Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники. Книга 7
000
ОтложитьЧитал
Автор, редактор и составитель сборника Виктор Музис
ISBN 978-5-0051-8921-9 (т. 7)
ISBN 978-5-0051-5090-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ВИКТОР МУЗИС
БАТАГАЙСКАЯ ИСТОРИЯ
(рассказ геолога)
1. Перелет
По окончании полевого сезона, экономя фонд заработной платы, всех старались побыстрее отправить в Москву. Сначала рабочих, затем геологов.
Но в этот раз я набрался наглости и упросил начальника, Лешу Тимофеева, отправить меня в Батагай на пару дней как сопровождающего спецрейс АН-2 с грузом проб для лаборатории.
На самом деле мне хотелось навестить супругу, которая работала в бухгалтерии, и, особенно, дочку, которую супруга взяла с собой на лето и которая начала учебу в местной школе поселка в третьем классе.
Взяв на складе меховой полушубок, поскольку дело было уже в конце осени и пахло близкой зимой, я прилетел в Батагай.
Увидев меня на базе, главный геолог Лев Натапов даже удивился: ты чего, мол, здесь… Я успокоил его, что прилетел всего на пару дней и пошел в лабораторию, отчитаться о передаче привезенных проб.
2. Минлаборатория
Надеясь на похвалу за мои лично подготовленные и высланные ранее пробы, я был поражен, когда увидев меня, начальник лаборатории Соловьева, с возмущением заявила, что присланные ранее металлометрические пробы на спектральный анализ оформлены в безобразном порядке, то есть без соблюдения какого-то порядка, то есть просто рассованы по ящикам кое-как и будут обработаны в последнюю очередь.
Я очень удивился, ведь свои пробы, приготовленные в пакетиках из крафт-бумаги, я аккуратно упаковывал строго по порядку по номерам и аккуратно складывал в ящики, которые готовил сам из разных других ящиков от продуктов. В ящики клал сопровождающую ведомость в трех экземплярах, как положено.
Заглянув в ящики, которые отругала Соколова, я увидел, что все они приготовлены и отправлены нашим техником Лешей Ш, дело его рук. Он, видимо, совсем не понимал, как оформляются такие пробы и опыта у него, видимо, не было никакого. Просто наложил в ящики пробы без соблюдения порядка по нумерации и вложил одну ведомость на несколько ящиков. Такого непонимания в оформлении я и сам от него не ожидал.
Соловьева попросила меня задержаться и переложить все пробы как следует и составить новые описи.
Но это было дело довольно длительное и скрупулезное и, чтобы с ним справиться, мне нужно было задержаться в Батагае на несколько дней. С Натаповым, о моей работе в лаборатории, она обещала договориться.
3. Музыкальная школа
Так я остался в Батагае и мог уделить дочери больше времени. В первый же день вечером, я пошел в школу, чтобы встретить ее после музыкальных занятий – она училась там и в музыкальном классе, продолжая те занятия, на которые ходила еще в Москве.
Забирая дочку из школы, я поинтересовался у учительницы, как идут занятия у дочери и приготовился выслушать хвалебную речь – ведь ученица-то из самой Москвы!
Но услышал я совсем другое: все, мол, так плохо, что они и не чают, когда же мы уедем… Музыкой дочка практически не занимается, и что с ней делать, она не знает. На мои слова, что у нас нет пианино, учительница сказала, что мы можем заниматься в любом классе, где есть пианино, и который не занят.
Учительница оказалась москвичкой, что здорово поубавило мой внутренний гонор.
Удивительно только, почему дочкой не занималась супруга, пустив все на самотек. А что еще было делать в поселке вечером, вот, знай себе, уделяй ей побольше внимания. Удивительная беспечность…
И вот с утра я шел в лабораторию исправлять Шишковскую чехорду в пробах, а вечером шел в школу и, выбрав пустой класс с пианино, занимался с ней по музыкальным заданиям. Не знаю, насколько улучшились наши музыкальные знания, но отношение к нам улучшилось. А когда мы собрались уезжать, то учительница попросила меня передать небольшую посылку ее родным в Москве. Видимо, какой-то гостинец.
4. Универмаг
Когда мы впервые возвращались из школы, дочка сказала:
– Пап! Пойдем я тебе что покажу!..
И мы зашли в промтоварный магазин, где дочка подвела меня к прилавку с бижутерией и застыла перед этими «сокровищами» за стеклом на уровне ее глаз. Глаз, открытых и застывших в немом восхищении. Сверкающие камешки, золотые колечки, цепочки и гирлянды разноцветных бусс, буквально заворожили ее, будто то драгоценности пещеры «Али-Бабы».
Потихоньку перебирая и перекладывая беспорядочно разложенные Лешкой пробы, я укладывал их по порядку по номерам и готовил новые ведомости. Вечером занимался с дочерью в школе. По дороге к дому продолжали заходить в универмаг, позволяя дочери полюбоваться на ювелирные «сокровища»…
5. Печка
А вот в доме я переналадил топку железной печки из бочки 200-ки. Дом был, на сколько помню, бревенчатый, на две комнаты и с прихожей, где стояла в горизонтальном положении печка. Тепло дом держал, но вот топить печку женщины совсем не умели. В первый вечер, придя домой с работы, они набили печку дровами так, что я не мог заснуть от жары.
Топить я стал сам. Дрова не колол, а клал на угли пару жердей, и, по мере их прогорания, подкладывал еще одну жердь. Печь держала постоянную температуру, ночью только нужно было один раз встать и подкинуть в печку жердину… Но это было для меня делом привычным.
6. Зараза
Было еще одно неприятное происшествие. Расчесывая дочке волосы, я вдруг заметил у нее на голове несколько букашек. Я всполошился, еще раз поразился беспечности своей супруги, и поспешил с дочкой в медпункт. Там подтвердили, что она действительно заражена, а на вопрос, чем лечить, мне посоветовали мыть ей голову дегтярным мылом, почаще расчесывать и, по возможности, подстричь покороче. А лучше наголо. Услышав последние слова, у дочери из глаз брызнули слезы.
Я ее успокоил как мог, сказав что стричь наголо не будем, если только чуть-чуть подстрижем.
Купив дегтярное мыло, я сразу же промыл ей этим мылом голову и еще раз расчесал волосы. Ее удалось все-таки уговорить слегка подстричься. И как мог продолжал расчесывать дочке волосы.
Но прошла неделя с моего прилета в Батагай. Работу в лаборатории я закончил. А бухгалтерия стала готовиться к вылету в Москву.
И вот я всей семьей вылетел из зимнего заснеженного Батагая в осеннюю Москву – домой.
Дома, как говорится, и стены помогают! И мы быстро избавились от остатков заразы.
А музыкальную школу она оставила сама и я ей не препятствовал. Занимаясь с ней музыкой, я видел, какого терпения и усердия требуют эти занятия. И простой увлеченности здесь мало. Это возможно только если у ребенка есть какие-то склонности или предпосылки, а короче талант, чтобы занятия шли не из-под палки…
2020 г.
= = = = = = = = = =
КОЛЫМА. ПОЙМАТЬ БЕЛКУ
(рассказ геолога)
1. Базовый лагерь. Весна
Таежная избушка
Работали мы в районе Колымской низменности и базовый лагерь основали в центральной части отрабатываемого участка на берегу речки Лисья.
На общем лагере собирались весной, для заброски вертолетом к месту полевых работ, а осенью для камералки и вылета в Зырянку и домой в Москву.
На базовом лагере оставались только радист-хозяйственник, для связи с нами, две 10-местные палатки-склады с продовольствием и снаряжением и минералог Онищенко, которому срубили небольшую избушку с квадратной дверью-лазом: очень он медведей боялся… Хотя в районе нашем их почти не было…
2. Базовый лагерь. Осень
Так вот, собрались мы в первый сезон осенью на базовом лагере, поставили палатки, камералим, рыбачим хариуса потихоньку наудочку нахлыстом, отдыхаем от забот праведных…
Женя Дыканюк после купания…
Баньку устраиваем, постирушку…
Не забывая, что «солдат спит», а зарплата идет – а это заполярный коэффициент 2.0 и 0.5 полевых…
Лагерь наш располагался на надпойменной террасе среди густого высокого стройного соснового леса, где, по примеру других, мы с Димой Израиловичем поставили себе 4-местку, а некоторые палатки и кухня с обеденным столом и лавками по бокам и под навесом от дождя, располагались на высокой части пойменной террасы – сухой чистой галечной косе.
Автор (впереди) и Володя Чекмазов
Автор (за столом справа – вылавливаю комаров из супа
Здесь же на косе в сторонке садился и вертолет МИ-4.
Вертолет МИ-4
3. Ящик-ловушка
И вот, наш затейник, Женя Дыканюк, что-то затеял делать: что-то хитрое и затейливое. Делал-делал, а руки у него откуда надо, и сделал из большого ящика из под аммонита, а наш горный отряд работал с аммонитом, клетку-ловушку… Набил по краям стенок, где была крышка, мелких гвоздиков и перетянул их вдоль и поперек геофизическим шнуром. Получилась сетка с мелкой ячейкой. А сбоку узкая фанерная дверца с брусочком-грузиком вверху, падающая вниз под собственной тяжестью при закрытии. Ящик ставился так, чтобы сетка и дверца были с лицевой стороны. Внутри через крючочек из гвоздика перекидывалась леска, на одном конце которой цеплялась приманка, чаще всего головка вяленого хариуса, а на другой привязывалась тонкая заостренная с двух сторон палочка-сторожок. Сторожок подпирал дверцу, оставляя лаз. Белка залезала внутрь, дергала приманку, сторожок влетал внутрь и дверца падала, закрывая вход.
А сделал он эту ловушку, чтобы поймать белку. А шкурка у сибирской белки летом непривычного черного цвета. Летом она черная, а зимой такая же как и у рыжих – светло-голубоватая.
Женя Дыканюк (слева)
4.Черная сибирская белка
И одна из белок тут же попалась. Надо сказать, что их много было в округе и они прибегали прямо в лагерь. Ящик ставился сеткой и дверцей на бок и белка прыгала в нем с пола на стенку как заведенная, ведь ей надо было куда-то девать свою энергию.
Тут уж всех охватил ажиотаж – всем хотелось привезти домой необычного цвета белку. Особенно тем, у кого были дети.
И меня это лихо не избежало. Я тоже стал сооружать такой же ящик-ловушку. Детей у меня, правда, не было, но у жены были два малолетних двоюродных племянника.
Ящиков пустых было много, но мы брали которые подлинней, чтобы зверьку было попросторнее.
Наш хозяйственник за лето даже выложил в своей палатке паркетный пол елочкой из некрашеных дощечек ящиков из-под аммонита.
Сибирская черная белка
Кормили их, подсовывая шишки с орешками стланика, а в сетку вставляли сухофрукты для компота – яблоки, груши, абрикосы, сахар-рафинат… На дно ставили баночку с водой.
Чтобы зверьку было где укрыться, чтобы отдохнуть, да и согреться ночью, а была поздняя осень, конец августа, по ночам подмораживало, вот-вот должен был лечь снег, опять же по примеру Дыканюка, мы стали шить из войлочной кошмы небольшие продолговатые сумочки с узким горлышком и прикрепляли их в дальнем верхнем углу ящика – как бы под потолком. Белка сама надергивала коготками тонкий пучок войлока и затыкала им изнутри, когда ей надо было, входное отверстие.
Скоро наш лагерь стал похож на небольшой зверинец – несколько белок прыгали в ящиках, создавая топотливый шум от прыжков.
Но, с приближением отъезда домой, надо было подумать и о способе перевозки белки в Москву. Досмотр нас не пугал, в те 60-70-е он был формальным, можно было хоть белку везти, хоть огромные рога сохатого. Но не тащить же большущий ящик.
Стланик с кедровыми шишками
Опять же по примеру Дыканюка мы стали делать небольшие деревянные коробочки с войлочной сумочкой-жилищем внутри. У меня такой помещался в портфеле, где я возил обычно приемник Спидолу.
Таким образом, я благополучно привез белку в Москву и отдал ее сестре жены на забаву детям. Они тут же купили ей большую клетку с колесом, где она с азартом крутилась, а, когда пообвыкла и привыкла к людям, ее даже стали выпускать в комнату…
2020 г.
= = = = = = = = = =
АНАТОЛИЙ МУЗИС
ПИСЬМА
Мой брат служил когда-то на границе
И вот, в далекой дому стороне,
На письма он исписывал страницы
И больше всех писал своей жене.
Я часто видел письма брата,
Но их горячность понимал едва.
С тяжелой неуклюжестью солдата
Он в них мешал влюбленные слова.
Сбивались в кучу строк корявых стая.
Я скоро их запомнил наизусть:
«Любимая… Хорошая… Родная…
Вернусь… Люблю… Ты жди меня… Вернусь…»
И вот – война! Мы все теперь солдаты,
Мы все теперь с любимыми вразброс.
И как не вспомнить письма брата
И тот, не высказанный в них вопрос.
Война не мир, а пушки не хлопушки
И человек пред ними одинок.
Людей телячьи красные теплушки
Несут по руслам множества дорог.
Огонь печурок озаряет лица,
Обогревает дымом и теплом
И вижу я, что наяву им снится
Родимый и далекий отчий дом.
И тряску сердца в письмах изливая,
Как брат мой, изливая грусть
Все пишут также: «Милая… Родная…
Вернусь… Ты жди… Люблю тебя… Вернусь…»
И я вернусь! Я для тебя, родная,
Пройду сквозь бури неизвестных гроз,
Меня ведет вперед и сохраняет
Вся та любовь, что я с собой унес.
= = = = = = = = = =
ПЕРЕД АТАКОЙ…
Небо тучей накрыла ночь,
Стало чернее черного мрака.
Промчалась комета
Точь в точь, как ракета перед атакой.
Выгнула в темном небе дугу,
Холодную белую линию,
И я почувствовал – не могу,
Темнота обессиливает.
Я лежал в подмосковном снегу
И ждал…
Не рассвета,
нет, не рассвета…
Я ждал, когда же ракета
Всех нас подбросит с криком «Ура»!
И я знал – впереди враг.
Но внутри был не страх,
Потому что страшнее страшных атак
Было лежать на белых снегах.
Белых до сумасшествия,
До предела…
И я, напружиня горячее тело,
Как второго пришествия,
Ждал знака
Из мрака
За которым – атака!
= = = = = = = = = =
АЛЕКСАНДР МИЛЕДИН
О ВОЛГЕ – УНИВЕРСАЛ
Если трезво представлять реальность, то будет тебе весело и хорошо. Что в СССР, что после. Даже в пресловутые 90-е, когда всё вокруг развалилось. Вместе с очередью на новый Запорожец в родной конторе, где я был аж вторым.
Это было печально, но меня вполне удовлетворила дизельная Волга, компании Scaldia-Volga из Бельгии.
Волга ГАЗ 24—77 (24D)
В то время легковых авто на солярке в Москве и области практически не было. А вот дефицит бензина был. Вместе с огромными очередями на АЗС. Подъезжая на заправку, я не отказывал себе в маленьком спектакле. Надо было сначала громко ужаснуться количеству жаждущих топлива, а потом, театрально махнув рукой, подъехать к пустующей колонке с соляркой. В очереди обязательно находился знаток, который объяснял чайнику (мне), что соляркой Волгу не заправляют. На это полагалось ответить: – Лучше солярка, чем многочасовая очередь! После этого народ с удовольствием следил за моими манипуляциями по заливке дизтоплива и злорадно смотрел вслед, но недолго.
Еще веселее было на трассе, когда с канистрой в руках я тормозил КАМаз и просил налить. Для Волги. Ошарашенные водилы часто даже денег не брали. В колхозе, около дачи, завидев мой аппарат, трактористы бежали наперегонки с канистрами соляры. В обмен на бутылку Распутина.
Но все хорошее кончается. Кончился и буржуйский движок от Пежо, точнее его наиболее нежная часть – ТНВД. Ремонтировать его было у нас негде, а новый тащить из-за бугра невыгодно. Пришлось имплантировать под капот родной 402-й от ЗМЗ. С него у меня начался период постижения таинств этого двигателя. Было очень интересно и познавательно его чинить. Благодаря 402-му, я познакомился и подружился с кучей интереснейших и хороших людей. Естественно, весь багажник всегда был завален запчастями, потенциально нужными при дальних поездках.
В одно прекрасное раннее утро, я возвращался домой по М-2. Не доезжая Черни, движок затрясся и заглох. Как оказалось, лопнуло коромысло на распредвале. Его в моих закромах не было. И меня осенила гениальная мысль – тормозить проезжающих мимо на продукции ГАЗ-УАЗ. Для убедительности, я отвинтил злополучное коромысло и показывал его водителям. Движение на трасе тогда было редкое. Нужных авто мало и такой запчастью разжиться не получалось.
Когда из остановившейся Волги высунулась интеллигентная молодая дама, я понял, что мое невезение сегодня достигло апогея. Я все же помахал злополучной железкой и спросил, нет ли у неё такой же. Дама внимательно осмотрела её и с ужасом уставилась на меня:
– Но это коромысло с распредвала внутри движка! И вы его разобрали на обочине!?
В свою очередь я чуть не упал на ту же обочину. Такая симпатичная и ухоженная женщина, и с одного взгляда определила откуда это!
Дама довезла меня до автомагазина. По дороге мы мило, вдумчиво и с удовольствием обсудили устройство 402-го. Дай бог ей в нынешней жизни иметь хороший автомобиль и не забивать свою голову размером вкладышей, степенью сжатия и углом зажигания.
Моя любовь к Волгам со временем постепенно сошла на нет. А нынешние авто чинить не интересно.
= = = = = = = = = =
СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Прилет в конце сезона вертушки на лагерь за 250 км от базы, всегда праздник. Наконец-то можно получить и отправить письма домой. Заодно привозились газеты «Правда» и «Известия» месячной давности, а при наличии друзей на базе – пару бутылок коньяка или водки.
В этот раз бонусом к вышеперечисленным радостям, из восьмерки выгрузились три интеллигентных типа, сопровождаемые главным геологом. Извиняющимся тоном, он представил их, как поисковиков снежного человека, которых надо повозить с собой в маршруты и поспособствовать их общению с якутами-оленеводами.
Два оказались доцентами физфака МГУ, третья – не помню кто, но тоже из универа. Все с опытом туризма в ближнем Подмосковье и даже в Карелии. Тетка была не первой молодости и без комплексов. Первыми её словами ко мне, было – Здорово бичи, где у вас тут сортир? При этом она демонстративно разминала в руках лист газеты.
Несмотря на ироничное к ним отношение, люди они были безобидные. Выпросив у нас, все, что мы знали про снежных людей или, по-якутски, «чучун», они переключились на оленеводов. Расспрашивая их часами и прилежно записывая в тетради. Судя по количеству тетрадей, якуты наговорили им баек на две «Одиссеи».
Несколько раз они ходили с нами в недалекие маршруты, разглядывая любые следы и обозревая горы в бинокли. Увы, ни одной чучуны они так и не нашли, хотя поболтались в нескольких отрядах. И даже никаких их следов, ни шерсти, ни экскрементов.
К концу сентября вся партия собралась на базовом лагере на реке Хобойутуу. Традиционная камералка подходила к концу. Маявшихся «гоминологов» было откровенно жалко.
Снежный человек
Имевшаяся 8-мм кинокамера, натолкнула нас на возможность все-таки дать возможность увидеть несчастным доцентам желанного Homo troglodytes. Идея была простая: наряжаем меня в полушубок, вывернутый наизнанку, на голову меховую шапку и запускаем на склон горы, напротив лагеря через реку. Весь этот маскарад должен пройти на фоне закатного солнца.
Для правдоподобности, посвященный в аферу народ должен был бегать и кричать: -Чучуна, чучуна! Пару человек, для усугубления ажиотажа, пальнула бы из карабинов. Весь спектакль снимался бы на кинокамеру и фото.
Увы, гениальная идея была похоронена тогдашним начальником партии. Опасавшимся, что кого-нибудь в суматохе подстрелят взаправду. Слишком много оружия было на лагере.
А жаль. Мог бы получиться фильм, затмивший бы пресловутый фильм про американского биг фута из Калифорнии. Подтвержденный кучей свидетелей и фото!
= = = = = = = = = =
АЛЕКСЕЙ ТИМОФЕЕВ
ЗНАКОМСТВО С ЯКУТИЕЙ
Вдруг захотелось вспомнить мою давнюю молодость и мое первое знакомство с Якутией!
Я тогда служил в Советской армии и будучи еще недавним студентом МГРИ (ПС-66 и далее ПС-67),где не особенно учился, а в основном играл на гитаре в рок-группе и близко познакомился с будущим геофизиком и коллегой по увлечению Димой Булавинцевым. Надо сказать, что мои переходы из учебной группы в другую сопровождались академическим отпуском и я с помощью родителей устроился в инженерно-геологическую фирму Фундаментпроект и там два раза побывал на полевых работах: рабочим на электроразведке ВЭЗами в Алма-Ате и пом. буром на станке АВБТ-100 в Чите на инженерных изысканиях строящегося автозавода.
Но потом, после трех с половиной курсов, сдался военкомам и попал в сержантскую учебку, где попал в батарею радиотелеграфистов, почти по профилю и желанию, так как воинская часть была артиллерийской учебной бригадой, а мне таскать орудия и снаряды абсолютно не хотелось.
Прошел год и я стал сержантом по специальности радиотелеграфист 2-го класса и мне сильно захотелось переменить обстановку казармы и я оказался в командировке в целинном автобатальоне с приданной ему радиостанцией для связи. Близилась демобилизация и я написал Диме, уже геофизику, работающему в ВАГТе письмо, где просил своего друга взять меня на полевые работы рабочим или радистом. Он ответил «да» и я после майского дембеля оказался в районе метро Первомайская, где в то время располагалась экспедиция №3 ВАГТа. Дима мне все рассказал про районы будущих работ – это оказалась Якутия, что для меня было просто прекрасно.
Первоначально планировалась электроразведка в партии Л.М.Натапова, проводившей поисково-съемочные работы на территории Хобоиту-Эчийского гранитоидного массива. Дима отвел меня к Натапову, он меня внимательно рассмотрел и сказал:
– Беру.
Позднее ситуация изменилась и отряд Димы решили отправить в партию Р.О.Галабалы, ведущей поисково-съемочные работы масштаба 1:200 000 на Верхоянском листе. Дима мне объяснил, что мы даже выиграли, так как у Галабалы районный коэффициент 2, а у Натапова 1,7, а это приличная разница в зарплате. Так я получил еще один нужный опыт в жизни будущего геолога, ибо я после армии другой профессии не планировал. Далее я направился к старшему по радиосвязи Ю.Н.Алексеенко, где очень много узнал и про себя и про свою будущею работу. После тестов у старшего по радиосвязи я побывал в отделе кадров, где узнал, что меня взяли полевым рабочим 3-го разряда и только потому, что буду совмещать работу в отряде с радиосвязью.
Далее Дима повел меня знакомится с составом отряда: 1) Валера Добриян, студент вечерник МГРИ; 2) студентка Клинского геолтехникума; 3) молодой парень – рабочий.
Дима объяснил, когда и куда мы все летим и чем мы будем заниматься в поле. Мне стало ясно, что отряд будет ставить профили ВЭЗов в долине р. Дулгалах и этой реке будем сплавляться на резиновых понтонах, посетим базу партии Р.О.Галабалы и закончим свою работу в Верхоянске. А сейчас мы летим на подбазу экспедиции Сыкырыр, где получим продукты и снаряжение.
И вот лечу в самолете ТУ-154 в город Якутск, приземляемся, получаем свои вещи и ожидаем борт на Батагай. Идем с Димой и пьем мерзкое разливное пиво в местном ларьке и слушаем мат от якутов-аборигенов. Затем снова, но уже более мелкий АН-24 и через 2 часа садимся в аэропорту Батагай и опять ожидаем еще более мелкий самолет АН-2 и летим в пос. Батагай-Алыта (аэропорт Сыкырырр), где садимся через час в поле с коровами. Мы на подбазе экспедиции №3.
По словам Димы кроме нас здесь ожидают заброса в поле партии Ю. М. Сибирцева и Д. А. Башлавина.
Далее получаем снаряжение: палатки, спальники, резиновые лодки, тенты и брезенты и прочее. И на окраине аэропорта, убрав с дороги многочисленные коровьи лепешки ставим несколько 4-х местных палаток и падаем в глубокий сон, так как день прилета из Москвы в Сыкырыр для отряда Димы закончился.
А утром меня позвал Добриян на осмотр свалки, занимающей по площади от 4 до 5 взлетных полос. Мы на свалке нашли почти новую посуду: кастрюли, ведра, миски, кружки, ложки, поварешки. А Валерка подобрал большой медный чайник, слегка покрытый зеленью на что мой спутник по свалке сказал:
– Вычистим.
Далее все мы отправились в склад райпо за продуктами, где встретили другую партию получавшую продукты и это была партия Сибирцева. Сам Сибирцев представлял собой благообразного вида профессора с аккуратной бородой и при этом сам таскал мешки и ящики с продуктами и, в конце концов, видимо сорвал спину и перестал двигаться и лежал на мешке и при этом непрерывно издавая некоторые жалобные звуки. Кто-то побежал за подмогой и привел Тоню Соболеву с газетой и резиновым клеем. Тоня задрала больному рубашку и стала мазать голую спину резиновым клеем потом положила газету и села на больную спину, немного при этом поерзав, говоря стонущему Сибирцеву:
– Потерпи Юра.
Вскоре эта экзекуция закончилась и Сибирцев неожиданно встал и не переставая охать пошел своим ходом. Отряд Димы потом получил продукты: гору различных мешков и ящиков, а также плотные бумажные пакеты с сухарями и дрожжами и плиточным чаем. Все мужчины отряда впряглись в переноску харчей в наш лагерь и снова рухнули на спальники.
Я при этом, вспоминая и повторяя в голове увиденное, совершенно обалдел и думал что это за территория, в которую надо лететь на перекладных многие тысячи километров и какие люди —аборигены здесь обитают и работают и все это мне, недавнему дембелю не приснилось, а произошло наяву. И было это все в июне 1972 года в республике Якутия огромного Советского Союза.
И понял я, где и кем в будущем надо работать.
Утром мы все проснулись от того, что стадо коров, которое паслось на взлетной полосе переместилось в наш лагерь и во главе с быком стали проверять наличие и качество продуктов в складской палатке. А бык залез весь в палатку и торчал наружи только его мясистый зад и хвост с кисточкой. Дима, как начальник стал кричать на быка, но бык и не думал покидать палатку пока кто —то из нас не взял увесистую палку и смачно огрел животное по заду и в итоге бык дал передний ход, оказавшись вне палатки c куском задней стенки на рогах. Тут в се мы стали гнать все стадо прочь из лагеря, а бык выплюнул кусок антенны с изолятором и оставил на прощание смачный кизяк. На этом история с быком на сегодня закончилась, но в дальнейшем наш отряд еще не раз с его коллегами встречался. Оценив произведенный ущерб продуктам: бык съел часть сухарей и половину пробного мешка с дрожжами не считая порванной палатки. Дима пошел с Добрияном искать пастуха коровьего стада, но пастух отказал Диме в извинениях и обратил его внимание на жалобно мычавшего быка, видимо сильно объевшегося дрожжей.
Далее отряд Димы ожидал своей очереди на заброску вертолетом и через два дня прилетел МИ-4. Мы загрузились и полетели на р. Дулгалах.
Через полтора часа полета приземлились на пойменном лугу нашей реки в нескольких сотнях метров от берега и снова разгрузочные работы и переноска снаряжения и продуктов к воде.
До этого момента я имел некоторый опыт сплава по рекам на байдарках и весельных лодках. Но то реки были спокойные (Подмосковье и Мещера) и сплав по левому притоку Волги реке Ветлуга.
Но другое дело Якутия и река, протекающая под небольшим углом вдоль Верхоянского хребта.
И я с большим интересом ожидал новых впечатлений и они тут же не заставили себя ждать. Во первых река Дулгалах с приличным течением и многочисленными галечными косами и чистой водой в которой у берега плавали различные рыбы, производившие обилие кругов по воде. Из чего я сделал вывод, что голодать мы здесь не будем, так как с собой были различные рыболовные принадлежности.
После устройства лагеря я занялся установкой антенны с подключением батарей к рации, пробным включением в эфир и убедившись, что все работает и в эфире раздаются переговоры разных партий. Это заняло некоторое время, а меня все тянуло забросить удочку в якутскую реку. Но тут мой друг Дима забренчал на гитаре и увлек меня заняться тем же. Позже мы часто пользовались свободной минутой и играли на гитарах и пели вместе при этом импровизируя и в музыке и в стихах. Далее потянулись обычные рабочие будни и в них Дима определил меня на работу с электродом.
Я то уходил на определенное расстояние, то приходил к катушкам с проводами, на которых узлами были помечены интервалы. В центре работал Дима с прибором, измеряющий сопротивление вмещающих пород, что в итоге работ определялось глубиной до коренных пород —днища долины реки. На катушках распускающих провода сидел Добриян, а записатором работала студентка. Мы с Добрияном время от времени менялись метами и рабочий ходил в левую сторону.
Наконец у меня в свободное от дежурства по кухне время появилась возможность половить рыбу и я, поймав мух и слепней, двинул к берегу Дулгалаха. По дороге я заметил множество дыр в земле и характерный свист, когда я приближался к скоплению дыр. Оказалось это колония земляных сусликов (евражек) и свистел их дозорный суслик. Я расположился на песчаном берегу и забросил леску в местный омуток без течения в центр расходившихся кругов. Попадались на крючок рыбы, величиной с ладонь по первому виду плотва. Позже я узнал что это ельцы. Я поймал десяток ельцов и складывал их сзади себя на пробный мешочек и когда я поймал, приличного по размерам окуня оглянулся и обнаружил евражку, тащившего рыбину вверх по склону в направлении колонии сусликов.
Посчитав количество рыб я понял, что воришка уже утащил половину улова. Восполнив количество рыб дальнейшей рыбалкой, я пошел к очагу и пожаловался Добрияну (мы его звали в отряде ДеД) о произошедшем. Дед посоветовал мне поймать евражку на крючок, опустив леску с начинкой прямо в дырку. Так я и сделал и поймал за щеку, упиравшегося зверька. Потом по совету Деда мы сняли с крючка евражку и запустили его в печную трубу и вычистив своей шкурой всю сажу совершенно измазанный почерневший зверек помчал в свою колонию, а его коллеги в рассыпную удирали от него по норам.
Сделав ВЗЭы на первой точке, отряд грузился на понтоны. Мне достался 500 —й и я его укутал брезентом снизу, привязав дно понтона в воде туго веревками и верхние свободные концы закрыл погруженное снаряжение. На остальных лодках и понтонах этого не сделали и, мало того, Дед сказал что-то про замедление хода. Так вот наша с Димой лодка прошла свой путь без единого прокола в отличие трех проколов на других. Позднее Дед сделал на остальных лодках тоже самое. Мы незаметно приближались к лагерю партии Р. О. Гgлабалы и остался один ВЭЗ. Дима выбирал место для лагеря и остановился у косы по левому борту, а я заметил моторку, поднимающуюся по Дулгалаху по правому борту с тремя пассажирами и причалившую в 500 метрах ниже от нас. А это были геологи партии, уходящие в маршрут. Позднее я узнал, что геологами были Р. О. Галабала и В. И. Осташкина.
Между прочим я окончательно освоился рабочим-радистом в отряде и постоянно слушал эфир.
И вот однажды я услышал переговоры Ю. М. Сибирцева о том, что на его площади партией найдено рудопроявление антимонита. И я был страшно горд, что косвенно не сам лично, присутствовал при этом открытии.
И единственное, что мне мешало это постоянный зуд в нижней волосатой части живота и даже еще ниже. Решив внимательно рассмотреть зудящее место, я пошел вниз по реке и вышел на береговую косу, где полностью разделся и с ужасом обнаружил лобковых вшей со следами укусов на коже и несколько гнид. Потрясенный, я отправился к Диме спросить безопасную бритву. Дима узнав, что собираюсь брить мне отказал и только Дед мне выдал нож и велел его поточить об камень. Далее я отправился на ту же косу с ножом и куском хозяйственного мыла и раздевшись, начал гигиеническую процедуру, стоя с ножом и брея волосяной покров в интимных местах. И вдруг я услышал звук мотора и увидел большую лодку типа баржи с большим количеством пассажиров – аборигенов с косами, видимо косарей, направляющихся на пойменные заливные луга на работу. Я не прекращал свои процедуры и наверное выглядел в высшей мере странно – совершенно голый мужик с ножом что-то делает с собой в нижней части тела. Изумленные люди во главе с рулевым молча проплывали мимо меня в 30 – 40 метрах и едва не врезались в берег.