Казаки

И за борт её бросает в набежавшую волну… (из песни)Вот очень часто бывает так, что одно и то же событие может быть по разному и оценено, и подано. Взять хоть вот этот эпизод отечественной истории. Одни называют это восстанием Стеньки Разина, другие – крестьянской войной, третьи – бунтом, а кто-то может назвать и несостоявшейся революцией. И всегда хочется понять, что же это на самом деле было, тем более, если сталкиваешься со столь разными подходами.Наверное, такие же или похожие мысли были и у писателя-историка Ивана Наживина. А как разобраться? Вероятно, правильнее всего попросту пройти вдоль хронологии событий и посмотреть, что говорит, а главное, что делает наш спорный, а то и вовсе сомнительный герой. Во всяком случае Наживин пошёл примерно таким путём.Дальше большеОднако, для начала, как любой толковый писатель, Наживин погружает читателя в реалии тех лет, создаёт, так сказать, внешнюю среду, рисует антураж всего происходящего и того, что может быть как-то связано с основным действием книги. И потому мы постепенно узнаём о непростом житье-бытье (рука чуть не написала бИтье, и не многим бы ошиблась) на Руси, о недавнем медном бунте и о расколе церковном, о закрепе крестьян и об участившихся случаях убега крепостных на волю-вольную, на украину земли русской, на Дон, к казакам. Вот вам, кстати, сразу и обрисовались так называемые государственные и общественные финансово-экономические предпосылки для всякого рода возмущений и бунтов. А дальше – больше: количество утеклецов достигло таких величин, что и донские земли уже не могут прокормить всех туда прибежавших. Да и не слишком сильно расположены казаки к землепашеству, хлеборобству и прочему крестьянскому труду. Проще остру сабельку вынуть да шестопёром махнуть как следует – гикнуть «Сарынь на кичку!» и готово дело – деньги ваши будут наши, жёнки ваши будут наши, зипуны ваши будут наши, да и вообще, сабелькой голову с плеч долой, вот и решён вопрос.И понятно, что весь этот поход Степана Разина со товарищи был затеян вовсе не по идейным мотивам, типа там «давай всё справедливо поделим и переделим» – конечно, это был обыкновенный разбойничий и бандитский налёт. Едем по реке и все встречаемые города грабим, всех служивых убиваем, всех баб насилуем и тоже режем, да и чад ихних порой тоже под нож – нет человека – нет проблемы. Дальше – больше, аппетит приходит во время еды, а есть хочется всегда – махнём как мы, братцы, к персам за тамошними драгоценностями и шелками. Ну что, махнули к персам, награбились, купаются в роскоши. И слава о них идёт как об освободителях беднейшего люда, народец-то тянется, конечно. Тем более (перечитываем третий абзац), что есть от чего бежать, и стало куда бежать. Вот вам уже и не банда, и не шайка, а целая армия образовалась. А любая армия жива только тогда, когда занята армейским делом. Тем более, что страсти накаляются, народ осерчал на всех бояров да на князей – они ведь не токмо народ тиранят, они и царя обманывают. В общем, надо идти на Москву.Эх, хе-хе, хе-хе… А ведь помимо злобы и жестокости надобно ещё и уметь воевать-то. В общем, с Симбирском всё у них неладно получилось, и там оно постепенно и пошло всё вниз, удачи отступились и неудачи подпристали. Ну, а дальше понятное дело – коли у самих атаманов казачьих не было единства и коли сами атаманы донские решили выступить супротив Стеньки, то и конец всему дела пристал.Иван Наживин сумел в этой книге показать читателю не только широкую и кровавую картину мужицко-казацкого бунта, но и выступить именно как писатель-историк и аналитик. Т.е. так называемые причинно-следственные связи и действующие силы этой войны он не только осмыслил сам и сформулировал, но и чётко и недвусмысленно обозначил в тексте самого романа. При этом Наживин сумел не встать на сторону ни одной из противоборствующих сил и остаться максимально объективным в изображении действий как правительственных войск и служб, так и восставших казаков и беднейшего беглого люда, а также городов, добровольно встававших на сторону Степана Разина (тем более, что кровушки и те, и другие, и все прочие пролили немало, да и на кол пересажали много кого). И именно вот такой подход и был единственно верным. К тому же нужно иметь ввиду, что написана книга была в 1928 году, спустя всего десятилетие после очень похожих событий с примерно такими же причинно-следственными связями и движущими силами, происшедших в России и с Россией. Так сказать, цепочка явная прослеживается. Тем более, что тут Наживин в стороне не оставался и был с белыми, с бывшими властями.Кстати сказать, Степан Разин в изображении Наживина всё же изрядно отличается от Степана же Разина, описанного Василием Макаровичем Шукшиным. Всё-таки у Наживина Разин более жизненен, а у Шукшина, мне кажется, слегка романтизирован.Леди и джентльмены!Экипаж нашего глайнера вынужден принести вам глубокие извинения за некоторые отклонения от заранее намеченного маршрута. Причина насколько проста, настолько же и непредсказуема: во время совершения очередной сигма-деритринитации из-за флюктуации гиперполя местной ветви Галактики вместо прокола метрики пространства произошёл сдвиг по оси пространства-времени. И наш корабль вместо намеченной области галактического пространства оказался в точке нашего старта, но со сдвигом в прошлое. Как вы наверняка уже успели понять, мы очутились во время одного из самых первых и массовых восстаний бедноты на Руси – историки именуют это выступление восстанием под руководством Степана Тимофеевича Разина. Поскольку наладка нашего корабельного оборудования заняла некоторое время, вы смогли, так сказать, практически стать свидетелями всего того, что происходило на нашей старушке Земле в обозначенное время. И остаётся только радоваться, что времена всяких политических, религиозных и расово-национальных раздоров минули.А теперь мы с удовлетворением сообщаем, что наладка оборудования закончена и наш галактический лайнер отправляется в дальнейший путь!

Еще случай был. А хоть бы и не было. Сейчас уже ничего никто не вспомнит, нет уже тех, кто что-нибудь когда-нибудь и где-нибудь. А было ли вообще? Сказывают, что утонул Дон в крови, умылась Астрахань слезами, а после, горели угли побоищ, да клевали вороны почерневшие глазницы голов, воткнутых вдоль дорог в назидание идущим по следам мятежников.Любители порассуждать о важности исторических событий, что бы вы сказали о восстании под предводительством Степана Разина? Конечно, можно много искать предпосылок к началу кровавых событий. На сегодняшний момент для современного человека описанные события представляют кошмарный ужас. Реки крови, поголовная резня женщин, детей и стариков. Бесспорно – «историю пишут победители», поэтому хладнокровного перечня событий никогда не будет, да и сейчас во всех исторических источниках Степан Разин определенно под характеристикой – разбойник и бунтарь. Но, надо отдать должное, он остался в истории лидером, за которым шли, значимой фигурой со своими неразгаданными тайнами, лихой прытью черноокого казака ворвавшегося не только в русский фольклор, учебники истории, но и в ряд литературных произведений. О незаметных людях не пишут ничего, а об интересных – слагают легенды. Почему же долгое время Москва закрывала глаза на разбойничий беспредел беглых крестьян, скрывавшихся на Дону? Загадка номер раз. Как только их аппетиты обрели политическую форму и мощь небольшой армии, их тут же подавили и выжгли все желание «тряхнуть Москвой». Где несметные богатства, награбленные разбойничьем войском атамана? Загадка номер два. А что случилось с княжной, так несправедливо и жестоко утопленной в бурных волнах? И почему всем так жалко княжну, когда целое полчище разбойников долгое время безнаказанно убивало и калечило на потеху вечно пьянствующим сборищем анархично настроенной толпы. Еще одна загадка будоражит умы историков. Так что побудило бунтовать – желание захватить власть и богатство или личная обида за брата, помноженная на всеобщее недовольство на глобальную несправедливость и отсутствие наказания за вседозволенность. Кто сильнее, тот и прав? Так ли это на самом деле. Иван Наживин – автор этого исторического романа. Если б не читать биографию автора, можно определенно склониться к тому, что он точно симпатизирует монархизму. И, да и нет. Он ищет ту золотую середину, когда верхи смогут договариваться с низами, когда властьимущие поймут, что на любую силу, всегда найдется противосила. Его образы, его описания по-разному окрашены, когда он описывает беззаконие, творящееся при жестоком атамане, буйном в своих порывах и методах, и, отстраненности и мягкости царя, хотя и не без вспышек осуждения на слепоту в правлении «Тишайшего» Алексея Михайловича. Он ищет причину и следствие, он в поиске истока, что окрашивает волны дальнейшей истории в кровавый цвет. И не раз будет окрашивать. И не раз Наживин будет обращаться к беспощадному бунту, который волнами сметает все на своем пути, напоминая, что если не делать выводы, то все будет повторяться вновь и вновь.Мне импонируют исторические художественные произведения, где автор поднимает множество источников и действительно внимателен к деталям. Он подробно описывает жизнь и правление царя, его уклад, решения и приближенных, влияющих на эти решения. Изучая мельчайшие детали, можно хоть чуть-чуть приблизится к той проблематике верных и ошибочных управленческих шагов, которые прямо влияли на развитие истории государства. Наживин упоминает и церковный раскол, интересе к европейскому образу жизни, закрепощение крестьян, проблемы в торговле и поголовное взяточничество – проблемы России во все времена. Самое главное, невзирая на дальнейшее события, автор понимает, что рыба гниет с головы, а поэтому восстание, а в некоторых источниках аж крестьянская война, была неизбежна, так как множество факторов повлияли на то, что где-нибудь кончится терпение и начнется «бунт – бессмысленный и беспощадный».Сюжет исторического произведения понятен заранее. Развитие предсказуемо, как перечень дат в параграфе учебника истории. Но человеческую боль не прочувствуешь, не проникнешься тоской мелодичности казачьей песни, не заболят плечи от тяжелых вечерних дум царя о жизни огромной страны. Наживин не констатирует факты, он художественно позволяет увидеть весь ужас накопленной человеческой злобы, трагедию необратимости исторических событий, животную жажду крови одного хищника перед другим хищником, когда вырезается все потомство в назидание остальным. Некоторые главы читать было жутко, непонятно, антигуманно, но, в этом вся жизнь человека, когда понимаешь, что стремление к знаниям как раз позволяет подумать о том, что бессмысленные реки крови не ведут ни к какому итогу, насилие порождает насилие, а отсутствие определенной оформленной цели – это дорога на плаху. Не тем путем пошел он… – задумчиво проговорил Петр. – Не чрез кровь человеческую идет путь к граду грядущему…Поэтому трудно отделить свое собственное мнение об историческом событии и отношении писателя к нему в книге. Согласитесь, мнение автора влияет на восприятие того или иного события, только сам автор может окрасить черно-белыми красками своего героя. Любая человеческая судьба может послужить основой для красочного повествования, так что второстепенные герои тоже послужили своего рода сигнальными флажками для контраста, а здесь все второстепенные герои – это основная мысль, человеческая судьба, людская боль в словах и образах. Любовь и злоба, ненависть и жертвенность, понятие человечности и жестокой слепой свирепости поглощаемой обиды – все перемешалось. Как бы Дон не был свободен, как бы люди не понимали, что творится что- то очень несправедливое – виноваты обе стороны, а правды как таковой нет и не будет. Чего, собственно, не раз понимаешь, после прочтения таких книг, что жизнь довольно трудная штука, обида на несправедливость может подтолкнуть на массовое волнение, нетерпение к определенным непродуманным шагам правителя – все может отразиться на судьбе огромной страны, а как мы знаем из истории бунты не несли ничего после себя, кроме разрухи, крови, страданий и выжженной земли. Человеческая жестокость сидит внутри и, если терпение тлеет внутри огромного числа людей, может вырваться с разрушительной силой, снося всех на своем пути, выжигая все человеческое и в итоге самоуничтожается, потому, как ничего не может существовать вечно.Уж мы, братцы, разойдемтесь-ка, Разойдемся по диким местам…Тихо догорают последние угольки такого яркого и жаркого пламени. Смотришь, бывало в пьяном угаре на опасную стихию и загорается что-то в душе. Вспоминаешь обиды, горести, страшные мысли приходят в голову. Завораживает. Только тихая песнь звучит над рекой, жалобная такая, о том, чего не удалось, о том, сколько душ загубили напрасно, о том, что переврут же все, запишут историю так, как будет кому-то удобно. Как бы не свернула история на крутом повороте, все события происходят не просто так. А был ли случай. А помнит ли кто его. А запомнят ли этот горький урок? Поживем еще – увидим.

"Казаки" – третья книга в своеобразном цикле о русском государстве, написанная русским эмигрантом Иваном Наживиным. Эта книга о периоде правления Алексея Тишайшего и самом ярком и неоднозначном событии во время правления оного – о восстании Стеньки или Степана Тимофеевича Разина. В этой книге Наживин продолжает развивать свои взгляды о влиянии на русскую историю и государство русского варианта православной веры, Церкви и людей, действующих от ее имени. Вопросы веры и влияния людских религиозных убеждений (или заблуждений) тесно переплетаются с государственными делами. Как можно догадаться, это влияние показано как крайне губительное, подтачивающее основы государства с самого фундамента. При этом государственный аппарат и царь представляются очень жалкими людьми, копающимися в своих богатых песочницах и грызущихся из-за костей. Фигура Алексея, прозванного Тишайшим, выписана крайне ярко и не менее отталкивающе, когда Наживин постепенно подводит читателя к главе 18 «Христоименитое тишайшее царство Московское». И люди выглядят не менее отталкивающе, когда после жестокой расправы отправляются на богомолье… Очень хорошо в тексте проступают идеи и воззрения Наживина. Автор в каждом тексте отражает свою идею, таким образом строя повествование и вводя героев, что под конец с ним почти дышишь в унисон. И он прекрасно умеет заканчивать свое повествование. Даже если немного скучаю в середине, то после последней строчки с трудом выпускаю книгу из рук. Текст «Казаков» очень насыщен сюжетными линиями и образами. Главная тут, конечно, фигура Степана Разина. Характеризовать его постараюсь одной цитатой:И вот тем не менее его [Афанасия Лаврентьевича Ордын-Нащокина] деятельность – с ее войнами, разорением народным, непомерной для народа тяжестью этой сложной государственной машины – именно эта-то его самоотверженная деятельность и привела Степана на эшафот. Виновен был он, Афанасий Лаврентьевич, отстаивавший от Польши старый русский Днепр, пробивавшийся к Балтийскому морю, посылавший посольства в Персию, и в Китай, и в Индию, виноваты все эти воеводы-грабители, жадные приказные, жадные потому, что часто голодные, – виноват царь с его пышным двором, виновата, может быть, больше всех Церковь мертвая, продажная, а казнили вот Степана, темного, нетерпеливого донского казака: он как бы принял на свои широкие плечи все грехи безбрежного мира русского и вот на глазах у всех, на Лобном месте, страшно искупал их… Однако я бы выделила еще один образ, собирательный, – это русский народ, выписанный в многих лицах, но не менее важный. И еще одну историческую фигуру, которая занимает довольно много места – это некую Алену. Именно благодаря ей я на всю жизнь обречена переправлять людей, называющих меня другим именем. Теперь каждый раз, поминая ее недобрым словом, буду вспоминать этот яркий образ, выписанный автором.Надо при чтении еще помнить про убеждения Наживина и про время, в которое он писал эти книги по истории России. Создавая «Казаков», он снова пытается осмыслить все то, что произошло здесь почти три века спустя описываемых событий. Может, в его книгах и нет каких-то невероятно оригинальных идей, но мне нравится то, как он их выражает. И, читая его книги, я всегда сомневаюсь, а так ли все течет и меняется? Уж больно много всего того, что и сейчас продолжает крепко сидеть в русском народе. Напоследок оставлю для потомков две цитаты. И может быть, ничто так не било мужика, ничто так не подкашивало его энергию, как то, что был он на Руси не хозяин, а только сирота. Сперва, до прикрепления, он бежал все дальше и дальше от центров и от «скудости»: богатые угодья и воля манили его. Но и там он не находил ничего своего, и там он оставался все тем же сиротой. Его земля была не его земля, и потому он ни в грош не ценил то, чем обладал. Он приучался хозяйничать не как заботливый и бережливый хозяин, который думает о будущем своего клочка земли, а как страшный хищник, которому на все наплевать, ибо все вокруг него чужое. Он выпахивал без пощады прекрасные земли, не заботясь унавозить их, он истреблял леса он был сам себе и государству Российскому первый и опаснейший разбойник… Но ему было все равно, потому что все это, от бобра седого до его покоса, было чужое. Он привык исстари не хозяйничать, а истреблять, и это свойство свое страшное он пронес через века вплоть до самых новейших времен.И еще одна цитата, заставившая горько усмехнуться. "…тут вышел на берега Волги товарищ князя Ю.А. Долгорукого князь Щербатов. Он разбил воров под Мурашкиным и прибыл в Лысково. Конечно, его встретили с образами. У населения уже успел выработаться известный ритуал в деле восстания. Сперва поднимались, били, грабили, жгли, потом подходила ратная сила, и повстанцы звонили в колокола и выходили на встречу с образами, а затем, выдав зачинщиков, снова возвращались к мирным трудам своим – впредь до нового удобного момента, чтобы восстать, резать, грабить и звонить в колокола"