Глава первая
Зовите меня просто Кенжи. Рад познакомиться, меня зовут Кенжи. Я Кенжи. Вообще-то, звать меня Кенжи… В японском существует немало разных способов представиться собеседнику. «Интересно, почему так? – успел подумать я, пока говорил этому американцу: – Май-нэйм-из-Кенжи».
– Значит, Кенжи? Прекрасно! – Пухлый турист всем своим видом старательно показывал, что рад нашей встрече.
– Приятно познакомиться. – С этими словами я пожал американцу руку.
Неподалеку от станции «Сэйбу-Синдзюку», в вестибюле одного из тех отелей, которые на Западе относятся к разряду двух- или трехзвездочных, состоялась наша с Фрэнком памятная встреча.
Мне недавно исполнилось двадцать, и я работаю сопровождающим – вожу по Токио туристов-иностранцев, хоть и не слишком силен в языке. Впрочем, клиенты в основном интересуются веселыми кварталами и секс-туризмом, так что моего убогого английского вполне хватает. С тех пор как открыли СПИД, секс-туризм не то чтобы потерял популярность, но люди во всем мире стали вести себя осторожней и держаться подальше от злачных мест. Тем не менее, по Токио ходят толпы иностранцев, которые жаждут повеселиться, и моя работа состоит в том, чтобы показать этим парням более или менее приличные места для развлечений. Я вожу их в кабаре, в массажные клубы, в «садо-мазо» бары и в публичные дома, а они платят мне за это деньги. Начальства у меня нет, да и подчиненных тоже. Один журнальчик для иностранцев в каждом номере публикует незамысловатую рекламу моего бизнеса, и все, что я таким образом зарабатываю, я трачу на чистенькую однокомнатную квартирку в Мегуро, на редкие походы в яки-нику1 со своей девушкой, на любимую музыку и книжки. Кроме того, я еще учусь на университетских подготовительных курсах, но за учебу платит моя мама, она держит в Сидзуоке небольшой магазин одежды. Когда я был в восьмом классе, умер мой отец, и с тех пор мама растила меня одна. В старших классах среди моих дружков встречались и такие, кто мог запросто и без особых угрызений совести поколотить свою родительницу, но я ни разу не поднял на маму руку. Честно говоря, хоть я и знаю, что мама расстроится, я не очень-то рвусь в университет. Для точных наук мне определенно не хватит подготовки, а гуманитарии все как один становятся служащими в корпорациях, другого выбора у них нет. Так что я почти уверен, что затея с университетом провалится. Уж лучше бы мама откладывала эти деньги на то, чтобы я мог потом поехать в Америку…
– Алло? Это офис «Кенжи»? Я турист из Америки. Меня зовут Фрэнк.
Он позвонил мне двадцать девятого декабря, между одиннадцатью и двенадцатью утра. Я как раз прочитал в газете заметку об убийстве старшеклассницы, которая промышляла вместе с другими девушками в окрестностях Синдзюку и, похоже, зарабатывала неплохие деньги. Ее часто видели неподалеку от Окубо на улице лав-отелей. Тело девушки, разрезанное на куски – руки, ноги и голова отдельно, – было найдено на помойке в районе Кабуки-тё. Помойка эта, хоть и расположена в вечно кишащем людьми квартале, место довольно безлюдное.
Свидетелей пока не обнаружено, что, разумеется, замедляет расследование дела. Конечно, крайне жаль так бессмысленно погибшую девушку, но старшеклассницы должны понимать, к каким ужасным последствиям может привести то, что сейчас принято называть красивым словосочетанием эндзё косай, то есть «субсидированное знакомство»2. Подруги убитой – также школьницы, работавшие вместе с ней, – теперь как одна заявляют, что никогда больше не будут заниматься проституцией… – было написано в газете.
– Привет, Фрэнк. Как дела? – как обычно сказал я в трубку, положив газету на стол.
– Вроде все о’кeй. Я просто хотел узнать, можно ли сегодня воспользоваться вашими услугами… У меня тут в руках журнал, вернее рекламная брошюра для иностранцев, я, собственно, звоню по номеру, который здесь указан.
– Это, что ли, «Токио Пинк Гайд»?
– Ну да. А как вы догадались?
– Да потому что реклама моего офиса есть только в этом журнале.
– Ясно. Тогда я хочу заказать сопровождающего, начиная с сегодняшнего вечера на три дня вперед.
– Фрэнк, ты один или вас много?
– Один. А вы что, только группы обслуживаете?
– Да нет. Просто на одного гораздо дороже получается. За первые три часа – с шести до девяти вечера – десять тысяч йен. За вторые три часа – с девяти до двенадцати – еще двадцать тысяч йен, а после двенадцати за каждый дополнительный час – надбавка десять тысяч. Налога на добавочную стоимость я не беру, но еда и выпивка – если мы в бар пойдем или что-нибудь в этом роде – за счет клиента.
– О’кeй. Нет проблем. Тогда сегодня начнем со второго тайма. То есть с девяти до двенадцати. Нормально? Я могу сделать заказ на три дня вперед?
Три дня – это значит включая ночь тридцать первого. Тут возникала одна проблема. В этом году я пообещал Джун, моей девушке, провести Рождество вместе с ней, но обещания не сдержал. Поэтому я поклялся ей, что по крайней мере в новогоднюю ночь мы обязательно сходим куда-нибудь вдвоем. Эту клятву я дал только вчера. А Джун – как раз из тех старшеклассниц, которые твердо решили не заводить больше «субсидированных знакомств», и когда она выходит из себя, то это просто туши свет. Но деньги были очень нужны… Я работал сопровождающим примерно два года, а мне все никак не удавалось ничего скопить. «Ладно. Тридцать первого вечером навру ему чего-нибудь, закончу пораньше и домой», – подумал я и сказал Фрэнку «о’кeй».
– О’кей, – сказал я, – Я буду у отеля без десяти девять.
Фрэнк, потягивая пиво, ждал меня в небольшом баре-ресторане, располагавшемся прямо в гостиничном вестибюле. Он описал себя следующим образом: «Я блондин, склонный к полноте, в профиль немного похож на Эда Харриса. На мне будет галстук с белым лебедем». Впрочем, он был единственным иностранцем в ресторане, так что я его сразу узнал.
– Кенжи, – представился я.
– Фрэнк, – сказал он.
Мы пожали друг другу руки, после чего я внимательно его рассмотрел. Ничего общего с Эдом Харрисом. Ни в профиль, ни анфас.
– Ну что, мы уже выходим?
– Все зависит от тебя, Фрэнк. В журналах токийская ночная жизнь описана не слишком подробно, так что тебе наверняка понадобятся дополнительные объяснения, и в таком случае лучше начать прямо сейчас.
– Здорово сказано!
– Что?
– Токийская Ночная Жизнь! У меня прямо мурашки по коже от возбуждения!
Я подумал, что Фрэнк похож не на военного или там космонавта, которых обычно играет в фильмах Эд Харрис, а скорее на страхового агента. Правда, я никогда в жизни не видел страхового агента вживую. Так что уж не знаю почему, но любой человек в неброской одежде и с незапоминающимся лицом кажется мне похожим на страхового агента.
– Кенжи, сколько тебе лет?
– Двадцать.
– Я слышал, что японцы выглядят моложе, чем на самом деле, но ты выглядишь как раз на свой возраст. Не на пятнадцать, не на тридцать, а ровно на двадцать.
На работу я обычно надеваю какой-нибудь из двух своих костюмов, купленных по дешевке где-то загородом не помню когда. Зимой поверх костюма ношу пальто и обязательно шарф. Стрижка у меня самая обычная, волосы черные, а не крашеные, как сейчас модно, пирсинга никакого нет. И вообще слишком яркий, экстравагантный стиль, свойственный почти всем работникам злачных мест, мне откровенно неприятен.
– Фрэнк, а тебе сколько?
– Мне тридцать пять, – натянуто улыбнувшись, ответил Фрэнк. И я вдруг заметил, что лицо у него какое-то не такое. Казалось бы, самое обычное, ничем не выдающееся лицо, но при этом абсолютно без возраста. Фрэнк сказал, что ему тридцать пять, но при определенном освещении он мог бы сойти и за двадцатилетнего, и за сорокалетнего. Честно говоря, я бы, наверное, поверил, даже если бы он утверждал, что ему пятьдесят.
За всю свою жизнь я в общей сложности познакомился, может быть, с двумя сотнями иностранцев. Почти все они были американцами. Но таких лиц, как у Фрэнка, я еще никогда не встречал. В какой-то момент я понял, что́ меня смущает. Кожа у этого американца была как будто искусственная. Такую иногда пересаживают тем, кто получил серьезные ожоги.
Пока я над этим раздумывал, в моей голове почему-то всплыла мысль об убитой старшекласснице, про которую я днем читал в газете.
– А когда ты приехал в Японию? – спросил я, прихлебывая кофе.
– Вчера, – ответил Фрэнк, который все это время продолжал медленно потягивать свое пиво. Делал он это очень своеобразно: сперва осторожно подносил стакан к губам, как если бы это был крутой кипяток, и, скосив глаза, вглядывался в белую пену. Потом набирал в рот немного пива и начинал потихоньку глотать – так обычно пьют горькое лекарство. Я подумал, что он, наверное, жуткий скряга. Практически во всех путеводителях, которыми пользуются американские туристы, написано, что в гостиничных ресторанах питаться ни в коем случае не следует: «…Поужинать вполне можно гамбургером в близлежащем фаст-фуде. Гостиничные бары и рестораны в лучшем случае подходят для того, чтобы не спеша выпить немного пива. Кофе в таких местах лучше не пить – очень дорогой напиток. Если же вы хотите сполна вкусить дороговизну первоклассных токийских отелей – закажите себе свежевыжатый апельсиновый сок. Минимальная цена за стакан жидкости, добытой из самых обыкновенных апельсинов, бережно хранимых в умопомрачительном прозрачном холодильнике, составляет восемь долларов, хотя в некоторых местах вас попросят заплатить за этот божественный напиток пятнадцать долларов. И ощущение будет такое, будто вы не сок пьете, а таможенную пошлину, взимаемую японским правительством…»
– Ты по работе приехал?
– Ну типа того.
– Ну и как у тебя здесь дела пошли?
– Хорошо пошли. Я вообще-то занимаюсь импортом радиаторов. Знаешь «Тойоту»? Я импортирую их радиаторы из Юго-Восточной Азии. Ну и приехал сюда по поводу лицензионного договора. До этого я уже несколько раз посылал им платежное поручение по интернету, так что все свои дела за день уладил. Представляешь, какой идеальный расклад?!
Мне этот расклад показался подозрительным. Даже в Японии к двадцать девятому декабря у всех начинаются выходные, а уж в Америке и подавно все закрыто – рождественские праздники в самом разгаре. К тому же ни этот отель, ни сам Фрэнк никоим образом не вписывались в натюрморт с «Тойотой», интернетом и лицензионным договором. Я по своему опыту знаю, что американские бизнесмены, приехавшие по делам в Синдзюку, обычно останавливаются в одном из четырех отелей: «Парк Хайат», «Сенчюри Хайат», «Хилтон» и «Кэйо Плаза». Кроме того, если речь заходит о подписании важного договора, деловые люди всегда прилагают максимум усилий, чтобы выглядеть представительно, а костюм Фрэнка, нехорошего грязно-кремового цвета, на вид был еще дешевле, чем мой из серии «костюм-тройка-со-сменными-брюками-для-молодых-мужчин-только-у-нас-по-супер-цене-двадцать-девять-тысяч-восемьсот-йен». Брюки были почти на размер меньше, чем нужно, и казалось, вот-вот треснут по шву прямо в паху.
– Ну, главное, чтобы дела шли хорошо. А вообще, куда бы ты сегодня хотел сходить? Чем заняться? – спросил я.
В ответ Фрэнк смущенно улыбнулся:
– Сексом.
Такой улыбки я не видел еще ни у одного американца.
Не только в Америке, но и в любой другой стране мира люди далеки от совершенства. У всех есть достоинства и недостатки. Это я твердо усвоил после двух лет работы сопровождающим. К достоинствам американцев в целом можно отнести их открытость и наивность, а к недостаткам – полное неприятие ими мировых, внеамериканских ценностей. Нечто похожее свойственно и японцам, но не в такой степени. Все-таки американцы уж слишком активно навязывают другим то, что кажется им правильным и хорошим. Именно поэтому, когда я работаю с ними, они запрещают мне курить, а иногда почти силой тащат с собой на вечернюю пробежку.
А если в двух словах, то американцы ведут себя как дети. И улыбаются тоже как дети – широко и дружелюбно. Вид смущенно улыбающегося американца меня всегда умиляет. Роберт Де Ниро, Кевин Костнер, Брэд Питт и другие американские актеры наглядно доказывают своим примером, что умение обаятельно улыбаться – это основная черта национального характера.
Однако смущенная улыбка Фрэнка меня нисколько не умилила. Скорее напугала. Искусственная кожа задвигалась, покрылась замысловатыми морщинами, и на какой-то миг мне показалось, что его лицо разваливается на куски.
– Ты знаешь, я читал в «Токио Пинк Гайд» о всяких интересных местах…
– Фрэнк, скажи мне, ты какой «Токио Пинк Гайд» читал? Журнал или нет?
– Журнал. Но книгу я тоже читал. Только в книге не было твоего телефона.
«Токио Пинк Гайд» – это классика. Эту книгу написал Стивен Лэнгхорн Клеменс, автор, обладающий отличным чувством юмора. Он знакомит читателя со злачными районами Токио, описывает хостесс-бары, хост-бары, пип-шоу, стриптиз-клубы, массажные кабинеты, отели со специфическими услугами для постояльцев и прочие заведения самой разной направленности – от садо-мазо баров до мест, где собираются геи и лесбиянки. Единственная проблема в том, что книга уже устарела. Увеселительные заведения появляются и исчезают каждые три месяца. Правда, существует журнал с таким же названием, в котором я и разместил свою рекламу, но он выходит только раз в полгода. Так что совсем свежей информации в нем тоже не найдешь.
Понятно, что если бы журналы для иностранцев могли писать обо всех новинках, да еще и вовремя, то не было бы нужды в таких, как я, но мне кажется, что в Японии никогда не будут издавать ежемесячные детальные путеводители вроде «Токио Уолкер» на английском. Это просто нереально. В этой стране вообще никто не заботится об иностранцах. Если возникают какие-то проблемы, иностранца по-быстрому высылают отсюда, и дело с концом. Собственно говоря, именно поэтому и появляется спрос на услуги сопровождающих. Впрочем, несмотря на резко выросшее число больных среди самих японцев, шумиха вокруг СПИДа привела к тому, что подавляющее большинство заведений вообще предпочитают не обслуживать иностранцев.
– Я много куда хочу сходить. Хорошенько все распробовать, развлечься, – сообщил Фрэнк и снова смущенно улыбнулся. Я инстинктивно отвел глаза в сторону. – Если верить книге и тому журналу, то тут у вас огромный выбор развлечений. Прямо секс-универмаг какой-то. Разве не так? – С этими словами Фрэнк порылся в темно-коричневой сумке, лежавшей на соседнем стуле, извлек из нее «Токио Пинк Гайд» и положил на стол. Это был журнал, а не книга. Тоненький такой, на обложке фотографии – ужасного качества. Я уверен, достаточно одного только взгляда на этот журнал, чтобы понять, что внутри описываются всякие гадости. Эту… мм… скажем так, брошюру издавал некто Ёкояма, бодрый дядечка лет пятидесяти, который раньше работал в информационном отделе на телевидении.
Ёкояма всегда относился ко мне очень хорошо. Он абсолютно ничего на мне не зарабатывал – даже не брал с меня плату за рекламное объявление. У него была довольно своеобразная идеология. Он считал, что Япония должна гораздо активней презентовать себя иностранцам. «Наиболее эффективная презентация, – говорил он, – это спорт, музыка и секс. Секс раскрепощает, и поэтому секс – самый лучший способ познакомить иностранцев с Японией». Ёкояма занимался изданием журнала, практически не получая никакой прибыли, и частенько называл себя «волонтером», но вообще-то он, конечно, был самым натуральным старым извращенцем.
– Просто удивительно, сколько разных способов удовлетворить свои потребности существует в этой стране… Я обязательно хочу пойти в Кабуки-тё3! Я, пока тебя ждал, по карте посмотрел – это отсюда в двух шагах. Вот, посмотри сам. На этой карте значками отмечены всякие интересные заведения. Кабуки-тё прямо как созвездие Андромеды. Видишь, сколько значков? – Фрэнк сунул журнал мне под нос.
Это был так называемый «Секс-план Токио». Заведения обозначались специальным значком, изображающим голую женскую грудь. Значки довольно густо покрывали карту в районе Роппонги, в Шибуя, в Кинситё и в Ёсивара. Немало значков было и в Синдзюку-Нитёмэ, а также в близлежащих от Токио Каквасаки, Чибе и Йокогаме. Но, разумеется, все эти районы ни в какое сравнение не шли с Кабуки-тё. В промежутке между театром «Кома» и зданием районной администрации скопления нарисованных сисек напоминали огромные виноградные гроздья.
– Ну, Кенжи, с чего начнем?
– Я так понял, ты хочешь за сегодняшний вечер попасть в максимальное количество мест.
– Ну да.
– Подумай хорошенько. Потому что если тебе просто перепихнуться нужно, то тогда лучше заказать девочек прямо сюда, в твой номер. Это самое быстрое. А если ты хочешь пройтись по разным местам, то я, конечно, все понимаю, но это будет стоить денег.
Бар-ресторан, в котором мы сидели, был совсем маленьким. Фрэнк говорил довольно громко, и сначала посетители, а вслед за ними и официант начали недовольно на нас поглядывать. И хотя вероятней всего английского они не знали, у меня появилось впечатление, что они прекрасно догадываются, о чем мы говорим.
– Ну, если дело только в деньгах, то можешь не беспокоиться, – ответил мне Фрэнк.
Несмотря на приближающуюся новогоднюю ночь, жизнь в Кабуки-тё шла своим чередом. На узких улочках как всегда царило оживление. Раньше посетителями здешних мест были в основном зрелые дядечки, но в последнее время появилось много молодых людей. Похоже, что юношей, которым неохота тратить время на поиски любимой девушки, ухаживания и тому подобную чепуху, становится все больше. На Западе они, наверное, подались бы в геи, но в Японии у них есть другой выход – веселые кварталы.
Восхищенный неоновой рекламой, китч-униформой зазывал и многозначительными взглядами стоящих вдоль улицы женщин, Фрэнк похлопал меня по плечу и сказал:
– Вот это здорово!
Между прочим, Фрэнк, который своим потрепанным и поизносившимся видом довольно сильно выделялся среди посетителей бара-ресторана (тоже, кстати сказать, далеко не самого изысканного заведения), в декорациях Кабуки-тё выглядел вполне уместно. Несмотря на то что он был ниже меня – от силы метр семьдесят – и без пальто, он сразу же слился с окружающим пейзажем и буквально растворился в толпе.
Зазывалами в недавно открывшемся шоу-баре, где клиентов развлекали иностранные танцовщицы, были здоровенные негры. Все как один в красных клубных куртках, они бойко – направо и налево – раздавали флаеры, абсолютно без акцента приговаривая: «А вот кому стриптиз? Если сейчас – семь тысяч йен за час».
Фрэнк хотел было взять у одного из негров флаер, но тот обошел его, словно не заметив, хотя Фрэнк широко улыбался ему и даже протянул за флаером руку. Получилось так, что негр нацелился на небольшую группу японцев, проходивших позади Фрэнка, и кинулся раздавать им рекламные листки. Не думаю, чтобы он сделал это по злому умыслу. То есть вполне может быть, что этот черный зазывала и почувствовал какую-то неприязнь к белому парню, но скорее всего, он просто рассудил, что для заведения толпа пьяных японцев прибыльней, чем один плохо одетый иностранец. В любом случае ничего ужасного, на мой взгляд, не произошло. Однако Фрэнк тотчас же изменился в лице. Я стоял совсем рядом и здорово испугался. Его искусственная кожа натянулась и задрожала, будто все мышцы лица одновременно свело судорогой, глаза потухли и стали совершенно нечеловеческими: глазные яблоки помутнели и сделались вроде шариков из матового стекла.
Негр, похоже, не обратил на эту перемену никакого внимания и спустя несколько секунд протянул Фрэнку флаер и сказал пару фраз по-английски. Из-за шума вокруг я плохо расслышал его слова, но кажется, он сказал, что сегодня у них танцуют не американки, а австралийки и танцовщицы из Южной Америки. Фрэнк тут же пришел в себя. Что-то непонятное, на секунду проступившее в нем, снова исчезло.
– Слушай, ты потрясающе говоришь по-японски, – сказал он негру и взял из его рук флаер. – Ты сам-то откуда?
– Из Нью-Йорка, – ответил негр.
Фрэнк сразу по-дружески сообщил ему, что у «Нью-Йорк Никс»4 словно бы второе дыхание открылось:
– Они классно играют в последнее время.
– Ага, – сказал негр и сунул флаер очередному прохожему. – Мы тут про NBA все знаем. Даже знаем, на каком поле играл в гольф Майкл Джордан вне сезона. И сколько он очков заработал. Тут по телевизору все что хочешь показывают.
– Ну надо же… – протянул Фрэнк и похлопал негра по плечу.
– Классный чувак. Просто крутой! – сказал Фрэнк, приобняв меня, и двинулся вперед. Мы дошли до вывески, на которой был нарисован огромный глаз. Фрэнк остановился.
– Я знаю, что это, – сказал он. – Это пип-шоу.
– Это «глазок» – комната для подсматриваний, – объяснил я. – Девушка раздевается, а клиент сидит в кабинке и смотрит на нее через маленькое окошко-глазок, которое устроено так, что девушку видно целиком. В кабинке есть еще дырочка полукруглой формы, в нее клиент просовывает пенис и тогда девушка помогает ему кончить. Раньше «глазки» пользовались большой популярностью, а теперь в них почти никто не ходит.
– Почему?
– Потому что входная плата в «глазок» очень маленькая, а значит, для того чтобы заработать, нужна огромная толпа клиентов. Если клиентов мало – нет прибыли. Если нет прибыли – то хозяину нечем платить девушкам. А молодые девушки не хотят работать в таких местах, где плохо платят. Ну и соответственно, клиенты не желают ходить туда, где нет молодых и красивых девушек. Замкнутый круг.
– А сколько билет-то стоит? Тут написано – три тысячи йен. Это значит двадцать пять долларов, что ли? Кенжи, да ведь двадцать пять долларов за пип-шоу и чтобы тебе еще вдобавок подрочили – это очень дешево. Или я не прав?
– Три тысячи йен – это только за вход. А чтобы тебе подрочили, надо будет доплатить от двадцати до тридцати долларов.
– Вот оно что… Но даже так получается дешево! А кто дрочит? Та девушка, которая раздевается?
– Все не так просто. Ты же не знаешь, что там за стеной творится, когда пенис в дырку суешь. В таком положении ничего не видно. Поэтому начали ходить слухи, что в «глазках» подрабатывают всякие уродливые тетки и гомики, ну и в конце концов это стало совсем непопулярным развлечением.
– То есть ты хочешь сказать, лучше даже не пробовать?
– Ну почему? Зато это дешево, к тому же во время сеанса тебе не нужен переводчик – я могу тебя в каком-нибудь кафе подождать – и тогда ты заплатишь только за себя одного.
Пока мы с Фрэнком обсуждали этот вопрос, нас со всех сторон обступили зазывалы линжери-клуба5, которые обо мне, похоже, ничего не слышали, хотя я довольно известная личность в Кабуки-тё. Я, правда, тут же подумал, что из пары сотен человек, которые работали в этом переулке, со мной были знакомы всего лишь четыре десятка – то есть пятая часть. Но это легко объясняется. Ведь идут на такую работу те, кому терять уже нечего. Большинство зазывал либо по какой-то причине не могут устроиться на приличную работу, либо остро нуждаются в наличных. Поэтому люди все время меняются. Но, по крайней мере, советам своих старых знакомых я могу смело доверять.
– Кенжи, что эти люди говорят?
Я перевел, почти слово в слово. Парни вились вокруг нас, приговаривая: «…цена включает все, дополнительно платить не придется; реально – девять тысяч, но в честь новогодних праздников – вход за пять; клуб только что открылся – все новое, девочки свеженькие; заходите, убедитесь сами; иностранцев мы, разумеется, тоже обслуживаем; вот сюда, на один этаж вниз по лестнице, давайте я вам покажу, если не понравится – девочки и все остальное – вы можете уйти; не упустите свой шанс, после праздников вход снова будет стоить девять тысяч, может, попробуете? у нас и караоке есть с песнями на английском…»
Мы кое-как выбрались из толпы назойливых зазывал и пошли дальше. По дороге Фрэнк еще несколько раз обернулся – молодые люди все так же продолжали топтаться на пятачке перед «глазком» – и потом сказал:
– Я слышал, что японцы обходительные, но чтоб настолько!
Зазывалы обычно одеты в такие же дешевые костюмы, как и тот, что на мне. Здесь ведь не Роппонги, а Кабуки-тё, поэтому и среди посетителей тоже почти не бывает хорошо одетых людей. Собственно говоря, зазывала отличается от тех, кого он зазывает, исключительно манерой передвижения: клиент бредет вдоль по улице, а зазывала топчется на одном месте и, если посмотреть на него издалека, – выглядит одиноким и потерянным. Почти все мои знакомые, которые давно работают зазывалами, не то чтобы производят впечатление больных или там немощных, но чувствуется в них какая-то уязвленность. При разговоре с ними мне всегда кажется, что мои слова проходят насквозь, как если бы эти люди были абсолютно бестелесны. Я и сам не знаю, отчего у меня возникает это чувство…
– В Америке тоже есть парни, которые стоят на улице и зазывают клиентов, но там такой вежливостью и не пахнет… Подумать только! Будто я бойскаут, а он вожатый и должен объяснить мне, как завязывают морской узел… Неужели у них хватает сил целый вечер быть такими вежливыми?
– А что такого? Они с каждого зазванного клиента комиссионные получают.
– Ясно… Я так и думал. Значит, их словам верить нельзя…
– Если они слишком уж низкую цену назвали, лучше быть поосторожней.
Но Фрэнк, похоже, уже заинтересовался линжери-клубом:
– Слушай, может, сходим посмотрим на японочек в трусиках?
– Давай сходим, но там без секса.
– Понял уже, что без секса. Я просто хочу заранее немного разогреться, а что может быть лучше для поднятия духа, чем девочки в трусиках!
– Ну хорошо. С девяти до двенадцати входной билет стоит от семи до девяти тысяч на человека, в зависимости от заведения. Девушки по-английски не говорят, поэтому тебе придется заплатить и за меня тоже. Теперь просто, чтобы ты знал – в некоторых местах девушек можно трогать руками, в некоторых нельзя. Бывают клубы, где девушки танцуют на столах, впрочем, цена от этого не особо меняется.
– Тогда я бы предпочел традиционное заведение безо всяких танцев. Просто посидеть и поболтать с девушками, – сказал Фрэнк. – Если цена не зависит от разнообразия выбора, то лучше пойти в самое простое место. Там зато девушки будут красивее.
Я нашел среди зазывал знакомого парня и договорился, что он проводит нас в свой клуб. Парня звали Сатоши. Ему было двадцать, как и мне. В восемнадцать он приехал в Токио то ли из Яманаши, то ли из Нагано – я точно не помню откуда, – чтобы учиться на университетских подготовительных курсах. Почти сразу же у него начался сильный невроз. Я, правда, тогда не был с ним знаком, но он мне как-то показал одну вещицу, которая осталась у него с тех пор. Как бы напоминание о болезни. В тот раз он пригласил меня к себе в гости. Я пришел к нему на рассвете, после работы, и он показал мне деревянный конструктор. Сатоши сказал, что во время болезни он целыми днями ездил в метро по линии Яманоте-сэн и, сидя в поезде на полу, играл в конструктор.
Я спросил у него почему. Он ответил, что не знает.
«Понятия не имею, что вдруг на меня нашло. Я просто шлялся по городу, зашел в „Киддиленд“6, увидел этот конструктор и сразу же его купил. А потом мне вдруг захотелось в него поиграть, и я почему-то решил, что лучше всего делать это в поезде. По правде говоря, строить замок на полу трясущегося вагона оказалось интересно. Очень захватывающее занятие, и от всяких дурацких мыслей отвлекает. В то время я не переставая думал о том, как втыкаю какой-нибудь маленькой девочке в глаз что-нибудь острое: булавку, зубочистку или там иголку… Я ежесекундно представлял себе, как я это проделываю, и все время боялся. Мне казалось, что если о чем-то без конца думать, то в итоге придется это сделать.
Игрушка отвлекала меня от этого наваждения. В поезде, даже когда несильно трясет, строить из конструктора довольно трудно, а на линии Яманоте-сэн есть несколько крутых поворотов. Самый крутой – когда едешь от Харадзюку к Йойоги-коэн. На этом повороте я всегда ложился на пол и, обняв двумя руками как новорожденного младенца, пытался уберечь свою постройку, чтобы она не рассыпалась. Конечно, меня предупреждали. Машинист и станционные служащие говорили со мной по многу раз и в конце концов сдавали в полицию. Полгода это повторялось изо дня в день, и каждый раз я отнекивался: „…ну я же не в часы пик…“ – и меня отпускали. А потом я пошел работать в Кабуки-тё и сразу выздоровел.
Не то чтобы мне очень нравилась моя работа. Я вообще думаю, что нет таких людей, которым бы нравилось работать в Кабуки-тё. Но я доволен. Ведь даже поступив в престижный университет или устроившись на работу в любимом городе, никто не согласится, чтобы его безотвязно мучила мысль о том, как он иголкой выкалывает глаз маленькой девочке…»
– У нас вроде есть одна девушка, которая немного умеет по-английски. Я посмотрю, если она сейчас не занята, то я ее к вам пошлю… без дополнительной платы, – пообещал Сатоши, когда мы с Фрэнком спустились вслед за ним по лестнице и остановились у зеленой двери.
В который раз я уже сюда прихожу, а все никак не могу запомнить, как называется заведение. Отчасти из-за того, что в Кабуки-тё все названия похожи одно на другое, да и вообще здешних клиентов вывеской не соблазнишь, поэтому никто из хозяев и не заботится об изысканности названия.
Линжери-клубы, в какой бы вы ни зашли, изнутри выглядят практически одинаково. И вовсе не потому, что везде один и тот же дизайн, а потому, что у таких заведений обязательно есть нечто общее – для их отделки никогда не используются качественные материалы. Оттого-то все эти места и кажутся такими похожими.
При виде полуобнаженных девушек, в большом количестве сидящих на диванчике у входа, Фрэнк снова смущенно улыбнулся.
Ту, которая немного говорила по-английски, звали Рэйка. Волосы ее были забраны на затылке в пучок. На ней было кружевное белье бордового цвета, на вид довольно дорогое. Приплюснутый носик и слегка прыщавая кожа – пожалуй, в более серьезных недостатках Рэйку обвинить было нельзя. Вместе с ней к нашему столу подошла еще одна девушка – Лиэ. Массивная, жилистая, как волейболистка-профи, простушка Лиэ – любительница белого белья – оказалась очень смешливой. Но в мире секс-развлечений смешливая еще не значит веселая.
В тот момент, когда девушки подошли к нашему столу с двумя стаканами и бутылкой виски, Сатоши произнес: «Спасибо, старик, удружил» и снова отправился на улицу. Я огляделся, кроме нас в клубе было еще два клиента. Тоже пришли вдвоем, как и мы. Понятия не имею, сколько Сатоши сегодня на нас заработал. Мы с ним на эту тему никогда не разговариваем, хоть и приятели. Не считай чужие деньги – вот основное правило, которого нужно придерживаться, если хочешь выжить в Кабуки-тё.