Часть 1ДЫРОЛАЗ
1. Конгресс
Воспоминания пришли вместе со скукой. Взгляд по-прежнему блуждал по залу, инстинктивно задерживаясь на симпатичных частях тел посетительниц, при этом на лице – без особых усилий с моей стороны – висела дежурная светская улыбка, выработанная специально для бесед с заказчиками и женщинами. Но мысли мои сфокусировались где-то далеко-далеко, а точнее – в давней давности
Такое случается со мной в самых неожиданных ситуациях. Временами подсознание назойливо воспроизводит события прошлых десятилетий, изводя меня кровавыми сценами и воспоминаниями о совершенных промахах. Вот и сейчас перед моим внутренним взором возникли три луны и тускло-вишневое солнце-карлик, украшающие темно-зеленое небо над изломанным горизонтом. Это 2290 год, и 119-я пехотная бригада штурмует город, названия которого мы никогда не сможем произнести, вернее просвистеть.
***
…В небе висят боевые корабли огневой поддержки, посылающие кассетные боеголовки на укрепления противника. Впереди горит голубоватым пламенем пригород мегаполиса, где наши снаряды разнесли реактор энергоузла. Но крепость противокосмической обороны уцелела и продолжает палить по флоту вторжения, высасывая энергию из окружающего пространства
Холод сковал холмы и рощи, над которыми летят в атаку наши танки, развернутые тройной линией. За ними по заснеженному рельефу бредут пехотные цепи. На мне зеркальная броня, которая теоретически должна отражать лучи, поглощать высокие температуры и задерживать механические удары, но все это лишь до определенного уровня энергии. В руках у меня «митра-4Ф2» – мощное оружие, куда сильнее модели ЗМ9, которой довелось пользоваться на родном Монтеплато. Главный ствол бьет самонаводящимися шипами на дистанцию до 1700 метров , нижний стреляет на полкилометра реактивными гранатами, а левый испускает лазерный луч, способный прожечь сталь в палец толщиной с расстояния до трехсот метров.
Я командую взводом, наспех сколоченным из курсантов учебного курса. Еще неделя – и три сотни аспирантов, закончив сборы и получив положенное звание лейтенантов запаса, вернулись бы к науке, забыв об армейской тягомотине. Но тут внезапно вспыхнула война с цивилизацией панцирных дикобразов, командованию сектора срочно понадобились резервы, какой-то облеченный высоким чином гориллоид подмахнул бессмысленный приказ, в результате чего нас впопыхах погрузили в транспорт и отправили на другой конец Империи. Так начался затянувшийся на два года фронтовой бардак…
Преодолев нагромождение ледяных кристаллов и пластиковых обломков – замерзшая вода, увеличившись в объеме, разорвала водопровод, – мы приближаемся к оборонительным рубежам. Артиллерия и флот так и не сумели полностью подавить эти укрепления. Капониры извергают огонь и снаряды, в поле моего зрения растет число подбитых танков. Микромонитор, расположенный внутри шлема перед левым глазом, показывает общую обстановку в зоне батальона: три полосы основательно оборудованных позиций, опоясанных рвами с подогреваемой кислотой, колючей проволокой под высоким напряжением, вихрями силовой защиты и густыми россыпями прыгающих мин.
Над головой рвутся снаряды, шрапнель барабанит по шлему и наплечникам, но отскакивает, не в силах пробить зеркальные пластины. Танки, расстреляв первый рубеж капониров, прорываются в глубину, и пехота вливается в проход, почти очищенный от тяжелого оружия Цвай.
Здесь уничтожено многое, но не все. Торчат из снега непостижимые деревья, чьи стекловидные стволы расколоты ударной волной и оплавлены жаром взрывов. На полупрозрачных разломах уже распускаются, несмотря на адскую стужу, бледно-розовые побеги. Кое-где искрят, расшвыривая молнии, остатки электростатических заграждений и вращаются башни незамеченных танкистами броневых куполов. Оборона противника продолжает плевать беспорядочными залпами. Мы бьем по узлам сопротивления из всех стволов и продолжаем переть в указанном направлении, опустошая магазины и аккумуляторы.
Над вторым рубежом беснуются смерчи, извергаемые снующими в стратосфере корабликами. Мы уже начинаем привыкать к такой жизни, но тут рота получает приказ развернуться фронтом влево и при поддержке танкового взвода разгромить уцелевший опорный пункт.
Легкая суматоха. Сзади подтягиваются десять «диплодоков» – это бронетранспортеры нашей роты, – и почти одновременно подходят снятые с переднего края танки – четыре старенькие машины типа «динго». Всему квартету сильно досталось: я вижу опаленную броню, развороченные гнезда сбитых вражескими снарядами гравигенов. Теперь эти «динго» больше не способны летать и лишь ползают по грунту, оставляя в снегу глубокие отпечатки широких гусеничных лент.
Перестроившись, танки посылают на опорный пункт потоки металла, разогнанного магнитными толкателями до космических скоростей. Боеприпасы пробивают блиндажи и капониры, разнося вдребезги укрытия неприятельской пехоты. Одновременно по укреплению начинают лупить оставшиеся в тылу гаубицы. Под аккомпанемент жуткого грохота порхают факелы ракет. Огонь противника угасает, и мы, уточнив ориентиры, бросаемся в атаку.
Из развороченного капонира выбегают солдаты-цвай, палящие из реактивных карабинов. Рядом со мной валится на снег исполосованный осколками гранатометчик. Проникший внутрь скафандра воздух проклятой планеты разъедает его кожу, и лицо мертвеца под прозрачным щитком забрала быстро покрывается язвами.
Как сейчас помню – абсолютно хладнокровно, словно на полигонных тренировках, ловлю прицелом уродливую фигуру и, нажав гашетку полного залпа, стреляю одновременно из всех трех стволов. Лучи, граната и серия шипов в мизинец размером разваливают врага на куски. К моим ногам падает шестипалая рука с кривыми пальцами. Рука несколько раз дергается и затихает
Рядом со мной опускается на колено Матильда – стрелок-оператор, аспирантка кафедры молекулярного клонирования. Первая мысль: девушке стало плохо, или она хочет поплакать над растерзанным однокурсником. Но нет, Матильда всего лишь принимает позу для стрельбы с колена и короткими очередями хладнокровно укладывает закопавшегося в сугроб вражеского солдата.
А потом горизонт наливается голубым заревом. Ослепительная голубизна пульсирует, приняв форму исполинского веретена, и забрала наших шлемов темнеют, защищая глаза от нестерпимо яркого света. Это корабли поддержки сбросили на крепость крупнокалиберные бомбы, начиненные антивеществом, и от такого удара не спасают даже самые мощные силовые экраны. Командир роты отчаянно кричит: «Всем лечь, мордами в снег!». Мы едва успеваем выполнить приказ, и налетает ударная волна, которая сдувает снежный покров вместе с прочими легкими предметами вроде веток, трупов и солдат в бронированных скафандрах.
Меня несет и переворачивает, я бьюсь обо что-то разными частями тела, но каким-то чудом ухитряюсь не выпустить «митру». Наконец воздушный поток теряет некоторую толику ярости, швырнув оглушенного комвзвода в кучу мусора.
В трех шагах от меня кто-то шумно ворочается, потом из грязного снега появляется панцирь, на котором пучками растут длинные гибкие иглы. Солдат-цвай громаден, на голову выше меня, но встретил волну без скафандра, а вдобавок лишился оружия и одежды. Привстав на четвереньки, он трясет остроносой башкой и пытается протереть глаза верхней парой конечностей. Машинально вскидываю «митру» и стреляю в упор главным стволом Шипы, летящие впятеро быстрее звука, пробивают мягкие пластинки брюшной брони, и цвай, упав на спину, дергается в агонии…
***
Я помотал головой, отгоняя совершенно несвоевременные видеомемуары. Перед глазами снова ресторан, незнакомые люди танцуют танго. Моя спутница бросает на меня обиженные взгляды поверх богато сервированного стола
– О чем ты задумался? – спрашивает она. Объяснять не хочется, поэтому отвечаю уклончиво:
– Как всегда, ни о чем. Немного о женщинах, немного о старых встречах, которые никак не могу забыть…
У нее странное имя – Ольда. И она почему-то сердится, когда я называю ее Олей. В первый день Конгресса мы дважды повздорили, но теперь отношения как будто наладились. Во всяком случае, со вчерашнего вечера случилась всего одна перебранка. Да и та – по поводу толкования уравнений стабильности.
Сейчас мы сидим на парящих под потолком креслицах, а между нами висит тонкий диск столешницы. Летающие сиденья – это очень удобно, если не желаешь, чтобы сто-то приглашал твою спутницу на танец. Я заказал плотный ленч, но Ольда съела только пару пирожков, так что мне приходится стараться за двоих.
– Говорят, когда-то ты подавал большие надежды, – вдруг говорит она.
После паузы, необходимой для добивания доброго куска ветчины, я меланхолично спрашиваю:
– Кто говорит?
– Лысый Джарвис… доктор Хендерблайн.
– Старик всегда переоценивал мои возможности. В молодости я делал докторскую в его лаборатории, но бросил это занятие. Лысый был обижен на меня – вот и рассказывает всякие небылицы.
– В молодости? – По лицу Ольды нетрудно прочесть, что она пытается угадать, проходил ли я омоложение. – Сколько же тебе лет?
– Немного… – Я скромно улыбаюсь. – Совсем недавно разменял седьмой десяток. В общем, пару раз я попадал в переделки, так что пришлось раньше времени нырять в капсулу с ферментами.
Расширенные глаза, смесь сочувствия с восхищением.
– Отклонялся от вертикали?
– Приходилось… – Я продолжаю улыбаться. – Не переживай за меня. Ну потерял в общей сложности часок-другой. С каждым может случиться.
Она явно борется с желанием прочитать мне нотацию: дескать, нужно быть осторожнее, когда работаешь внутри черной дыры. Впрочем, кажется, Ольда понимает, что ее мнение меня не слишком интересует. Поэтому возвращается к прежней теме:
? Что же заставило тебя бросить науку?
? Женщины.
? А если подробнее?
? Не стоит. Ты будешь ревновать.
? Без подробностей я буду ревновать еще сильнее.
Именно этого я и добиваюсь…
Она все-таки разбередила память о той старой истории. Двенадцать лет фанатичных занятий теоретической физикой кого угодно превратят в законченного идиота. Лишь на финише четвертого десятка я вдруг сделал страшное открытие: счастье заключается вовсе не в корпений над математическими выкладками, понять которые способны лишь пара сотен подобных мне моральных уродов. Нет, счастье – в любимых женщинах. Может быть, даже не обязательно, чтобы они были очень уж любимыми…
Тут очень кстати появилась Айседора, и мы составили экипаж малого рейдера Дальней Разведки. Ее энтузиазма хватило ненадолго, и накачанная блондинка вернулась на свою планету к тоскующему жениху-менеджеру. Мне пришлось искать другое существо женского пола – достаточно симпатичное и вдобавок умеющее пилотировать корабли такого класса. Результатом стали скоротечные, но бурные романы с Людмилой, Чжу-Янь и Натали.
Потом неожиданно разразился мятеж Фурушиты, едва не превратившийся в полномасштабную гражданскую войну, дальше были Форсированная Экспансия и Большой Террор, а также прочие события, именуемые ныне Великим Оздоровлением. Полгода величайшая со времен полумифических Восьми Царств культура корчилась в конвульсиях, и поначалу трудно было сообразить, что происходит – родовые схватки или предсмертная агония. Смерч исторических закономерностей вновь закрутил мою судьбу, швыряя то в партизанский отряд, то в карательную эскадру или другую банду того же пошиба – в те времена они возникали на считанные недели, чтобы сыграть мало кому понятную роль в бездарной трагикомедии, именуемой Мировой Историей.
Иногда приходилось осваивать новые профессии, в других случаях очень кстати бывали знания, доставшиеся со времен, когда магистр Кассетов тужился постичь устройство Мироздания. И было еще много всякого – главным образом такого, что противоречит всем заповедям всех религий. А завершился тот период моей жизни совершенно неожиданно – оказалось, что у меня есть жена и двое детей, которых нужно выводить в люди. Впрочем, и семейная жизнь оказалась недолгой…
В конце же концов я стал тем, чем стал, – главой крохотной, но преуспевающей фирмы весьма специфического профиля. Не могу сказать, что безумно счастлив, но пока не стремлюсь что-либо менять…
Словно угадав мое нежелание продолжать этот разговор, Ольда предлагает потанцевать. Мы подзываем свободную «платформу невесомости» и присоединяемся к другим парам, кружащимся в колодце ресторанного зала. Ярусы распределены четко – столики летают на уровне трех кольцевых балконов, а танцующим отведены пол и два эшелона между сидящими. Всё как в лучших заведениях цивилизованных планет. Лютеция, конечно, мирок провинциальный, но аборигены стараются не отставать от моды.
И еще одна верная примета периферийного мира в – ресторане много военных, причем почти все – в повседневных мундирах. Флот, пехота, десантура, пограничники. У многих – орденские планки в несколько рядов. Здесь, в ближних окрестностях Солнечной системы, должны стоять крупные гарнизоны всех родов войск. На всякий случай.
В нашей части Галактики никогда не было спокойно, хотя уже года три не случалось больших конфликтов
***
После обеда грузимся в машину, которую я взял в агентстве проката. «Рено-Джулия» – удобный аэромобиль, хотя в подметки не годится моему оставшемуся на Венере лимузину, сделанному по индивидуальному заказу. Но не могу же я возить свой аэро в багажнике звездолета?!
Припарковавшись возле университета, направляемся в корпус физфака. В южном полушарии Лютеции кончается лето, поэтому абитуриенты уже сдали экзамены, а студенты блаженствуют на каникулах. Второй и третий этажи отданы под стендовые сообщения, и вдоль стен горят голограммы: тексты, графики, таблицы, спектрограммы.
Прогуливаясь вдоль стендов, ловлю завистливые взгляды. Мой бизнес по оказанию экстремальных услуг приносит солидный доход, поэтому я могу позволить себе обед в люкс-кабинете, в то время как профессора со своим окладом в три тысячи сидят по углам общего зала. На мне уникальный костюм, принимающий любую форму. Такую одежонку выращивают на Гондване по индивидуальным заказам, и стоит она безумно дорого. Это даже не одежда, а живое существо, выдрессированное удовлетворять гардеробные капризы хозяина.
Каждая нить – биополимер, выполняющий одновременно несколько функций: это и биологический чип, и мускул. По моему мысленному приказу костюм может принимать почти любую форму, за несколько секунд перекраивая фасон и физические свойства ткани. В памяти изделия хранится больше трех дюжин разных моделей одежды – от классического пиджачного костюма до облегающего трико с коротким плащом за плечами. По мере надобности я обновляю банк моделей, однако это муторное дело, и порой бывает просто лень программировать новый фасон, пусть даже он очень мне нравится.
В глубине души я полагаю, что истинная себестоимость подобных костюмов не так уж и высока, но фирма «Франсуа Гобль» продает их втридорога, поддерживая статус элитной одежды. Монополия, черт бы ее подрал! На деньги, которые я выложил за этот костюмчик, можно было бы купить авто повышенной проходимости на класс повыше моего «Фольксвагена-Доминанта» с его позолоченными деталями…
Ладно, вернемся к фундаментальной науке.
Стены университетского коридора украшены докладами и стендовыми сообщениями. Время от времени я копирую на свой блокнот самые интересные работы.
Конечно, нам выдадут по кристаллу с записью тезисов, но я предпочитаю иметь полный текст работ, которые привлекли мое внимание.
Как и следовало ожидать, большинство докладов посвящено самой модной сегодня теме – зависимости течения времени от формы ЧД-полости. Многоэтажные формулы совершенно не похожи на мои, да и результаты вычислений отличаются от тех, которые получил я.
Все мы, участники Конгресса, изучаем ЧД – черные дыры. Изучаем разными методами, с разных точек зрения и вдобавок – на основе множества принципиально разных моделей. Последнее обстоятельство представляется мне самым трагичным: поскольку до сих пор не создана вразумительная концепция ЧД, и астрофизики, принадлежащие к разным школам, зачастую не понимают друг друга.
Я задерживаюсь около большого, на два десятка страниц, доклада. Среди авторов – Роберт Митрофанов-Брайзер. Когда-то мы с ним работали в окрестностях Сириуса. Работа любопытная: за сухим академическим названием скрывается идея, которая всегда привлекала меня. Если удастся решить эту задачу, наши звездолеты научатся прыгать сквозь пространство где угодно, а не только через тоннели между парами ЧД. Уже сотню с лишним лет проблема Нижняка – Циммера – Вуанга не поддается натиску человеческой логики. Порой мне кажется, что тут нужна логика нечеловеческая.
***
– Ностальгия замучила?
Неторопливо повернув голову к источнику насмешливого голоса, утыкаюсь взглядом в благообразную эспаньолку, тронутую легкой проседью. Надо же, легок на помине! Сам Митрофанов-Брайзер, живой классик «евразийской» школы, снизошел до разговора с ренегатом. Хотя, конечно, в прежние времена Робби был хорошим парнем.
– Приветствую вас, Роберт Тимофеевич.
Он морщится.
– Давай без этикетов, а то меня затошнит – Робби с интересом поглядывает на Ольду. – Нравится?
– Еще бы! – Я не стал скрывать очевидного. – Роскошная женщина.
Ольда фыркает. Робби снова кривится и машет на меня рукой.
– Ты в своем репертуаре. Мог бы понять, что я спрашивал о докладе, на который ты пялился битых четверть часа.
Еще раз посмотрев на голограммы, я ворчливо сообщаю:
– Мне нравятся тема и постановка задачи, но не решение. Сложность математического аппарата – верный признак, что в теории что-то неблагополучно. Очевидно, неверны исходные постулаты, на фундаменте которых мы тщимся построить модель Вспомни птолемеевские эпициклы, которые на протяжении веков становились все сложнее. А потом появились Ньютон и Кеплер, написавшие очень простые, но все объясняющие формулы.
Ну вот. Не хотел конфликтов, а все равно коснулись болезненной темы. Ольда возмущенно шипит:
– Роберт Тимофеевич, Агасфер не желает признать, какого прогресса мы достигли, научившись получать стабильные решения!
Живой классик отмалчивается, предоставляя мне возможность высказаться. Ну, как знаете, коллеги. Я этого не хотел…
– И в каких пределах действительны эти решения? – осведомляюсь я, стараясь, чтобы в моем голосе не было ни намека на язвительность. – Уразумейте наконец: стабильность – математическая абстракция. Реально речь может идти лишь о квазистабильности. Публикуя такие результаты, вы обманываете прикладников, которые попытаются применить эти формулы на практике и подвергнут себя ненужному риску…
Несколько следующих минут звучат выкрики, перенасыщенные специальной терминологией. Наши вопли привлекают нездоровое внимание зала, но в конце концов мы с Ольдой замолкаем, исчерпав нормативную лексику, а Митрофанов-Брайзер примирительно замечает:
– Мадемуазель, должен признать, что наш друг в чем-то прав. Просто он всегда был максималистом. Пойми, Витольдыч, стабильные решения – максимум того, на что способна современная математика… – Он грустно усмехается. – А вообще-то жаль, что ты бросил науку.
– Как видишь, не совсем бросил. Даже доклад привез. У Робби расширились зрачки, словно он приятно удивлен. Спрашивает настороженно:
– Продолжаешь искать динамическое решение? Есть продвижение?
– Нет, увы… – Я развожу руками. – Чисто прикладные работы. Кстати, доказывающие, как опасно применять на практике стабильные решения…
Я замолкаю и прислушиваюсь. Через открытые окна и распахнутую дверь ближайшей аудитории просочились знакомые звуки. На улице стреляют из бластеров. Причем стреляют интенсивно и где-то поблизости. Слышатся крики, топот множества ног, хлопки парализующих гранат.
В таких ситуациях я не привык раздумывать. Особенно если на бицепс давит кобура. Подбежав к окну, я выглядываю наружу, но все уже кончилось. Внизу, возле стоянки аэромобилей, толпятся бойцы спецназа, одетые в броню с надписью «Тайная полиция» на спине. Несколько человек в штатском экспансивно общаются, размахивая верхними конечностями. Кого-то проворно упаковывают в пластиковые мешки, и вскоре кавалькада аэро с государственными номерами взмывает в воздух. На стоянке остались только два пятна свежей крови и десяток ошарашенных очевидцев.
Обычное дело. Тай-по не сумела взять кого-то живьем. Печально. Такие житейские истории временами случаются на любой планете Единых Миров. Держава, желающая существовать долго и спокойно, должна заботиться о собственной безопасности. Поэтому спецслужбы методично избавляют Империю от генетического мусора. Мы к этому привыкли, так что даже перестали обращать внимание, когда кто-нибудь пропадает, мелькнув напоследок в судебных хрониках.
– Что там случилось? – спрашивает, подходя сзади, Ольда.
Отвечаю беспечным тоном:
– Несколько аэро залпом взлетели. Красивое зрелище.
Возвращаясь в коридор, я мысленно ругнул себя за несдержанность. Куда, спрашивается, полез, дурень старый? Хорошо, пушку не вытащил. Было бы весело схлопотать заряд от снайпера, который мог принять меня за пособника тех, кого брали.
Робби я застаю стоящим возле моего стенда. Классик со снисходительной миной разглядывает результаты наблюдений, собранные за многие годы дыролазных погружений. Спору нет, обе темы не слишком грандиозны: «Особенности долгопериодических пульсаций ЧД 2-го типа» и «Внешняя локация массивных тел, движущихся по ЧД-каналам». Минимум математики и максимум голых фактов.
– Ты будешь смеяться, но мне понравилось, – неожиданно сообщает Митрофанов-Брайзер. – Во всяком случае, от твоей работы есть практическая польза.
– Сам знаю, – фыркаю я. – Только меня это не слишком греет. Хотелось большего.
– Помню, – кивает он.
***
Мы с Ольдой познакомились в день приезда, когда вселялись в смежные номера гостиницы. И вот уже четвертую ночь проводим то в ее апартаментах, то в моих. Регулярная смена обстановки поддерживает новизну ощущений. Благополучно пережив некоторое количество мимолетных романов, я пришел к твердому убеждению: если нет глубокого чувства, которое посещает нас непристойно редко, главное в таких отношениях – не допускать однообразия
Только вот, несмотря на все мои старания, Ольда занимается любовью невероятно нервно, словно обременена тяжелейшими проблемами. Или слишком неопытна в этом деле. Ни в то, ни в другое не верится, и наша связь начинает пробуксовывать на холостых оборотах. К счастью, завтра мы разлетимся по своим планетам, чтобы никогда больше не встретиться. В освоенной человеком части нашей Галактики разбросано не меньше семидесяти миллиардов homo sapiens, из которых около десяти миллиардов составляют женщины подходящего возраста Кто знает, какой окажется следующая…
Мы лежим, расслабившись, и матрас неназойливо переключается в режим массажа. Ольда молчит, и это даже к лучшему – разговаривать не хочется.
Протянув руку, беру с тумбочки пульт, включаю телевизор и, прогулявшись по каналам, останавливаюсь на непрерывной ленте сообщений «Вести Галактики». Голограмма заставки превращается в сидящих за необъятным столом дикторов. Белый мужчина и темнокожая женщина, меняя мимику в зависимости от содержания текстов, зачитывают новости, поступившие с сотен планет, населенных четырьмя расами, разбитыми на полторы дюжины государств. На заднем плане мелькает видеоряд – кадры, заснятые операторами бесчисленного множества информационных агентств
– Тебе это интересно? – удивленно спрашивает Ольда.
– Новости экономики – не очень…
Переключившись на меню, выбираю архив военно-политической информации Виртуальные дикторы послушно принимаются излагать новости последних суток
– Пресс-центр министерства обороны сообщает, что «Колдун», линейный корабль новой серии, вышел на ходовые испытания. В настоящее время на стапелях Гиркана завершается сборка корпуса однотипного линкора «Чародей» Третий корабль этого проекта, получивший название «Талисман», заложен более года назад, и его вступление в строй ожидается в середине 2332 года. Тактико-технические характеристики новых линкоров пока не называются. Однако, согласно данным независимых экспертов военно-патриотического клуба «Милитарист», по огневой мощи корабли типа «Колдун» на 30– 40 процентов превосходят лучшие боевые единицы флотов Драй и Малой Галактики…
– Астрофизическая обсерватория «Коперник-Экстра», расположенная в секторе между скоплениями Орион-2 и Орион-3., подвела итог многомесячных наблюдений за цивилизацией Драй Научный руководитель обсерватории Серж Блинов заявил, что на дальней от Земли окраине владений Драй отмечаются мощные выбросы энергии. Эти вспышки, происходящие на расстояниях от 700 до 1000 световых лет от Солнечной системы, не поддаются объяснению естественными причинами. По мнению доктора Блинова, в указанном регионе может иметь место как техногенная катастрофа, так и применение оружия большой мощности.
– Правительственные войска на Антике (Астрофедерация) продолжают боевые операции против повстанцев, действующих в прибрежных джунглях континента Боливари. После массированных атак на провинциальный центр Симонсити правительство планеты двинуло к западному побережью соединения национальной гвардии, поспешно перебрасываемые с других материков. Согласно ежемесячной сводке киевского Института стратегических проблем, численность повстанческих отрядов на Боливари, выступающих за присоединение Антики к Единым Мирам, составляет от 37 до 44 тысяч активных комбатантов и до трех миллионов сочувствующих…
– Выключи этот бред, – хнычущим голосом просит Ольда. – Лучше расскажи, как там, внутри черных дыр. Красиво?
Вот эту тему я люблю.
– Мне нравится. Очень яркие, сочные цвета ложатся лоскутами, словно ты внутри громадного многомерного калейдоскопа. Пейзаж меняется непрерывно, структуры плавно переливаются, меняя окраску, форму и размер… – Я вздыхаю. – Нет, пожалуй, этого не передать словами. Надо увидеть самому, чтобы понять, о чем идет речь. Надо погружаться много раз на протяжении многих лет, и только тогда постепенно начинаешь понимать, к какому величию прикасаешься.
– Изнанка Вселенной… – Она кладет голову мне на плечо, и я чихаю, когда локон Ольды защекотал мне ноздрю. – Я видела фильм, снятый внутри ЧД-полости. Это похоже?
– Очень отдаленно. Нет полного впечатления, потому что на голограммах теряется масштаб. Оказавшись в канале, чувствуешь себя пылинкой, утонувшей в океане. Из-за эффектов внутреннего отражения кажется, что канал бесконечен по всем осям, но по некоторым направлениям все-таки более бесконечен…
Ольда не отзывается. Может, загрустила оттого, что никогда не увидит красоту объекта, изучением которого занимается второй десяток лет. Мне тоже становится жаль ее, но по другой причине: если умная женщина красива, то обречена на одиночество.
Так недолго и расчувствоваться. К счастью, годы излечили меня от сентиментальности, сделав махровым толстокожим циником. Вдобавок, прерывая бестолковый разговор, замурлыкал блокнот, брошенный на тумбочку рядом с кроватью.
Поначалу я даже удивился: на Лютеции меня мало кто знает, так что звонить могут разве что из администрации отеля или оргкомитета Конгресса. И еще Робби Митрофанов-Брайзер, что тоже не слишком заманчиво.
Однако, разобрав цифры на дисплее определителя номеров, приободряюсь. Послание поступило из офиса XS – принадлежащей мне фирмы.
Инфосеть действует со скрипом даже в пределах одной планетной системы, а на межзвездных расстояниях и вовсе не надежна. А ведь письмо прибыло не с рейсовым кораблем, которые обычно перевозят кристаллы с почтой. Судя по справочным данным, кто-то оплатил пересылку послания на Альфу Центавра гравитационным пучком через ЧД-канал.
Нажав нужные сенсоры на клавиатуре блокнота, запускаю режим воспроизведения. Над плоской коробочкой заплясали разноцветные искры, складываясь в объемный портрет моего помощника. Глядя в объектив, Омар докладывает:
– Шеф, поступил срочный заказ от клиента, который подписался «Изумрудный мальчик». Вас ждут в системе звезды Улла. Работа средней сложности, оплата по максимуму. Я решил сообщить. На всякий случай.
На голограмме появляются координаты места назначения и расположение каналов, по которым туда можно попасть. Как я понял, речь идет о секторе на самой границе подконтрольных человечеству пространств. Мирных поселений там наверняка нет, одни только базы военного флота, крепостные гарнизоны да маяки, иначе за мной прислали бы корабль сопровождения.
Омар наговаривает длиннющий текст, излагая совершенно ненужные детали. Ничего не поделаешь: та ковы печальные правила межзвездных и даже межпланетных разговоров. Надо успеть сказать как можно больше – вдруг эта информация понадобится, и адресату не придется задавать встречные вопросы, теряя время на ожидание ответа.
***
Терпеливо слушая болтовню отставного боцмана, нахожу через Инфосеть планеты нужный раздел галактического атласа, и программа молниеносно рисует варианты маршрута: кратчайший, экономический и совершенно невыгодный, та не выводящий за пределы имперской юрисдикции. Разумеется, я воспользуюсь последним – получив заказ военного ведомства, не стоит пересекать государственную границу Единых Миров.
– Улетишь? – немного обиженно спрашивает Ольда, наблюдая, как я одеваюсь. – Прямо сейчас?
– Придется. Хочешь, подброшу тебя на твою планету? У меня космолет на орбите.
Она со смешком ложится на бок, отводя от меня взгляд. Ответ ее звучит беззаботно:
– Космолет ни к чему. Я живу на Лютеции. Эта самая планета, только континент в другом полушарии. Отосплюсь, а завтра днем за три часа доберусь по воздуху.
– Понятно. – Я прячу блокнот во внутренний карман пиджака. – И, конечно, у тебя есть муж. Она лениво кивает.
– Дети, муж, любовник. Полный комплект. Пожав плечами, я целую ее на прощание. Не буду лезть в чужую душу, где меня не ждут. Связи должны быть короткими. Долгими могут быть только настоящие любовь и дружба, но ни того, ни другого между нами возникнуть не успело.
На рукаве костюма появилось табло хронометра. Два часа ночи. Ничего, высплюсь на борту – первую половину пути запросто можно проскочить на автопилоте. Делать крюк на Венеру, чтобы прихватить второго дыролаза, нет никакого резона. «Паровоз» со всем оборудованием при мне, а задание несложное.
***
Через полчаса, выполнив все формальности, связанные с выселением из отеля, я спускаюсь в вестибюль. До космодрома доберусь аэробусом.
Костюм превращается в комбинезон, ткань становится водоотталкивающей. Выхожу на улицу, подняв капюшон. Обожаю ночь, грозу и одиночество.