Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе

«…– А как это – приручить?

– Это давно забытое понятие, – объяснил Лис. – Оно означает: создать узы.

– Узы?

– Вот именно, – сказал Лис. – Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете.

– Я начинаю понимать, – сказал Маленький Принц. – Есть одна роза. наверно, она меня приручила…»^[1]

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький Принц».

Jean-Michel Quinodoz

La solitude apprivoisée

L’angoisse de séparation en psychanalyse

Préface de Hanna Segal

Paris

QUADRIGE / PUF

2002

Ouvrage publié avec le soutien du Centre national du livre – ministère français chargé de la cuture

© Presses Universitaires de France, 1991

Книга опубликована при поддержке Центра национальной полиграфии и Министерства культуры Франции

Предисловие Ханны Сигал

Перевод – Т. Пушкаревой

В оформлении использован рисунок первого российского психоаналитика И.Д. Ермакова, любезно предоставленный его дочерью М.И. Давыдовой

Предисловие

Жана-Мишеля Кинодо я знаю с 1978 года, он был членом рабочей клинической группы усовершенствования, которую я вела в Женеве до 1984 года. С тех пор мы периодически обсуждали некоторые клинические и теоретические вопросы. На протяжении всех этих лет его приверженность психоанализу, серьезность в работе и способность продуцировать идеи неизменно вызывали мое уважение. Представляемая книга прекрасно отражает эти качества.

Автор обращается к проявлениям сепарационной тревоги в клинической практике. В аналитической литературе, начиная с Фрейда, большое внимание уделялось сепарационной тревоге, однако немного было написано о том, какую решающую роль играет эта тревога и защиты против нее в психоаналитическом процессе. Фрейд говорит о черством хлебе, который выпадает на долю аналитика по понедельникам, но не упоминает при этом пациента. На примере детально описанного клинического материала Ж.-М. Кинодо убедительно демонстрирует различные формы и содержания сепарационной тревоги, а также работу, необходимую для проработки этой тревоги и понимания защит от нее.

Во второй части рассматриваются основные психоаналитические теории сепарационной тревоги, начиная с Фрейда, включая Кляйн, Фэйрберна, Винникотта, Балинта, Анну Фрейд, Спитца и Малер. По ходу книги он ссылается и на других авторов.

В последней части книги автор рассматривает вопросы окончания психоанализа и представляет собственное оригинальное понятие «портанс». Приводятся два неидентичных словарных определения значения этого слова. Первое определение обозначает силу, необходимую для поддержания структуры материала, – например, фундамента дома; второе определение используется в физике и обозначает вертикальную силу, которая в комбинации со скоростью обеспечивает подъем, – например, взлет самолета. По мнению Кинодо, в результате успешного разрешения сепарационной тревоги пациент приобретает портанс, то есть комбинацию упомянутых двух свойств, которые становятся крепкой основой внутреннего мира и способности к духовному подъему. Автор описывает констелляцию внутренних объектных отношений, которая обеспечивает личности портанс. Обретение этих качеств не только дает возможность переживать сепарацию и одиночество, но и является источником жизнерадостности, способности держаться на плаву и стимула к жизни.

Я думаю, «Приручение одиночества» – весьма значимая книга. Клинический подход в ней сочетается с глубоко научным пониманием теории, рождая новые идеи, которые обогащают и теорию, и клиническую практику.

Ханна Сигал

Часть первая
Сепарационная тревога в клинической практике

1. Сепарационная тревога в трансферентных^[2] фантазиях

«Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!»

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький Принц»

Два лика одиночества

У одиночества два лика: оно может быть очень плохим советчиком, но, если его приручить, может стать бесценным другом. Можно ли приручить одиночество? Возможно ли превратить его в реальный способ общения с самим собой и с другими?

В этой книге я хочу показать, как, благодаря психоаналитическому опыту, можно пережить и трансформировать одиночество и каким образом порой враждебное и безысходное чувство одиночества может постепенно развиться в так называемое прирученное одиночество и создать основу доверительного общения с самим собой и с другими. По мнению аналитиков, этот переход осуществляется путем проработки сепарационной тревоги и тревоги, связанной с потерей объекта, и в этом процессе представлены психологическое развитие индивида и сходное с ним развитие аналитических отношений. Чрезмерная сепарационная тревога приводит к трагическому страху одиночества и брошенности – источникам психической боли и аффекта печали, как отмечал Фрейд в 1926 году. Как одиночество, изоляция может обернуться убийственной бездной:

«Вы в разлуке всего лишь с одним существом, и мир становится безлюден» (А. де Ламартин, «Одиночество»). Напротив, прирученная сепарационная тревога становится оживляющей силой: приручение одиночества означает не устранение тревоги, но обучение возможности смотреть ей в лицо и использовать на благо жизни. Тогда переживание одиночества приносит убежденность в своей уникальности, в уникальности другого, и отношения с собой и другими приобретают огромную ценность. Именно так я понимаю Маленького Принца, когда он говорит розам: «Таким был прежде мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч других лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он – единственный в целом свете» (Samt-Exupery p. 72).

В этой вводной главе я бы хотел рассмотреть чувство одиночества и сепарационной тревоги в психоаналитическом контексте. Этот тип тревоги является универсальным фактом повседневной жизни и воспроизводится в отношениях с личностью аналитика, в сущности, формируя развитие переноса. Сепарационная тревога действительно обладает отличительными характеристиками в переносе, которым занимается психоанализ. Ввиду своей бессознательной природы, сепарационная тревога имеет тенденцию к воспроизведению в качестве инфантильного опыта в настоящих отношениях с психоаналитиком. Она может быть распознана, возникая в отношениях между анализандом и аналитиком, что позволяет ее интерпретировать и прорабатывать.

Сепарационная тревога как универсальный феномен

Рассматривая сепарацию в контексте интерперсональных отношений, можно отметить, что нормальная сепарационная тревога связана с болезненным чувством страха, возникающим тогда, когда эмоциональные отношения со значимым лицом из близкого окружения оказываются под угрозой или прерываются. Прерывание может быть результатом потери эмоциональной связи (утрата любви) или следствием действительной потери значимого человека. Мы склонны использовать термин «сепарация» для временного перерыва, а термин «утрата» – в случае окончательного расставания. Вместе с тем фантазии сепарации и утраты имеют тенденцию к смешиванию, в подобных случаях сепарация переживается как утрата.

Хотя сепарационная тревога является универсальным феноменом, в действительности это настолько глубокое и привычное личное переживание, что необходимы дополнительные усилия для осознания этого беспокойства, сопровождающего каждый текущий момент нашей повседневной жизни. Стоит задуматься над тем, какие слова мы говорим, когда приветствуем друзей и близких после расставания или перерыва в отношениях: «Я так рад снова видеть тебя… я думал, ты пропал, я волновался, ничего не зная и не имея новостей о тебе… Не оставляй меня одного…»

Такими словами, в кажущихся тривиальными обстоятельствах, мы выражаем фундаментальную потребность в эмоциональных отношениях и тоску при мысли о расставании с теми, кого любим. Поэтому сепарационная тревога является отражением болезненного ощущения, которое в большей или меньшей мере является осознанным и сопровождает восприятие быстротечности человеческих отношений, собственного существования и существования других. В то же время это является структурирующим переживанием для Эго, поскольку восприятие боли одиночества, во-первых, убеждает нас в том, что мы существуем в качестве отдельных и уникальных существ, уважающих других, и, во-вторых, в том, что эти другие отличаются от нас. Таким образом, сепарационная тревога создает основу нашего чувства идентичности и нашего знания о других – тех, кого мы, психоаналитики, привыкли называть «объектом», чтобы отличить их от «субъекта».

Как манифестирует сепарационная тревог

Сепарационная тревога обычно проявляется в эмоциональных реакциях, которые можно описать, как чувства, возникающие в ситуации расставания (разлуки), когда мы переживаем одиночество, ощущение брошенности, грусть или злость, фрустрацию или отчаяние. В зависимости от степени тревоги, эмоциональная реакция на сепарацию может принимать любую форму аффективного ряда. Эти реакции могут быть выражены относительно слабо, в форме беспокойства и печали, и могут быть трудно переносимыми, как проявления психических (депрессия, мания, суицид), функционально-соматических (поражающих функции) или психосоматических (вызывающих органные повреждения) расстройств. Сепарационная тревога является одной из наиболее распространенных непосредственных причин патологических проявлений, ответственных, в частности, за многие формы психических и соматических заболеваний или несчастных случаев.

Способность сдерживать тревогу (в частности, сепарационную) варьирует, при этом нормой считается способность данного индивида совладать с тревогой и прорабатывать ее. Тем не менее, эту способность можно развить, а тревога может возникать в результате действия внутренних и внешних причин, как мы увидим далее, двух взаимосвязанных факторов. С другой точки зрения, реагирование на сепарацию или потерю объекта в большинстве случаев коренится в бессознательном и имеет значение, находящееся вне сознательной сферы субъекта. Перейдем к рассмотрению этого вопроса.

Между сознательным и бес ознательным

Давайте рассмотрим сепарационную тревогу в терминах сознательных и бессознательных психических феноменов – то есть в соответствии с первой топографией Фрейда (Freud, 1915е).

Как правило, при относительно хорошей толерантности к сепарационной тревоге субъект тревоги в значительной степени осознает, что сепарация касается катектированных отношений со значимым человеком и переживаемые чувства, к примеру, печаль или одиночество, имеют отношение к сознательным связям в отношениях с этим человеком. Общеизвестно, что любая психическая реакция имеет сознательный и бессознательный компоненты. Однако бессознательные механизмы превалируют, когда тревога чрезмерна, и тогда субъект защищается от натиска тревоги, изгоняя ее в бессознательное, используя любые защитные механизмы, такие, как вытеснение, смещение или другие виды защиты. Далее мы увидим, что при слишком интенсивной тревоге используется расщепление Эго и отрицание эмоций. В результате действия защитных механизмов, в случае сепарации или утраты катектированного объекта, субъект, страдающий от сепарационной тревоги, не осознает, с кем связаны его страдания, или не отдает отчета в своих чувствах.

Например, при чрезмерно болезненной сепарации субъект может сместить чувство печали и покинутости и переживать их в отношении кого-то другого, не сознавая того, что не испытывает печали в отношении человека, отсутствие которого действительно является ее источником. Такого рода смещения чувств часто можно обнаружить в основе парапраксиса.

Упомянутые защитные механизмы смещения и парапраксиса, направленные против восприятия тревоги, являются феноменами, большей частью ускользающими от сознательного субъекта. Фрейд назвал «бессознательным» тот уровень, на котором находятся эти феномены, чтобы отделить их от опыта, воспринимаемого на сознательном уровне. Стороннему наблюдателю зачастую достаточно легко установить причинные связи между сепарацией и многочисленными бессознательными проявлениями соответствующего типа тревоги. Вместе с тем все выглядит совершенно иначе для встревоженного человека, который не способен увидеть какую бы то ни было взаимосвязь между феноменами, ускользающими от него, так как они находятся вне поля сознательного, то есть в бессознательном. Возвращаясь к упомянутому примеру смещения, сам заинтересованный человек не осознает того, что направляет свою печаль или гнев на того, кто не является истинным объектом этих чувств.

В отношении сепарационной тревоги можно наблюдать то же, что обнаружил Фрейд в случае многих психических заболеваний, – когда человек, имеющий симптомы, связанные с этим типом тревоги, наконец убеждается в их бессознательных истоках; сознание, оживляясь в трансферентных отношениях, помогает разрешить эти симптомы. Это один из основных принципов психоаналитической работы.

Проведем сравнение между скорбью (печалью) и сепарационной тревогой. В случае нормальной скорби страдающий осознает связь между грустью, сепарацией и потерей любимого человека, в то время как при патологической скорби эта связь имеет тенденцию становиться бессознательной: страдающий от сепарации или утраты едва ли дает себе отчет в том, кого он утратил, или, по меньшей мере, – что он утратил (Freud, 1917 [1915]). Пока субъект не сможет осознать бессознательные узы, привязывающие его к объекту, невозможно начать проработку скорби, через которую он может отделиться от объекта и разрешить симптомы. В сравнении с другими подходами к сепарационной тревоге, психоаналитическое исследование является особенно ценным, поскольку дает потенциальную возможность проработать неосознаваемые феномены.

Фрейд, сепарация и утрата объекта

Основные бессознательные реакции индивида на сепарацию и утрату объекта были описаны Фрейдом. На протяжении всей жизни он исследовал истоки этих психологических реакций и причины их многообразия. Он задавался вопросом о том, что вызывает боль? Что приводит к возникновению тревоги? Что вызывает патологическую печаль? И какова природа нормальной печали? Ответы Фрейда содержатся в двух крупнейших работах.

В книге «Печаль и меланхолия» (Freud, 1917е [1915]) Фрейд открывает, что причиной депрессивной реакции на утрату объекта является частичная идентификация с утраченным объектом и смешение с ним, как защита от чувства утраты. В «Печали и меланхолии» Фрейд начинает придавать большее значение отношениям субъекта с внутренними и внешними объектами, в то время как понятие объекта, так же как и Эго, становится все более определенным (специфичным). Несколькими годами позже, модифицировав свои прежние взгляды на происхождение тревоги, используя вторую топографию с новым разделением психического аппарата на Эго, Супер-Эго и Ид (дополняя первую топографию, согласно которой осуществлялось деление на сознательное, предсознательное и бессознательное), Фрейд рассматривает тревогу как аффект, переживаемый Эго. Начиная с работы «Подавление, симптомы и тревога» (Freud, 1926d), он приписывает тревогу фантазиям страха сепарации или утраты объекта. Фрейд рассматривает тревогу как состояние психической беспомощности Эго при столкновении с угрозой опасности, возвращающей состояние психической и биологической беспомощности, переживаемой младенцем в отсутствии матери, существа любимого и в высшей степени желанного. Таким образом, у Фрейда страх сепарации является прототипом тревоги.

Потребовалось определенное время для признания этих новых взглядов Фрейда, согласно которым сепарация и утрата объекта являются превалирующими в причинно-следственных отношениях тревоги и защитных механизмов; на самом деле некоторые психоаналитики до сих пор оспаривают их. На мой взгляд, основным камнем преткновения является трудность в определении роли фантазий в сравнении с реальностью в случае сепарации и утраты объекта.

Обсуждение этого важного вопроса позволит нам лучше понять возможности психоаналитического подхода к решению проблемы, лежащей на пересечении реальности и фантазии, – то есть между внешней и психической реальностью.

Реальность и фантазия сепарации и утраты объект

Проблема отношений между внешней и внутренней реальностью наиболее остро проявляется в крайне выраженных формах сепарационной тревоги. По-видимому, это связано с распространенным употреблением термина, подразумевающего реальную сепарацию или утрату объекта, и склонностью недооценивать роль фантазий, то есть бессознательных желаний, якобы послуживших причиной исчезновения объекта.

Психоанализ учит рассматривать реальные переживания сепарации не только как факты действительности, но и как события, которые интерпретируются на языке фантазий. И наоборот, можно наблюдать, как фантазии и отношения с внутренними образами объектов оказывают прямое влияние на отношения с реальными людьми через постоянное двустороннее движение механизмов проекции и интроекции.

Важность фантазий в сравнении с реальностью при сепарационной тревоге и утрате объекта по-разному оценивалась психоаналитиками. Аналитики, интересующиеся изучением последствий реальных случаев сепарации и утраты, естественно, придавали большее значение пониманию сепарации преимущественно как проблемы отношений с внешней реальностью, которая находится за пределами специфической сферы психоанализа.

Это относится к работам Анны Фрейд, Спитца и Боулби, посвященных, в частности, сепарации детей от реальных людей и (в трансферентных отношениях) сепарации от реальной личности аналитика. К примеру, Анна Фрейд считала, что переживание сепарации от психоаналитика во время анализа снова пробуждает воспоминания о действительных сепарациях в детстве, оживающих в переносе (Sandler et al., 1980).

Хотя ясно, что в 1926 году Фрейд, приписывая сепарации ведущую роль в возникновении тревоги, определенно принимал во внимание инстинкты, то есть бессознательные желания исчезновения объекта, а не только реальность, ему было предъявлено обвинение в чрезмерном акцентировании роли реальности, в частности, французскими психоаналитиками, например, Лапланшем (Laplanche, 1980). В то время, как Фрейд пытается объяснять различные значения сепарации в соответствии с важными фазами развития, выделяя сепарацию рождения, отлучения от груди, утраты фекалий на прегенитальной стадии, Лапланш, соответственно, полагает, что Фрейд адресуется только к первому реальному событию как к источнику тревоги. На мой взгляд, обращаясь к «похвалам в адрес доктрины Фрейда» (Laplanche, 1980, р. 144), Лапланш в этом случае заходит слишком далеко в своем критицизме определенной двусмысленности, которая, по общему признанию, присуща работе «Подавление, симптомы и тревога». Как и многие аналитики в наши дни, лично я думаю, что Фрейд в своей новой теории тревоги стремился объяснить различные значения фантазий сепарации и утраты объекта, варьирующих в зависимости от преобладающих ощущений, телесного и душевного опыта развития младенца, дающего начало фантазиям. Хотя некоторые формулировки Фрейда носят эмпирический характер, в основе его понимания лежат потребности и инстинкты, ответственные за травматический характер сепарации или утраты – потери объекта. Подтверждение этому будет найдено при последующем рассмотрении материалов книги «Подавление, симптомы и тревога» на страницах этого исследования.

Для Мелани Кляйн тревога сепарации и потери объекта главным образом связана с агрессивными фантазиями деструкции объекта. По ее мнению, страх исчезновения объекта может переживаться в параноидной форме – когда доминирует фантазия о возможности быть атакованным плохим объектом или, в депрессивной форме, когда фантазия потери интернализованного хорошего объекта превалирует над страхом быть атакованным плохим объектом. Поскольку Кляйн придает большое значение внутреннему миру и фантазиям, иногда может возникнуть ощущение, что она недооценивает влияние объектов внешней реальности, но это не так. Развивая ранние гипотезы Фрейда и Абрахама, она детально описывает инстинктивные и защитные конфликты, которые, к примеру, при мании и меланхолии рождают тревогу деструкции и потери объекта (относящуюся к внутренним и внешним объектам). По моему мнению, кляйнианская концепция роли инстинктов и защит в фантазиях деструкции объекта позволяет психоаналитику не только достичь лучшего понимания сложных отношений между внутренними и внешними объектами, но и более точно и адекватно интерпретировать их в трансферентных отношениях с анализандом.

Преимущества психоаналитического подхода позволяют получить доступ и трансформировать сознательные и бессознательные психические реакции на сепарацию и утрату объекта независимо от того, обусловлена ли тревога реальностью или целиком базируется на фантазиях, являясь результатом подавленных бессознательных желаний. Эти переживания могут вновь возникать в трансферентных отношениях с психоаналитиком, что дает возможность для их интерпретации и проработки.