лена.
Машина уже приближалась к Москве. Красивый ландшафт: зеленые поля, которые разделяли лесные полосы из берез, – Россия. Встречный ветер задувал в приоткрытое окно свежие запахи со стороны полей, создавая неутихающий шум, к которому Лена уже привыкла, как к музыке. Лена вернулась к своим тяжелым мыслям – они не отпускали ее, наполнившись новым содержанием, и она столько времени ехала молча, привалившись к креслу всем своим существом. Хотя шуршание шин навевало дремоту, она не могла сомкнуть глаз, а планировала ускорить поиски отца. Она еще раз развернула листок со стихами: «Я отнял твое счастье, прости», увидела свежую каракулевую надпись. Затем со вздохом вновь прижала голову к подголовнику.
– Тебе плохо? – спросил Сергей, потянув правую свободную от руля руку и приложив ее на руку жены. – Может, остановимся на привал?
– Ты устал и хочешь отдохнуть? – спросила Лена. Ее голос звучал устало. – Если хочешь, я могу сесть за руль.
– Да, нет. Я не устал – буду вести машину.
Через некоторое время телефон Сергея, лежавший в ямочке возле рычага скоростей, зазвенел, моргая светодиодом сбоку. Лена зашевелилась, подумав, что это ее дети, которые остались у бабушки.
– Алло! – Сергей сразу напрягся. – Да, – он стал притормаживать машину, сворачивая к обочине.
– Кто? – с нетерпением спросила Лена.
– Ручку и бумагу, – велел Сергей. Он стал записывать адрес. – Спасибо большое, спасибо, – он сделал глубокий выдох. – Это из передачи «Жди меня». Я поздравляю тебя, милая: твой отец нашелся. Надо еще заехать в военкомат – попросили там забрать какие-то документы.
Лена, прочитав адрес, не могла сдержать свое волнение.
– Боже мой, он же живет в соседнем квартале, в двух шагах! Я уверена: мы могли лбами столкнуться в магазине, кафе, библиотеке. Может быть, много раз я видела его, а он меня. Боже мой, какая несправедливость! Природа, земля, небеса не могут помочь своим творениям. Почему?
– Лена, надо радоваться, – сказал Сергей поучительно. – Вы уже нашли друг друга. Я поеду в «Жди меня» и отблагодарю их – это единственная передача, которая на самом деле занимается судьбами людей, не то что мещанские шоу, вызывающие низменные животные чувства без совести и сострадания.
– Столько лет, Сережа. Он живет рядом, и, наверное, поэтому он мне так часто снился по ночам, приводя меня днем в отчаяние. И тебе доставалось. Прости меня.
– Ну, что ты, дорогая! Я люблю тебя, – Сергей потянулся, преодолевая сопротивление ремня безопасности, и чмокнул её в щечку.
Возвращение в настоящее
Они зашли на второй этаж дома, окна которого смотрели в палисадник, полный клумбами разноцветных благоухающих цветов. Одинокая пчела зависла в сантиметре от середины цветка, включив на полную мощность силу своих крыльев, чтобы удержаться и подумать, как лучше опылить цветок и достать из самой середины весь нектар. Эйнштейн сказал: «Человек будет жить на земле до тех пор, пока живут пчелы».
Подъезд чистый и ухоженный. Лена не давала волю своим мыслям, чтобы подумать о другой семье отца, где, может оказаться, не будет места ее детям. Неважно, главное – увидеть отца и прижаться к его груди, чтобы почувствовать себя маленькой девочкой из детского садика.
Лена стояла перед железными дверьми в нерешительности. Ей казалось, что сердце выпадет из груди. Она подняла руку к звонку и тут же опустила.
– Я не могу, Сережа. Не могу.
Сергей нажал на кнопку один раз, потом второй, но никто не отзывался. Они переглянулись.
– Наверное, нет дома, – предположил Сергей.
Лена молчала.
Щелкнула металлическим звуком соседская дверь, и в дверях появилась тучная женщина в домашнем халате.
– Что вы стучите? – возмущенно спросила женщина. – Вы же видите, что там никого нет.
– Извините, – виновато произнес Сергей. – А где они?
– А вы кто? – подозрительно спросила соседка. – Я вас впервые вижу.
– Я – его зять.
Женщина скривила лицо.
– Что вы гоните! Какой зять! Какая дочь! Он – одинокий несчастный человек…
– Я знаю, – согласительно кивнул головой Сергей. – Она – его дочь, – Сергей указал на Лену. – Она вот только нашла своего отца.
Соседка надулась и стала жестикулировать, но голос секунду не выходил. А потом понеслось:
– До чего народ опустился! Как вам не стыдно: человек еще не умер, а вы тут как тут за имуществом. Бессовестная! Он, бедный, извелся весь, искал тебя.
Сергей не выдержал и вытянул руку.
– Да подождите вы…
– Не подожду! Проваливайте отсюда, – прокричала женщина во весь голос. – Уходите!
Лена, молча выслушивавшая оскорбления, тихо взмолилась:
– Ради бога, скажите, в какую больницу его увезли. Пожалуйста!
Женщина утихомирилась от вкрадчивого голоса Лены и уставилась на ее доверительные черты лица, чем-то напоминающие соседа.
– В первую городскую, – проворковала женщина, застывшая от неожиданного открытия: «В самом деле, она его дочь». – Два дня назад его забрала «скорая помощь», – с горечью выдавила женщина. – Он сейчас в реанимации, умирает.
* * *
Андрей Юрьевич обвел взглядом унылое пространство отделения реанимации, где уже вторые сутки его друг продолжал оставаться в коме. Вместе с ним были шеф Игорь и родная тетя Семена, приехавшая из Омска – Виктория Федоровна.
– Плохое место, – выдавил Андрей после длительного молчания. – Здесь люди рождаются и умирают.
Игорь искоса глянул на Пашу.
– А Семен любил говорить: «Люди рождаются по закону, а умирают по случайности».
– Точно, – поддержал Андрей. – За ним такое водится: точности и формулировки.
– Извините, а вы кем приходитесь Белозерову? – спросил Игорь, мучавшийся в догадках.
– Я его друг, – тихо, со смыслом произнес Андрей, поглаживая щетину на подбородке.
Игорь продолжал смотреть на Андрея, получив детский ответ на душевный вопрос. И это Андрей понял и добавил:
– Мы вместе учились в военном училище и вместе воевали в Афганистане. Вы знаете такую страну, молодой человек?
– Хм… Боевая дружба – самая сильная дружба.
– Конечно, – вставил Андрей, – особенно если отношения прошли испытания в бою. Он спас мне жизнь, то есть расплатился своим здоровьем за мою жизнь.
– Как это?
– А вот так, – произнес Андрей и далее коротко рассказал о подвиге Семена.
Игорь слушал с открытым ртом.
– Интересно, он мне этого не рассказывал.
– Настоящий герой не рассказывает о своем геройстве – он это сделал не для других, а для себя. Это линия его жизни. Понимаешь?
– Не совсем, все запутано, – сказал Игорь, затем, глядя в глаза Андрею, с иронией продолжил:
– Андрей Юрьевич, вы уже здесь с самого утра, ваша дивизия без вас не разбредет?
Андрей оттолкнулся от спинки, потянулся и зевнул, потом посмотрел на Игоря сверху вниз.
– У меня отпуск, молодой человек. Заслуженный отпуск, – выговорил Андрей с довольным акцентом.
– Скажите, а Семену Павловичу дали орден или какую-нибудь награду за героический поступок?
– Нет, ему ничего не досталось, – ответил Андрей с сожалением. – Во-первых, как тогда сказал Коваленко, он нарушил Устав, то есть, просамовольничал, проведя несанкционированную операцию по спасению друга. Во-вторых, он потерял офицерские документы.
– А вы бы как поступили на его месте?
– Точно так же, как и он.
– Семен вернулся лечиться в Москву, а вы остались в Афганистане. Дальнейшей службой вы доказали, что вы способны на это?
Брови Андрея сдвинулись к переносице.
– Послушай, парень, я начинаю чувствовать себя как на суде. Не забывайте, что я генерал.
Игорь рассмеялся.
– Да, я доказал и сделал много чего, чтобы быть достойным поступка Семена – у меня все-таки два ордена Красной Звезды. Если хочешь, давай поболтаем!
– Давайте.
– Когда я получил отпуск, первым делом я навестил Семена в Москве. Еще не войдя в ворота клиники, я через решетчатый забор на лужайке увидел много отдыхающих раненых афганцев, без рук, без ног и меня затошнило. Семен был еще слаб, но тихо шел на поправку. Когда я стал уходить, он мне вручил конверт. Там была карта Афганистана и его предложения по войне: он предлагал действовать против повстанцев их же методами: засады, налеты, обходы. Он придавал большое значение подвижному и воздушному минированию местности на путях отхода и подхода мятежников, а также: авиационные удары по труднодоступным горным районам, захват высот, нависающих над ущельем; действие подразделений по дну долины или ущелья под прикрытием боевых групп, продвигающихся по господствующим высотам, глубокий маневр батальонами по сходящимся направлениям в пешем порядке по гребням высот. Вообще, целая теория локальной войны. Одним словом, находясь в больнице, он как стратег и настоящий офицер продолжал думать о тех, кто остался в Афганистане. Придя в часть, я ознакомил штаб с теорией Семена – командир с воодушевлением принял информацию к сведению. Меня назначили командиром истребительного батальона. Я тебе расскажу лишь один эпизод, хотя таких было пять. – Андрей вздохнул. – Было лето и очень жарко. Днем мы прятались, одевшись в афганское барахло, а по ночам шли к цели – к пакистанской границе. Мы заняли позиции и стали ждать: час, два три… Жара, ткань липнет к телу, жажда мучает – глоток горячей воды из солдатской фляжки кажется вкуснее меда – и азарт охотника, когда забываешь, что такое опасность, которая поджидает тебя за каждым кустом, за каждой скалой: было такое ощущение, как будто тебя привили на иммунитет от вражеских пуль. Где-то в середине ночи горизонт прорезал луч света, и, наконец, я вздохнул с чувством облегчения. Нас было двенадцать человек. Я дал команду приготовиться к бою.
Ночь была тихой, нежной, мирной. Дневной зной отошел и дул приятный ветерок. Перед нами распростерлась ночная загадочная и зловещая долина.
Колонна двигалась зигзагами, свет фар бродил по ночному небу, но шла в одном направлении – к нам, прямо в капкан. Я обошел позиции, нащупал установленный на каждом автомате и пулемете прибор НСПУ, прицелил сектор обстрела и поменял некоторым солдатам позиции. Прижавшись к камню как к спасителю, я стал думать, сколько их там может быть: человек двадцать, тридцать, может больше. Но у нас было большое преимущество – мы начнем стрелять первыми, а там они, наверное, еще и спят. Я по рации доложил в центр. – По лицу Андрея было видно, что картина из прошлого проплывает перед его глазами как наяву. – Когда колонна подошла вплотную, мы открыли огонь и путникам не оставили никакого шанса. Затем надо было проверить содержимое грузовиков. Я и еще двое солдат стали приближаться, а остальные держали все под прицелом. Когда я подошел к кабине грузовика, я увидел лежащего вразвалку моджахеда и то, как он мгновенно достал из-под бока автомат. Я помню его глаза, залитые кровью и звериный оскал зубов: он опередил меня на доли секунды и нажал на курок. – Андрей сник и с минуту молчал. – Я видел много раз, как умирали солдаты, а на этот раз под прицелом душмана я видел мгновенную собственную смерть, растянутую во времени. В мыслях я разделил участь тысяч погибших воинов – я был не лучше их, не защищеннее их. Я запомнил навечно образ моей смерти…
Игорь остался сидеть, навострив уши.
– Андрей Юрьевич, я что-то вас не пойму, он вас убил что ли? – спросил ошарашенный Игорь.
Андрей повернулся к нему лицом.
– Как видишь, – с легкой иронией проронил Андрей. – Автомат не сработал – в его затвор минуту назад попала пуля, может быть, от меня. Я обливался холодным потом и долго не приходил в себя. Каково быть убитым на войне…
– Да, очень трогательная история, – серьезным тоном сказал Игорь. – А второй орден за вторую колонну?
Андрей как будто не слышал – он еще не вышел из того боя. – Что?
Игорь повторил вопрос.
– Нет. Это за высоту Сатукандав.
* * *
– Расскажите: у нас много времени, пока Семен Павлович очнется.
Андрей уже был другой, он повел взглядом по коридору больницы – все те же скорбные лица, которые лелеют надежду, как и он.
– В завершение войны, чтобы усилить роль правительственной армии была проведена совместная операция под кодовым названием «Магистраль» под руководством командующего 40-й армией генерал-лейтенанта Б. В. Громова. Она прошла успешно – потери были минимальными. Это говорило о том, что советская армия набрала опыта ведения локальных войн и начала чувствовать себя уверенно на всем пространстве Афганистана. Целью операции была деблокирование дороги в окружной центр и оттачивание мастерства правительственных сил. Я же участвовал в десантном полку под руководством полковника Грачева по захвату перевала Сатукандав. Мой батальон быстро занял господствующую высоту и стал прикрывать подъем других групп на хребет. Когда артиллеристы начали канонаду по укрепленным форпостам противника, он начал в панике беспорядочно покидать свои позиции. Тогда мы, не мешкая, ударили по флангу и зашли в тыл – так был захвачен важнейший оборонительный узел – ключ ко всей обороне моджахедов…»
Там командующий армией Громов повел себя как настоящий военачальник. Американцы предрекли: «…русские, наконец, поломают себе зубы об эту высоту». Но ничего: мы им показали кузькину мать – за короткое время мы выбили американскую надежду с высоты, аж пятки сверкали. Вот так, браток: на войне как на войне. – Он начал шарить по карманам, ища пачку сигарет: сначала левой рукой постучал по левому карману, потом правой по правому, затем пришел в себя. – Ах, забыл: здесь же нельзя курить. Потом, знаешь, что случилось?
– Что?
– Я собрал все события в кучу и защитил кандидатскую диссертацию: «Стратегия и тактика локальных войн». Это должен был написать Семен – это его идея или хотя бы я вместе с ним. Но! Он остался там, и ему ничего не надо: он не умер от ран, но его жизнь, не находя пристанища, рассыпалась на кусочки – здесь хорошо, там плохо, потому что ту войну, где он потерял все, что у него есть, объявили преступной.
Игорь долго не задавал вопросов.
– Да, – со вздохом выронил он наконец – были времена и люди. Я думаю, что же меня тянет к нему. Мой отец тоже был преступником – он все это время с 1979 по 1989 год, десять лет, отсиживался в тюрьме за…
* * *
Дверь в реанимационную палату открылась, и доктор в белом халате вышел в коридор. Он снял марлевую повязку и, глядя на Андрея, сказал:
– Мне очень жаль, – сердца у близких дрогнули. Андрей встал. – Я не могу сказать вам ничего утешительного: он в коме, и спасти его может только чудо.
– Мне тоже очень жаль, – сказал Игорь после того, как врач удалился. – Он был для меня незаменимым человеком, другом…
– Ты поосторожней, парень, – сказал Андрей. – Он еще живой, и ты не знаешь, сколько в нем силы. Но ты все равно жалей!
– Почему?
– Как только поправится, он решил уехать в Афганистан – он получил приглашение от человека, против которого он воевал много лет назад.
– Опять воевать?
В комнату внезапно вошли встревоженные парень и девушка. Парень стал смотреть по сторонам, а девушка – колотить окошко в двери.
– Откройте! – высоким голосом завопила девушка.
– Это реанимация? – спросил парень.
– Да, – ответил Андрей и про себя с горечью добавил: «Да, это место, где испускают последний вздох». – А вы к кому?
– К Белозерову, – ответил парень.
Андрей округлил глаза и в раздумье бросил взгляд на девушку, которая чем-то была похожа на друга. У него екнуло сердце, он сглотнул комок в горле.
– Это моя жена, – сообщил парень, указывая на девушку, – и его дочь.
Сквозь звездный небосвод Семен начал слышать тонкий, переливающийся голос, разрезающий тьму:
– Па-па!
Он впервые в жизни слышал такое слово. Еще раз и еще раз. К нему начала возвращаться сила, достаточная, чтобы поднять налившиеся свинцом отяжелевшие веки. Он увидел над собой, как в тумане, лицо, и оно было похоже на то, что пришло к нему во сне вместе с зубной болью.
– Дочь, – выговорил он наконец, дотрагиваясь до ее руки. – Это ты?
