Метаморфозы родительской любви, или Как воспитывать, но не калечить

Вместо предисловия

Я не думала, что у меня когда-нибудь появится желание еще раз вернуться к детско-родительской теме. Так много уже написано, так много сказано. Кажется, что абсолютно нечего добавить к тому, что есть. Но, продолжая работать, имея дело с бесчисленными детскими историями, которые мне рассказывают как мои маленькие клиенты, так и взрослые, я отчетливо понимаю, что совершенно простые и даже банальные вещи, понятия, явления ускользают от понимания многих взрослых, воспитывающих детей в нашей стране.

Эта книга не для вас, если вы:

– точно знаете, как воспитывать своего ребенка, уверены во всех своих воспитательных целях, мотивах, задачах;

– руководствуетесь принципом «меня так воспитывали, и я буду так же»;

– считаете, что родительство – это то, чему не надо учиться, вы и так все знаете лучше других;

– сами готовы раздавать советы другим, как им воспитывать их детей.

Потому что я собираюсь с вами поговорить о том, что непросто слышать, иногда трудно понять, и в чем нестерпимо признаваться самим себе. В частности, о том, что является фоном, общепринятой нормой. Я хочу поговорить с тем, кто готов, вдумчиво всмотревшись в самого себя, честно признать то, что мы, взрослые делаем в отношении окружающих нас детей, и то, какую систему воспитания мы для них создали. А также с тем, кто готов к маленькому шагу, взрослому решению, которое позволило бы хоть что-то изменить в отношении хотя бы одного ребенка: вашего, всем сердцем любимого; хорошо знакомого соседского; профессионально вам порученного подопечного; а также случайно встреченного.

Я знаю, что большинство из вас любит своих детей. Но я также вижу, как морок нашего воспитания влияет на то, как именно мы их любим. У меня нет никакого желания осудить кого-то, «поймать за руку» или застыдить за «неудовлетворительное» родительство. Абсолютно не имею такого намерения.

Во-первых, я понимаю, как непросто растить ребенка, какая это невероятная сложная задача, если хоть немного задумываться о глубине происходящих в вас и между вами процессов. Я – мама, и я знаю это из собственного опыта. Во-вторых, я считаю, что осуждение и критика вредны для жизни, понимания и дальнейшего роста. Еще и поэтому у меня нет желания, чтобы в моих словах вы услышали бы осуждение, назидание или обвинение.

Но мне по-настоящему важно, чтобы мы с вами просто посмотрели, признали и осознали последствия нашего взрослого насилия над детской душой. Намеренного или неосознанного, мимолетного или регулярно совершаемого, неявно травматичного или глубоко токсичного для психики наших детей.

Да. Эта книга о насилии. В том числе она о том, что в просторечье называется просто «воспитанием». О том, каким образом многие родители пытаются влиять на своих детей, будучи абсолютно убеждены в том, что творят только благо. А также об унижениях, оскорблениях, манипуляциях, инцесте, взламывании детских границ, физическом, эмоциональном, сексуальном насилии, в котором живут наши дети. О том, как и когда наша родительская власть превращается из опоры и необходимости в разрушительную силу. О последствиях такого насильственного воспитания и альтернативных способах выстраивать отношения с собственными детьми.

Полагаю, что эта книга в отличие от других моих книг не вызовет положительного (в целом) принятия. Возможно, вы не раз в ярости захлопнете ее, узнав там себя или окружающих вас людей. Вы имеете право злиться, быть несогласными со мной, возмущаться. Но я не могу не говорить о том, что так вездесуще, так распространено и так калечит жизни наших детей.

Мы часто чувствуем себя беспомощными, поскольку не можем влиять на существующую образовательную, политическую, медицинскую или еще какую-либо систему. Нам привычно ощущать себя безвластными, пассивными, маленькими перед махиной государственной власти или всемогуществом системы. «Я не могу повлиять ни на что. Я слишком мал. Мой голос тих. Таких, как я, совсем немного. Я не уполномочен менять то, что сложилось. Мое дело – принять и адаптироваться к тому, что есть». Я и сама часто ощущала что-то подобное. Но, честно глядя на саму себя, я все больше понимаю, что это – всего лишь способ укрыться от ответственности, от простой правды, состоящей в том, что каждый наш поступок и реакция вносит свою долю влияния на наш мир, каждую минуту создавая и изменяя его.

Я – женщина, существо мирное, не поддерживающее революционные настроения. Я не за то, чтобы весь мир насилья разрушить до основанья, а затем…… Тем более что мы все это проходили уже не раз. Я как раз за обратное: за понимание того, что насилие порождает только насилие. Я за то, чтобы принять и признать вклад каждого из нас в то, в какой семье мы живем, в какой системе работаем, в какой стране строим будущее и растим своих детей.

Еще раз повторюсь, что я не намерена вас и себя (ибо я тоже родитель) ни в чем обвинять и тем более стыдить, не намерена даже ни к чему призывать, хотя, признаюсь честно, порой очень хочется. Я осознаю, что не обладаю никакими полномочиями для такого рода призывов. Я просто предлагаю вам разговор на сложные темы, о которых в нашем обществе, как правило, предпочитают не только не говорить, но даже не замечать их, не называть, не соприкасаться.

Но если мы, взрослые, не начнем называть вещи своими именами, то мы навсегда останемся в этом мороке, в иллюзии того, что «мы ни при чем, от нас ничего не зависит».

Мы можем что-то изменить. Если для начала осознаем, что именно мы делаем, воспитывая наших детей. Признаемся в этом сами себе. Ясно увидим и признаем последствия. И сделаем что можем, чтобы насилия в нашем мире стало меньше.

Часть I.
Особенности русского родительства

1
Почему мы стали такими (одна из версий)

Если вам трудно или неинтересно читать эту главу, вы ее легко можете пропустить или вернуться к ней позже. Она для тех, кому важно или нравится понимать возможные первопричины.

Много лет пребывая в разных ролях в образовательновоспитательных системах в нашей стране, слушая жалобы учителей и родителей, видя проблемы детей, окружающих меня и приходящих на консультацию, я задавалась вопросом: что же лежит в основе многих посланий и интервенций от системы (каковой является школа или детский сад), в которой растут наши дети? И с изумлением обнаружила до боли простой посыл, доставшийся нам из нашего давнего исторического прошлого.

Звучит он примерно так: «Дети – это существа, наделенные чем-то порочным, неправильным, искаженным, и наша святая задача – сформировать из ребенка могучее, доброе и светлое, не щадя живота нашего для искоренения в нем порока и изъяна».

Если взять относительно недавнюю историю, то, например, во времена расцветающего большевизма под такой позицией как будто бы лежали свои основания: новая страна формировала новых граждан под свои идеологические цели. Новый гражданин должен соответствовать новому обществу, все старое было объявлено неправильным и устаревшим. Прежние опоры, устои, основания были выдернуты с корнем, выкорчеваны, истреблены. Новые основания и опоры должны были быть заложены в каждую детскую душу, потому что им, вырастающим, нужно было убедительно, без колебаний и сомнений строить и укреплять новое общество.

«Педагогика – одна из важнейших революционных и постреволюционных дисциплин. К советским людям власти относятся как строгие, но справедливые учителя к невоспитанным детям, которым они помогают избавиться от детского мистицизма, фантазирования, индивидуализма и хаоса» (цитата из статьи Арона Залкинда 1924 г. «Пионерское молодежное движение как форма культурной работы среди пролетариата»). Такая цитата – не только руководство к действию для педагогов, но и послание, впитавшееся, вросшее, ставшее основой для многих поколений родителей. И основная мысль в этом посыле проста и незатейлива: «Ребенок – это несовершенное и в целом неправильно устроенное существо, которому требуется постоянное и активное исправление». Впрочем, большевики не изобрели ничего нового в отношении к детям, они всего лишь основывались на идущих из средних веков посылках о порочности юного существа, порочности, от которой способна спасти только религия. Большевизм предложил новую религию, но предположение о несовершенстве природы ребенка осталось и укрепилось.

Грандиозная затея, без сомнения, удалась. И само отношение, сам механизм остался, хотя и претерпел некоторые изменения. Несколько поколений после революционных времен уже жили в новом строе, а необходимость исправлять, понукать и критиковать растущего ребенка оставалась и укреплялась. Более того, сама идея воспитания как будто бы все больше сводилась к некоторым простым родительским схемам: кормить, одевать и исправлять. Родительский долг считался выполненным, если одно из трех выполнялось, и уж тем более появлялось родительское удовлетворение, если выполнены все три.

Итак, одна из явных родительских тенденций – желание исправлять, продиктованное неистребимой верой в то, что детей нужно переделывать, ибо они недостаточно хороши, потому что природа задумала их «порочными». Вторая родительская тенденция – не смотреть, не видеть, не признавать собственных ошибок, недостатков и родительских «пороков». Истоки этого, возможно, в том числе в следующем.

Наше общество (уж не будем залезать в глубь веков) весь XX век во многом занималось тем, что прятало от самих себя свои проблемы. Революцию совершили крестьяне, рабочие и солдаты. Будучи всегда подчиненными, угнетенными, задавленными, они таили в глубине души максимально детскую, инфантильную, глубоко обиженную и незрелую психологическую природу. Многие из них в своем психологическом развитии не достигли даже подросткового возраста (за исключением разве что предводителей, подростковому самосознанию которых максимально соответствовала идея свержения и сноса «родительских» ценностей).

Убрав, свергнув, постепенно сместив всех тех, кто создавал и держал на себе прежнее общество, – значительно более «взрослую» часть русского населения – русское дворянство и интеллигенцию, застигнутых революцией на самом пике собственного кризиса, они отвергли все то, возможно, малое, на что можно было опереться, чтобы вершить безусловно назревшие в стране изменения.

В результате грандиозного переворота нашей страной стали править люди с детской, недозревшей психикой, а ей свойственны незрелые защиты, в частности отрицание. «Этого не было. Ничего такого не происходит. Нет необходимости вмешиваться и что-то менять. Все хорошо. Если кто-то что-то сделал плохое, то это не я. Это кто-то другой. Это не моя ответственность. Я ни при чем». Все, что нами не присваивается и не признается, имеет тенденцию уходить в Тень^[1].

Итак, многие проблемы тогдашнего молодого общества начинают отрицаться. Детская психика совершенно не переносит противоречий. А они были налицо: хотели дать все и всем, а кругом были лишь тотальная бедность и лишения, хотели дать светлое будущее, а получали голод, гражданскую войну и яростное сопротивление старого режима. Хотели управления по справедливости, а получили власть чиновников от партии, в самом авангарде которой оказались далеко не самые психологически здоровые и достойные, морально чистые и высокодуховные люди. Детский способ борьбы с противоречиями – перестать их замечать, отрезав одну из противоречивых частей, сказав «этого просто нет». Невыносимо видеть и признавать собственную порочность, гораздо проще поместить ее во что-то, что не является мной, – например, в буржуазию и враждебное окружение и начать с ними бороться, или в ребенка и начать его исправлять. Потому что борьба и исправление дают ощущение собственного участия в изменениях. Я уже не пассивный страдалец – я меняю мир тем, что борюсь с «неправильным» и «враждебным». Не замечая собственных проблем и изъянов, я начинаю подозревать и искоренять их в собственных детях.

В моменты сомнений и колебаний общество значительно стабилизировалось и укреплялось на почве идеи борьбы с внутренним или внешним врагом. В моменты наших внутренних конфликтов и сомнений нам очень хочется активно перевоспитывать наших детей. Нам начинают бросаться в глаза их ошибки, нас вдруг серьезно начинает беспокоить их поведение, и мы из самых лучших родительских намерений принимаемся за воспитательную работу. Это кажется нам значительно более важным и воодушевляющим, чем разбираться с собственными проблемами и кризисами.

Итак, не разобравшись в себе, не поняв себя, часто даже не имея элементарных представлений о психологии, законах общения и ничего не зная о периодах, кризисах и феноменах детской психики, такой ретивый родитель берется воспитывать, формировать, исправлять все то, что уже мудро заложила в ребенке природа, и то, что, по сути, вовсе не нуждается в исправлении.

Не задаваясь вопросами, не мучаясь в поиске ответов, такой родитель вынужден либо взять за основу модель воспитания его самого собственными родителями, либо реагировать на ребенка реактивно, то есть, как говорят в народе, «как Бог на душу положит»: в соответствии с собственным настроением, ограничиваясь собственным пониманием, ориентируясь по большей части на реакции и ожидания окружающих, но не на свою родительскую интуицию или на мудрую природу самого ребенка.

2
Любимые родительские воздействия

Таким образом, исходя из воспитательной предпосылки «искоренить и переделать», главным и основным в родительском воздействии на ребенка становились такие незатейливые родительские интервенции, как оценивание, критика, принуждение, устыжение, ограничение, угрозы. Главной детской добродетелью оказывалось послушание, признание собственного несовершенства и виновности, а также стремление максимально соответствовать родительским ожиданиям. Основным инструментом – манипуляции, принуждения, наказания, поощрения. Любимыми средствами – собственное недовольство и вызывание в ребенке чувства вины, стыда, страха.

Ребенок воспринимался взрослым миром как неспособный к позитивному управлению собственной деятельностью. Формообразующая, структурирующая функция была вынесена вовне, помещена во внешнего взрослого. Ребенок воспринимался как хаотичное, начисто лишенное воли, совести, естественных внутренних ограничений, осознанного выбора и нравственных принципов существо. Что говорить, многими взрослыми и в наше время продолжает так восприниматься.

Взрослый, выращенный при прежнем строгом авторитарном режиме, как правило, управлялся извне, формируемый внешними посылами и корректирующей средой, выпадать из которой, выделяться было достаточно опасно. Поскольку такой взрослый все время испытывал давление и ограничения извне, то и детям своим он транслировал то же самое.

Как правительство, уйдя от «отцовской» власти монархии, перейдя к матриархальным принципам большевистского братства, окунувшись в хаос и не справившись с постреволюционным разбродом, вынуждено было вернуть строгую и авторитарную власть, так и современный родитель практически убежден, что если оставить ребенка предоставленным самому себе, то он, безусловно, не справится с собственным внутренним хаосом и непременно разнесет все вокруг. И потому жесткий контроль, критика и понукание каждому ребенку просто необходимы.

Это совершенно не так. Детская, не изнасилованная родительским давлением психика способна к самоорганизации. Ребенок вполне может вести себя конструктивно без вездесущего родительского давления или контроля, постепенно осваивая среду вокруг, овладевая собственным контролем, выращивая собственную ответственность. Но насколько трудно поверить в это взрослому, выросшему в тотальном контроле над ним государства, системы и его собственных родителей!

Давайте все же разберемся, какое послание получает ребенок от взрослого, испытывая на себе те самые традиционные родительские воздействия. И какое на самом деле влияние они на него оказывают. Итог часто оказывается совершенно не тем, который мечтает увидеть воспитывающий родитель. Но искать первопричину в себе, он, к сожалению, часто совсем не склонен.

Итак, даже вполне современные родители нередко делают это.