Глава 1
– …Ну, поехали! За нас! Натали, Эд, Белла, Макс, Рита!
Алекс ткнулся пластиковым стаканчиком в подставленную пластиковую же посуду сотрапезников, пригубил напиток. Просто назвать это пойло дрянью означало сделать тому почти что комплимент; но зато – своё, своё! а??
Пожевали зелень. Тьфу – безвкусно. Надкусили по яблоку – а, кислятина взмыленная. Тем не менее все улыбались, угощались дальше: вот вам лепёшки с гнильцой (и это через пять минут, как вытащили из печи), вот, пожалуйста, желеобразная дурнопахнушая масса, варенье, стало быть, на лепёшечку (да побольше, побольше мажьте, не стесняйтесь!), вот фиолетовая морковка, источающая уксусный аромат, ещё на закусочку. Не хотите? Тогда как насчёт оранжевого мяса, которое нужно жевать, жевать и жевать, чтобы… Чтобы снова жевать, не ощущая на вкус ничего.
Как раз пытаясь одолеть стейк, Макс и сломался.
– Хватит! – заорал он так, что звуковая волна, наверное, отразилась от Купола. – У меня желудок второй день сводит, он уже в клубок сворачивается и… – мужчина прислушался к чему-то там внутри себя, – …и прощенья просит. Давайте хоть одну упаковочку вскроем, а, злыдни?
– Вскрывай, раз очень хочется проиграть, слабак, – тонко улыбаясь, ответил страдальцу Эд.
– Ну, Маcик, дорогой, – надула пухлые губки Белла, – ведь мы же договорились, что неделю питаемся тем, что сами вырастили. Ведь так, милый? – Голос Беллы звучал ровно и отстранённо, симпатичная мордашка, казавшаяся, впрочем, несколько плотоядной из-за остренького носика и скошенного маленького подбородка, сигнализировала Максу о полном непонимании происходящего. При этом ни одна морщинка на лице Беллы даже не попыталась изобразить из себя иероглиф, чтобы сообщить Максу то, о чём не следовало бы догадаться другим.
– Так, так, – внешне очень спокойно произнёс Макс, но, уже закипая от этой отчуждённости Беллы, немедленно просос изнутри побегами чертополоха и, не в силах сдерживать этот зуд, направился к холодильной установке.
Разговор за столом угас. Алекс взял ладонь Натали в свои ручищи и принялся дуть на пальчики. Действительно, было жарковато, но дело, конечно, было совсем не в этом. Не полотенцем же он принялся перед ней размахивать, да и целовать пальчики вроде бы и не было никакой надобности. Но он целовал, Натали трепетала, Рита кривилась, как от зубной боли, Эд плевался яблоком, а Белла, глядя в спину Макса, удачно нацепила на лицо маску безразличия, которую если и пытались осадить время от времени лёгкие тени, то безуспешно.
Макс вернулся скоро, с заветным пакетиком в руках, обвёл взглядом присутствующих при его позоре:
– Ну что вы на меня уставились? Знаю, что корабль придёт не раньше, чем через полгода, прекрасно знаю! Но мои вкусовые рецепторы не такие бесчувственные, как у вас, в моём роду почётное место занимают гурманы с утонченными желудками, а не аллигаторы, способные переварить и крысиный яд!
Он помял пакет в руках, поставил на стол, и тот вдруг раскрылся, начал исторгать из себя некую приятно-пахучую массу, которая на глазах у присутствующих быстро сформировалась в преаппетитнейший творожный пудинг.
– Да, я слаб! – продолжал витийствовать Макс, вооружаясь ножом. – Я согласен один закрывать парники и нести вахту – проиграл так и проиграл! Но, надеюсь, вы не будете очень сильно презирать меня за содеянное, когда я приглашу вас попробовать вместе со мной этот прекрасный, хотя и синтетический продукт! Или жрите ваше варенье из медуз.
С этими словами он заграбастал здоровый кусок пудинга и попытался было засунуть его в рот, но не успел, так как в этот самый момент Эд поднёс к его губам стаканчик, полный до краёв.
– Не торопись, не торопись, гурманоид ты наш… Штрафную сначала, пожалуйста.
– Н-н-н-е-е-т! – простонал Макс. – Ещё два дежурства вне очереди, только не это! Не буду!
– Будешь, будешь… – коварно улыбался Эд. – Вот молодец, давай-давай: за твой слабенький желудок, за жиденькую волю, за разбазаренный НЗ, за… Выпил? Можешь закусывать.
– А вы что, не будете? – подозрительно спросил Макс, работая челюстями и роняя крошки изо рта. Он демонстративно зажмурил глаза. – Бесподобно!
Алекс вздохнул, потянулся к столу, взял два куска, один вручил Натали:
– С парниками я тебе, так и быть, помогу… Всё остальное сам. И не вздумай никого будить, если с голодухи чего померещиться, понял? А контейнер с НЗ мы сейчас закодируем тройным кодом, чтобы поодиночке туда больше никто не лазил. Возражения есть? Всё, привыкаем к местным деликатесам!
– Ишь, раскомандовался, – томно произнесла Рита, подзуживая Алекса взглядом. – На этой недели вроде как не ты старший…
– Да, ладно, Ритуля, он дело говорит, – вмешался Эд. – Иначе не дотянем. С голоду, конечно не помрём, но и радоваться будет нечему. А пока… Налегай на сладкое, всё оплачено.
Широкое, несколько полноватое лицо Макса после окончания трапезы выражало уныние, если не сказать страдание, наметившийся второй подбородок вовсю сочувствовал хозяину горькой складкой.
– Эх.... – складка стала ещё горше. – Бывали дни весёлые, я ничего не ел… – Он машинально сунул в рот морковку, тут же выплюнул. – Не то, что было весело, а просто не хотел.
– Что за фольклор? – осведомилась Рита.
– А, подцепил где-то… – Макс немного подумал. – У русских, кажется. Или нет?
– Ладно, мальчики. – Белла встала. – Пойду прогуляюсь. Девочки?
Натали осталась сидеть рядом с Алексом, прижавшись к его плечу, прищуром давя спины подруг. Поймала себя на мысли, что рада их уходу. «Вот ведь как – подбирали нас, подбирали, а скоро видеть их уже не смогу… Может, это из-за Алекса? Я же ведь как кошка, постоянно к нему на руки прошусь. Они и бесятся, змеюки холодные. Белла только и тренирует на Максе этот свой потусторонний взгляд, мол, в упор его не видит, уверена, она и в постели эти занимается… Смотрит сквозь него и думает об Эде. А может, и об Алексе тоже?»
Она вздрогнула, пихнула Алекса в бок, заглянула ему в глаза. Тот распахнул их океаном.
«Чёрт с ней, с этой сучкой… Когда он так смотрит, я знаю, что у него есть только я. Вот тут психологи чисто сработали».
Проект назывался «Половинка». После того, как в распоряжении землян загадочным образом оказалась технология постройки Купола, стали набираться команды добровольцев. Особый упор, конечно, делался на крепкую спайку между «инь» и «янь», которая должна была способствовать деторождению. Естественно, делалась ставка и на дружный коллектив в целом; дети – дело хорошее, заявка, так сказать, на космическое будущее человечества, но ведь надо и другими делами заниматься.
Натали была родом из Старого света, области, когда-то называвшейся Францией. Алекс происходил и Среднесибирской популяции народов. Когда после раздельного тестирования их наконец сочли нужным представить друг другу, оба были разочарованы. Русый крепыш Алекс предпочитал по жизни ярких брюнеток, да и белокурая, внешне застенчивая Натали мечтала о слиянии, возможно даже и духовном, с высоким, гибким и смуглым представителем Объединённого Востока.
В общем, поговорили и разошлись по своим отсекам. Однако расчёт на взаимодействие родственных флюидов оказался в данном случае настолько верным, что уже этой ночью парочка была застукана под кустом в общественном парке без каких-либо атрибутов благоразумия. Сначала их даже хотели вычеркнуть из списка – всё-таки отношения в ходе проекта должны выковываться постепенно и на разумных началах, дабы смогли они набрать необходимый запас прочности, позволяющий пережить и горе, и радость, но потом учёный совет всё-таки утвердил их кандидатуры. Как высказался председатель консилиума: «Быть может, эти половинки всем половинкам половинки». Чётко сказал, не разбрасываясь словами, что называется – в корень.
И вот прошло полгода, а Алекс всё ещё продолжал целовать пальчики Натали. Остальных женщин это уже просто бесило. Белла и Рита медленно сходили с ума от крепких, но до тошноты обыденных объятий с подобранными для них самцами, которые пока свято хранили верность избранницам (хвала компьютеру!) и, медленно сатанея, не поддавались на их перекрёстные провокации. «Добро» на зачатие потомства от Центра космических колоний всё откладывалось, и это лишь усугубляло ситуацию. От безысходности женщины уже начали во всю флиртовать друг с другом. Еженедельные кривые психологической совместимости показывали допустимые отклонения от нормы, но на эту чепуху четвёрка колонистов давно уже не обращала внимания, особенно, если учесть, что у оставшихся двоих – до неприличия счастливых – наблюдался, судя по мельтешению этих самых кривых, глубокий личностный кризис.
Две женщины ушли в искусственный закат, медленно просачивающийся сквозь Купол. Да-да – именно так, медленно. Там, за полусферой, буйствовали чужие краски, образуя какой-то немыслимый спектр, который вообще невозможно было созерцать, а вот под Куполом происходило преображение всей этой дикости: заретушированные лужицы чего-то вполне приемлемого почти ласкали взгляд, игривые фонтанчики поднимали настроение, перевязь цветов дразнила чувства.
Макс, отведя взгляд от фигурки Беллы, изящной даже в мешковатом комбинезоне, налил себе слабоалкогольного пойла, скривился и в одиночку выпил. Заел чем-то безвкусным, сплюнул. Несколько минут созерцал закат, потом вздохнул.
– Эти переливы под Куполом всегда будят во мне несмышленого мальчишку… Понимаете, нет? Дремучая ностальгия по маминым рукам, защищённости и лёгким-лёгким снам…
Его моложавое, с толстыми губами лицо растеклось в каком-то неприличном забытье.
Эд тоже плеснул себе местной бормотухи. Высокий, мосластый. Выпил, помотал головой.
– А мне представляется в такие минуты другое. Как будто я старик, седина и всё такое, сижу перед камином в кресле-качалке, и в руках у меня… Что бы вы думали? Да-да – книга! Когда-то я интересовался глубокой древностью, временами Гомера, Овидия, Платона… Мне всегда было интересно, смогу ли я понять то, о чём они писали?
Алекс взял веточку чего-то немного душистого, поиграл ею на губах Натали, пощекотал ноздри, и, когда она недовольно сморщила носик, подул ей на лицо, от чего она, конечно же, чихнула. И сразу засмеялась.
Счастливо засмеялся и Алекс:
– А мы хотим всегда оставаться такими, какие мы есть. Да, Ташка?
– Как ты меня опять назвал? – женщина вскинула пушистые брови. – Что опять за беспардонное обращение с моим именем, Алекс? Я ведь не называю тебя…м-м-м… как это там на вашем ужасном русском? Ёшкой, к примеру.
– Ташка! – восторженно заорал Алекс. – Отныне я буду для тебя только Ёшкой! Слышишь? Ёшкой!!
Он прижал её к себе, поднял, завертел, зацеловал – в шею, глаза, уши… Женщина визжала и отбивалась:
– Прекрати сейчас же, ты, Ёшка несчастный! Это говорю тебе я, Натали де Гийон!
– Нет! – продолжал ликовать Алекс. – Моя Ташка хочет, чтобы Ёшка закружил её до маленьких чертенят в её зелёных глазищах! Чтобы она растеряла все веснушки со своего аристократического носика!
Колонисты общались между собой на традиционном универсальном языке, и лишь некоторые из них иногда обучали друг друга своему родному наречию. Натали делала это в силу гордости за свой род, а Алексу, кроме того, что общепринятый диалог казался ему ужасной кислятиной, безумно нравилось наблюдать, как она мучается, ломая язычок и коверкая русские слова. Остальные, кажется, вообще не вспоминали о своих корнях.
Держась за руки, подошли Белла и Рита. Алекс отпустил Натали, расшаркался перед дамами, щурившими глаза, и дёрнул за рукав Макса:
– Эй, большой ребёнок, пойдём, помогу тебе с парниками, а заодно и с фермой! Я добрый, добрый!
Полгода пролетело, как они оказались здесь, под Куполом, считая дни и месяца до прибытия звездолёта, который заберёт желающих покинуть колонию. Никто, конечно, не признавался вслух, что может войти в число дезертиров. Но каждый допускал для себя такую возможность; никто не знал, что ответит, когда ему зададут вопрос: «Остаётесь или летите?» Даже влюблённые избегали этой темы, хотя, конечно, давно договорились не иметь друг от друга никаких секретов.
С пропитанием ситуация за это время сложилось не так уж и плохо, а вернее сказать, и вовсе хорошо: в ультрасовременных парниках лихо вызревало всё, что туда сажалось, причём в рекордные сроки. На ферме плодились разноцветные кролики, курицы несли синие яйца, свинки, правда, использовалась только в научных целях. С месяц назад было освоено виноделие. Взращенная на планете пища усваивалась без особых эксцессов для организма землян, не считая, конечно, некоторых мелких недоразумений, как-то: округление форм без набора веса (весьма, впрочем, недурственное округление для женщин и немного досадное для мужчин, особенно для Макса), престранные сны (о которых никто ничего не мог поведать более конкретного), невозможность расчёта, даже приблизительно, времени, надобного для отправления естественных потребностей, ну и, пожалуй, самое главное: обоняние и вкус, похоже, уступали место другому быстро прогрессирующему ощущению – законченности энергообмена. Попранный чувства неоднократно поднимали бунт, для подавления которого у колонистов, однако, имелась в строго отведённом количестве доставленная с Земли снедь.
Что же касается размножения, то всем пока приходилось предохраняться. Белла и Рита были не прочь уже для разнообразия забеременеть от своих опостылевших половинок, но Центр, где обрабатывалась вся информация о житье-бытье колонистов, всё медлил с разрешением и, по всей видимости собирался выдать его не раньше, чем через год. И хотя приплод поселенцев, разбросанных по планетам, без каких-либо умопомрачительных эксцессов за последние пять лет вырос почти в три раза, Купол стараниями многочисленных скептиков продолжал подвергаться усиленному изучению.
А вот думать о себе, сколько душе угодно, никто не запрещал. Об оставленной Земле. О любви и одиночестве. О странных снах, оставляющих тлеющий след в сознании. О том, наконец, кто ты такой и зачем ты здесь.