Не встречайся с Розой Сантос

Nina Moreno

Don’t Date Rosa Santos

© 2019 by Nina Moreno

© В. Ингсоц, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Папе.

Я всегда представляла, как ты прочтешь эту книгу, – такова неотъемлемая часть моей мечты. Но мы сами создаем себе мечты. Именно ты меня этому научил.

Эта история всегда была твоей, и когда мы снова увидимся, я обязательно все тебе расскажу.

Глава 1

Женщины семьи Сантос никогда не ходят к морю.

Однажды, целую жизнь назад, беременная женщина и ее муж покинули Кубу, забравшись в лодку, которую он построил из обломков досок и разного хлама, скрепив все это отчаянной надеждой. Глухой ночью они оттолкнулись от берега, оставив за спиной целую жизнь. Но все равно оказалось слишком поздно. Шторм, сильный и жестокий, налетел внезапно, а ребенок вот-вот должен был родиться. И в то время, когда мужчина боролся с ревущим морем, женщина кричала в унисон с яростными ветрами, пока, наконец, не отняла от своего тела плачущую девочку.

Когда Милагро Сантос вышла на берег на другой стороне залива, с ней была только новорожденная дочь.

Моя мать росла на новой земле и, несмотря на предостережения, осмелилась полюбить мужчину, который любил море. Но накануне ее восемнадцатилетия на открытой воде зародился весенний шторм и уничтожил еще одну мечту. Лодку моего отца нашли, но его тело – нет. Мама ждала на причале, поддерживая растущий живот, где уже была я, и ее рыдания навсегда запечатлены в коллективной памяти нашего городка.

Вот чем было для нас море. А я – это мост, который должен стать достаточно большим, чтобы дотянуться от одной трагедии до другой. В колыбельной, которая сопровождает мою жизнь, сказано: познать море – значит познать любовь, но любить женщину из нашей семьи – значит потерять все. Люди до сих пор шепчутся о том, что на нас лежит проклятье, но кто наложил его – остров, море или наши непокорные сердца, – я не знаю.

– Сейчас или никогда. – Ана-Мария сидела на моем столе, а я нервно мерила шагами пол перед ней. Она взяла телефон и запустила таймер, хотя мне уже хотелось забить на эту тренировку и просто потоком извергнуть все, что я держала в себе несколько месяцев.

– В общем, мне кажется, я выбрала университет…

Но Анна тут же помотала головой:

– Не говори «мне кажется». Ты его выбрала. Будь увереннее, иначе она не станет тебя слушать.

Я расправила плечи, пытаясь немного расслабиться. Моей abuela^[1] здесь даже не было, но сердце все равно колотилось как бешеное.

– Ладно. Вот в чем дело, Мими. Я выбрала университет.

– Qué bueno!^[2] – одобрительно воскликнула Ана с заметным кубинским акцентом, который, к ужасу, напомнил мне бабушку.

– Но он в другом штате.

Ана издала скорбный стон. Она явно входила в роль.

– Ay, mi amor^[3], ты хочешь меня бросить?

Я завела глаза к потолку.

– Это всего через два штата от нас. Но я выбрала его потому, что там есть программа стажировки за рубежом…

Ана выпрямилась, театрально разыгрывая обиду:

– Cómo?^[4] В другой стране? Eso no es college!^[5]

Я взялась за верхние края рубашки и оттянула их в стороны, потому что вся взмокла от пота.

– Нормальный университет. Обычные занятия, баллы, которые пойдут в диплом. А та программа, куда я подала документы… – Я сделала паузу, и Ана кивнула. Я расправила плечи. – Она на Кубе.

В Чарльстонском колледже мою заявку на перевод приняли на прошлой неделе. Как только я получила имейл, сначала отпраздновала это событие беззвучным криком радости у себя в комнате, а потом, не раздумывая, записалась на их программу зарубежной стажировки. Целый семестр в Гаванском университете! Я буду слушать лекции настоящих кубинских профессоров, ходить на экскурсии и знакомиться с местной культурой – Старая Гавана, Виньялес, Сантьяго… Начну лучше говорить по-испански. И у меня появятся собственные истории об острове, который столько времени был для меня запретным наследием, к которому нельзя прикоснуться.

Конечно, обучение стоило дорого, но сомневаться времени не было. Я понимала, что должна успеть, пока политическая ситуация в очередной раз не изменилась. У меня имелась стипендия от университета, гранты и картонная коробка со сбережениями, заработанными в bodega^[6]. Учебная виза – один из немногих законных способов поехать на Кубу, и, поскольку у меня не осталось там родственников, с которыми мы могли бы воссоединиться, это мой единственный шанс.

Услышав мои слова, Ана ахнула и вскочила со стола, оттолкнув меня в сторону. Она схватилась за сердце и повалилась спиной на кровать, так что мои подушки свалились на пол. Все это вполне тянуло на сцену из мыльной оперы.

Я вздохнула и уперла руки в бока.

– И в этот момент, вероятно, в комнату входит моя давно пропавшая сестра и сообщает, что присвоила мое наследство?

– Или, еще лучше, твоя давно пропавшая мать.

Конечно, она пошутила, но это, как всегда, задело меня за живое. Если бы мама все еще жила здесь, может, я не была бы в такой панике, собираясь признаться Мими, что думаю жить и учиться в стране, из которой ей самой пришлось бежать. В кои-то веки присутствие мамы пошло бы мне на пользу – она обычно так выводила бабушку из себя, что та ни на что другое не обращала внимания.

Ана встала и крепко схватила меня за плечи. Мою лучшую подругу зовут Ана-Мария, она афро-латиноамериканка, и ее родители родом с Кубы. Миссис Пенья уехала с острова еще в раннем детстве, когда у родственников из США появилось достаточно денег и возможность их вызвать, а мистер Пенья сбежал, будучи подростком. А теперь они оба жили здесь. Ана росла в окружении родных и двоюродных братьев и сестер и не испытывала такого острого стремления познать нашу родину, как я. По крайней мере, она его никак не демонстрировала.

– Учитывая твой уровень тревожности и количество семейных проблем, ты максимально подготовилась, – сказала она, сжимая мои плечи и слегка подталкивая к двери. – Давай, тигренок.

В доме Сантос был типичный вечер пятницы, так что я точно знала, где искать мою abuela. В это время она всегда сидела у окна в нашей небольшой прачечной с восточной стороны дома, между двумя лимонными деревьями, а соседи приходили туда в поисках ответов, наставлений и некоторой доли колдовства. Моя бабушка, местная знахарка, знала средство от любых бед – увядающего сада, ночных кошмаров, проблем на работе и полосы невезения – и из своего окошка раздавала страждущим надежду с запахом трав и кондиционера для белья.

Там я ее и обнаружила. Она затыкала пробкой небольшую бутылку, а по ту сторону окна стоял наш сосед Дэн с младенцем на руках. Дэн и его муж Малкольм, мой университетский куратор, без которого я бы вряд ли справилась с подачей документов на стажировку, недавно завершили процесс удочерения малышки Пенни. Мими потрясла бутылочку и внимательно посмотрела на содержимое в свете свечи.

– Что случилось? – спросила я Дэна, сразу обратив внимание на темные круги у него под глазами.

Сейчас он в отпуске по уходу за ребенком, а вообще работает в скорой помощи, так что обычно без проблем выдерживает бессонные ночи. Сейчас же он выглядел так, словно еле держится на ногах.

– У Пенни режутся зубы, – произнес он, зевая. – А Малкольм еще на работе, по уши погряз во встречах и бумагах. – Малкольм был самым любимым студентами куратором в муниципальном колледже Порт-Корала. Он производил впечатление взвешенного и вдумчивого человека, а внешне очень напоминал Идриса Эльбу. – Впрочем, оно и понятно – заканчиваются сроки подачи документов.

– Почему ты не заходишь внутрь? – спросила я. Мы дружили семьями и часто приглашали их к себе на ужин.

– Потому что Мими занята, а я не собираюсь пользоваться ее особым отношением, в отличие от тебя, хоть ты и набилась Малкольму в любимицы. Кстати говоря, а ты не…

– Встречалась с ним сегодня? Ну да. Встречалась, конечно.

За спиной у Мими я сделала Дэну круглые глаза. Я виделась с Малкольмом, чтобы вместе поискать еще какие-нибудь гранты на обучение на Кубе. Но Дэн слишком устал и не сразу понял, на что я намекаю. Так что я кивком указала на Мими, и, наконец, сонное выражение его глаз сменилось на удивленное. Все поражаются, что я до сих пор ей не сказала. Но они просто не представляют, что значит говорить с Мими о Кубе.

– Это тебе, – сказала Мими, не обращая на наш разговор никакого внимания, и протянула Дэну высокую бутылку цилиндрической формы. – Нужно добавлять в чай за час до сна.

– А что такое сон? – спросил Дэн. Пенни захихикала и задрыгала ножками.

Мими взяла бутылочку поменьше, с маслянистой на вид жидкостью золотистого цвета. Она сняла крышку, и я уловила запах яблочного пирога. – Для Пенни, чтобы десны не болели. Pero un momento^[7], у меня есть для нее еще кое-что. – И она вихрем пронеслась мимо меня прочь из комнаты.

Дэн держал Пенни на руках, терпеливо ожидая по ту сторону окна. Его глаза медленно закрывались. Пенни со звонким шлепком схватила Дэна за щеки.

– Я сейчас вернусь, – сказала я и помчалась вслед за Мими.

– Помешай sopa^[8], – бросила она через плечо, проходя через залитую теплым светом кухню. Здесь жили только мы вдвоем, но дом создавал ощущение куда большей наполненности. Словно вмещал в себя больше света, больше людей, больше любви. Я подняла крышку кастрюли, стоявшей на плите, и вдохнула запах. О супе Мими ходили легенды, которые приписывали ему способность то поднимать людей со смертного одра, то исцелять разбитые сердца. Весь секрет заключался в бульоне из костей, который следовало тщательно томить с травами и овощами. Я помешала медленно кипящую жидкость и сделала еще один вдох, набираясь сил.

– Мими?

– Aquí^[9], – отозвалась она из глубины дома.

Я опустила крышку на место и встала на пороге ее оранжереи, располагавшейся в дальнем конце кухни. Говорить с ней, пока она занята делом, было очень плохой идеей, но мне хотелось скорее с этим покончить.

– Где ты?

– Я здесь! – снова отозвалась она, но я все равно ее не видела. Вообще, эта комната считалась верандой, и предполагалось, что здесь хозяева будут отдыхать со стаканчиком холодного чая, но Мими превратила ее в теплицу. Это стало словно живым сердцем нашего дома, здесь всегда было тепло и легко дышалось даже при закрытых окнах. Пышно разросшиеся растения тянулись из горшков, слегка покачиваясь. На полках выстроились потрепанные от чтения книги и сосуды с лекарствами и разными снадобьями. И еще здесь висел ветряной колокольчик из дерева и металла – в обычные дни он молчал, слегка позвякивая, если шел дождь, и метался, как испуганный ребенок, если надвигалась беда.

Так выглядел наш тайный зачарованный сад, иногда способный шуметь, как тропические джунгли. И хотя мы жили в Порт-Корале, штат Флорида, для Мими он теперь воплощал ее родной остров.

Она вдруг вынырнула из-за ветвей пальмы, улыбаясь. В руках у нее было голубое одеяльце цвета безоблачного летнего неба, слегка переливавшееся на свету. Я провела рукой по мягкой, как пух, ткани, и меня снова охватило чувство удовлетворения. Это как ее суп.

Она прошла мимо меня обратно к своему окну. Я стряхнула с себя ощущение безмятежности и двинулась за ней.

– Мими, я выбрала, где буду учиться, – выдавила я, пока она передавала Дэну одеяльце. Оба посмотрели на меня. Дэн ухмыльнулся.

– Pero^[10] ты уже учишься.

– Ну… как бы да, но только в муниципальном колледже^[11]… – Я снова почувствовала, что потею. Последние два года я только и делала, что моталась на автобусе между школой, колледжем и летними курсами. Это было непросто, особенно учитывая работу в bodega, но зато теперь остается всего пара недель – и я закончу и школу, и колледж с двухгодичным обучением. А осенью я переведусь из муниципального колледжа в университет, чтобы получить степень бакалавра по латиноамериканской культуре.

– Ah, sí^[12], я знаю. Ну, рассказывай. – Она сложила руки на груди. Звон ее браслетов звучал знакомо, словно песня. По ним я научилась отыскивать ее, когда она терялась в зарослях своих растений. Я открыла рот, но повисла звенящая тишина.

Мими ждала. Но я не смогла решиться.

– Если бы ты могла поехать в любую точку мира, куда бы ты отправилась? – выпалила я в панике.

Дэн покачал головой. Свечи у Мими за спиной задрожали.

– На Гавайи, – подумав, решила она.

– Что? – переспросила я в шоке. Такого ответа я не ожидала. – Куда угодно в мире, Мими!

– Я поняла, – ухмыльнулась она. – Просто мне нравится Дуэйн «Скала» Джонсон. Он симпатичный.

Дэн расхохотался:

– Не поспоришь.

– А если бы ты могла поехать на Кубу?

Ее улыбка исчезла.

Все, что я знала о Кубе, я узнала здесь – в этом прибрежном городке, в сотнях миль от острова, который был для меня таким загадочным. Я знакомилась с родной культурой через блюда за нашим столом, песни, звучавшие в бабушкином проигрывателе, истории, которые рассказывали в bodega и в шумном доме Аны-Марии. Но в этих историях не было моей семьи. И здесь я не могла найти себя.

– Я бы туда не поехала, – сказала Мими так просто, словно это все объясняло. Моя abuela была терпелива и добра, но при упоминании родины она опять словно замкнулась. К ней приходило так много людей, и им всем она давала ответы и возвращала надежду. Всем, кроме меня.

– Спасибо за лекарства, – сказал Дэн и заплатил ей за снотворный чай и снадобье для зубов. Пенни своими маленькими кулачками схватилась за одеяльце. Он напоследок ободряюще улыбнулся мне и пошел домой.

Мими принялась наводить порядок на столике. Я слышала запах супа и приглушенные звуки музыки из своей комнаты.

– Но все ведь меняется, – снова попыталась я. Мими резко обернулась. Я впервые осмелилась развивать эту тему. Мое упрямое сердце колотилось в закрытое окно ее сдержанности. – За годы многое стало иначе.

В год, когда я пошла в старшую школу, я видела по телевизору, как президент моей страны сошел с самолета и ступил на землю Гаваны. Все посетители bodega замерли, не веря глазам. Даже я в свои четырнадцать не верила, что отношения между странами когда-нибудь изменятся к лучшему. Довольно скоро после этого я узнала о программах обучения на Кубе и поступила в колледж.

Мими отрывисто вздохнула:

– Ay, для тебя, может, и меняется, а для народа Кубы – нет.

От этих слов пропасть между мной и моей родиной стала еще больше.

– Значит, даже если бы ты могла, ты бы не вернулась?

– Моя душа вернется туда, mi amor. – Тоска в ее голосе преследовала меня, словно древний призрак. – Они больше заботятся о туристах, чем о людях Кубы, которые до сих пор страдают. – Мими захлопнула свое окошко, подошла ко мне и ласково положила ладонь на мою щеку. – Куда ты поедешь учиться, niña^[13]? В хороший университет?

Вот и все. Чего-то в этом роде я и ожидала. Совершенно нет повода удивляться или расстраиваться. Или плакать.

– Неважно. На самом деле, я еще думаю, – сказала я, стараясь не выдать своих чувств.

– Ay, Роза, – вздохнула Мими. – Ты скоро определишься.

Суп кипел на плите, ветряные колокольчики тихо звенели, и свечи освещали мне дорогу обратно в комнату. Я дома, и здесь нет места для разговоров о Кубе. Мими не собирается возвращаться, моя мать постоянно уезжает, а я – просто бескрылая птица, брошенная на берегу в поисках ответов, похороненных на дне моря, которое я не могу познать.

Глава 2

Я открыла дверь своей спальни, и Ана подняла голову, оторвавшись от телефона. Но ее радостная улыбка погасла, когда она увидела мое лицо.

– Как прошло, тигренок?

Я с опустошенным видом упала в кресло возле стола.

– Тебе все равно придется ей сказать. Если ты не пришлешь подтверждение к первому мая, то потеряешь место.

У меня было очень много дел. Я щелкнула ручкой и пролистала страницы блокнота. Все мои жизненные цели, тщательно выстроенные и упорядоченные, были собраны здесь. А в прогалинах между важными датами прорастали виноградные лозы, превращавшиеся в цветы. В этом блокноте, где рисунки перемежались со списками дел, прятались все мои планы, которые теперь превратились в секреты.

Мой ноутбук издал свистящий звук, сообщая о новом письме. Там было всего два слова – «Люблю тебя» – и ссылка на фотоальбом. Я просмотрела мамины фотографии за эту неделю. Кактус в пустыне. Нарисованный на салфетке портрет официантки, мечтающей за стойкой. Незаконченная картина у кирпичной стены. На следующей неделе я, возможно, увижу, что она нарисует на ней дальше и куда потом отправится. Я задумалась, вернется ли она в Порт-Корал до наступления лета.

У Аны зазвонил телефон.

– Что такое, мама? – Какое-то время она слушала, что говорила миссис Пенья, а потом раздраженно села на кровати. – А мне зачем идти? Ну ладно, ладно… Я им скажу… Мам, ну я же сказала «ладно!» Я не повышаю голос… Я тоже тебя люблю. – Ана отключилась и посмотрела на меня, закатив глаза к потолку. – Сегодня экстренное городское собрание.

Собрания у нас обычно проходили раз в месяц, и последнее было всего две недели назад.

– А что случилось?

– Она не сказала. Но, зная этот городок, Саймон сменил музыку в закусочной, не спросив совета у viejitos^[14], а мама впала в панику.

Я встала и глянула в небольшое зеркало рядом с приставным столиком и крошечным алтарем. Там стояли пара цветных свечей и свежие цветы, старая коричневая фотография дедушки и единственный сохранившийся полароидный снимок моего отца. Я подкрасила губы и сунула в рот клубничный леденец.

Ана скатилась с моей кровати и пошла вслед за мной к двери.

– Скажи Мими про Гавану прямо сейчас. При мне она не будет на тебя кричать.

Я остановилась в прихожей, и она врезалась в меня сзади.

– Что? Нет уж. Это плохой план, – сказала я.

Кроме того, Мими в любом случае не станет кричать. Наоборот, когда она недовольна, то становится очень спокойной и сдержанной. Ее молчание давит, как каменная плита, и я как могу стараюсь этого избегать.

– Ах, малышка Роза.

Это было мое прозвище с детства, и я терпеть его не могла. Выйдя в кухню, мы рассказали Мими о собрании и помогли ей упаковать суп, который она захотела взять с собой.

Она с усилием переставила кастрюлю с плиты на стол и потерла поясницу, которая всегда болела, а мы достали контейнеры и принялись их наполнять. Мими лечит всех остальных, но ее саму невозможно заставить регулярно посещать врача. Уж не знаю, это свойство вообще всех стариков или только кубинцев – viejitos, например, тоже ведут себя так, словно человек способен жить вечно, питаясь только кофе, ромом и гаванскими сигарами.

Когда мы упаковали все контейнеры, Мими неодобрительно глянула на меня:

– Nos vamos^[15]. Но сначала сними свою пижаму.

Я подхватила сумку с контейнерами.

– Это не пижама, а ромпер.

Я прошла мимо нее к двери, зная, что она пойдет следом, как всегда, прихватив свои снадобья и свои суждения.

– Qué es un^[16] ромпер? – спросила она у Аны, и та расхохоталась.

Городская площадь со сквером была всего в двух кварталах от нас. Солнце, низко висевшее в небе, заливало этот апрельский вечер теплым золотым светом. Деревья вдоль тротуаров были усыпаны цветами, и ветряные колокольчики на дверях магазинов приветственно звенели. Мы пошли в комнату для собраний в библиотеке.

Мими принялась раздавать всем контейнеры с супом, а мы сели на свои привычные места рядом с мамой Аны. Миссис Пенья явно отлучилась ненадолго – она была в фартуке, а в кудрявых волосах торчали ручки. Мы все по привычке называли их семейное заведение bodega^[17], но на самом деле El Mercado, раньше бывшее крошечной забегаловкой, куда соседи заходили, чтобы наскоро сыграть партию в лото или перехватить сэндвич с кофе, давно разросся до продуктового магазина и кулинарии с готовой едой. И все благодаря восхитительным блюдам мистера Пеньи. Он отлично готовил, но терпеть не мог общаться с людьми, потому эту задачу и за стойкой кафе, и на городских собраниях обычно выполняла его жена.

– Не забудь положить свои барабаны в фургон. У тебя завтра репетиция в джаз-бэнде, – сказала дочери миссис Пенья, передавая нам пачку чипсов.

Ана вжалась в кресло:

– Мам, ну не так громко.

– А что не так с джаз-бэндом? – спросила я, делая характерное для джаза движение, когда трясешь руками по обе стороны от лица.

Ана чуть не зарычала:

– Мне надоело ходить в пайетках и играть на конгах^[18].

Речь шла о школьном джазовом ансамбле. Ее отец, как я слышала, великолепно играл на трубе, но он давно забросил музыку, и семья Аны устраивала ей выволочку всякий раз, когда им казалось, что любовь к ударным инструментам уводит ее в сторону от их представлений о приличном будущем. С их точки зрения, участие в ансамбле равнялось получению грантов, гранты – поступлению в университет, а университет – получению диплома в какой-нибудь области, не связанной с музыкой.

В комнате собралось несколько больше народу, чем обычно бывало на собраниях. Впереди нас сели Малкольм и Дэн. Пенни радостно подпрыгивала у Малкольма на коленях, и сна у нее не было ни в одном глазу. А вот Дэн уронил голову на плечо своего мужа. Я с первого взгляда поняла, что он тут же уснул. Мы с Аной ели чипсы из пачки, пока все остальные обменивались приветствиями и рассаживались. Четверо viejitos сели в первом ряду, 15 тоже как обычно. Это были четыре пожилых латиноамериканца. По большей части они проводили время в bodega, попивая кофе, играя в домино и обсуждая соседей. Своей обязанностью они считали ходить на каждое собрание, чтобы писать об этом в блог, а недавно завели Инстаграм-аккаунт и теперь на все вопросы отвечали: «Посмотри наши сториз». Все приходящие были мне знакомы, но вдруг вошел кто-то, кого я раньше не видела. Я замерла, не донеся до рта картофельный чипс, и шепотом спросила у Аны:

– Кто это?

Она слегка выпрямилась и внимательно посмотрела на парня, который только что уселся прямо перед нами. Я ошарашенно изучала его руки, покрытые татуировками.

– Не знаю, – наконец призналась подруга. Мы были знакомы почти со всеми в городе – лично или через родственников, и было странно, что никто из нас его не встречал. Парень наклонил голову, слушая женщину рядом с собой. – Сидит рядом с миссис Акино – может, работает у нее.

Семья Акино владела стоянкой для лодок. Конечно, я там никогда не бывала, но не раз видела миссис Акино на этих собраниях. Я задумалась, кто этот парень и откуда он взялся, внимательно изучая синие, почти светящиеся волны его татуировок. Они набухали на запястьях, поднимались вверх по предплечьям и пропадали под коротким рукавом рубашки, которая тесно обхватывала бицепсы. Я наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть… И резко дернулась назад, когда в поле моего зрения появилась Мими.

Она грациозно опустилась на сиденье рядом со мной и протянула руку, чтобы поправить мне волосы. Я мягко оттолкнула ее, и тогда она просто принялась возиться с моей одеждой.

– Посмотри, какие короткие. Все наружу. – Она неодобрительно прищелкнула языком и шепотом сказала по-испански: – Не понимаю я этих ваших ромперов.

Я потянула шорты немного вниз.

– Не делай меня tikitiki.

На кубинском диалекте это означало, что я нервничаю и раздражаюсь.

Вперед вышел Саймон Янг, наш мэр. Он был одет в пляжную версию стиля «бизнес-кэжуал»: белая рубашка с закатанными рукавами и шорты цвета хаки. В свободное от исполнения обязанностей мэра время он руководил закусочной на набережной. Рядом с ним сидел его служебный пес, Шепард.

– Что за важное объявление? – недовольно спросила Глэдис. – У нас встреча лиги через 15 минут. – Ее седые кудрявые волосы растрепались, а одета она была в красно-желтую футболку для боулинга с надписью на спине «Глэдис-Точно-В-Цель». Все знали, что она на пенсии, а вот чем она занималась раньше, не знал никто.

Саймон вздохнул:

– К большому сожалению, нам придется отменить Весенний фестиваль.

Повисла мертвая тишина. Ана, сидевшая со скучающим видом, подобралась и выпрямилась. Фестиваль ведь меньше чем через две недели! Изначально он был нужен для того, чтобы местные рыбаки и фермеры, выращивающие цитрусы, могли быстрее распродать улов и урожай, но со временем превратился в общегородской праздник с угощением, музыкой и даже фейерверками над бухтой. А в этом году это было особенно важное событие, потому что двое жителей нашего городка собирались пожениться.

Viejitos тут же достали свои телефоны.

– Отменить? Почему это? – требовательно спросил мистер Гомез.

На ноги поднялся Джонас Мун, кудрявый рыжеволосый рыбак с мягким голосом.

– Из-за бухты.

Он был обручен с Кларой из книжного магазина на набережной, и они собирались сыграть свадьбу на фестивале.

– Нас хотят выкупить.

Услышав эту новость, все зашумели.

Парень с татуировками поднялся и встал перед всеми рядом с Джонасом. Когда он повернулся к нам, я обратила внимание на короткую темную бороду и настороженные карие глаза. Он держался довольно безучастно, скрестив на груди разрисованные руки.

Ана нагнулась ко мне и прошептала:

– Боже мой, да это же Алекс!

Я наклонилась к ней:

– Кто?

– Ну, вот этот мрачный тип! Это Алекс Акино! Она смотрела на меня с открытым ртом и ждала, когда я соглашусь, что это просто невероятно.

– Я понятия не имею, кто это, – пришлось признаться мне.

– Он учился класса на два старше нас. Мы вместе ходили на уроки рисования, и он никогда ни с кем не разговаривал. Он был такой длинный – честное слово, иногда казалось, что он просто теряется где-то под потолком. Было довольно странно.

Я помотала головой: это имя и уж тем более описание совсем не подходили парню с мускулистыми, ярко разрисованными руками.

– Я слышала, что он уехал из города, когда закончил школу, но вот, похоже, вернулся.

– Ну, судя по его лицу, он не слишком этому рад, – сдавленно сказала я.

Джонас поднял руки, прося тишины:

– Фирма-застройщик сделала нам предложение. Они хотят возвести здесь многофункциональный квартал. Тут будут многоэтажные дома, а бухта, скорее всего, станет частной стоянкой для лодок.

– И что, ты просто поднимешь лапки и позволишь отнять наш дом? – напористо произнесла Глэдис.

– Нет, мэм. Мы с Саймоном уже готовим заявки на гранты, которые позволят защитить территорию от продажи. Университет чуть выше на побережье уже помог нескольким рыбацким поселкам освоить новые методы заработка – в основном разведение моллюсков и другой морской фауны. Они считают, что из нашей бухты можно сделать охраняемый природный объект. Это может отсрочить торги.

– Довольно умно, – заметил мистер Гомез.

– Но, к сожалению, университет буквально на днях ограничил финансирование этой программы.

Удрученный вид Джонаса напомнил мне собственные чувства, когда я впервые увидела стоимость своей кубинской стажировки. Я выпрямилась:

– А что именно они будут делать?

Алекс бросил на меня короткий взгляд и отвел глаза.

Джонас сказал:

– Пришлют студентов и профессоров, чтобы развести фермы моллюсков, и научат наших рыбаков их обрабатывать. Переоборудуют суда и создадут питомники. В результате получится экоустойчивая система, которая обеспечит стабильную занятость. – Джонас кивнул на Алекса, который слегка нахмурился, отчего его темные брови нависли над глазами еще сильнее. – Алекс помогал восстанавливать устричные рифы в заливе и знает ребят из университета, поэтому помогал нам с заявками. Но мы только сегодня узнали про недостаток финансирования, а без проекта не успеем вовремя остановить торги.

Саймон отошел в сторону и пожал плечами, держа руки в карманах:

– А нет бухты – нет и фестиваля.

– Нет бухты – нет Порт-Корала! – произнесла Клара, выразив вслух наш общий страх. Клара – британка нигерийского происхождения, и ее коллекция кардиганов внушала мне зависть. Ее мягкий голос и прерывистые интонации напомнили мне о том, чего она и мы все лишимся, если фестиваль и правда отменят. Ведь это празднество, длящееся целые выходные, с цветущими деревьями, угощением и музыкой – идеальный антураж для самой волшебной свадьбы. И, когда Джонас сделал ей предложение, все сразу поняли, что лучшего момента просто не найти. Даже мать Клары, которая жила в Нигерии, уже получила визу и купила билеты на самолет.

– А как же ваша свадьба? – спросила я.

– Будут и другие дни, – сказала Клара, снова обретая самообладание. Джонас нервно сжал ладони.

– Или другие свадьбы, – добавила Глэдис. – Заведи себе лучше хобби. – Она погладила свою сумку с принадлежностями для боулинга. – Свадьба – это глупости.

Все разошлись по углам и принялись с обреченностью обсуждать произошедшее. Джонас и Алекс повернулись к Саймону, который стоял как в воду опущенный. Миссис Пенья вздохнула так тяжело, словно уже видела на дверях bodega табличку «Закрыто».

Я вскочила на ноги:

– Так не пойдет!

– Что ты хочешь сделать? – изумленно спросила Ана.

– Дайте мне минутку, – сказала я, напряженно размышляя.

Джонас наблюдал за мной с любопытством. А Алекс глянул на меня мрачно и с раздражением – он, похоже, не мог дождаться конца собрания. Этот тяжелый взгляд заставил мои внутренности свернуться от страха, хотя я и постаралась как ни в чем не бывало расправить плечи. Я как раз недавно смотрела видео о том, как держаться на публичных выступлениях.

– Значит, все зависит от гранта, так? Если мы сами профинансируем проект, эту проблему можно будет вычеркнуть из списка.

– Какого списка? – удивился Джонас.

– Всегда есть какой-то список. На какую сумму был грант?

Джонас потер лоб:

– Для старта проекта нужно двадцать тысяч.

Глэдис присвистнула. Двадцать тысяч – это тебе не коробка со сбережениями. Но я умела искать гранты, и программа моей мечты стоила почти столько же. Пора проявить смекалку.

– Нам нужна стоящая идея, и быстро. Мы не успеем так оперативно собрать деньги своими силами, поэтому нужно привлечь их со стороны.

Мистер Гомез наставил на меня телефон.

– И как мы это сделаем? – спросил Джонас.

Вдруг я посмотрела на Клару.

– Мы все равно проведем фестиваль, – сказала я с внезапной уверенностью. Идея, как вихрь, закручивалась в моей голове.

– Вам не хватит времени.

Я бросила взгляд на Алекса – не ожидала, что он что-нибудь скажет. Тем более столь мрачное и недружелюбное. Он нависал надо мной из-за своего роста, и это заставляло нервничать. Но я упрямо стояла на своем, хотя Ана уже дергала меня за шорты.

– Мы вполне можем попробовать.

– Попробовать что? Провести вечеринку? – Он говорил серьезно, а вовсе не издевался.

Я прищурилась, чувствуя, как лицо и шею заливает краска стыда.

– Не просто вечеринку. А мероприятие по сбору средств, достаточно большое, чтобы выручить нужную сумму.

В Порт-Корале все давно привыкли к тому, что я фонтанирую идеями. Даже иногда хвалили их, когда я, будучи помладше, влезала в разговоры взрослых, задавая, как обычно, кучу вопросов. Но они не привыкли к людям, на которых мои идеи не производят ни малейшего впечатления. Или, может быть, я не привыкла. Но я не могла оставить это просто так.