– Ни хрена ты не можешь! Ты продавцу-то начинаешь звонить, когда самого уже на полу скрутит!
Ноги парня уже начали затекать от того, что он долго не менял позу, в которой сидел у старой деревянной тумбы, продолжая выгребать из нее хлам. Он разбрасывал вынутые вещи вокруг себя, не глядя, осталось ли свободное место на облупившемся дощатом полу.
– Данил!
– Что-то же должно было остаться – пробурчал парень, всматриваясь в глубь тумбы.
– Когда ты начнешь меня слушать? – гневно процедила девушка.
Данил нехотя повернулся к девушке и встретил взгляд ее ярко-голубых глаз. Ее взгляд, пронзительный и спокойный, был чем-то действительно прекрасным и значимым среди всего остального, чем была наполнена его жизнь в их холодной квартире. Одной своей рукой девушка держалась за запястье другой. Обычно она делала это, чтобы хоть немного унять дрожь в руках.
Внезапный щелчок сообщил об окончании цикла работы стиральной машинки, и Ксюша, повинуясь долгу хозяйки, скрылась из комнаты так же бесшумно, как и появилась. Босиком.
– Сука блядь! – Данил нервно вскочил и, подойдя к старому платяному шкафу, рывком распахнул дверцы. Выхватив первое, что попалось, он оделся чуть теплее, чем позволяла комнатная температура.
– К кому ты? – с деланым равнодушием спросила Ксюша.
Вместо ответа парень проследовал в тесную прихожую, наспех обулся в изношенные кеды и, хлопнув дверью, ушел.
Снег мешался с дождем и грязной сыростью растекался по асфальту. Как это обычно бывает поздней осенью, вечер быстро перетекал в ночную тьму. Один за другим включались теплым светом уличные фонари. Люди спешили домой.
Подойдя к знакомому месту, небольшому двухэтажному зданию с несколькими скромными вывесками, Данил взглянул на часы. Девять тринадцать вечера.
– У меня всего сорок минут, – подумал он, оценивающе оглянувшись по сторонам. Серая водяная пелена надежно скрывала его от немногочисленных прохожих. Постаревшая обувь разрезала лужу, и парень уверенно шагнул на первую металлическую ступеньку мокрой уличной лестницы.