Глава 1
Демир
Тремя месяцами ранее
Есть люди – имена которых клеймом выжгли нам на сердце ещё до нашего рождения. Некоторые называют это любовью с первого взгляда. На самом деле – это любовь, которая была на много раньше, чем кто-то из нас впервые открыл свои глаза.
Присматривался к женщинам, но ни к одной не испытывал притяжения и желания сделать своей во всех смыслах этого слова. Потому что все желали от меня одного: власти и титула законной жены. При виде золота, дорогих тряпок у них светились глаза, а в моих глазах они падали лицом в грязь. Конечно, были и те кто любил искренне. Хоть отбавляй. Но я их не любил и сразу подводил жирную черту между нами.
Я долго искал ту, которой открою сердце, подарю рай рядом со мной и той самой стала – Ясемин. Чистая, как в долине гор воздух. Яркая, как лучик ослепляющего солнца. Нежная и цветущая словно цветок жасмина в моих руках. И беспрекословно – моя любовь.
Моё нельзя трогать и обижать. За одну упавшую слезинку Ясемин я готов разорвать любого. Никто не смеет даже смотреть на неё, так как я. А когда появился он – Адем и начал произносить имя моей жены, оскорбляя мою честь и честь моей семьи, я должен был его убить. У меня на родине мужчин за такое приговаривают к смертной казни. Мужчина не должен смотреть на замужних женщин, а уж тем более произносить прилюдно их имена, это позорит женщину и унижает честь её мужа. Я желал ответить ему, но Ясемин не дала этого сделать ещё и ко всему этому не однократно и не стыдясь, произносила его имя, смотря мне прямо в глаза.
За моей спиной шептались, что я не закон для жены и не мужчина раз пустил такую ситуацию на самотёк. От такой безысходности я готов был испариться лишь бы не быть в унизительном положение. А когда Ясемин потянулась рукой к моему лицу, чтобы успокоить мой ураганный гнев, я не сдержался и ударил ей по руке. Но в первую очередь я нанёс себе удар по сердцу за, что себе этого не смогу простить. Я обязан был поступить по-другому, не должен был выпускать зверя наружу, но не удержал его.
После я закрыл всем рты, чтобы впредь не смели открывать их. Мне не важно, что будут думать про меня, ведь куда уже хуже… Отец отрёкся и как бы я не старался извиняться, поговорить, приблизиться к нему он отталкивал меня, как страшную напасть. И боль, которую я испытывал каждый раз когда делал бесполезные попытки не передать словами, не описать на бумаге. Меня просто разрывало на части, оглушало, душило и топило в собственной канаве, в которую я угодил по старанию отца Серхата.
После помолвки Каана прошёл день, два, три… Мы отпраздновали свадьбу, и через месяц брат улетел с Эдже на родину. А я остался рядом с отцом, который уже, наверное, смог возненавидеть меня. Если бы он выслушал меня, если бы, хоть уделил мне минутку, он бы понял, что я до сих пор не поцеловал Серхату руку и не принял его, как наставника. Да я слушаю и принимаю участия в собраниях Серхата, но я молчу, и у меня на шее нет татуировки мафии, как у отца. Серхат упрямо ждёт, когда я склоню голову, но я считаю достаточно того, что я сижу и слушаю их разговоры и уроки главаря мафии. Бывает, я погружаюсь в мысли о Ясемин и просто игнорирую окружающих, киваю головой, якобы слушаю. Но отец Серхат, будто видит меня насквозь и устраивает мне разнос, а после я уже уставший возвращаюсь к любимой жене и к обезумевшему отцу.
Приехав с работы, я поставил в вазу букет цветов, что купил для любимой жены. Позвонил ей, но она не брала трубку. Переживал ли я? Нет. Моя охрана хорошо обучена и они знают, что если вдруг, что случится с моей женой, то им не жить. Поэтому я сидел в гостиной на диване и запрокинув голову на спинку уснул.
Почувствовав нежные прикосновения рук на плечах, проснулся, а открывать глаза не спешил. Массаж для расслабления мышц только во благо, а тем более, когда это делает сама жена. Её руки плавно поднимались к вискам и спускались к шее аккуратно расстегивая первые пуговицы моей рубашки. Я расслабился и возбуждаясь резко потянул любимую к себе, но…
– Т-ы-ы? – я пришёл в ярость, увидев перед собой не жену, а Айше, да ещё полураздетую в костюме для ночного танца. – Что? – её поступок ошарашил меня. – Как посмела прикоснуться ко мне?
Схватил её за глотку, как последнюю грязную тварь на Земле и не опускал глаза на её вздымающуюся от страха грудь и открытый живот.
– Разве я не предупреждал тебя, чтобы не подходила ко мне? Отвечай! – сжимаю сильнее её тонкую шею.
– Задуши. – шипит в крокодиловых слезах. – Я всё равно не откажусь от тебя.
Я отбросил Айше в сторону и собралось было уходить, как выкрикнула мне в спину.
– Почему она? Чем я хуже? Ты ей цветы, подарки носишь, а твоя “чистая жёнушка” проводит время с Адемом! Делит с ним постель, дарит ему своё тело! Открой глаза, посмотри в кого она тебя превратила!
Обернувшись, Айше сидела на полу, плакала и прикрывалась покрывалом.
– Ты лжёшь! Я тебе язык вырву! – заорал в бешенстве, собрав тем самым вокруг себя охрану и маму Румису.
– Что за крики? Что тут происходит? – глаза женщины округлились после взгляда на Айше, лицо покраснело. – Дрянь! Что ты надела на себя? – мама Румиса дала Айше хлесткую пощечину. – Быстро прикройся и чтобы на глаза не попадалась мне!
– Мама Румиса, пожалуйста, простите и выслушайте меня. Демир имеет право знать правду, я устала молчать и смотреть, как она врёт, строя из себя невинную овцу. – прикрываясь вопит – Я проследила за ней и видела, как Адем её целовал, как они встречаются пока Демир работает не покладая рук.
– Ложь! – снова сжал её шею, но уже сильнее.
– Есть свидетель и доказательство. – хрипло сказала Айше.
Охрана оттолкнула меня от неё.
– Господин, Демир, простите нас, мы всего лишь исполняем приказы. – мама Румиса позвала охрану и та вырвала из моих рук позеленевшую Айше.
– Успокойтесь, давайте мирно решим эту проблему. – спокойно попросила мама Румиса. – Какие доказательства у тебя есть, Айше? И насколько они правдивы?
– Сейчас принесу! – побежала прочь, а через несколько минут прибежала с конвертом и диктофоном. – Вот посмотри и послушай! Там и экспертиза на подлинность, сделала на тот случай, если ты усомнишься в их правдивости и примешь всё за мои козни.
В душе я молился, чтобы это была злая шутка или ещё что-нибудь, но то, что я увидел в конверте и прослушал в диктофоне, повергло меня в оцепенение. И к этому всему прилагалось заключение, в котором написано: «В данных фотографиях и записи подлинность составляет 0 %»
Грудь пронзила острая боль, и я невольно попятился на диван. Дышать так же трудно и больно. Что я только что увидел? Не сразу поверил, быстро подскочил и поехал прямиком домой к Адему. Конечно, он защитил себя со всех сторон охранной, что не подойти ближе, чем на пять метров. Меня всего обыскали при заезде во двор и забрали оружие.
– Шакал! Как посмел прикасаться к моей жене? Я тебя уничтожу, как только вылезешь со своей норы, я всажу в твою башку всю обойму. – заорал неистовым голосом.
– Не кричи, не у себя на родине! – парирует он, закуривая сигару. – Раз ты теперь знаешь правду, то слушай и запоминай. Ясемин меня всегда любила, просто зашла слишком далеко с тобой. Понимаешь, о чем я? Ты ей нужен был всего лишь, как спасательная круг и только… Так что отпусти мою женщину! Разведись!
Мне казалось, все тучи надо мной сошлись и грозовой молнией ударили меня ниже пояса.
– Забери свои слова обратно! Не то начнётся война, в которой ты проиграешь! – предупреждая, говорю, оглядываясь по сторонам оценивая ситуацию. Охранников слишком много, один я с ними не справлюсь. А так хочется вырвать ему язык и втоптать в землю.
Адем улыбался, но щенячий страх его я видел в глазах. Трус.
– Считай, что ты одной ногой в могиле. Мы ещё встретимся!
По возвращению домой, я ждал Ясемин, она поехала в больницу на узи. Не буду ничего сейчас делать, надо дождаться её. Посмотрю ей в глаза и всё пойму, уж я знаю, какими глазами смотрит неверная женщина на мужа. В ярости громлю всё на столе, разбиваю кулаки о стену. Хожу туда-сюда, как загнанный в клетку лев, а в глазах жалостливое лицо матери с последними перед смертью словами на устах «прости».
Отца дома не было и хорошо, ведь смеялся бы надо мной. Нострадамус.
– Аллах! Аллах! Сынок, что ты наделал? – опешив, плачет мама Румиса, смотря на мои разбившие до костей кулаки.
Глава 2
Ясемин
Войдя в холл, я услышала басовый голос Демира, он с кем-то разговаривал, точнее ругался. А потом послышался тихий женский голос.
– Да, господин. Пара, что на фотографии арендовали у меня дом на пару часов и если память мне не изменяет, это было где-то пару дней назад.
– Послушай, женщина! Если тебе приказали лгать или угрожают чем, то лучше признайся! А если заплатили за эту клевету, то я больше денег дам! Только скажи правду! Я подарю тебе золото и накажу тех, кто принудил тебя прийти в мой дом и не боясь Всевышнего лгать. Заплатили, да?
– Простите, господин, зачем мне лгать? Меня попросили лишь подтвердить, что мужчина и женщина были наедине в моём доме. В залог, я сфотографировала их документы и взяла крупную сумму денег, сами знаете, люди разные бывают.
– Фотографии, конечно же, ты не сохранила?
– Почему? Специально не удаляла с телефона, вдруг я позже замечу, что они что-то сломали или украли.
– Тогда покажи мне их!
– Как скажете, минуточку.
Передав весеннее пальто домработнице, направилась в гостиную держа в одной руке букет цветов, а во второй снимок ожидаемых мальчишек. Улыбка с лица не сходила. Ничего и никогда мне в жизни не хотелось так сильно, как побыстрее обрадовать Демира о двойном подарке от Всевышнего.
– Дорогой, в чём провинилась эта милая женщина? – начала с порога я.
В глаза сразу же бросился беспорядок. Всё было разбросано, разбито, сломано, так словно по гостиной прошёлся Армагеддон.
– А вот же она. – рукой указывает на меня незнакомка – Она что ваша жена? – удивленно спросила скривив лицо. – Извините, господин. – женщина перевела взгляд обращаясь ко мне – Добрый вечер, госпожа Ясемин!
– Мы знакомы?
– Быстро же вы забываете людей. – хмыкнув, закатила глаза, продолжив – Мужчину хоть не забыли с которым ко мне приходили дом арендовать?
– А-а? – я смотрела с широко открытыми глазами на человека, которого впервые видела в своей жизни и, который говорит про меня такое, что радость с улыбкой вмиг пропали. Демир же ей не поверил? Он поймёт, что это какая-то ошибка и меня с кем-то перепутали.
– Всего вам хорошего! – оскалился Демир на женщину и, та покинула особняк.
Я перевела взгляд на Демира и увидела, как через смуглую кожу вступила смертельная бледность на его лице. Он медленно повернулся и подошёл так близко, что я почувствовала его пламенное дыхание на себе.
– От кого цветы? – спрашивает он, достав из серединки букета маленькую открытку.
– Что значит от кого? – недоумевая спрашиваю я. – От тебя. – отвечаю с уверенностью.
Его густые чёрные брови сошлись на переносице. Он прожигал взглядом открытку так, что показалось этот маленький листик загорится в его руках. Порвав открытку на четыре квадратика, бросил мне прямо под ноги. Повернул за плечо к вазе с цветами, что стояла у окна на столе среди других разбитых ваз.
– Вот эти цветы от меня! – сказал он.
Букет невольно выпал из моих рук, я ничего не понимала, лишь безмолвно моргала ресницами.
– Посмотри на меня. – приподнял моё лицо за подбородок – В глаза мне смотри! – пристально вглядывался, изучал. Смотрел так, что меня бросило в дрожь.
А потом к горлу подступил колючий ком, застревая и не дав мне и двух слов связать. Отчего я стала задыхаться, приоткрыв рот и бегать глазами по комнате, убрала его руку от своего лица.
– Как ты могла на такое пойти, Ясемин? Мы же тебя приняли в свою семью, поверили в твою искренность, невинность. А ты… – появившись, протянула мама Румиса. – Зачем было кружить голову Демиру и выходить за него замуж, если любишь ты другого?
– На что пойти? Я вас не понимаю. – еле слышно подаю голос и ничего из сказанного не укладывалось в голове. – В чём вы меня обвиняете? – смотрю на маму Румису.
С большой ненавистью и обжигающей ледяной яростью женщина оглядела меня с ног до головы, так как никто ещё не смотрел.
– Ты изменила моему сыну с Адемом! И все твои отговорки пойдут против тебя, поэтому не старайся напрасно выкрутиться, потому что доказательств о твоей неверности предостаточно! – Демир нервно дёрнул рукой и остановил жестом руки её гнилой, лживый язык, не переводя с меня взгляда от которого внутри меня всё холодело.
Слова мамы Румисы словно острые тонкие лезвия плавно пронзали входя под кожу рассекая её порезами заставляя кровоточить изнутри. Особенно больно было тогда, когда глаза любимого почернели и налились кровью от злобы, что исходила от раздувшихся ноздрей, и красного от ярости лица. Казалось, я вдруг превратилась в отвратительную жабу или крысу переносящие страшные болезни, которые вызывают гадливость и презрение.
Больно, слишком невыносимо от того, что несколько часов назад эти же глаза смотрели на меня, как на самую красивую и желанную женщину во всём мире.
– Я никогда тебе не изменяла! – от обиды мои глаза стали обжигать слёзы, и метнув в агонии глаза на маму Румису, вскричала от безысходности. – Я храню верность и любовь лишь одному мужчине – Демиру.
Это какой-то кошмар. На самом деле это не может случиться со мной.
Сжимая крепко в руке снимок узи, силой впечатываю его в грудь Демиру, завопив на эмоциях:
– Вот моя верность и любовь к тебе! Посмотри и хорошо подумай, какую ты сейчас причиняешь мне боль, и с какой быстротой ломаешь меня морально, разрушая всё, что мы с тобой создали друг для друга!
Взяв в руку снимок, он непонимающе, внимательно посмотрел на него, но мне было этого достаточно, чтобы понять, что радуется в глубине души. Внутри меня всё стало снова расцветать, летали бабочки в животе. Появилась надежда, что не поверит чужой лжи, я уже была готова принимать его тёплые объятия и поцелуи на губах. Но вместо накрывающих меня с теплом объятий любимого, Демир внезапно отвернулся и пошёл в сторону выхода, так и ничего не сказав мне. Его как будто подменили, его мать и эта незнакомая женщина посеяли в нём семя раздора и сомнения ко мне. Я до сих пор недоумеваю, за что? Что я сделала этим женщинам, что они так подло поступают со мной? И почему муж не верит мне, разве мои слова ничего не значат?
Я намертво застыла, смотря на удаляющуюся спину Демира, пока не решилась побежать за ним следом. Это была моя последняя надежда. Надежда, что он меня всё-таки выслушает и поверит. Ведь я бы никогда не осрамила его честь.
– Демир! – закричала изо всех сил, он даже не вздрогнул и не обернулся.
Я вцепилась в его спину, плечо, истерично закричав:
– Я не знаю эту женщину! Не знаю от кого эти цветы, мне их в больнице подарили, и я подумала они от тебя! Всё сказанное незнакомкой – ложь. С Адемом… – заикаюсь переводя дыхание, держась за круглый животик. Мне даже трудно и противно произносить имя этого подлого человека, так же как и слово «измена». – Демир, я же перед Всевышним поклялась хранить верность…
Он вдруг остановился, а когда развернулся, меня оглушило от его ора:
– Лживая! Каждое твоё ядовитое слово было паскудной ложью! Каждый взгляд отработанная игра! – звереет он на глазах. – Ложь незнакомки говоришь?!
Демир схватил меня за затылок, воткнул мне в лицо какие-то фотографии, буквально впечатал меня в них лицом. Так больно…
– Смотри! Скажешь это не ты? Скажи, что между вами ничего не было и это не ты!
Во рту давно появился привкус собственной крови и нос саднит от удара. Я чувствовала, как что-то тёплое сочится из носа и стекает по подбородку. У меня от слез и головной боли всё перед глазами стало расплываться, но я всё-таки смотрела на фото с разводами своей собственной крови, и тошнота подкатила к горлу с такой силой, что я глухо застонала. На фото были я и Адем в объятиях друг друга и всё выглядело так реалистично, что я было начала сходить с ума схватившись за голову обеими руками
Я больше не могу думать, не могу ничего сказать. Я понимаю, что это конец и мне никто не поверит. Ведь на одной из фотографий – правда и это я.
Как – то раз я без охраны вышла на прогулку с дочкой и в парке неожиданно встретила Адема с букетом белых роз. Наверное, он следил за мной. Я захотела уйти, но он силой вцепился в меня, поцеловал и крепко обнял. А потом отстранившись, как ни в чём не бывало извинился. Но, а я дала ему пощёчину и пообещала рассказать всё Демиру, но не смогла этого сделать. Постыдилась, испугалась, не хотела причинять боль любимому, ведь знаю, как он отреагирует на это. После того случая я без охраны больше не выходила гулять. Если бы я только знала, чем это все мне обернется, то непременно бы рассказала мужу.
Вот оттуда и фото. Остальное подделка. Кто-то хорошо постарался заманить меня в ловушку, из которой мне не выбраться в одиночку.
– Узнала, да? Вижу, что узнала! – удар по щеке, но уже не такой тяжёлый и обжигающий. Лёгкая пощёчина.
Я подняла на него глаза полные слез и мольбы:
– Прошу, выслушай меня. Это фотошоп, ты же можешь проверить.
– Проверил! И оказалось, что ты нарушила законы наши и ко всему этому есть свидетель, который видел тебя с ним.
Демир меня уже не только не слушал, но продолжал смотреть, как на последнюю… И от этого взгляда меня саму начинало трясти, как в жесточайшем приступе лихорадки. Как же быстро мужской взгляд может вознести на пьедестал и так же быстро столкнуть с него прямо в грязь. Я тонула в этой грязи из-за чьих-то козней, вот только кто мог меня так оклеветать и ненавидеть, ведь у меня врагов то не было никогда? В страхе мои глаза пробегают по всем стоящим в гостевой комнате: мамы Румисы, домработнице Зуаль и останавливаются на ядовито-улыбающейся Айше выглядывающей из-за входной арки. Не знаю, откуда взялись силы, но я оттолкнула от себя Демира и пулей рванула на Айше с кулаками.
– Это всё ты устроила! Змея подколодная!
Набросилась на неё и ударила кулаком по лицу. Она с визгом запищала, как резаная, а меня от гнева и увиденной стекающей алой крови по её губам ещё сильнее заводило. Сама не заметила, как её волосы намотались на мой кулак и я стала вырывать ей локоны не обращая не на кого внимания.
– Сама, задыхаясь от боли, захлёбывайся в собственной гнили!
Меня оттаскивали от неё, но я с такой одичавшей силой держала её чёрный волос, что вырвала прядь лохмотьев.
Кто-то не больно схватил меня за шею сзади и отбросил в сторону, как пушинку.
– Демир! – грубый, басистый голос отца Азиза заставил вздрогнуть всех и даже меня, находящуюся всё еще в бессознательном состоянии. Он оттолкнул Демира стоящего возле меня.
Папа Азиз наклонился и помог подняться мне с пола.
– Вставай, дочка. – с теплом сказал он. Отчего у меня появилась надежда в его спасении и защите с пониманием, что меня жестоко оклеветали. Но на полу возле меня были разбросаны фотографии и, когда мужчина обратил на одну из них внимание, то мгновенно потемнел в лице, а я отпрянула назад, вспомнив, что он сделал со своей женой Амирой.
Слёзы меня душили от обиды, уши закладывало от безмолвного крика души.
– Мы обязательно разберёмся кто прав, кто виноват! – неожиданно прозвучали из уст отца такие слова согревающую душу. – Не бойся, вставай!
Мужчина, заметив Айше, с жалостью посмотрел на неё, а потом на меня, но ничего больше не сказал. Наверное, он пребывает в шоке от происходящего.
Со второго этажа доносился плач моей малышки, кнопочки Эдже. Крик становился всё громче и громче, когда я подняла глаза наверх лестницы, то из-за перил показались сначала ручки, а потом головка. У самого края лестницы она остановилась, а увидев меня ярко улыбнулась и высовывая язычок двинулась ползти вперёд.
В этот момент моё сердце сжалось от самого дикого страха, что есть во всей Вселенной, а потом провалилось в бездну, в темноту вместе со мной.
– Э-э-д-ж-ж-е-е! – донёсся мужской крик от удаляющегося от меня света.
Что-то очень тёплое греет меня из нутрии и обволакивает снаружи. Ничего не болит. Тишина и спокойствие, кажется, я лежу на мягкой лежанке под летними лучами солнца. Ветра нет и свет пробирается ко мне в темноту, слепит, а потом наверное облака закрыли солнце и наступила темнота. И я открыла глаза.
В ушах звенело, как после сильного переутомления и что-то негромко пиликало возле головы. Всё перед глазами мутное в бледных тонах.
– Госпожа, Ясемин! Сколько я показываю вам пальцев? – услышала мужской голос.
Размытая картинка двоилась в глазах, а потом всё соединилось и стало ясным.
– Два. – тихо прошептала я.
– Хорошо. Вас что-нибудь беспокоит? Может, тянет живот, колит или чувствуйте дискомфорт?
У меня не болит живот. Физически ничего не мучило, да и не до этого мне сейчас, а вот морально я была опустошена, и надломана, что-то внутри меня в какой-то момент разом треснуло и сломалось.
– Эдже, доченька. – воспоминание высоковольтным напряжением ударили в самое сердце от чего я прикусила губу и заплакала смотря на ослепляющие большие фонари перед собой. Оборудование звенит в ушах чаще и громче эхом в унисон. Ловлю ртом воздух, чтобы не задохнуться от паники и страха, что моя доченька, моя нежная кнопочка… С раздражением выдёргиваю из вены иголку с пальца снимаю прищепку пульсоксиметра и встаю с кровати.
– Госпожа, Ясемин! Вам нельзя сейчас вставать! – напугано и настойчиво не даёт проходу врач в белом халате.
– Я должна увидеть свою дочь! – поджав губы, заявляю. И в то же время боюсь, боюсь услышать, какие-нибудь недобрые новости. Пусть все молчат, пусть ничего не говорят, а я выйду из палаты, где меня будет ждать моя частичка огня.
Я услышала плачь ребёнка за дверью, да. Да, я его узнала, так плачет моё счастье, так плачет моя -Эдже, когда чувствует, что мамы нет рядом. Дверь медленно открылась и на дедушкиных руках сидела Эдже, и увидев меня потянула ко мне тоненькие ручки.
– Душа моя! – взяла её не просто на руки. Прижала всей душой к сердцу, к груди и улыбнулась этому маленькому комочку без, которого жизнь – не жизнь. И кто бы, что не говорил про неё, она моё всё. Она мой смысл жизнь, подснежник мой среди острых ледяных шипов.
Разговор с дедушкой был не из лёгких для меня, иногда мы делали паузы и просто смотрели друг на друга, но он разрядил обстановку поглаживая меня нежно по руке.
– Ты нас всех напугала, внучка. Я готов был упасть рядом с тобой или поменяться местами, взяв всю твою боль на себя. – после этих слов я поняла, что дедушка ничего не знает про случившееся.
Глотая солёные капли слёз не удержалась, обняла дедушку. Обняла крепко со всей любовью, потому что больше не могу выдерживать дистанцию делая безразличное лицо. Пора признаться, скучаю и эта тоска причиняет одну лишь боль. Дедушка так же заплакал, я не слышала, просто почувствовала упавшую каплю на шее. Слеза щекотно скатилась по моей спине, оставляя за собой мокрую дорожку, от чего я невольно поёжилась.
– Больше никаких тайн от тебя. Прости меня, маленькая. Захочешь, я снова уйду и не буду появляться в твоей жизни.
Я громко, безудержно плакала, и мне становилось легче. Через плачь, я ему всё рассказывала, но только мысленно. Считаю, дедушке не нужно слышать клевету про меня и Адема. Пусть ничего не знает, ведь его сердце не выдержит такого удара.
– Тиши, тиши, моя хорошая. Никуда не уйду. Да, что же это с тобой? Может обидел кто? – приговаривает ласково он. А я не отпуская, висела у него на шее, как опавший листик на коре «могучего» дерева. – Ясемин, цветок жасмина мой, скажи, кто заставил тебя так плакать?
Я всё равно молчала.
– Может с Демиром поссорились или его семья тебя обидела? – оторвал меня от себя, посмотрев в мои заплаканные глаза. – В одном из перечисленных я в точку попал, да? – спросил, сделав задумчивое лицо. – Не бойся, скажи мне. Я помогу.
– Ты, как всегда, мимо. – пришлось выдавить из себя улыбку, чтобы все его подозрения спали.
Скрип двери и в палату вошёл он – Демир. Всё такой же бледный, грустный и опечаленный. Тяжело с шумом вздохнул и выдохнув остановился в дверях. Кажется, эту картину, я где-то уже видела и от этого снова в слёзы, но уже в безмолвные.
Может ли ситуация повториться? Нет. Потому что, Демир не Адем. Я знаю, он не такой. Демир даст мне возможность объясниться, выговориться, ведь я до сих пор вижу в его глазах любовь ко мне.
Дедушка встал, повернулся к Демиру, сказав серьёзным голосом:
– Если обидишь мою внучку, Демир, то я её заберу у тебя, так же быстро, как и отдал. А то, что я забираю, обратно уже не возвращается. Запомни это. – после вышел из палаты оставив нас наедине.