Магия большого города. Провинциалка

^Пролог^

Над небольшим одноэтажным зданием, выкрашенным в веселый салатово-зелёный цвет, звенели детские голоса. В окно светило яркое солнце, приближалась весна, и сконцентрироваться на теме урока юным умам было невероятно сложно.

– Так все-таки как опознать мага? – не дождавшись ответа с первого раза, терпеливо повторила миссис Шерман, учительница средней школы. Шестеро малышей в возрасте от пяти до восьми лет растерянно переглянулись. Вроде бы только что подробно все объясняли, но кто прослушал, кто замечтался, глядя на танец солнечных зайчиков на стене, а кто уже успел забыть.

Самая младшая в группе девочка с задорными хвостиками, бодро торчащими в разные стороны, неуверенно подняла руку.

– У них во время волшбы светятся фанги! – важно и уверенно произнесла малышка. Миссис Шерман с трудом удержала нейтральное выражение лица, вовремя подавив смешок.

– Фа-лан-ги, Эбигаль. У магов во время произнесения заклинаний и сразу после этого светятся фаланги. Или просто пальцы. Молодец, – похвалила Патрисия ребенка за старание и продолжила. – Сильнее всего это заметно на ногтях, потому обращайте внимание на людей, носящих перчатки. Не скрывают ли они недавний магический выброс? Не планируют ли дурного? Если заметите кого-то с длинными рукавами или каким-то еще образом прикрытыми пальцами, сразу говорите взрослым. Желательно полицейским!

Миссис Шерман назидательно воздела к небу собственный палец с тщательно подпиленным аккуратным розовым ноготочком.

– Повторю еще раз, на всякий случай! – она слегка повысила голос, поскольку самый старший сорванец снова отвлёкся на что-то за окном. – Не бабушке, не маме, не друзьям по секрету, а сразу полицейскому! Можно мэру или его помощнику. Все поняли?

Дети согласно загудели, кивая вразнобой, и только малышка Эбигаль продолжала хмуриться, что-то бормоча себе под нос.

– Ма… то есть миссис Шерман, а у всех магов пальцы обязательно светятся? – с серьёзным лицом уточнила девочка.

– Конечно, только недолго, – пояснила Патрисия. – Нужно очень внимательно следить за их руками: если заклинание было слабым, то искры едва заметны, их легко упустить из виду.

Патрисия Шерман с легкой улыбкой обвела взглядом ребятню, сосредоточенно записывающую новые сведения в тетради. Почерк у самых младших хромал, то и дело проскакивали печатные буквы. Нужно будет еще проработать прописи, а то не видать им работы клерком даже в самой захудалой фирме.

Все чаще при приеме на работу требовали знание пишущей машинки, особенно от девочек. Хорошо бы мэр прикупил хоть одну для школы, но при мысли, что этого жмота придется месяц уговаривать раскошелиться, у миссис Шерман заломило в висках. Нахмурившись, она строго взглянула на детей.

– К следующему уроку выучить, чтоб от зубов отскакивало, названия пальцев и их количество! Буду спрашивать! – заявила Патрисия.

Мучительные стоны были ответом на это тяжелейшее домашнее задание. Ребятня с шумом выбралась из-за стола, чуть не уронив общую лавку, и быстро скрылась за дверью, пока учительница не передумала и не добавила еще что-нибудь.

Малышка Эбигаль не спешила на улицу. Наоборот, она решительно подошла к Патрисии и одним прыжком устроилась у той на коленях. Строгая преподавательница не возражала, ласково потрепала девочку по голове и поправила один из покосившихся хвостиков.

– Мам… ты уже мама, да, без миссис? – все же уточнила малышка. Она всего полгода ходила на занятия в школу и никак не могла привыкнуть к тому, что ее ласковая родительница в стенах учебного заведения превращается в строгую учительницу.

Патрисия с улыбкой кивнула.

– Мам, а почему мои фа… то есть ногти не светятся? Может, я все же не маг? – с надеждой спросила девочка.

Улыбка учительницы увяла.

Она бережно взяла еще пухлую, но уже не младенческую ладошку и потрогала крохотные пальчики.

– Ты особенная, Эбби, – мягко произнесла она, поглаживая руку дочери.

И когда ее крошка успела так вырасти? Уже начинает задавать неудобные вопросы. Миссис Шерман тяжело вздохнула.

– Ты точно маг, дорогая. И поверь, тебе безумно повезло, что этого никак не определить.

###

^Глава 1^

Свисток поезда выдернул меня из тревожной дремоты.

Я распахнула глаза и поспешно огляделась, с облегчением сознавая, что вроде бы не храпела и попутчиц в качестве подушки не использовала. Измученного вида женщина средних лет, сидевшая рядом со мной на таком же неудобном кресле со слишком ровной спинкой, тихо посапывала, приоткрыв рот. Состав шёл уже пятый час, периодически подбирая все новых пассажиров, но сходить никто не торопился. Повезло еще, что я успела сесть и засунуть кофр под сиденье, в проходе уже собралось человек десять, и, судя по всему, это еще не предел. Многие селяне в поисках лучшей доли перебирались в города покрупнее, а уж Нью-Хоншир – столица штата, куда сейчас направлялся поезд, – так и вовсе представлялся многим землей обетованной.

Я поерзала на жесткой коже, стараясь делать это незаметно. Леди не пристало демонстрировать, что у нее затекла задница. Да и вообще, что у нее есть эта часть тела, лучше не вспоминать.

Ох, как неловко, все-таки заснула! Неудивительно, конечно, учитывая тот факт, что из дома пришлось выбираться до рассвета в попытке избежать цепких лап мэра. Вряд ли он караулил меня лично – много чести бесприданнице – но людей своих дежурить наверняка поставил. Догадывался, что так просто я не дамся и попытаюсь сбежать.

Ничего, сон их будет долгим и крепким. Еще одно свидетельство в копилку мэру, что я таки ведьма, но без вещественных доказательств (то есть меня) – это всего лишь слова. На таких шатких основаниях ордера на арест ему не дадут, что бы он там ни орал у забора.

Но напугал он меня вчера знатно.

То ли выпил, и в голове помутилось, то ли и впрямь решил свалить вину за стоящую третий год засуху на безвинную деву в моем лице… Явился сей человек под калитку, пошатываясь, и принялся вещать на весь городок о том, что смерть моей матушки была неспроста, и заплатила она таким образом цену за чёрное колдовство – потому и не родят поля, потому и не льётся с неба ни капли, а зимы стоят холодные и бесснежные.

И плевать идиоту, что подобное непотребство творится в пятнадцати штатах из двадцати четырёх, и одной человеческой жизни, даже отданной добровольно, на столь обширное заклинание не хватило бы. Да и откуда ему знать эдакие тонкости? Наш убогий городишко только величается так на карте, а по сути своей село селом. Центр на десяток домов, два из которых церковь и мэрия, да фермы вокруг с безжизненными полями и облетевшими раньше срока деревьями. Раньше в Сен-Саммерсе еще была школа, но со смертью моей матери, единственной учительницы в округе, ее пришлось закрыть. Я могла бы вести занятия, но вот беда – диплома-то у меня не было, и первый же проверяющий лавочку бы прикрыл. Так что пришлось дюжине разновозрастных детишек таскаться три раза в неделю в соседний посёлок покрупнее. Им даже старый полуразвалившийся бус выделили для таких нужд. Мэр тогда еще ругался долго, мол энербрикеты и без того дорожают год от года, еще тратить их на оболтусов… только вот родители хотят всего самого лучшего для своих чад, а обученным грамоте и счету гораздо проще устроиться на нормальную работу в городе, хоть бы и мелким клерком. Гнуть спину в полях, не родящих уже третий год, желающих все меньше.

Мелкая дробь по стеклу привлекла мое внимание к однообразному пейзажу за окном. С неба снова сыпалось не пойми что – то ли снег, то ли дождь – и, ударяясь о прозрачную поверхность, тонкими полосами стекало по диагонали вниз. По крыше забарабанило сильнее, громче – похоже, все же град. Прекрасно! Конец апреля, первые робкие ростки пробиваются сквозь промерзлую землю, тут-то их и поколотит.

Я вздохнула, искренне сочувствуя фермерам окрестных земель. И ведь на ненавистных магов не свалишь – их уже почти сто лет как повывели.

Ну, не всех, конечно, но кого нашли – так точно. Выжившие прятались, переезжали, притворяясь обычными людьми: ведь если ты не колдуешь, то и определить никак нельзя, одаренный ты или нет.

Чуть не хмыкнула вслух от издевательской формулировки, оставшейся с прежних времён, когда магов почитали и боялись.

Одаренный!

Скорее, проклятый. Обреченный таиться, не демонстрировать данную свыше силу, глушить все ее проявления, и горе тебе, если хоть искра прорвётся наружу… толпа не дремлет. Детей в школах учат распознавать магов: если заметил что подозрительное – сразу сообщай родителям или властям!

Я потёрла руки друг о друга, пытаясь согреть закоченевшие пальцы. Очередная дурацкая мода, диктуемая людским страхом – кружевные митенки. Говорят, раньше можно было носить плотные кожаные перчатки не только профессиональным рабочим, но и обычным людям. Теперь же разрешённый максимум – закрытая ладонь. Ногти всегда должны быть на виду, ведь они первыми начинают светиться при магическом выбросе. Глупость, как по мне.

Мои никогда не светились.

Подышав на ладони, я спрятала их в подмышки. Поза, недостойная приличной девушки, ну да я и не на приеме у мэра. Не то, чтобы часто я там бывала, хотя матушку регулярно приглашали. Она вообще пользовалась уважением горожан – хорошенькая вдова с образованием, не слишком демонстрирующая ум – мужчины вокруг нее так и вились, но замуж звать не спешили. Матушка, впрочем, туда и не собиралась. Хранила верность моему давно погибшему отцу.

Под ногами глухо скрипнуло, протяжно и пугающе, так что дама на соседнем сиденье подскочила и перестала похрапывать.

– Помилуйте небеса, это еще что? – пробормотала она спросонья.

Я мило улыбнулась ей и предупреждающе пнула по решетке. Бенджи иногда забывал о конспирации и порывался общаться, для чего сейчас было совершенно не место и не время. Животных в поезда не пускали, они обязаны были ехать в отдельном, багажном вагоне, где было еще холоднее, чем в пассажирском. Мой избалованный скворец там точно окоченел бы.

В суете посадки пронести его незаметно не составило труда. Плотно укрытая чехлом клетка походила на громоздкий саквояж, а характерную ручку-кольцо я давно заменила на чемоданную, как раз на такой случай. Причудливая дамская сумочка – сейчас женщины в дорогу что только не берут. Шляпные коробки богатых особ, путешествовавших первым классом, очень даже напоминали формой птичьи клетки, а их содержимое – самих птиц, пестрых и взъерошенных.

Не понимаю эту страсть цеплять на голову распотрошенное гнездо. Лет двадцать назад шляпки были куда практичнее – немаркие, неброские, хоть как-то греют голову и не сползают при каждом чихе. Одна из таких, кстати, красовалась на мне. Я иногда ловила на себе неодобрительные взгляды пассажирок – носить нечто столь старомодное, по их мнению, было просто неприлично. Мне же синий потертый фетр напоминал о матери. После нее осталось не так много одежды, но в основном именно такое – качественное, практичное, ношеное, но в пристойном состоянии. Часть ее гардероба за годы жизни в провинции отошла мне – в самые тяжёлые времена миссис Шерман без раздумий брала иголку с ниткой и перешивала очередную кружевную блузку в роскошное детское платье. Новую одежду мы практически не покупали, а с тем, что имелось в наличии, я привыкла обращаться аккуратно и бережно.

Судя же по модным журналам, которые иногда попадали к нам в дом через дам-благотворительниц, уважающая себя столичная леди обязана была одеваться в новом стиле каждый год. Откуда они брали на это деньги – неизвестно, зарплата учительницы средней школы считалась довольно пристойной по меркам Сен-Саммерса, тем не менее денег хватало нам лишь на аренду скромного домика и еду. Все остальное записывалось в категорию роскоши и приобреталось исключительно на премии или наградные, которые мэр выдавал крайне неохотно, а после смерти миссис Шерман так и вообще перестал.

Я пару лет перебивалась случайными заказами – шить у меня получается неплохо, подогнать-расставить платье, укоротить его до модной длины могу запросто. Если бы не притязания мэра, открыла бы рано или поздно свое ателье… но увы. Ничего, девушки с руками, растущими из нужного места, они и в столице не пропадут. Тем более, я еду не наобум, в никуда. В Нью-Хоншире жила семья моей матери, пусть и не самые близкие родственники, но вряд ли позволят пропасть родной крови.

Снова свисток, и поезд качнулся, сбавляя ход. За окном, расчерченным ливнем, замелькали дома, сначала низкие и приземистые, с прилепившимися по бокам сараюшками для скотины, затем повыше, этажей на пять-шесть. Я приникла лбом к мгновенно запотевшему грязноватому стеклу. Здания становились все солиднее, сердце мое колотилось все громче.

Я и представить себе не могла подобного величия. От взмывающих в небо высоток захватывало дух.

Поезд еле тащился, степенно вползая в вокзал, как откормленная гусеница, а я все не могла оторваться от зрелища. За прошедшие часы я насмотрелась на самые разные остановки. Небольшие сельские, где посреди полей торчали лишь перрон и небольшой навес для чудом заблудившегося в пасторали первого класса. Крупные торговые, где сразу же поднималась суета с выгрузкой и погрузкой огромных ящиков, а покрикивающие управляющие бдительно следили, чтобы грузчики не поживились чем-нибудь сквозь неплотно подогнанные доски. Средние городские со снующими носильщиками в униформе и ароматными запахами из привокзального кафе, просачивавшимися даже в вагон.

Столичная Центральная затмевала их все.

Металлические перекрестья опорных балок сплетались в вышине в причудливые цветочные узоры, разноцветное стекло при солнечной погоде, должно быть, отбрасывало на пассажиров целую радугу. Сейчас же все оттенки слились в одно невнятное серое пятно, над которым угрожающе клубились тучи.

А народу-то сколько!

Кажется, если собрать всех обитателей нашего городка и приказать им бегать туда-сюда, и то не выйдет эдакой суеты. Алые жилеты носильщиков мелькали то тут, то там в мешанине разноцветных нарядов дам и темных костюмов джентльменов. Громыхая колёсами, мимо пронеслась тележка, на которой пирамидой громоздилось с десяток чемоданов. Они подрагивали в такт шагам мальчишки-подростка, который весело подпрыгивал, не обращая внимания на опасно шатающуюся конструкцию. Впрочем, скорее всего, он бегает с такими грузами не первый год и знает наверняка, как именно их уложить понадёжнее.

Я подняла на колени клетку, огладила чехол, чтобы не сбился в самый неподходящий момент, и ногами выпихнула из-под сиденья кофр. Он и не такое обращение видал, матушка брала его в любую маломальскую поездку, и стоял он у нас на чердаке сколько я себя помню. Не удивлюсь, если сей предмет старше меня.

Состав замер, содрогнулся всем своим механическим телом и облегченно выпустил струю пара, со свистом расплескавшуюся под застекленным потолком вокзала. Пассажиры засуетились, проверяя, не забыли ли что из пожитков, и стараясь пробиться поближе к дверям. Мне спешить было некуда, потому я дождалась, пока основная волна схлынет, и степенно двинулась на выход. На ступенях пришлось повозиться – сначала спустить клетку, оставить ее на перроне и вернуться за чемоданом. Юбка, пусть и укороченная почти до колена по последней моде, путалась в ногах и мешалась как могла.

Заметив, что у меня заняты обе руки, немедленно подскочил парень в форменной жилетке.

– Носильщик нужен? Такси до отеля? Сопровождающий? – заученно оттарабанил он стандартный набор фраз. С какой стати он решил, что я из этих дамочек первого класса, что без помощи не в состоянии корзинку пронести три шага, понятия не имею.

– Не нужно ничего, спасибо, – пропыхтела я, воюя с багажом. На кофре имелись колесики, но они сейчас отчего-то смотрели все в разные стороны, и катиться гладко по перрону отказывались. – Хотя… такси было бы неплохо, благодарю!

– У входа, – буркнул парень, обидевшись, что от его услуг отказались. Ну, прости, у меня нет лишних денег, и так слишком много отдала за билет.

Сбережений у матушки и так-то не водилось, а уж за прошедшие с ее смерти три года я успела выгрести остатки подчистую. Найти работу в нашем захудалом городишке проблематично, если ты не хочешь копать землю с утра до вечера или ходить за скотиной.

Я не хотела.

Шитьё меня неплохо кормило, но опять же – слишком мало клиентов, редкие заказы, да и тратятся провинциальные модницы не так чтобы регулярно. Похороны, свадьба, рождение ребенка – вот и все праздники. Понятно, что они происходят не так часто, как хотелось бы честной труженице в моем лице.

Рано или поздно мне все равно пришлось бы переезжать в город. Судьба в лице мэра просто подтолкнула к скорейшему решению. Менять обстановку всегда страшно, но когда нет выбора, как-то и переживать не получается. Просто делаешь, что должна.

Носильщик быстро сориентировался и прицепился к семейной паре, растерянно озиравшейся по сторонам. Что ж, судя по их потерянному виду, у прощелыги есть все шансы подзаработать.

Я же присмотрелась к основному потоку пассажиров и влилась в него, проворно шевеля ногами. Быть затоптанной толпой не хотелось. Насмерть вряд ли, конечно, но помнут знатно.

Захлопали, открываясь, многочисленные зонтики. Нас вынесло на улицу, и за шиворот тут же полилась противная ледяная вода – полурастаявшие в полете снежинки. У меня никакой защиты не было, кроме шляпки, да и та быстро размякла и сползла на глаза, периодически роняя капли с полей то в скромное декольте, то за воротник пальто.

Ориентируясь на алые огоньки авто, я побрела к стоянке такси. Машины подъезжали редко, люди плотно скопились под узким навесом, вжимаясь друг в друга до неприличия. Пока я раздумывала, втискиваться ли в эту человеческую массу или же поберечь свою девичью честь, на меня кто-то налетел.

Чемодан и клетку вырвало из моих рук, они разлетелись в разные стороны и, судя по смачным всплескам, приземлились в глубокие лужи. Мир завертелся спиралью, а мое лицо с размаху встретилось с чем-то твёрдым и колючим.

###

^Глава 2^

Глаза я открывала не без опасений. Болели ушибленная губа и почему-то нос. Как ни странно, лежала я не в луже, а с некоторым, не побоюсь этого слова, комфортом. Поверхность подо мной шевельнулась, и я с визгом рванулась наверх, но застряла.

– Не ори. Я чуть не оглох, – проворчал подо мной мужской голос.

Ресницы разлепились моментально, непозволительно близко являя мне скуластое лицо с отросшей щетиной, всклокоченные мокрые волосы и воротник дорогущего плаща. Так вплотную я парней еще не видела и, наверное, поэтому немного засмотрелась, пока не заметила насмешку в серо-зелёных глазах и самодовольную ухмылку.

Мамочки, я ж на нем лежу! К щекам неудержимо прилила кровь, когда я осознала, в какой компрометирующей позиции мы оказались. То колючее… это же была его щетина! Кажется, я его поцеловала! Не нарочно, случайно, но все равно…

Кошмар!

Попытавшись вырваться и встать, я снова потерпела неудачу. Теперь до меня дошло, почему – на моей талии поселилась чья-то не в меру наглая рука.

– Не трепыхайся, – поморщился блондин, придерживая меня без видимых усилий. – Деревня, а ты вроде и ничего. Тряпки так себе, конечно, но вот под ними…

И захватническая ладонь бесстыдно поползла с талии ниже, по пути ощупывая подворачивающиеся изгибы. Этого я уже стерпеть не могла. Брыкнула, лягнула и все же скатилась с хама. Бок и локоть сразу заледенели, пальто промокло насквозь.

– Сам ты деревня. Наглец! – фыркнула я, поднимаясь с четверенек в полагающуюся разумному человеку вертикаль и оглядываясь в поисках кофра и клетки. Как ни странно, их еще никто не утащил. Матушка предупреждала, что в столице на каждом шагу ворье, обкрадут и не заметишь. Не успели, наверное.

Спохватившись, я полезла проверять заначку.

Сбивший меня парень тоже встал, оказавшись каланчой под два метра ростом, и со смесью веселья и брезгливости пронаблюдал за моими охлопываниями.

– Так и знал, что женщинам верить нельзя, – прокомментировал он увиденное и резким движением головы отбросил с глаз мокрую челку, обрызгав меня заодно. – Такая юная, а уже обманывает честных людей.

Когда я поняла, на что он намекает, вспыхнула по самую шею.

– Проверяю, не украли ли чего, – выпрямившись, поправила я сползшую шляпку. – А то нравы в городе те еще. Зазеваешься – раз, и нет ценного.

Решительно шагнув к кофру, я не без труда перевернула его вертикально. Он подмок, но вроде бы не насквозь.

– Нужно мне оно, твоё ценное! – цыкнул блондин, без малейших усилий подавая мне на вытянутой руке клетку. А весит она немало, я страшно пожалела, что не приделала и к ней колесики. – Не зевай, деревня!

С этим напутствием он шагнул в пелену дождя и почти мгновенно исчез из виду. Оттуда, из сумрака, донеслись вереницей возмущённые гудки. Похоже, парень принципиально не смотрел, куда идет, предоставляя окружающим возможность уворачиваться от него как могут.

Клацая зубами и чувствуя, как со шляпки за шиворот уже не капает, а льётся, я доволокла багаж до стоянки. Народу за время нашей с блондином перепалки стало немного меньше, и мне удалось втиснуться под крышу. Стянув с головы тонкий фетр, я пару раз встряхнула его и, осознав, что хуже уже не будет, просто выжала, как тряпку. Собственно, так некогда приличная шляпка и выглядела.

Оглядев себя, я расстроенно прикусила губу. Пожалуй, в такси мне не стоит и соваться. Не возьмут. Доплачивать за испорченные сиденья я не готова, а в том виде, в каком я сейчас, только под забором лежать, в обнимку со свинками.

Как ни прискорбно, в настоящий момент противный блондин был прав. Деревня я самая натуральная. Местами еще и вонючая.

Вздохнув, я покосилась на очередное подъехавшее такси, что призывно распахнуло дверцу. В него тут же впорхнула девица в невесомом платье, невесть как оставшемся абсолютно сухим в проливной дождь. Вот уж кто ведьма, без сомнений!

Ожидающие молча продвинулись еще на полшага вперед. Люди сурово поглядывали на меня, хотя я вовсе не пыталась втиснуться без очереди. Оглядев хмурые лица и плотно сдвинутые плечи, молча развернулась и побрела к остановке общественного транспорта.

Здесь мне точно ловить нечего.

Народу на станции энбусов было немного, скорее всего потому, что навеса она не предусматривала. Только столбы с цифрами, обозначавшими маршрут, и единственная узкая полоса карниза над картой. Там-то все и столпились, так что я минут десять потратила, пытаясь разглядеть и понять, куда мне, собственно, нужно.

Адрес я знала наизусть – мама иногда получала письма из столицы. Прятала их под подушку, думая, что я не вижу, читала по ночам, а после сжигала, я находила обрывки бумаги в камине. Однажды мне удалось подглядеть надпись на конверте, а поскольку память детская цепка, увиденное врезалось намертво. Нью-Хоншир сорок шесть, сто двадцать семь, дом девять. Сначала мне показалось, что это какой-то диковинный шифр, пока в одной из книг не встретилась историческая справка. Оказывается, чтобы не мучиться с названиями, улицы столицы поименовали просто – по порядковым номерам. Лучи, исходящие из центра, стали четными цифрами, а расходящиеся как от брошенного в воду камня круги – нечетными. Значит, нужный мне дом расположен на перекрестье сорок шестого луча со сто двадцать седьмым кольцом.

Не ближний свет, как выяснила я, глядя на карту. Определившись с маршрутом, выбрала один из столбов с соответствующим номером и встала рядом, вглядываясь в сизую дымку. Дождь почти прекратился, оставив после себя тяжелый туман и мелкую взвесь, которая висела в воздухе, забиваясь под одежду.

Когда энбус наконец-то подкатил, я поняла, почему горожане предпочитают тратиться на такси. В салоне воняло так, что меня замутило сразу же. Старый бус, возивший детей в школу, тоже попахивал, но не до такой степени. Может, дело в том, что окна там не закрывали в любую погоду, и запах хоть немного выветривался? Здесь же все было задраено насмерть, как в батискафе. Ароматы смешивались, похоже, годами – старые носки, немытые подмышки, птичий помет и прочее вливались в общее амбре, создавая непередаваемую гамму.

– За проезд уплачиваем! – буркнул водитель, не глядя на меня, и ткнул толстым заскорузлым пальцем в наклеенную рядом с ящиком для сбора денег картонку.

– Двадцать сентов?! – возмутилась я, но за кошельком все равно полезла. А что делать? Пешком все равно добираться до завтрашнего вечера буду. Дорого, конечно, но дешевле такси. Переживу.

Монеты просочились в узкую прорезь и звонко брякнули, приземляясь на товарок. Расставаться с деньгами было почти физически больно. У меня оставалось шесть аккуратно сложенных тайлеров, припрятанных в стратегических местах, которые давеча беспардонно осмеял наглый блондин, и около одного тайлера мелочью на дорожные расходы. Такими темпами придется лезть в сокровенное, разменивать очередную бумажку. Сбережения испарялись на глазах, а у меня еще ни работы, ни жилья.

Ничего, сейчас доберусь до родных, вместе придумаем, что делать!

– Проходи, красотка, дай другим тоже пройти, – посоветовал мне прокуренный мужской голос за спиной. Его владелец подкрепил совет чувствительным щипком моей пятой точки. Я вздрогнула, но визжать и подпрыгивать не стала, хотя это шоу несомненно порадовало бы работягу. Думаю, этого он и добивался. Вместо этого я развернулась и снисходительно похлопала его по предплечью.

– Конечно, извините, пожалуйста. Старость нужно уважать! – звонко заявила я на весь салон. Мужчина, которому вряд ли было больше сорока, обиженно запыхтел, но ответить ничего не успел – я уже отошла в глубину энбуса, а орать вслед он постеснялся.

Ничего, скоро он меня припомнит.

Таким, как он, доставляет особое удовольствие лапать невинных девочек, которые не могут дать сдачи. Что ж, теперь его удовольствие будет… труднодостижимым. Старость, которую я упомянула, неожиданно и резко наступила, особенно для его мужских органов. Мелкое проклятие, рассосётся само через сутки, оставив непоправимые последствия. Снять смогу только я… но вряд ли захочу.

Жаль, мэру такое же не успела повесить. Ему бы не помешало – в воспитательных целях.

Чем глубже в салон, тем ядренее становился воздух. Стараясь не дышать, я добралась до узкой скрипучей винтовой лестницы и от греха подальше поднялась на второй уровень. Там немилосердно дуло, в незастеклённые окна заносило порывами ледяной душ с крыши, но зато меньше воняло. К счастью, кофр влез в проем, а то и не знаю, как бы доехала.

Двухэтажные энбусы пришли к нам со Старого континента и быстро получили распространение, поскольку вмещали куда больше пассажиров, чем обычные. Только вот тем, кто ехал наверху, зачастую приходилось терпеть ливень, холод, пронизывающий ветер или же промозглую взвесь тумана.

Почему-то мне кажется, что климат по другую сторону океана куда мягче, чем у нас, иначе с чего им делать транспорт практически без боковых стенок?

В газетах писали, что наши инженеры пытались застеклить и утеплить верхние этажи, но такие бусы быстрее выходили из строя и поглощали больше брикетов, чем стандартные, потому решено было выпустить модель как есть. Дальше уже проблема потребителя.

Не хотите мучиться – заработайте на авто или же возьмите его в кредит. Некоторые банки даже взяли лозунг на вооружение и периодически разбрасывали листовки с рекламными проспектами как раз на вторых этажах энбусов.

Воровато оглядевшись и убедившись, что меня не видно с остановки, я провела ладонью по сиденью, сгоняя лишнюю влагу, и тут же уселась, прикрывая место преступления юбкой.

Второе подряд заклинание дало побочный эффект – кончики ногтей потемнели, словно я долго копала грядки. Полюбовавшись на специфический маникюр, я пристроила клетку рядом с собой, отгородившись ею от ветра и дождя хотя бы с одной стороны. Чехол плотный, скворцу ничего не будет, а мне поприятнее.

Промокшее пальто неприятно липло к телу, пропитывая грязной жижей и платье под ним. Я оглядела пустые сиденья – никого – и, запустив одну руку под полу, принялась поглаживать толстую ткань. Вокруг меня заклубился пар, смешиваясь с наползающим снизу туманом. Грязь снять таким образом не выйдет, это нужно полноценно сосредоточиться, сесть и наложить плетение посложнее, но хоть изнутри просушу.

Тучи постепенно растекались в стороны, улица светлела, будто запоздало вспомнив, что едва миновал полдень и до ночи еще далеко. Лужи радостно переливались в лучах выглянувшего солнца, а водитель энбуса словно нарочно норовил проехаться по ним и расплескать воду на случайных прохожих.

Хотя что это я? Наверняка нарочно.

Однотипные кирпичные коробки спального района, по три-четыре этажа, снова уступили место разнообразию. То тут, то там в распогодившееся небо взмывали настоящие небоскрёбы. Читая сводку новостей, я смутно представляла себе их величие, зато сейчас поняла, что название им дали не просто так. Острые шпили, казалось, действительно царапали облака.

Мерно покачиваясь, энбус катился по улицам, что становились все оживленнее. Скорее всего, со стороны я полностью соответствовала неприятному прозвищу, данному мне блондином – деревня. Рот мой открывался сам собой при виде очередного чуда архитектуры.

Бус свернул на одну из улиц-окружностей, и мимо снова замелькали жилые дома попроще. Не имея возможности отвлечься на захватывающие виды, я поневоле задумалась, что же ждёт меня дальше. Сомнения я старалась гнать подальше, но сейчас, под мерное гудение двигателя, они активизировались, и чем ближе к заветному адресу, тем сильнее меня одолевали дурные предчувствия.

Не просто так матушка рвала те письма и сжигала. Либо их присылали тайком, либо же в них были какие-то не слишком хорошие новости. В последние годы, кстати, конверты перестали приходить совсем, так что ехала я практически наобум. Родственники могли как переехать, так и умереть. Только вот выбора у меня особого не было – уезжать из Сен-Саммерса все равно нужно было, без разницы куда. А здесь, в столице, у меня есть пусть небольшой, но шанс снова обрести поддержку семьи.

Заметив на очередном перекрёстке указатель – сто двадцать седьмое кольцо – я с немалым сожалением оставила нагретое место и потащила кофр обратно вниз по скрипучей лестнице. К счастью, тот неприятный мужчина успел сойти на одной из остановок, и мы с ним больше не пересеклись. Я бы точно не удержалась и добавила к проклятию еще что-нибудь вроде чесотки.

От остановки пришлось пройти еще немало, почти квартал до следующего пересечения. Я брела не торопясь, старательно обходя сувениры, оставленные то ли очень крупными собаками, то ли людьми. Намотать подобную прелесть на колеса мне совершенно не хотелось.