Моим детям, которые выросли
под провансальским солнцем
© Анна Мулен, 2021
ISBN 978-5-0051-4179-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Лиза уже сбилась со счета, который круг она совершает с коляской перед зданием жандармерии Сен-Тропе. Той самой, прославленной, благодаря фильмам с участием великого комика Луи де Фюнеса. На город уже спускались сумерки, и больше всего на свете ей хотелось, чтобы малыш поскорее заснул, и они с Полем смогли бы спокойно насладиться романтическим ужином. Во Франции Лиза часто видела в ресторанах пары с ребенком, мирно спящим в коляске и никак не нарушающим родительскую идиллию. В их же семье каждая попытка выйти куда-то с детьми заканчивалась как сегодня – долгими прогулками с коляской в безуспешной попытке убаюкать малышей.
В этот час в Сен-Тропе было почти невозможно найти уединенное место. Повсюду стоял шум, бутики были еще открыты, красиво одетые люди выходили к ужину, и только эта крошечная площадь перед жандармерией оставалась пуста. Из своего укрытия Лиза видела блистательных бразильянок в длинных платьях из тонкой струящейся ткани и с глубокими декольте в сопровождении столь же безукоризненно одетых кавалеров. Она наблюдала за русскими красотками в широкополых белых шляпах, которые цокали своими острыми шпильками и сверкали пряжками роскошных сумочек. За мужчинами в стиле мачо из Сен-Тропе, которому соответствовали три обязательных компонента – светлая рубашка casual, яркие брюки (днем их сменяют бермуды) и южный загар. Все эти люди были такими свежими, такими раскрепощенными, для них все только начиналось и веяло предвкушением шикарного вечера.
Лизе бы так хотелось сейчас отправиться в красивый прибрежный отель, принять тонизирующий душ, надеть туфли на высоких каблуках и красивое платье, глотнуть ледяного шампанского на балконе, окинуть взглядом оживленную улицу и отправиться покорять ночь. Когда-то в прошлой жизни она жила вечеринками. Возможность смешаться с веселой нарядной толпой давала ей это приятное чувство приобщенности к чему-то жизненно важному и ненадолго притупляла гложащее где-то глубоко внутри одиночество. Ведь в душе она только и мечтала о наступлении такого дня, как этот. Дня, когда ее жизнь будет заполнена не пустыми развлечениями, а вот этим притулившимся в коляске сладким комочком.
А вот теперь она мечтала просто поесть в тишине и расправить спину.
– Я купил сэндвичи, пойдем, поедим на берегу, а дети посмотрят на яхты?
К ней подошел высокий шатен в темно-серой футболке и очках в роговой оправе. Он держал за руку маленького мальчика. Это был Поль, который до сих пор гулял с сыном, чтобы тот как можно больше утомился и потом хорошо спал.
Лиза согласилась, ведь дети о сне и не помышляли. Все четверо отправились в сторону порта Сен-Тропе, где чуть позже они расположились на пристани. Волны плескались о каменный берег, раскачивая сияющие яхты, вокруг гудели переполненные портовые ресторанчики.
– Плохая была идея сюда приехать, – вздохнула Лиза. – Здесь сплошные соблазны и напоминания о том, что наша молодость прошла.
Поль нежно завел ей за ухо упавшую на лицо пшеничную прядь.
– Ну, ничего, завтра закажем пиццу с доставкой прямо на пляж.
Лиза с теплотой посмотрела на мужа и взяла за руку.
– Вот что значит, когда переезжаешь на новое место и ничего о нем не знаешь. А ведь наверняка Прованс полон прекрасных тихих уголков, не таких туристических. Но мне действительно очень нравится пляж Пампелон. Море такое чистое, и дно такое мягкое. Просто идеальное место для детей.
– Только не в августе, когда у всей страны отпуска. Зато нам не надо стоять в многочасовых пробках, чтобы попасть на юг. Наш дом уже здесь…
◊ ◊ ◊
Лиза привыкла жить на чемоданах. Привыкла к постоянным переездам, и не только в разные квартиры, но и в разные города и страны. Порой ей казалось, что это превратилось уже в какую-то манию – когда она долго находилась на одном месте, ей становилось скучно. Ведь мир такой большой, а дорога так и манит.
Наверное, поэтому подсознательно она никогда не позволяла себе обрастать вещами, чтобы не лишать свою жизнь мобильности. Она не привозила из поездок сувениры, не покупала статуэтки и картины, легко расставалась с морально устаревшими вещами, даря им вторую жизнь, отдавая в чужие руки. В этом были свои плюсы – она всегда была «налегке» и могла спокойно переезжать с места на место. Но, с другой стороны, она не могла купить себе, например, красивый столовый сервиз, оставляя это маленькое удовольствие на то время, когда у нее появится собственный дом. Дом, где она, наконец, останется надолго. Тогда бы она уж точно смогла обставить его по своему усмотрению, не боясь, что скоро все это снова нужно будет расфасовывать по картонным коробкам. Лиза надеялась, что это произойдет именно в этот переезд.
Поменять город – это как сбросить старую шкуру. Стать эдаким «пассажиром без багажа», подобно герою романа Жана-Кристофа Гранже1, который неоднократно переживает диссоциативное бегство и меняет личности, а с ними и место жительства, а заодно и всю жизнь.
Лиза тоже представляла, что проживает свои разные жизни, превращаясь в разные личности, в соответствии с важными временными этапами, которые влияли на ее становление. Первая личность – это была двадцатилетняя москвичка, которая, несмотря на все свои таланты, хорошую работу, прекрасных друзей и наполненную жизнь, была неуверена в себе и пыталась заполнить внутреннюю пустоту отношениями, пусть даже заведомо обреченными на неудачу. Вторая личность – парижанка на пороге тридцатилетия, которая еще не до конца стала частью нового города, но уже многому у него научилась. Это была некая промежуточная личность, формируемая на стыке двух культур и разных менталитетов, берущая лучшее от того и от другого. Ее новая третья личность – жена и мама. Рождение ребенка как будто позволило ей открыть в себе новые грани, она ощущала себя на пике женственности, более зрелой и уверенной в себе. Материнство даже стало для нее неким символом очищения, возможно, шедшим от образа матери в религии. Она ощущала себя словно сбросившей груз былых ошибок и неудач.
В то же самое время, она чувствовала, что ее внутренний судья не дремлет, дав ей лишь временную поблажку за очередное достижение, и он снова заявит о себе при любой ошибке, а она вновь провалится в эту мистическую черную дыру в собственной душе. Ведь ее ждала новая личность – жена и мама двоих малышей. Выдержит ли она такое испытание? А главное, выдержит ли его их пара?
Лиза в последний раз выходит на балкон их парижской квартиры и смотрит вдаль на едва уловимый силуэт Эйфелевой башни. Ее пальцы скользят по влажным ресницам, она быстро берет сумку, запирает дверь и выходит на улицу, где ее уже ждет хозяин квартиры для передачи ключей.
Лизе уже было хорошо знакомо то чувство, когда оставляешь все, что когда-то любил, и с головой бросаешься в омут неизвестности. Поэтому пришедшая к ней грусть была лишь минутной слабостью. Горькой лирикой уходящего прошлого. Коротким оплакиванием того, чего не вернешь никакой тоской. И через минуту она уже улыбалась открывшему свои двери будущему.
Они переезжали на юг…
Лиза и Поль выбрали Прованс как наиболее благоприятную среду обитания для их пополнившейся семьи, воспользовавшись возможностями удаленной работы. Поль лишь изредка должен был появляться в своем парижском офисе, но имел цель найти другую работу уже на месте, а Лиза получила заказ на серию статей о Провансе от одного российского туристического журнала, редактором которого была ее университетская подруга.
Как и в прошлый раз, когда она переезжала из Москвы в Париж, она никак не готовилась к переезду. Не читала путеводителей о Провансе или чужих отзывов. Ей не хотелось, чтобы что-то повлияло на ее собственные впечатления, которыми бы она потом могла делиться со своими читателями. Хотелось начать с чистого листа, на котором жизнь сама выведет нужный рисунок. По этой причине она не знала даже таких, казалось бы, простых вещей, как время и место цветения лаванды.
Ей было уже хорошо знакомо то чувство, когда приезжаешь на новое место, и все вокруг кажется таким незнакомым. Когда теряешься и не понимаешь, куда идти, не знаешь, где купить вкусный хлеб или где делают хороший кофе. Но в то же самое время само это ощущение открытия, узнавания, знакомства с новым городом, новым регионом, с его особенностями и причудами, с его магазинами и кафе, привычками его жителей – оно так воодушевляло! Ведь это как с новым другом – тебе хочется проводить с ним вместе как можно больше времени, чтобы узнать о нем все-все-все…
Начиная писать свои статьи о Провансе, Лиза мечтала о том, чтобы они получились живыми и оригинальными, и чтобы отражали именно ее впечатления и эмоции. Ведь сколько уже всего написано о французской культуре, гастрономии и искусстве жить…
Теперь она должна была регулярно посылать в журнал свои «путевые заметки». Но вот с чего начать? Чтобы это было интересно и для тех читателей, кто хорошо знает Францию, и для тех, кто никогда там не был. Пожалуй, она начнет свой рассказ с того, что изменилось для нее после переезда, и чем жизнь в Провансе отличается от жизни в Париже…
Глава 1
Париж vs Прованс
Статья Лизы о Провансе
Слова «Прованс» и «провинция» из уст парижанина практически неотличимы для уха иностранца. Хотя, в сущности, для парижан все, что находится за пределами столицы, является провинцией. Но название современного Прованса – это и есть трансформация слова «провинция». Бывшая Трансальпийская Галлия, которая была интегрирована с римской провинцией Нарбоннской Галлией, в древнеримской литературе называлась «Наша провинция» (Provincia Nostra) или просто «Провинция» (Provincia).
Что же это вообще за Прованс и где его границы? Для Франции характерно огромное количество сложных административных делений территории: департаменты, регионы, коммуны и т. п. Согласно этому делению, Прованс не является административной территориальной единицей. Это, скорее, историческая область, историко-культурное наследие, как те же Шампань, Бургундия или Гасконь, но с естественными границами в виде реки Роны на западе, Средиземного моря на юге и Альп на севере. Главный город тут – Марсель. Когда-то Лазурный берег был частью этой исторической области, но он приобрел свою особую самостоятельную идентичность с тех пор, как в конце XIX века писатель Стефан Льежар придумал этот эпитет, вдохновившись потрясающей красотой бухты городка Йер (поэтому именно Йер и соседний Тулон часто считаются границей между Провансом и Лазурным берегом).
Париж и Марсель – давние конкуренты, как Москва и Питер, и в каждом городе есть свои стереотипы в отношении другого.
Например, парижане часто шутят над «провинциальным» стилем и поведением южан. Самые распространенные клише тут – девушки в Марселе шумные, ярко накрашенные и даже вульгарные, а провансальцы медлительные, болтливые и постоянно пьют пастис (традиционную анисовую настойку, для производства которой, между прочим, требуется не только анис, но и еще около полусотни растений и пряностей типа кориандра, петрушки, ромашки, лакрицы и т.д.). Потешаются парижане и над местным «провинциальным» акцентом (парижское вальяжное «пютан»2 у жителей Прованса превращается в «пютэнь», как будто и не ругательство вовсе).
Южане, в свою очередь, считают столичных жителей высокомерными и недружелюбными, их акцент чересчур манерным, а сам Париж – городом серым, шумным и полным стресса.
Но шутки – шутками, а парижане с удовольствием приезжают на юг на каникулы (у многих здесь «дачи»), и многие в душé были бы даже не прочь насовсем переехать в этот солнечный регион, где стрекотание цикад ласкает слух, а шум волн – душу. Удается это, тем не менее, далеко не многим, ведь юг обладает конкурентным преимуществом, и в плане экологии, и в плане жилья. Многих южан же, наоборот, манит Париж обилием рабочих мест на все вкусы и цвета дипломов, ну и, конечно же, невероятными столичными зарплатами.
Иностранные туристы часто отмечают у южан их дружелюбие, в противоположность столичным жителям, от которых у некоторых приезжих даже развивается некий «парижский синдром». И хотя по-настоящему открытыми и дружелюбными являются жители французского севера, провансальцы с готовностью поддерживают этот образ эдаких «людей солнца». Да и, казалось бы, разве может быть по-другому, когда триста дней в году, просыпаясь утром, неизменно видишь в окне кусочек чистого голубого неба, а потом выходишь на улицу, где теплые лучи ласкают кожу, а ветра приносят морскую свежесть. Ты довольно жмуришься на солнце, и все проблемы куда-то отступают.
В чем тут дело, то ли в расслабляющем воздействии солнца, то ли в вежливости, усваиваемой французами с молоком матери, но провансальцы действительно с виду кажутся очень открытыми, и разговорчивости у них не отнять. Они легко завязывают беседу даже со случайным встречным, громко здороваются и прощаются с водителями автобусов, улыбаются прохожим, обожают заглядывать в коляски и умиляться сидящим там малышам.
Но это не просто банальная вежливость или любопытство. Это часть южного образа жизни, когда жизнь течет медленнее, и общение – это своеобразный способ еще немного остановить время и замедлить повседневную спешку. Переехавшим в Прованс нужно быть готовыми к тому, что будет сложно проскочить незамеченным, ведь обязательно найдется кто-то, с кем нужно будет перекинуться парой слов или хотя бы поздороваться. Парижанам придется отучаться не только от столичной торопливости и холодности, но и отказаться от многих вещей столичного гардероба, научиться непринужденной беседе, пониманию местного юмора, конечно, специфического, но добродушного. А на более глобальном уровне – освоить искусство наслаждения моментом, а также начать ценить простой человеческий контакт.
Однако, несмотря на славу солнечного и радушного региона, многим южанам свойственен вполне себе парижский снобизм. К примеру, так говорят о жителях города Экс-ан-Прованс (именно этот город достиг расцвета в XII веке и до Великой французской революции был столицей Прованса).
Если Марсель – город для всех, то Экс – город буржуазный. Здесь повсюду можно встретить роскошные магазины и рестораны, старинные частные особняки, декоративные фонтаны, элегантных женщин, напоминающих своим стилем парижанок. По обилию кафе, бутиков и модников, особой атмосфере и ценам на жилье многие сравнивают исторический центр города с богемным столичным кварталом Марэ. Экс также похож на один из тех тихих очаровательных парижских кварталов, скрытых от глаз туристов (например, в 15-м округе), где местные жители любят проводить выходные, не выезжая за его пределы. Все продавцы тебя знают и приветствуют широкой улыбкой, вокруг много магазинов и семейных ресторанчиков. Субботним утром ты отправляешься на местный рынок, а потом обедаешь в любимой «брассерии» (своеобразном кафе, где упор делается на домашней французской кухне). Там за соседним столиком несколько завсегдатаев-пенсионерок в платьях «мини» пьют шампанское, смеются и излучают молодой задор. Здесь ты свой.
Кстати, название Экса (Aix) происходит от латинского «aquae sextiae», что значит Воды Секстия – был такой римский консул Гай Секстий Кальвин, которому империя в 123 году до н.э. поручила навести порядок в Провансе. Как известно, чистоплотные римляне очень любили термальные источники, так вот этот консул сначала всех, кого надо, победил, а потом основал римские бани. А заодно – и город рядом с ними.
А вот слово «буржуазный» в отношении нынешнего Экса, как и в отношении Парижа, часто употребляют не в значении социального класса, а именно замкнутого круга, состоятельной прослойки, где люди высокомерны, живут с ощущением некоего культурного превосходства. В реальности это значит, что если вы не «свой», с вами будут максимально дружелюбны, но не поспешат открывать двери. Например, вам будет совсем не сложно завести разговор с мамой на детской площадке. Она расскажет вам все о своих увлечениях помимо двоих детей – йога, кулинария, дизайн интерьеров, даст контакт своей маникюрши и даже не забудет взять ваш телефон и пригласить как-нибудь в гости на полдник. И… никогда не перезвонит.
Так что хороший климат не является залогом радушия и дружелюбия. Зато развивает у местных жителей и вновь прибывших другую особенность – метеозависимость.
Эту черту очень емко описал в своей ставшей международным бестселлером книге «Год в Провансе» (1989) англичанин Питер Мейл: «По праву рождения они (провансальцы) уверены, что каждый день обязан быть солнечным, и, если он таковым не оказывается, у них моментально портится настроение. Дождь они воспринимают как личное оскорбление и в кафе громко выражают друг другу соболезнования, скорбно качают головами, с отвращением обходят лужи и подозрительно поглядывают на небо».
Действительно, избалованные постоянным солнцем, провансальцы в холодные и дождливые дни чуть ли ни впадают в депрессию. И особенно, если эти дождливые дни совпадают с солнечными днями в Париже (в большинстве случаев, расстановка сил на метеокарте все же в пользу юга, поэтому его жители могут спать спокойно).
С конца июня температура достигает тридцати, а иногда даже и сорока градусов.
Жюль Верн в свое время удачно пошутил: «Жара хороша, в особенности зимой, но на что она сдалась нам летом?» Конечно же, многие тяжело переносят сильную жару. В основном это выражается в ощущении перманентной усталости, даже если ты не проводишь день непосредственно на солнце. Поэтому единственный способ для жителей Прованса дожить до вечера – это экономить силы, то есть всячески избегать спешки и стрессовых ситуаций. Этим и объясняется привычка провансальцев все делать медленно и часто отвлекаться на разговоры, и это вовсе не является какой-то природной ленью.
Кстати, уже упомянутый Питер Мейл так связал жару и пастис: «Не могу вообразить, что пастис можно пить в фулэмском пабе или в баре Нью-Йорка, или еще где-нибудь, где погода требует наличия на ногах носков. Не тот вкус. Солнце и тепло – необходимые условия. И иллюзия, что часы остановились. В общем, Прованс».
Иногда, правда, в мирное течение жарких провансальских дней врывается еще одно специфическое для Прованса природное явление – мистраль. Этот сильный ветер может бушевать несколько дней и достигать 150 км/ч, после чего температура воды в море может упасть аж на десять градусов. О мистрале ходят легенды, говорят, что он провоцирует мигрени и ссоры.
Александр Дюма называл мистраль «одним из трех бичей Прованса», подразумевая, что два других – это река Дюранс, часто меняющая ширину своего русла, и парламент. Ирвинг Стоун в романе о Винсенте Ван Гоге «Жажда жизни» (1934) писал: «Мистраль, словно бич, обрушивается на город и не стихает двести дней в году». (Ван Гог некоторое время жил в провансальском городе Арль, где теперь можно совершить туристический маршрут по местам, связанным с ним). А в «Дневнике» Евгения Гришковца можно прочитать про мистраль, что «разогнал белоснежные яхты по бухтам и укромным якорным стоянкам, сдул загорающих и купающихся из прибоя, засыпал дорожки и улицы хвоей и шишками с огромных деревьев, и в целом задул огонь буйной июльской жизни».
Скорее всего, дело не в каких-то особенных будоражащих свойствах этого ветра, а в общей склонности провансальцев впадать в тоскливое состояние при плохой погоде. И они регулярно перед долгой прогулкой или пикником на пляже изучают прогноз погоды, направление ветра и тут же меняют свои планы, если день не окрашен «в зелёный»3.
Итак, климат является, пожалуй, одним из главных отличий между Парижем и Провансом. Но также существенно и то, что в Провансе вы не встретите того настоящего парижского шика и энергии. Даже в Эксе, несмотряна его буржуазный имидж, гораздо меньше развлечений, здесь сложно найти места для «branché»4 публики. В городе, где дома цвета солнца, а оконные ставни цвета неба, жизнь в основном проходит на улице и сосредоточена вокруг фонтанов. Это как источник освежающей прохлады и влаги, у которого люди собираются на уличных верандах кафе, а шум воды, звон бокалов, приглушенные беседы и легкое стрекотание цикад расплываются в воздухе сладкой негой. В этом, наверное, и есть особый провансалький шарм.
И если после переезда из Парижа в Прованс жизнь здесь может поначалу показаться скучной, а случайные кадры с видами Парижа в новостях будут вызывать ностальгию и щемящую тоску, то через несколько лет, вернувшись в столицу, вы рискуете испытать культурный шок иного характера. Вам захочется спрятаться от толпы и шума и скорее вернуться в свою тихую гавань, на свежий воздух, на море и к природе, к неторопливым расслабленным людям. Но что самое хорошее во всем этом – ничто не мешает наслаждаться одновременно и прелестями столичной жизни, и приморской. И Марселем, и Парижем. Одновременно. Благо между ними всего три часа на скоростном поезде TGV.