Северная прародина Руси

© Дёмин В.Н., наследники, 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Посвящается Марине Любителевой – гиперборианке XXI века

 
…Но ты учись вкушать иную сладость,
Глядясь в холодный и полярный круг.
 
 
Бери свой челн, плыви на дальний полюс
В стенах из льда – и тихо забывай,
Как там любили, гибли и боролись…
И забывай страстей бывалый край.
 

Александр Блок

Пролог

Ранней осенью 1922 года по берегу священного лапландского Сейдозера, в одном из самых труднодоступных уголков Кольского полуострова, пробирался отряд обессиленных людей. Скоро вечер – надо спешить. И вдруг вдали в скользящих лучах солнца проступила гора. На ее отлогом каменистом склоне отчетливо выделялась гигантская – до 100 м – фигура человека с крестообразно раскинутыми руками (рис. 1). Так Александр Барченко увидел то, к чему, быть может, стремился всю свою жизнь. Перед ним был несомненный след, оставленный той древнейшей и давно исчезнувшей с лица земли цивилизации, которую античные авторы именовали гиперборейской: слово указывало на ее местонахождение – за Бореем – Северным ветром, или просто – на Севере.

Рис. 1. Фотография гигантского наскального изображения в районе Сейдозера (Кольский п-ов)

Казалось, все силы земли и неба ополчились против горстки смельчаков, задумавших выведать одну из самых сокровенных тайн истории. Проводники-саамы (лопари) с ужасом и мольбой отговаривали их от намеченного маршрута. На обратном пути налетевший вихрь едва не потопил лодку. Физически ощущалось враждебное противодействие каких-то неведомых природных сил. Но вожатый продолжал двигаться к избранной цели, как Амундсен к своему полюсу.

Из дневника участника экспедиции Александра Кондиайна – ученого-астрофизика, близкого друга Барченко, впоследствии разделившего его печальную судьбу:

«10/IX. „Старики“. На белом, как бы расчищенном фоне ‹…› выделяется гигантская фигура, напоминающая темными своими контурами человека. Мотовская губа поразительно, грандиозно красива. Надо себе представить узкий коридор версты 2–3 шириной, ограниченный справа и слева гигантскими отвесными скалами до 1 версты высоты. Перешеек между этими горами, которыми ограничивается губа, порос чудесным лесом – елью, роскошной елью, стройной, высокой до 5–6 саж., густой, типа таежной ели.

Кругом горы. Осень разукрасила склоны вперемешку кущами берез, осин, ольх. Вдали ‹…› раскинуты ущелья, среди которых находится Сейдозеро. В одном из ущелий мы увидели загадочную вещь. Рядом со снегом, там и сям пятнами лежавшим на склонах ущелья, виднелась желтовато-белая колонна, вроде гигантской свечи, а рядом с ней кубический камень. На другой стороне горы виднеется гигантская пещера на высоте саж. 200, а рядом нечто вроде склепа. ‹…›

Вечером, после короткого отдыха, идем на Сейдозеро. К сожалению, мы пришли туда после захода солнца. Ущелья уже были закрыты синей мглой. Очертания „Старика“ смутно выделялись на белом плафоне горы. К озеру через Тайболу ведет роскошная тропа. Вернее, широкая проезжая дорога, кажется даже, что она мощеная. В конце дороги находится небольшое возвышение. Все говорит за то, что в глубокую древность роща эта была заповедной и возвышение в конце дороги служило как бы алтарем-жертвенником перед „Стариком“».

Александр Васильевич Барченко (1881–1938) – одна из трагических и загадочных личностей ХХ века. Носитель Великой Тайны, он, судя по всему, навсегда унес ее в мир иной. Попытки оставить хоть какую-то информацию для потомков предпринимались. Даже удалось убедить палачей отсрочить исполнение смертного приговора. Ему дали карандаш и увесистую стопку бумаги, чтобы смертник обстоятельно изложил все, что знал. А расстреляли на другой день после завершения исповеди. Рукопись немедленно упрятали, да так, что с тех пор ее почти никто не видел. Даже легенду сочинили: дескать, пропало все, когда в трагическом 41-м немцы подошли к Москве и пришлось сжечь архивы НКВД. Верится не очень – больно уж велика была засекреченная тайна!

Теперь можно лишь догадываться, что было в той пропавшей рукописи. Но догадаться в общих чертах можно! О многом Барченко написал еще в своих дореволюционных романах: пещеры в Гималаях и на Русском Севере, подземные хранилища глубочайших тайн мировой цивилизации, замурованные отшельники и т. п. (Беллетристика Барченко была частично переиздана в 1991 году в издательстве «Современник» его наследниками – сыном и внуком. Им обоим выражаю искреннюю признательность за предоставление фактического материала из семейного архива. – В.Д.) Описано все в полуфантастических романах Барченко так, как будто автор все видел своими глазами. Впрочем, кто его знает: видел или нет. Ведь сохранилось в протоколах допроса на Лубянке глухое признание: в пору дореволюционных скитаний довелось ему посетить не одну из заморских стран якобы с коммерческими целями. А после революции организовал экспедицию на Кольский полуостров в поисках следов прародины человечества. И нашел-таки, проложив маршрут таким образом, как будто точно знал, где и что следует искать.

В этом Универсальном Знании как раз вся-то и суть. Ибо Знание сие тайное, сокровенное, эзотерическое, как говорили в старину, да к тому же еще и древнее. Таким же знанием владел и Николай Рерих, когда вместе с женой и сыновьями готовил экспедицию на Алтай, в Тибет и Гималаи. Собственно, искал Рерих в Центральной Азии то же самое, что и Барченко в Русской Лапландии. И руководствовались они, судя по всему, одним и тем же источником, восходящим к масонским, а еще ранее – к тамплиерским архивам, в свою очередь уходящим своими корнями в древнейшую эпоху. Даже личные контакты между ними, скорее всего, были: в 1926 году в Москве, когда Рерих привозил Послание махатм советскому правительству (еще один из таинственных эпизодов истории, но уже связанный с семьей Рерих). Барченко убедился лишний раз в своих предположениях, когда неожиданно столкнулся с русским отшельником из глухих костромских лесов – хранителем древнего тайного знания. Тот сам под видом юродивого пробрался в Москву, отыскал Барченко и поведал ученому о вещах невероятных (этот факт стал известен и Рериху). Полученную информацию впоследствии предполагалось обсудить с известнейшим бурятским этнографом Цыбиковым, первым россиянином, еще в начале века проникшим в Тибет под видом ламы-паломника. Переписка Барченко с Цыбиковым чудом сохранилась в Государственном архиве в Улан-Удэ.

Из письма А.В. Барченко проф. Г.Ц. Цыбикову 24 марта 1927 года.

‹…› Это убеждение мое (об Универсальном Знании. – В.Д.) нашло себе подтверждение, когда я встретился с русскими, тайно хранившими в Костромской губернии Традицию  [Дюн-Хор]. Эти люди значительно старше меня по возрасту и, насколько я могу оценить, более меня компетентные в самой Универсальной науке и в оценке современного международного положения. Выйдя из костромских лесов в форме простых юродивых (нищих), якобы безвредных помешанных, они проникли в Москву и отыскали меня ‹…› Посланный от этих людей под видом сумасшедшего произносил на площадях проповеди, которых никто не понимал, и привлекал внимание людей странным костюмом и идеограммами, которые он с собой носил ‹…› Этого посланного – крестьянина Михаила Круглова – несколько раз арестовывали, сажали в ГПУ, в сумасшедшие дома. Наконец, пришли к заключению, что он не помешанный, но безвредный. Отпустили его на волю и больше не преследуют. В конце концов, с его идеограммами случайно встретился в Москве и я, который мог читать и понимать их значение.

Таким образом, установилась связь моя с русскими, владеющими русской ветвью Традиции  [Дюн-Хор]. Когда я, опираясь лишь на общий совет одного южного монгола, ‹…› решился самостоятельно открыть перед наиболее глубокими идейными и бескорыстными государственными деятелями большевизма (имеется в виду прежде всего Ф.Э. Дзержинский. – В.Д.) тайну  [Дюн-Хор], то при первой же моей попытке в этом направлении меня поддержали совершенно неизвестные мне до того времени хранители древнейшей русской ветви Традиции  [Дюн-Хор]. Они постепенно углубляли мои знания, расширяли мой кругозор. А в нынешнем году ‹…› формально приняли меня в свою среду ‹…›

Поразительные факты! Барченко (и не он один – существовало целое сообщество хранителей древнего Универсального Знания) имел, читал и понимал древнейшие тексты, написанные «идеографическим» письмом. Более того, похоже, что когда-то существовали фотографии данных текстов. Быть может, они и есть тот заветный ключик, который отомкнет двери в такие тайники седой старины, о каких еще вчера даже не смело мечтать самое необузданное воображение. Что касается Традиции Дюн-Хор, то она означает хорошо известное учение Калачакры.

У Барченко была стройная историософская концепция развития мировой цивилизации, Золотой век ее в северных широтах продолжался 144 тысяч лет и завершился 9 тысяч лет назад исходом индоариев на Юг во главе с предводителем Рамой – героем великого индийского эпоса «Рамаяна». Причины тому были космического порядка: при благоприятных космических условиях происходит расцвет цивилизации, при неблагоприятных – ее упадок. К тому же космические силы приводят к периодическому повторению на Земле «потопов», перекраивающих сушу и перемешивающих расы и этносы. Руководствуясь этими идеями, Барченко сумел организовать экспедицию, которая в 1922 году обследовала глухие районы Кольского полуострова. Главной целью (точнее – тайной подцелью) были поиски следов древней Гипербореи. И нашел ведь! И не только гигантскую черную фигуру человека с крестообразно раскинутыми руками, но и прямоугольно обтесанные гранитные глыбы (а на вершине гор и в болоте – «пирамиды»), вымощенные участки тундры – остатки древней дороги (?) в труднодоступных местах, где вообще отсутствовали всякие дороги. Участники экспедиции сфотографировались у расщелины-лаза, уводящего в глубины земли, но спуститься по нему не решились, так как почувствовали противодействие природных сил. Наконец, своего рода талисманом путешественников стал «каменный цветок» с изображением «лотоса» (?). Барченко многое знал, но немногое имел право сообщить своим спутникам…

К сожалению, результаты изысканий не сделались достоянием широкой общественности, а были засекречены и исчезли в архивах ВЧК-ОГПУ-НКВД. Барченко обладал экстрасенсорными способностями. Занимался вопросом передачи мыслей на расстояние (кстати, на Кольском полуострове он действовал с мандатом Института изучения мозга и с личного благословения академика В.М. Бехтерева) и был привлечен к работе в органах госбезопасности, где возглавил сверхсекретную лабораторию оккультного направления. Но и это еще не все. В 1926 году Барченко по личному указанию Дзержинского возглавил совершенно секретную экспедицию в пещеры Крыма. Цель – все та же: поиски остатков древних цивилизаций, которые, согласно концепции русского ученого, владели Универсальным Знанием. Но Барченко искал большее: он считал, что древние цивилизации владели тайной расщепления атома, иными источниками энергии, а также действенными средствами психотронного воздействия на людей. И сведения о том не исчезли, они сохранились в закодированной форме, их можно отыскать и расшифровать. Этим не в последнюю очередь и объясняется повышенный интерес к его изысканиям со стороны чекистов и лично Дзержинского. Было ли найдено искомое доказательство? Ответ на этот вопрос сокрыт за семью печатями. Секретные службы всегда умели хранить свои тайны.

Не исключал Барченко и возможности палеоконтактов между древнечеловеческой и внеземными цивилизациями. На сей счет он располагал какими-то особыми сведениями. Одна из скрытых подцелей Кольской экспедиции заключалась в поисках таинственного камня, ни больше ни меньше как с Ориона. Этот камень был якобы способен накапливать и передавать на любые расстояния психическую энергию, обеспечивать непосредственный контакт с космическим информационным полем, что давало обладателям такого камня знание о прошлом, настоящем и будущем. Этот вопрос занимал и академика Бехтерева. Во всяком случае, он был в курсе намерений Барченко и поручил ему заодно специально исследовать таинственное явление «мерячения» – присущее северным аборигенам состояние массового транса, в который они впадали под воздействием различных факторов, в том числе и шаманских камланий. Но не их одних: «мерячение» имело и чисто природную обусловленность, связанную с северными широтами, что требовало изучения и объяснения.

Но не шутка ли все это? Не досужая ли выдумка? Да нет! Ведь неспроста древние авторы, включая крупнейших античных историков, настойчиво сообщают о северном летающем народе – гиперборейцах. Такими, правда, не без иронии, их подробно описал еще Лукиан. Может ли быть такое – чтобы древние жители Арктики владели техникой воздухоплавания? А почему бы и нет? Сохранились ведь во множестве изображения вероятных летательных аппаратов – типа воздушных шаров – среди наскальных рисунков Онежского озера (рис. 2). Есть среди них и предположительное изображение летящего гиперборейца (рис. 3). Русский фольклор также сохранил немало образов-символов летательных средств: Летучий корабль, Деревянный орел, Ковер-самолет, Ступа Бабы-яги и др. Эллинский Солнцебог Аполлон, рожденный титанидой Лето (ср.: русское «лето») в Гиперборее и получивший по месту рождения один из своих главных эпитетов, постоянно посещал свою далекую родину и прародину практически всех средиземноморских народов. Сохранилось несколько изображений Аполлона, летящего к гиперборейцам. При этом художники упорно воспроизводили совершенно нетипичную для античной изобразительной символики крылатую платформу (рис. 4), восходящую, надо полагать, к какому-то реальному прообразу.

Рис. 2. Петроглифы Онежского озера с космическими мотивами

Рис. 3. Древнейшее изображение летящего гиперборейца (?) (онежский петроглиф)

Рис. 4. Аполлон летит в Гиперборею (изображение на древнегреческой вазе)

Думается, не случайно и в северном искусстве сложился настоящий культ крылатых людей. Уместно предположить, что особо любимые и чтимые на Руси образы птицедев Сирина, Алконоста, Гамаюна (рис. 5, 5-а) уходят своими корнями в глубокую гиперборейскую древность – не обязательно напрямую, а, скорее всего, через взаимодействие разных культур, опосредованных в пространстве и во времени. Совсем недавно множество литых бронзовых фигурок крылатых людей, вновь заставляющих вспомнить о гиперборейцах, обнаружено при раскопках святилища на о. Вайгач (рис. 6), расположенном в акватории Ледовитого океана – месте прописки древней Гипербореи.

Рис. 5. Русские Сирины (резьба, лубок)

Рис. 5-а. Алконост (худ. И.Я. Билибин) и Гамаюн (худ. В.М. Васнецов)

Рис. 6. Бронзовые фигурки крылатых людей (гиперборейцы?) с о. Вайгач

Но еще раньше множество стилизованных бронзовых изображений птицелюдей было найдено в разных местах Прикамского региона и Приполярного Урала (рис. 7). Это образцы так называемого пермского звериного стиля. Почему-то их принято именовать «чудскими древностями» и односторонне привязывать к финно-угорской культуре: раз последними по времени аборигенами здесь являются коми, ханты, манси и другие народы, значит, именно им и принадлежат обнаруженные археологами предметы и изделия. Однако истоки финно-угорских, самодийских, индоевропейских и всех других народов следует искать в нерасчлененном северном пранароде с единым языком и культурой. Именно в эту гиперборейскую древность уходят и корни пермского стиля с его крылатыми птицелюдьми, распространенными, впрочем, по всему земному шару – вплоть до Южной Америки и о. Пасхи. Подтверждением тому служат и другие сюжеты чудских (в смысле «чудесных» от русского слова «чудо») сокровищ. Так, повсеместно распространенными являются изображения сдвоенных солнечных коней (рис. 8), найденные также и в Прикамье. Но доказывает это лишь одно – общемировое происхождение культур и их носителей!

Рис. 7. Литые изображения птицелюдей из Прикамья

Рис. 8. Сдвоенные фигуры коней у разных народов

Описания «механизма» полетов во множестве сохранились в памяти северных народов в виде устойчивых фольклорных образов, бережно передаваемых из поколения в поколение. Ниже, в основной части книги, будут приведены русские устные и письменные свидетельства. Сейчас же уместно напомнить кульминационный эпизод «Калевалы», где рассказывается о решающем морском сражении между главными героями карело-финского эпоса с противостоящим им народом далекой северной земли Похъёлы за право владения волшебной мельницей Сампо – неиссякаемым источником богатства и процветания. Действие происходит посреди моря-океана. Испробовав все боевые средства против сынов страны Калевы и потерпев неудачу, владычица Похъёлы – ведьма Лоухи – оборачивается гигантской птицей – «летучим кораблем». Вот как это выглядело в передаче народных сказителей:

 
Сто мужей на крылья сели,
Тысяча на хвост уселась,
Села сотня меченосцев,
Тысяча стрелков отважных.
Распустила Лоухи крылья,
Поднялась орлом на воздух.
 

Дополнительным доводом в пользу сказанного может послужить еще один факт, продолжающий «крылатую тематику». Археологов не перестает удивлять обилие так называемых крылатых предметов, постоянно находимых в эскимосских могильниках и относимых к самым отдаленным временам истории Арктики. Вот он – еще один символ Гипербореи! Сделанные из моржового клыка (откуда их поразительная сохранность), эти распростертые крылья, не вписывающиеся ни в какие каталоги, сами собой наводят на мысль о древних летательных приспособлениях (рис. 9).

Рис. 9. Эскимосские «крылатые предметы»

Впоследствии эти символы, передаваясь из поколения в поколение, распространились по всему свету и закрепились практически во всех древних культурах: египетской, ассирийской, хеттской, персидской, ацтекской, майя и так – до Полинезии (рис. 10). Ныне парящие крылья как подсознательная память о заре человечества стали эмблемой российской авиации и космонавтики (рис. 11).

Рис. 10. Древние изображения крылатых символов у разных народов

Рис. 11. Современные авиационные эмблемы

Таковы некоторые факты и гипотезы. Вопросов больше, чем ответов. Тем не менее логика неопровержима. Она-то – логика научного поиска – и будет путеводной нитью в дальнейшем путешествии в глубь и даль веков и тысячелетий. Надежные и апробированные методы есть, хотя, быть может, они не столь привычны для читателя. Потому-то и необходимы некоторые предварительные пояснения. С них и начнем…

Вводные пояснения. Два взгляда на историю древней Руси

Со времени воинствующих русофобов-норманистов XVIII–XIX веков в исторической литературе насаждается далекая от науки точка зрения, согласно которой собственно русская история начинается якобы с призвания варяжских князей, а также с последовавшего вскоре вслед за этим принятия христианства. А до той поры пребывал русский народ, дескать, в диком, варварском состоянии, не говоря уже о том, что славянские племена вообще являются пришлыми на территории, где они обитают в настоящий момент. Укреплению данных идей, весьма далеких от действительности, к сожалению, во многом содействовал Николай Михайлович Карамзин (1766–1826), задавший тон в своей «Истории государства Российского» следующей меланхолической фразой: «Сия великая часть Европы и Азии, именуемая ныне Россиею, в умеренных ее климатах была искони обитаема, но дикими, во глубину невежества погруженными народами, которые не ознаменовали бытия своего никакими собственными историческими памятниками»^[1].

Отрицание самобытности и автохтонности древней русской культуры, а по существу, отторжение древнейших корней русского народа и установление границы его исторического бытия где-то в IX веке н. э. (некоторые снижают эту ограничительную планку до IV–VI в.) было на руку и официальным властям, и представителям церкви. Первых не интересовало что бы то ни было за пределами государственно-правовых структур, а их возникновение однозначно связывалось с появлением первой правящей династии Рюриковичей. Вторых более чем устраивал тезис о дикости нравов и культуры русских людей до принятия христианства. Позиция эта, всячески поощряемая и культивируемая, дожила до наших дней и заняла доминирующее положение в школьных и вузовских учебниках, научной и популярной литературе, в средствах массовой информации и т. д. В результате повсеместно насаждается мнение, что до определенных (указанных выше) временных пределов русский народ как бы вовсе и не существовал, пребывая во внеисторическом состоянии, а когда возник (вроде бы из небытия) на исторической арене, то просто воспринял идеологию, культуру и государственно-правовые традиции, сложившиеся до него и без него.

По счастью, в русской исторической науке всегда была сильна и другая струя. Многие выдающиеся и рядовые исследователи постоянно искали истоки русской самобытности в самых глубинах человеческой истории, не противопоставляя славян древнейшим этносам, жившим на территории современной России, и отыскивая русские корни (и не только их) у народов, испокон веков обитавших на Севере и в других областях Евразии. Эта традиция восходит к двум замечательным деятелям отечественной науки – Василию Никитичу Татищеву (1686–1750) и Михаилу Васильевичу Ломоносову (1711–1765). Труды обоих, посвященные древнейшей русской истории, были опубликованы посмертно; первый том «Истории Российской» Татищева, где подробнейшим образом рассматривается генезис русского народа, увидел свет даже на год позже ломоносовской «Древней российской истории…» (хотя и создан был почти на два десятилетия раньше). Однако оба русских ученых независимо друг от друга отстаивали одну и ту же мысль: корни русского народа уходят в глубины тысячелетий и затрагивают этносы, издревле заселявшие север Евразии и известные под разными именами античным и иным авторам (к последним можно отнести составителей библейских книг, арабских, персидских, китайских и других хронистов).

Татищев напрямую вел родословную славян (а следовательно, и русских) от скифов, по современным данным появившихся в Причерноморье ориентировочно в VII веке до н. э., ареал же их расселения распространял далеко на Север и в Сибирь, именуя наших далеких северных прапредков скифами [г]иперборейскими. Праотцом славян и русских, исходя из данных вавилонского летописца Бероса, Иосифа Флавия и более поздних историков вплоть до анонимного автора «Синопсиса» XVII века, Татищев считал Мосоха – шестого сына библейского Яфета (Иафета) и внука легендарного Ноя. А.И. Асов удачно объясняет происхождение имени Моск от протославянского и древнерусского слова «мозг»: в устной речи две последние согласные становятся глухими, и все слово звучит как «моск». От имени Мосоха (Моска) впоследствии образовались наименования: Москва – сначала река, затем и город на ней, Московия, московиты, москвитяне, москвичи… Яфет (Иафет) же, сын Ноя, по мнению многих, тождественен греческому титану Япету (Иапету), отцу Прометея, жившему, как и все другие титаны (после поражения от Олимпийцев и временного низвержения в Тартар), на Островах Блаженных, на самом краю Земли, то есть на Крайнем Севере – в Гиперборее (о чем речь пойдет впереди).

Родословная потомков Ноя и основанные на ней легенды были когда-то чрезвычайно популярны на Руси^[2] и породили вереницу апокрифических сочинений. Насчитывается около ста списков подобных «повестей» – преимущественно XVII века; некоторые из них полностью вошли в хронографы и летописцы (например, в «Мазуринский летописец»). Публикация данных произведений, исключительно важных для понимания русской предыстории и становления национального самосознания, прекратилась еще в прошлом веке. Современные ученые вообще считают их продуктом чистого сочинительства. Сидел якобы некто (и откуда такой прозорливец взялся?), глядел в потолок и от нечего делать сочинял что в голову придет, а другие потом у него списали. Так ведь получается? Но нет! Безымянные авторы, вне всякого сомнения, опирались на какие-то не дошедшие до нас источники (если не письменные, то устные). Следовательно, ядро этих повестей опирается на действительную историю, хотя и закодированную в виде образов дописьменного творчества народных масс.

Историки-снобы подчеркнуто высокомерно и чуть ли не с брезгливостью относятся к попыткам свести генезис древних народов к отдельно взятым предкам или родоначальникам, рассматривая это исключительно как акт мифопоэтического творчества. Но факты говорят о другом. Никто ведь не усматривает ничего крамольного в высказываниях типа: «Иван Грозный взял Казань»; «Петр Великий построил Петербург»; «Суворов перешел через Альпы»; «Кутузов разгромил Наполеона». Каждому ясно: хотя речь идет о событиях, связанных с деяниями больших масс людей, символизируют их в каждом конкретном случае отдельные личности. Так было в прошлом, так будет всегда. Кроме того, родословие во все времена начиналось с какой-то точки отсчета, и к ней всегда привязывалось конкретное лицо – пусть даже легендарное.

Татищев не был одиночкой в изучении древнейших корней русского племени. Не менее скрупулезно и панорамно данная проблема проанализирована Василием Кирилловичем Тредиаковским (1703–1769) в обширном историческом труде с подробным, в духе XVIII века, названием: «Три рассуждения о трех главнейших древностях российских, а именно: I о первенстве словенского языка над тевтоническим, II о первоначалии россов, III о варягах-руссах, словенского звания, рода и языка» (СПб., 1773). В этом незаслуженно забытом трактате только вопросу о Мосохе (Мосхе) как прапредке московитов-москвичей посвящено не менее двух десятков страниц. Вывод таков: «…Рос-Мосх есть праотец как россов, так и мосхов… Рос-Мосх есть едина особа, и, следовательно, россы и мосхи суть един народ, но разные поколения… Рос есть собственное, а не нарицательное и не прилагательное имя, и есть предимение Мосхово»^[3].

Тредиаковский, как никто другой, имел право на вдумчивый историко-лингвистический и этимологический анализ вышеочерченных проблем. Всесторонне образованный ученый и литератор, обучавшийся не только в московской Славяно-греко-латинской академии, но также в университетах Голландии и парижской Сорбонне, свободно владевший многими древними и новыми языками, работавший штатным переводчиком при Академии наук в Санкт-Петербурге и утвержденный академиком по латинскому и русскому красноречию, выдающийся отечественный просветитель стоял вместе с Ломоносовым у истоков русской грамматики и стихосложения и явился достойным продолжателем Татищева в области русской истории.

Помимо завидной эрудиции, Тредиаковский обладал редким даром, присущим ему как поэту, – чувством языка и интуитивным пониманием глубинного смысла слов, что неведомо ученому-педанту. Так, он решительно поддержал и развил мнение, упомянутое еще у Татищева, о русскости древнегреческого наименования «скифы». В соответствии с нормами греческой фонетики это слово произносится, как «скит[ф]ы». Второй слог в греческом написании слова «скифы» начинается с «теты» – Θ в русском озвучивании она произносится и как «ф», и как «т», – причем в течение времени произношение звука менялось. Так, заимствованное из древнегреческого языка слово «театр» до XVIII века звучало как «феатр», а слово «теогония» («происхождение Богов») еще недавно писалось «феогония». Отсюда же расщепление звучания в разных языках имен, имеющих общее происхождение: Фе[о]дор – Теодор, Фома – Том[ас]. До реформы русского алфавита в его составе (в качестве предпоследней) была буква «фита» – Ѳ, предназначенная для передачи заимствованных слов, включающих букву «тета». И слово «скифы» в дореволюционных изданиях писалось через «фиту». В действительности же «скит» – чисто русский корень, образующий лексическое гнездо со словами типа «скитаться», «скитание». Следовательно, «скифы-скиты» дословно означает «скитальцы» («кочевники»). Вторично, в качестве позднейшего заимствования из греческого языка, где оно служило названием пустыни, общая корневая основа «скит» вновь вошла в русское словоупотребление в смысле «отдаленное монашеское убежище» или «старообрядческий монастырь».

Ломоносов по поводу вопроса: можно ли именовать Мосоха прародителем славянского племени вообще и русского народа в частности – высказался гибко и дипломатично. Великий россиянин не принял бесповоротно, но и не отверг категорически возможности положительного ответа, оставляя «всякому на волю собственное мнение»^[4]. Аналогичным образом было расценено и предположение о вероятном родстве московитов-славян с Геродотовым племенем месхов, оказавшихся в конечном счете в Грузии. Что касается самой Геродотовой «Истории», то ее авторитет для раскрытия генетических корней русского племени Ломоносов считал непререкаемым. В концентрированном виде такое же понимание впоследствии сформулировал другой выдающийся русский историк – Иван Егорович Забелин (1820–1909): «…Никакая отрицающая и сомневающаяся… критика не может отнять у русской истории истинного сокровища, ее первого летописца, которым является сам Отец истории – Геродот»^[5].

Ныне представление о прямом родстве славяноруссов со скифами и другими древними народами Евразии считается не иначе как наивным. Между тем позиция Татищева – Ломоносова – Забелина может быть существенно подкреплена за счет аргументов, заимствованных из исторического языкознания, мифологии и фольклора. Линия, идущая от историков XVII – XVIII веков, была продолжена и закреплена в трудах Дмитрия Ивановича Иловайского (1832–1920) и Георгия Владимировича Вернадского (1877–1973), написавшего по-английски книгу «Древняя Русь» (1938 год; рус. издание – 1996 год), где история русского народа начинается с каменного века и проводится через последующие этапы: киммерийский, скифский, сарматский и т. д. Нельзя пройти и мимо исторических сочинений Александра Нечволодова и Льва Гумилева. Известный в прошлом археолог и историк русского права Дмитрий Яковлевич Самоквасов (1843–1911) также отстаивал скифское происхождение русского народа, а прародину славяноруссов именовал Древней Скитанией^[6]. Естественно, речь должна идти не об одном только русско-скифском родстве, но и о генетическом единстве множества народов, населявших в древности просторы Евразии.

История не всегда благосклонна к собственным радетелям, подвижникам и летописцам. Примеров тому не счесть. Для русских же поучительна и показательна жизнь и деятельность человека, внесшего неоспоримый вклад в становление и организацию исторической науки в России. Имя его, мало что говорящее современному читателю, – Александр Дмитриевич Чертков (1789–1853). Он обладал одним из самых богатых в России собраний книжных, рукописных и нумизматических редкостей. На данной основе впоследствии была создана и отстроена (дом с лепным фасадом в начале Мясницкой улицы) знаменитая частная Чертковская библиотека – бесплатная и общедоступная. Здесь, кстати, до перехода в Румянцевский музей работал Н.Ф. Федоров и здесь же состоялось его знакомство с молодым К.Э. Циолковским: длительное общение в стенах Чертковской библиотеки в 1873–1874 годах оказало решающее влияние на формирование космического мировоззрения будущего основоположника теоретической и практической космонавтики. Бесценное собрание Черткова было подарено Москве, некоторое время пребывало в Румянцевском музее (ныне Российская государственная библиотека), в настоящее время книги находятся в Исторической библиотеке, а рукописи – в Историческом музее.