Посвящается Ларисе – однокласснице, другу, жене.
Глава I
Пальмы, пальмы, пальмы. Раньше Дейву казалось, что там, где растут пальмы, не может быть ни ненастья, ни печали, а только исключительно веселое настроение, замечательная погода и неутихающий, немеркнущий праздник. Потому что растут эти вечнозеленые растения в тех краях, где тепло и солнечно, как в детстве летом на аллее, которая начиналась от конечной остановки пятого трамвая и заканчивалась короткой набережной, протянувшейся вдоль пляжа со странным названием «Аркадия».
Гена, так Дейва звали в давние времена и в далекой стране, очень любил эту аллею. Можно даже сказать, любил ее больше, чем сам пляж. На пляже тоже было хорошо, но из-за множества отдыхающих тесно оказывалось на берегу и в море.
В детстве Гена мечтал когда-нибудь попасть на пляж, где будут настоящие, а не в деревяных ящиках, пальмы и никого не будет близко. Изо всех людей, кого бы он в такой момент хотел видеть рядом, была только мама. Но мама умерла, когда Гена был так мал, что ничего не помнил. Осталась от неё лишь маленькая фотокарточка для паспорта. Этот снимок хранился до сих пор. Как он не пропал во всех злоключениях последнего времени трудно представить. Однако фото – вот оно, осталось единственной ниточкой, связывающей его, уже взрослого мужчину, заброшенного волею судьбы на затерянный в бескрайнем океане остров, где пальм было в избытке, а пляжем можно считать все многокилометровое и безлюдное побережье, с его прошлым. Если бы не этот маленький кусочек фотобумаги, где уже с трудом можно разглядеть лицо привлекательной девушки, то Гена и не поверил бы, что у него была иная жизнь в далёкой стране за многие тысячи километров от этого кусочка земли, который местные жители называли Малым островом.
Гену воспитывал папа, которого он не любил, вот только почему, так и не смог понять. Просто не любил. Уже в зрелом возрасте, потеряв отца, Гена вдруг понял: более близкого и любящего человека у него в жизни-то и не было.
Суровый родительский нрав, который временами граничил с жестокостью и объяснялся желанием сделать сына счастливым. Не задумывался Давыдченко старший: можно ли насилием осчастливить человека. Стоит ли ставить это в вину человеку, который именно так понимал возможность осчастливить своего ребенка? У меня ответа нет.
Отец доступными ему способами пытался вырвать чадо из лап нужды, в которой сам пребывал большую часть жизни. И это отчасти оправдывало его поступки спустя время, когда Гена сам стал взрослым. А в детстве он страшно боялся порки, которую получал за плохие отметки. И чем больше был страх, тем яснее было осознание, что учиться на одни пятерки и четверки Гена не сможет. И поэтому предстояло придумать, что с этим делать. Гена, росший в полукриминальном районе Одессы, наконец нашел способ избегать наказаний. Он стал подделывать оценки в дневнике. Когда это вскрылось, Гену ждала расплата в виде порки. И Гена сделал вывод: нужно совершенствоваться. Чуть позже подделки были уже не только в дневнике, но и в классном журнале.
Старенькая учительница заподозрила неладное и вызвала отца в школу. Страх расправы за совершенный проступок оказался настолько велик, что Гена гениально разыграл обиженную добродетель. И сделал он это так, что взрослые ему поверили, а учительница даже принесла извинения Гене перед всем классом.
Не исключено, что лицедействовал Гена так же талантливо, как подделывал документы. Ему бы развивать актерский талант, но родитель решил делать из сына летчика. В то время Давыдченко старший работал водителем топливозаправщика в местном аэропорту. Вид молодых пилотов в летной форме и подсказал мужчине, в каком направлении двигать отпрыска к счастливому будущему.
Зарплата у отца на новом месте не изменилась, но, имея пусть и неполное среднее образование, он быстро сориентировался: если бензин и керосин при разной температуре имеют разный объем, то обязательно появляются излишки. И их можно выгодно продавать в поселке, где никто не интересовался происхождением покупаемого, если цена подходящая.
Но на благосостоянии семьи левый заработок отца почти не отразился. Все добытые незаконным путем средства глава откладывал на то, чтобы сын смог стать летчиком. Прекрасно понимая, что даже при неплохом аттестате в конкурсе, где три человека на место, его чадо в счастливые тридцать три процента никак не попадает.
Покрутившись в аэропортовских гаражах а компаниях пилотов, отец будущего абитуриента выяснил, кому и сколько платили за поступление в летное училище родители тех, кто по оценкам никак не проходил жесткий конкурсный отбор. И с этой информацией прямо перед приемной кампанией направился в Киев на прием по личным вопросам к начальнику, на которого ему намекали. Уже в кабинете без посторонних глаз и ушей доложил о цели своего визита. Закрепил серьезность намерений информацией о портфеле с наличностью, что он оставил в приёмной. Начальник выслушал предложение без эмоций. Он боялся иметь дело с людьми, за которых никто не поручился, но деловой подход незнакомого визитера убедил. Так Гена стал курсантом летного училища. А потом и гражданским летчиком.
Пусть на короткое время, но отец Гены поверил, что сделал сына счастливым и тихо умер во сне после ночной смены. У него оторвался тромб.
Глава II
Своей работой Гена был доволен. Деньги за провоз безбилетных пассажиров удваивали небольшую зарплату. Пригодилось его умение подделывать документы. При помощи небольшого набора химикатов из аптеки он выводил записи на бланках использованных билетов и продавал их по второму разу. Подделки были настолько искусны, что к нему выстроилась очередь из коллег, которые за небольшую компенсацию – пять билетов – бутылка водки – пользовались его умением. Ещё Гена делал различные справки, писал, подписывал положительные характеристики и ставил печати на них.
А ещё, благодаря лётной форме и пропуску пилота, у Гены появилась возможность путешествовать по стране бесплатно. Для этого у входа в здание диспетчерского пункта подкарауливался командира самолёта, выполняющий полёт в нужном направлении. Командиры почти никогда не отказывали. А если отказывали, то просто нужно подождать следующий рейс, где коллега будет сговорчивее.
Гена таким образом летал за продуктами в Москву или Ленинград, где по провинциальным меркам было изобилие. В Одессе тоже всё можно было купить, но только на продуктовых рынках и, само собой, намного дороже.
В одну из таких поездок в Москву Гена оказался в кабине пилотов не единственным зайцем. Вторым безбилетником был старый знакомый Коля Буров, уже год как перебравшийся работать в столицу. Слово за слово – и приятель пригласил Гену в гости.
Вечером накрыли на стол, куда помимо продуктов прямо из холодильника, перекочевала бутылка водки, которую хозяин не спешил открывать, пояснив, что ждёт шести вечера, когда план полётов на завтра может измениться. Где-то без двух минут Коля позвонил дежурному, и ему подтвердили: завтра выходной. Коля мигом разлил содержимое запотевшей бутылки по стаканам и, дождавшись, когда минутная стрелка его швейцарских часов дойдёт до цифры двенадцать, чокнулся с гостем и произнёс:
– Ну, будем, – однако не успел Коля выпить, как раздался телефонный звонок.
Гена слышал, как в трубке прозвучало:
– Коля, это дежурный, у нас ЧП. Заболел второй пилот минского рейса. Ты ещё не принял на грудь?
Коля грустно посмотрел на гостя, потом на стакан и ответил:
– Подожди секунду, – с этими словами он отправил содержимое стакана в организм, закусил куском салями и честно признался звонившему: – Уже принял.
В ту поездку, кроме привычного затаривания гречкой и колбасой, Гена походил по различным подразделениям большой авиации Московского региона и осознал, что непроходимых преград на пути в эту самую большую авиацию нет.
И скорее всего, попал бы он туда, но тут случился развал страны. А за этим последовал и развал всего, что на эту страну опиралось. Если большие самолёты ещё продолжали худо-бедно выполнять рейсы, то маленькие Ан-2, которые заправлялись авиационным бензином, летать почти перестали, потому что завод в городе Грозном прекратил отгружать нужное топливо в Одессу. И превратились самолёты в недвижимое имущество. Руководство авиапредприятия пыталось любыми путями избавиться от приносящего убытки парка малой авиации.
И Гена купил самолёт.
Цена была такая, что купить мог почти каждый. Но мысли о том, что нужно где-то хранить, платить за стоянку, а главное, сомнительные перспективы найти для него топливо делали покупку заведомо невыгодной.
Гена же перед покупкой познакомился с командиром воинской части, обслуживающей военный аэродром при авиаремонтном заводе. Разузнав, что да как, Гена подделал документы, что самолёт принадлежит несуществующему аэроклубу, и разместил свою ласточку на стоянке военного аэродрома. Естественно, приходилось приплачивать командиру, но не очень много. И тех денег, что Гена зарабатывал, катая детишек над городом, ему хватало и на оплату стоянки, и на заправку. Тем более на военном складе топливо было дешевле.
Со временем появилось ещё одно бизнес-направление. Как-то к Гене обратился руководитель румынской диаспоры с просьбой доставить делегатов от Одессы на национальный фестиваль, в приграничном румынском городе Галаце. Пришлось немного подсуетиться, чтобы получить разрешение на выполнение международных полётов. Помогли приятели из службы управления воздушным движением, которые были в числе участников фестиваля. Объединив способности Гены и финансовые ресурсы диаспоры, все формальности уладились в рекордные сроки. А меж тем лететь до румынского города Галац менее десяти минут от аэродрома городка Рени по эту сторону границы. А ещё там можно было заработать авиапокатушками детворы.
После фестиваля, на котором организаторов радовала возможность похвастаться, что некоторые делегаты прибыли на специально арендованном самолёте, попросили Гену отвезти обратным рейсом груз. Вопросы с таможенной службой решил один из пассажиров – заместитель командира погранзаставы в Рени.
Благодарность в виде хорошего заработка порадовала. К тому же Гена решил задержаться – спрос на катание детей и взрослых давал ощутимый доход. Когда пришло время собираться домой, опять появился знакомый пограничник с новым заказом – выполнить полёт в уже знакомый Галац. И чтобы не тратить время, добывая разрешение, предложено было лететь ночью. Если, конечно, Гена с такой работой справится.
Попытка взять "на слабо" Гену мало волновала. Больше заботила оплата. На прошлом рейсе он хорошо заработал, но теперь появился риск, поэтому Гена, не моргнув глазом предложил заказчику увеличить плату, не называя желаемую сумму. Так делали одесские таксисты: своим вопросом «Сколько по деньгам?», который следовал после «Куда едем?», они давали клиенту возможность предложить больше, чем сами бы назначили. И важный пограничник предложил на порядок больше, чем Гена мог запросить. К тому же оплата предлагалась в валюте.
За три ночных полёта Гена заработал столько, сколько ни заработал за всю свою жизнь. Но главное в нелегальной деятельности – вовремя остановиться. И Гена решил: четвёртый полёт будет завершающим. Но чуток промахнулся – остановиться надо было раньше.
В этот раз в Галаце он прождал груз на обратный рейс почти до самого утра. Когда уже забрезжил рассвет, приехал грузовик без груза, и водитель пригласил проехать с ним, чтобы поговорить с заказчиком. В небольшом доме на окраине их встретил абсолютно киношно-гангстерского вида местный криминальный авторитет и сообщил, что возвращаться Гене нельзя, пока они не решат проблемы с конкурентами и властями по обеим сторонам Дуная.
Глава III
Пока случился вынужденный простой, Гене предложили пожить в местной гостинице и обещали, что это всего на пару дней. Но уже вечером следующего дня к нему обратился тот самый мафиози с предложением выполнить несколько полётов внутри Румынии. Гонорары, конечно, отличались от тех, которые платились за международные перелёты, но заказчик брал на себя снабжение топливом. А также выделил для работы авиатехника, имевшего опыт обслуживания Ан-2 и хорошо говорившего по-русски. Мог он изъясняться также на болгарском, венгерском, итальянском и, само собой, румынском.
С техником-полиглотом стало намного легче. Гена неплохо знал английский (вот оно стремление в большую авиацию на международные линии) и молдавский. Когда-то в соседях у них жила большая молдавская семья, члены которой дома говорили на родном языке. Гена постоянно у них ошивался – так и освоил новый язык. Теперь вот пригодилось.
Техника звали Эдик, родом он был из села Жовтневое, откуда всего сорок километров до Дуная. И половина его родни проживала в Одесской области, а ещё половина в Румынии. Эдик после авиационно-технического училища, работал техником, и в первой же командировке в Румынию родственники организовали фиктивный брак для получения гражданства соседней страны. Одинокая женщина согласилась на это за скромную денежную компенсацию.
Умел Эдик практически всё на свете. Авиатехники обычно мастера на все руки – работа такая. Но и среди них Эдик сильно выделялся. А ещё Гена узнал, что один из многочисленных родственников Эдика задолжал местному криминальному авторитету, и, пока родня собирала деньги, Эдика отправили «отрабатывать долг», чтобы не набежали проценты.
Приходилось ремонтировать бандиту машины, шоферить и ещё много чего. А когда отправили обслуживать Ан-2, то счел это Эдик за удачу невиданную. Первым делом закрасил на фюзеляже и крыльях бортовой номер, нарисовав красные кресты, чтобы все принимали за санитарный самолёт, появление которого не вызывало бы подозрения у местных жителей.
С новым помощником Гена даже на время забыл, что всё это абсолютно нелегально. Но что значит легально или нелегально, если контактов с органами власти не имеешь. Прилетаешь в населённый пункт, подбираешь посадочную площадку, приезжают крепкие парни, забирают один товар, грузят другой, и поехали дальше. Конечно, отличия от легальной работы имеются: ни тебе точного прогноза погоды, ни карт местности для всех маршрутов.
Но путешествия и путешественники существовали задолго до того, как придумали карты и как синоптики стали составлять прогнозы. К тому же было лето, и погода радовала постоянством. Ясные дни и такие же светлые ночи позволяли летать хоть круглые сутки. А дорогу узнать можно или по дорожным указателям, или опросив местных жителей.
Когда преподаватель воздушной навигации в училище рассказывал, как на заре авиации пилоты искали дорогу при помощи опроса населения, это казалось смешным.
– Как узнать, куда лететь, если заблудился над тайгой? – спрашивали курсанты.
– Да проще простого, – отвечал бывалый навигатор. – Вот, однажды блуданул я, когда летел в Колпашево. Беру, значит, направление на восток. Мимо Оби не промахнусь. Вышел на речку, а, в какую сторону нужный аэродром: на юг или на север, не знаю. Смотрю, на берегу три рыбака. Пишу им записку: «В какую сторону Колпашево? Пусть отойдёт один» – и в вымпел её. Это такой мешочек с грузом и флажком длинным. Сбросил. Они прочли, один отошёл в нужную сторону. Помахал крыльями, и через полчаса на базе.
Веселили тогда курсантов такие россказни, а пришло время, и Гене самому довелось нечто подобное использовать. По пути в некий городок нужно было никуда не сворачивать, лететь вдоль автострады. Только шоссе вдруг ныряет в тоннель. Благо склон горы оказался не очень крутым. А как хребет перевалили, там уже непонятно куда лететь. Немного покружив, Гена решил подобрать площадку, пока светло, и заночевать.
Подходящее место для посадки оказалось в нескольких километрах от большого села и отделялась от него горным отрогом. Как всегда, связь с местным населением взял на себя Эдик, а Гена развёл костёр в ожидании быстрых у подножья гор сумерек.
Танец искр, порхающих в огне, убаюкивал. Глаза перестали различать самолёт, стоящий неподалёку. Возникло ощущение нереальности происходящего. Где-то сейчас кардинально менялось всё, что казалось когда-то незыблемым. А он здесь, в предгорье Карпат на чужбине сидел возле костра, выбрасывающего искры, которые быстро гасли, оторвавшись от языка пламени, их породившего.
Может, и с людьми также происходит. Оторвался от того, что даёт тебе энергию, и гаснешь мгновенно.
Тёмная ночь, тишина, пламя костра располагали к философским рассуждениям.
За спиной послышались едва уловимые звуки. Гена развернулся в поисках источника, но глаза, долго созерцающие огонь, не могли ничего разглядеть. Пришлось бросить в костёр клочок сухой травы, и вспыхнувшее пламя выхватило из темноты фигурку девушки. Когда гостья подошла ближе, Гена увидел юную особу в национальном костюме. Она присела напротив и бросила ещё травы, чтобы в свете пламени видеть своего собеседника. В больших глазах незнакомки отражался огонь, а на смуглом лице обозначился лёгкий румянец. И не было понятно, то ли это отражение языков пламени, то ли гостья была смущена.
Вся эта картинка казалась нереальной. Осознай Гена, что это существует только в его воображении или, допустим, что перед ним оказался ангел во плоти, удивления это бы не вызвало.
– Я умею танцевать, – вместо приветствия произнесла очаровательная посланница ночи. – Хочешь, я станцую тебе? Только тебе.
– Мне нечем будет тебя отблагодарить, – отозвался зачарованный Гена.
– Это недорого, – продолжила девушка. – Мне нечего есть. Можно заплатить едой.
– Тогда подожди, скоро придёт мой друг и мы сможем поужинать. Ты приглашена. Тогда и станцуешь, если захочешь.
– Я хочу танцевать только для тебя, – продолжала настаивать незваная гостья, начиная двигаться в такт какой-то мелодии, которую сама себе и напевала.
Движения юной танцовщицы в свете угасающего костра были простыми, но искусными. Девушка, несомненно, училась танцам, и Гена начал любоваться этим незамысловатым действом вплоть до того момента, пока она не скинула с себя вязаный жилет, под которым осталась только очень тонкая, почти прозрачная сорочка, не скрывающая ещё не оформившуюся грудь.
Глава IV
Гена вспомнил соседку, ровесницу Катю, в семье которой проводил очень много времени. Малышами они купались голышом в одном корыте, которое её мама – тётя Рада, самая добрая женщина в мире, выносила во двор жаркими летними днями. Став постарше, Гена и Катя прекратили совместные водные процедуры, но в укромном месте между плотным кустарником и дощатым забором с интересом узнавали, чем отличаются мальчики от девочек, и учились целоваться. Вернее, познания интересовали больше Гену, а умение целоваться – Катю.
Как-то дядя Санду, вернувшийся неожиданно с работы среди дня, застал дочку с ровесником за этим занятием. Им было уже лет по одиннадцать. Отец отвесил крепкую оплеуху дочери и выругался на молдавском.
– Не тронь её, – закричал Генка и бросился с кулаками на мужика, размерами превосходящего его раза в два.
Сосед подхватил нападающего за шкирку и за штаны и перебросил через невысокий забор.
Гена сидел на крыльце своего дома и не мог справиться с возмущением, возбуждением и обидой. Минут через двадцать во двор зашёл дядя Санду и, как только Гена потянулся за черенком от лопаты, мирно произнёс:
– Положи, я поговорить, – потом сел рядом и сказал: – Говорить много не буду. Ты меня всё равно не поймёшь. Пока у самого не будет дочери – не поймёшь.
Дядя Санду разговаривал с Геной словно со взрослым, и это подкупало. Потом достал пачку папирос «Сальве» и, прежде чем закурить, спросил:
– Куришь?
Генка отрицательно помотал головой. Тот раз, когда он пробовал вдохнуть дым от скрученной в трубку газеты, как объяснили старшие ребята, за курение не считался. Отец Кати закурил и произнёс:
– Ты молодец, что вступился за свою девчонку. Это правильно. Но если ещё раз подобное увижу, ноги повыдёргиваю, не посмотрю, что ты сын друга.
Потом он глубоко затянулся, выпустил дым и пошёл. У калитки остановился и пообещал не рассказывать Гениному отцу.
– Прекратили танцы, – сказал Гена очень громко.
Юная танцовщица замерла и удивлённо посмотрела на своего единственного зрителя.
– Я что, некрасивая? Я тебе не нравлюсь? – по-детски обиженно скривив пухлые губки, спросила гостья.
– Красивая, очень красивая. И ты мне нравишься, – попытался успокоить Гена.
– Тогда давай ты меня, – и гостья показала жест, означающий неприличное. – Я уже взрослая. Мне уже можно.
Гена не успел ничего ответить, как из темноты появились фигуры нескольких взрослых парней.
– И что это здесь происходит? – растягивая слова, спросил один из них, очевидно, главный, и сам ответил: – Как вижу, здесь взрослый дядя развлекается с несовершеннолетней. А взрослый дядя знает, что это стоит денег?
Главарь подошёл ближе, чтобы смотреть на собеседника свысока. Его клевреты остались стоять подальше от костра, чтобы не было видно лиц.
Гена очень хорошо прочитал ситуацию. Развод на деньги. С учётом того, что девчушка несовершеннолетняя, сумма может быть весьма солидной. И ничего иного не оставалось, кроме как потянуть время, пока не вернётся Эдик.
Поэтому Гена мирно поинтересовался:
– Сколько?
Местный явно не ожидал такой реакции жертвы. С одной стороны, это мог быть знак, что всё закончится быстро, а с другой стороны, если клиент так спокоен, то нужно стрясти с него как можно больше.
– Ты же знаешь, что за совращение несовершеннолетней… – начал обычную игру гость.
– Сколько? – повторил спокойно Гена.
– Тысяча баксов, – назвал главарь сумму, в пять раз превышающую обычную таксу.
Кто-то в темноте даже присвистнул.
– У меня столько нет, – не меняя тона, ответил Гена.
– Самолёт есть, а денег нет? – начал распаляться юный вымогатель. – Так не бывает. Тогда мы самолёт забираем и как лом сдадим, – продолжил запугивать он.
– Бери, – со вздохом согласился пилот.
Он уже слышал приближающиеся шаги своего техника, и, пока смущённый тем, что всё шло не по его плану, главарь банды обдумывал, что делать дальше, из темноты донеслось:
– Вечер добрый добрым людям.
Все обернулись на голос. Когда Эдик оказался рядом с костром, он внимательно осмотрел присутствующих, остановил взгляд на девушке и обратился к ней:
– Анка, тебя отец ищет. Не хочешь ремня получить, шуруй домой.
– Э, э, стой, дядя, – возмутился шантажист, который чувствовал, что теряет инициативу. – Анке двенадцать лет, а тут твой друг её развращает. А это статья, между прочим.
Эдик внимательно посмотрел на Гену, потому на Анку и ответил:
– Ей шестнадцать, а за друга своего я ручаюсь. Или ты думаешь, я не знаю, чем ты на трассе промышляешь?
Горе-шантажист вроде как понимал, что проиграл, но ускользающая тысяча баксов, на которую легко согласился лётчик, уже застила разум.
– Так не пойдёт! – и он достал нож из кармана. – Даром, что ли, мы пришли. Мы забираем самолёт. Думаю, я найду покупателя за тысячу зелёных.
Главарь пытался завести на разборки себя и своих подельников, но ничего не получалось. Вместо обычного страха в ответ на их угрозы, они встретили полное безразличие со стороны потенциальных потерпевших.
– Анка, тебе торопиться нужно. Я с твоим отцом только что разговаривал. Он уже сердится, – не обращая внимания на угрожающего ножом, повторил Эдик девушке, потом повернулся к главному: – Мы на ворованном самолёте летаем по всей Румынии, и нас никто не останавливает. Как думаешь, почему? Я бы на твоём месте задумался, кто хозяин самолёта.
– Кто? – растерялся не такой уж и грозный бандит.
– Если ты узнаешь, то придётся тебя убить, – рассуждая так, Эдик достал из принесённого пакета продукты, а из-за пояса вытащил большой охотничий нож, стал им нарезать хлеб.
Парень тут же убрал свой ножичек, потоптался на месте и очень вежливо спросил:
– Ну мы пойдём?
– Идите, – ответил Эдик. – Только осторожнее, здесь небезопасно.
Бандиты ретировались. Анка, наконец, набросила на себя жилетку и, сказав «аривидерчи», побежала догонять подельников.
– Дочь моего побратима. Это он угостил, – пояснил Эдик, раскладывая дары и добавил: – Работы нет у молодёжи, вот и подрабатывают, разводя туристов и автомобилистов.
Друзья выпили по стакану вина, закусив овечьей брынзой. Вино было домашним: пахло бочкой, прохладой глубокого винного погреба и спокойствием. Гена прилёг на ещё тёплую после дневного зноя землю и посмотрел на небо. Звёзды здесь были очень большими и падали медленно.
«Надо успеть загадать желание, – подумал Гена и, заметив неспешно падающую звезду, пожелал: – Хочу туда, где пальмы и покой».