Автор благодарит за помощь в издании сборника Антоновых: Игоря и Светлану, Матвея и Софью.
Отдельная благодарность Евгении Ильиной
© Андрей Мирошников, 2023
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023
Вместо предисловия
Творчество – тёмная штука. Непонятная посторонним жизнь в пределах неведомых им эмпиреев. Странная, «мимо кассы», не в ногу, неразумная, иррациональная. Что бы ни было задумано – то не ко времени, то не к месту: кризис, вирус, «добрые» люди подсуетятся… Вечное: или рано, или поздно. Не стыкуются «души прекрасные порывы» с суровой реальностью. Планы остаются планами, замыслы – изящными воздушными замками, видимыми только их архитекторам: книги, с досадным постоянством, не случаются. И за разом раз волшебство побеждено.
Автор снимка Софья Антонова
Так торжествует обыденность. А в ней каждый день (согласно учениям многих коучей в тренингах) должен быть посвящён битве за рост продаж, успешность, сытое довольство, славу, привилегии. В этом режиме нет места мечтательной, возвышенной, влекущей к идеалу поэзии, дарующей высокий смысл и дух «общественным и природным явлениям». Теперь она удел бедных идеалистов, со страстью неразумной ещё верящих в силу и чудо Слова, в божественную суть Человека.
Да чего тут делать важное лицо? Уже не кажется, уже верится, что время её прошло. Поэзия так же старомодна, как фаэтон рядом с последней моделью элитного авто.
Давно перешли в ранг героев своего времени деловые люди, успешные в зарабатывании денег, гениально считающие и с пиететом читающие биржевые сводки. Их лица на таблоидах, в телевизорах, им завидуют, их жизнь восхищённо или недобро обсуждают.
Поэтика ушла даже из песен, уступив место малохудожественным текстам из слов в случайном порядке, с прямолинейной, как шпала, задачей – хит на потребу массе, понимающей не искусство, а глянец афиш и чужеродный титул «звезды»…
И вроде бы в этой системе координат всё понятно, очевидно, наглядно. Но тем, кто вечно зависает где-то в высоких сферах, как мечтательный подросток на чердаке старинного дома, так хочется оказаться однажды в то самое время и в том самом месте – точке соприкосновения эмпиреев и земной юдоли. Чтобы услышали, увидели, остановились, задумались, ответно прониклись возвышенным детским восторгом: «А у меня вот что есть!».
И тогда не так страшно, что не получается сводить дебет с кредитом, если и дальше можно будет подключаться к неведомому, принимать скрытые сигналы, подобно режиссёру монтажа сводить воедино слова и высокий смысл.
Тот самый смысл, изначальный: «В начале было Слово».
Андрей Мирошников, 2023 г., Иркутск
Книга первая
Время и место
2016–2020
Время
Не спеши. Никогда не знаешь,
куда угораздит успеть…
Автор
«Время моё – это сумерки. Зимние сумерки…»
Е. И.
Время моё – это сумерки. Зимние сумерки.
Сумерки в городе. Городе, спящем пока.
Время хожденья по твёрдости ждущей весну реки,
Время хожденья по нежности снежного мха.
Синие дремлют снега и желты фонари ещё,
Шаг нарушает божественный дар тишины.
Сердце открыто и ждёт обретенья сокровища.
Спят до будильника люди, и мне не нужны.
Время должно замереть ли, навеки запомниться —
Запечатлею, чего не увидеть во сне:
Сказкой чудесной опять одарила бессонница.
Улочка. Лавочка. Ёлочка. Новенький снег.
Место и время как повод себя и покой найти
Или вернуться, пока не навеки ушёл…
Ты не тревожься,
проснувшись одна в тёмной комнате,
В сказке обычно кончается всё хорошо.
«В юности чистой, когда очевидного мало…»
Е. И.
В юности чистой, когда очевидного мало,
На заклинанья потратив немало чернил,
В поиске жадном несущего свет идеала
Я её выдумал, вывел, собрал, сочинил.
Чувства мои, что послал я, её не застали,
Даром что образ я преданно в сердце носил.
Трудное дело – стоять на моём пьедестале.
Жаль, что об этом я сразу её не спросил.
Ночью дождливой, под музыку белого шума,
Голос холодный из трубки сломал миражи.
Надо её перевыдумать, перепридумать,
Отформатировать начисто прошлую жизнь…
Будет нелёгким грядущий рассвет, полагаю:
Мелко испишутся почерком нервным листы.
Юность прошла – значит, будет любимой другая,
Значит, на этом пороге окажешься ты.
«Я молодой, приветливый, нахальный…»
Я молодой, приветливый, нахальный,
Я птица в бутафорских облаках —
Талантливый студентик театральный,
И не звезда подмостков. И пока
Мне хочется веселия и браги,
Погожего весеннего денька,
И чтоб моя соседка по общаге
Взглянула на меня не свысока.
И, милостью высокого посыла,
Которой жив несовершенный свет,
Меня на ужин в гости пригласила,
Но я согласен даже на обед:
Мои мечты – не жаркие ладошки,
Не жгучий взгляд и строгое каре,
А сковородка жареной картошки,
Из-за двери струящая амбре…
Когда я стану зрелым и маститым —
Звездой афиш у театральных касс,
Всегда в себе уверенный и сытый,
С волшебной грустью вспомню, и не раз:
Ах, как же так досадно, на картошку,
Сместил акцент я в плутовском антре.
И упустил – и жаркие ладошки,
И тайну глаз, и строгое каре…
«Унылая, унылая пора…»
Возраст – это тиран, который повелевает.
Э. Делакруа
Унылая, унылая пора,
С самим собой нежданное свиданье —
Увидеть недостроенное зданье,
С нутром пустым, как чёрная дыра.
Ничто на нечто делит едкий дым,
Таланта тлен бессонниц муку лечит:
Ладони грея, отправляю в печь я —
Томами – нерождённые труды.
Давно пробита юности броня,
И ранит всё, и бередит, как зверя.
Ни мне не веря, ни в меня не веря,
Живёт в заботах ближняя родня.
Навскидку выбирая города,
Во тьму шагнуть по незастывшим лужам,
Спиною слыша: «Да кому ты нужен?!» —
И выдох запоздалый: «Ты куда?..»
Когда из глаз уходит волшебство,
То мир вокруг – руины и старухи.
Кому отдать отрезанное ухо?
И стоило оттяпывать его?
Ещё светло. Ещё не кончен день,
И время есть навёрстывать потери.
Но страсти нет. И доброты. И веры.
И только грусть – отчаяния тень:
Что юность безрассудна и чиста,
А старость – слабоумна и невинна.
И красит возраст вин́ а да руины,
А род людской стремится обокрасть:
Уж не рвануть – рубаху на груди,
На абордаж, на клумбу за цветами,
Через балкон, в альков прекрасной дамы —
Погас пожар. Другой не разводи.
И тянет долу камушек в груди —
В палату, на продавленную койку —
Укрыться от всевидящего ока,
Назначенного ведать и судить.
Не торопись молиться за меня —
Я жил без Бога от строки до срока.
От святости не отделял порока,
Не отличая ночи ото дня…
Круты замесом, велики числом —
О, сколько здесь таких перебывало! —
Застелет снег стерильным покрывалом,
А дом пустой определят на слом.
«Игривые витиеваты речи…»
Игривые витиеваты речи,
И веер Ваш так трепетен в руке —
Когда-нибудь я вспомню этот вечер
В цветном бреду, в далёком далеке:́
Мне этот миг заглушит храпы урки
И дрожь в барачном зябком сквозняке:
Подхваченный течением мазурки,
Я уплыву по призрачной реке.
Утешит подконвойного скитальца,
Безликого, безвестного раба,
Прикосновенье Ваших тонких пальцев
К иссушенным, обветренным губам.
В одну из зим, укачанный метелью,
Свободен стану и навеки сыт,
Но в вечер сей, исполненный веселья,
Я Вам скажу: «Позвольте пригласить»…
«Мы были юн́ ы…»
Мы были юн́ ы
И резво шли.
Мы рвали струны
И в пляске жгли —
Запоем пили
Любовь и жизнь.
И нас любили,
И мы клялись.
Мы били подлых,
И нас в ответ
Топтали кодлой,
Вбивая в твердь.
Но не сдаваясь —
Пока живой —
Росли, вставая,
Как в штыковой…
Врагов изгнали
И тьмы, и тьмы,
И твёрдо знали —
«Рабы – не мы»…
Потерь примерив,
Глубин и вёрст —
Мы жили, веря
Рубину звёзд:
Среди пустыни
И в царстве льда
Сады растили
И города.
Большие вехи,
Великий спорт —
Страна успехов,
Страна-рекорд.
И в каждой песне —
Мечты и зов
Вселенской бездны,
Льда полюсов…
Нас не купили
Ни страх, ни лесть —
Мы уступили
Навалу лет:
Подмяло время,
Сутуля стать,
Вбивая в темя:
«Пора устать».
Мы раздражаем,
Мы чуждый стиль.
Мы отступаем
В глубокий тыл.
И, нрав стреножив,
Глядим туда,
Где нас помножит
На Никогда.
И вот мальчишка
С пилой в ушах
Толкнёт плечишком,
Вперёд спеша:
Они как рыбы
Торчат в Сети,
Хотя могли бы
Нас превзойти…
Снижая скорость,
Поймём, бранясь,
Что новый поезд
Уйдёт без нас:
На окнах шторки,
В окошках свет,
На переборке
Стоп-крана нет —
Гудит фанфарой,
Красив и горд:
«С дороги, старый!»,
Прибавив ход.
«Однажды, как дохлые мухи…»
Писатель, если он настоящий писатель,
каждый день должен прикасаться к вечности
или ощущать, что она проходит мимо него.
Э. Хемингуэй
Однажды, как дохлые мухи,
Иссохнутся наши сердца.
Крыла ́ невесомее пуха
Заполнит весомость свинца.
И, глянув, согбенные грузом,
В глаза, как глядят на часы,
Уйдут сопричастные музы,
Как битые старостью псы:
В долину без центра и края —
Удел умолчанья и тьмы,
Где Божья искра умирает.
А следом пошаркаем мы —
Лишёнными песен певцами,
Которых на пир не зовут:
Вестимо – с сухими сердцами
Поэты недолго живут…
«Всю молодость надежды подавал…»
Всю молодость надежды подавал,
И в зрелости предсказывали славу,
Но жизнь моя насмешливой шалавой
В конце концов свела меня в подвал,
Где лавра нет, где плесень да грибок,
Где свет не свет, а колыханье свечки…
Благодарю, Всемилостивый Бог,
Что уберёг наивную овечку
От фальши славы, восхищённой лжи,
Друзей, которых тьма до первой драмы,
Падения в сырое жерло ямы,
С благословеньем кинутых вершин…
Я не упал, разбившись вдрызг и в хлам,
Не лью слезу о золочёном прошлом.
Мой уголок, мой вертеп скомороший —
Достойный дар за речи и дела…
Всю молодость надежды подавал,
Послушный мальчик, юноша хороший…
Вот мне подали старый медный грошик,
Что всех дороже званий и похвал
И мизером украсит неуют:
В согласии с нутром Экклезиаста —
Истёртый грош, эквивалентом счастья,
Надежду подававшим
подают.