Валерий Брюсов

Стихи Брюсова люблю. А вот биография его была для меня белым пятном, не попадалось как-то развёрнутого описания его жизни. Не совсем то, что мне хотелось бы прочитать, дала мне и эта книга. Она всё-таки скорее труд литературоведческий и библиографический. Чувствуется, что автор относится к поэту с большим пиететом, невооружённым глазом видно, что материалов у него собрано и проработано огромное количество. Но, увы, подача настолько академически сухая и строгая, что местами перегруженность текста отсылками к письмам, документам, публикациям в журналах просто заслоняет от читателя саму личность, о которой идёт речь, и читать становится сложно и скучно. Тем не менее – очень информативно.Интереснее всего про детство.Брюсов – внук крестьянина, ставшего купцом и переселившегося в город, – деревни не знал, но «старым костромичом» в себе гордился.Московское купеческое семейство – вот где должна бы быть абсолютная косность и мракобесие, если, скажем, судить по произведениям Островского, да и других писателей. Однако, родители Брюсова были не стандартными.«Если мы сами вышли ни то, ни сё, то пусть наши дети будут настоящими людьми», – писал Яков Кузьмич жене, пояснив в другом письме, когда любимому «Вальке» было всего девять месяцев: «Я не хочу, чтобы он вынес из своего детства обыкновенные обыденные впечатления с предрассудками».Поощрялось чтение, как приключенческих романов, так и научно-популярной литературы, и поэзии. Юный Валерий начал писать стихи очень рано и каким-то образом был совершенно уверен, что это – его поприще и судьба.Я перепробовал все формы – сонеты, терцины, октавы, триолеты, рондо, все размеры. Я писал драмы, рассказы, романы… Каждый день увлекал меня всё дальше. На пути в гимназию я обдумывал новые произведения, вечером вместо того, чтобы учить уроки, я писал.Чуть позже, начиная долгую дорогу школы символистов, чьим знаменем была его поэзия, он не был готов к такому неприятию. Рецензии были не просто единодушно отрицательными, а еще и с оттенком глумления. На его стихи писали пародии. Первые попытки издания переводов французских символистов, в том числе Верлена, были провальными. Кружок единомышленников то складывался, то распадался. И самое страшное:для читателей 1890-х годов декадентство оставалось синонимом абсурда.В таком хрупком, болезненном юноше, к тому же подверженном иногда чёрной меланхолии, от которой он «лечился» нехорошими средствами, оказалось достаточно сил, чтобы не оставить свой стиль, своё видение мира, не начать писать, как все: хотя это он тоже вполне умел, мог написать стихи, которые не слишком искушённый читатель вряд ли отличил бы от Пушкина, скажем.Ищу свой путь по странным арабескам,Начертанным листвою по земле.Иду, иду – и не собьюсь во мгле!Абсолютно не складывались у него отношения с женщинами, не считая жены – ангела для его жизни, всепрощение которой иногда за гранью понимания. Все остальные любови, влюблённости и флирты заканчивались плохо. Зато поэзия его продвигалась к вершинам признания. Буквально через тернии к звёздам: его уже считают мэтром, создателем школы, человеком, способным по достоинству оценивать произведения других. Немалому количеству будущих знаменитостей он помог найти дорогу в большую литературу. Например:Валерий Яковлевич привлек в журнал молодого Корнея Чуковского, не смущаясь его репутацией «одесского репортера»: «Брюсов выволок меня из газетной трясины, затягивавшей меня с каждым днем все сильнее, приобщил меня к большой литературе и руководил мною в первые годы работы. При этом он ни разу не становился в позу учителя. Вся сила и прелесть его педагогики заключалась именно в том, что эта педагогика была незаметна».А если учесть ещё и беспокойные времена, на которые пришёлся расцвет творчества Брюсова, то моментами его просто становится жалко. Особенно после революции:Сотрудничество Брюсова с большевистской властью объясняли просто. «Признал историческую правоту марксизма и неизбежность революции», – гласила официальная советская версия. «Продался», – коротко и решительно вынесли вердикт эмигранты.Какая версия более справедлива, мог бы ответить только он сам, но, увы, тогда его об этом не спрашивали. И жилось ему не так, чтоб уж легко.спойлерВ поисках заработка он также выступал в кафе «Десятая муза» и «Домино» (с ноября 1918 года – эстрада Профессионального союза поэтов, созданного в том же месяце) с импровизациями на заданные публикой темы.«Дело доходит до Брюсова, – вспоминал поэт Сергей Спасский. – Он на сцене. Разворачивает записку. Тема – что-то вроде „любви и смерти“ – слишком отвлеченна и обща. Брюсов подходит к рампе. Произносит первую фразу. Медленно, строка за строкой, не запинаясь, не поправляясь на ходу, он работает. Тема ветвится и развивается. Строфа примыкает к строфе. Исторические образы, сравнения, обобщения, куски лирических размышлений. Вдобавок он импровизирует октавами, усложнив себе рифмовку и умышленно ограничив возможности композиции. свернутьПоэт прожил не слишком долгую ( что это за возраст для смерти – 51 год?), но неимоверно яркую жизнь. Не зря же он сам писал:Я буду бодрствовать над ними, как мрачный ангел, я буду для них трубой, напоминающей об ином мире – мире красок, который они презирают.А эта его биография, хотя мне и не понравился стиль изложения, несомненно заполнила некоторые провалы в моих знаниях, а главное – вызвала желание перечитать роман „Огненный ангел“.