За рекой, в тени деревьев

Книга со мной как-то не состыковалась. Даже не знаю как напишу о ней. Слишком гнетущее, слишком она уж с первой странички пропитана плохим концом. При всем при этом написана она замечательным языком, слова переплетаются во фразы и предложения и нас на лодке уносит за реку, в тень деревьев, где мы вместе с главным героем можем думать о любви, о настоящей и последней. Так глупо, что самой настоящей и самой сильной должна становиться именно последняя любовь? Неужто вся остальная жизнь была только во имя войны?Все то же потерянное поколение, пропитанное болью прожитых лет, отданных бессмысленной бойне, и оставившей неизгладимые следы на душе и на теле. Отдельного упоминания заслуживает Венеция, место где происходят события. Хочу в Венецию, но не с драмой. Не могу себя никак погрузить в ощущения книги, все время выталкивает меня, как пробку из воды. Прошу прощения, за столь непоэтичное сравнение, но тому были причины.Хемингуэй хорош, даже при всем моем внутреннем сопротивление тому, что происходило в книге, все равно мне понравилось. Щемяще все это. И великолепная Венеция. Хочу любить сердцем, укрывшысь пледом в гондоле, проплывая под бесконечными мостами. И не думать о конце.

«Ну что же, завтра постараюсь вести себя хорошо; начну с самого рассвета». Какой же властью над человеком обладает магия нового дня… Так легко, глядя на медленное угасание дня, дать себе зарок, что отныне всё будет по-другому, что как только первые рассветные лучи коснутся твоей земли, изменится всё, в том числе и ты сам. Сладкая ложь, коей так легко себя успокаивать, ничего при этом не делая. Разумеется, кто-то остаётся верен себе и своей клятве и действительно что-то меняет, но будем честны, таких людей – единицы.Ричард Кантуэлл явно к ним не относится. Прогуливаясь по волшебным улочкам прекрасной Венеции, этот стареющий человек, который уже предчувствовал свою скорую кончину, на первый взгляд изо всех сил старался отпустить прошлое и стать «другим» человеком, но на самом деле это только иллюзия. «Отчего я такой ублюдок, отчего я не могу бросить своё военное ремесло и быть добрым и хорошим, каким мне хочется быть?», – вопрошал он каждое утро, когда, не сдержав обещаний, вновь становился злым и высокомерным, срываясь на окружающих и оскорбляя их. Можно долго разглагольствовать о потерянном поколении и это будет к месту, но мне почему-то совсем не хочется этого делать. Полковник не вызывал у меня симпатий, но наблюдать за ним и его размышлениями было печально, ибо хоть он постоянно и напоминал самому себе о своём истинном возрасте, на деле он до сих пор пребывал в прошлом, где он, резвый и дерзкий двадцатилетний юноша, вершил дела на фронте и в тылу. И вот он – уже полковник, а не генерал – остался не у дел, у него никого и ничего нет, чем же ему заняться? Он горячо восхищался своим любимым городом («Мы подъезжаем к моему городу. Господи, какой это город!»), любил искусство, книги и природные красоты («Почему всегда сжимается сердце, когда видишь, как вдоль берега движется парус?»), но даже в такие душевные моменты все его думы были отданы войне, воспоминаниям о ней и мыслям о том, как он мог бы переиграть тот или иной ход. «Я ни о чём не буду думать, ни о чём», – и он и правда мог ни о чём не думать, но мысли о его «проклятом» ремесле всегда были с ним.Были они с ним и в те моменты, когда рядом была его «Единственная, самая лучшая, самая последняя и настоящая любовь». Я не люблю судить чужие чувства, дело это неблагодарное, так как любовь бывает разной, но отношения Ричарда и Ренаты были столь странными, что вызывали лишь неприязнь. Стоит начать с того, что полковник, бредя прошлым, испытывал симпатию только к тем людям, которые прошли войну, остальные вызывали лишь раздражение, о чём он сам неоднократно упоминал. Понимая, что смерть уже близко, он привязался к молодой девушке, которая прям-таки умоляла его при каждой встрече рассказать что-нибудь о том, как он захватывал какой-нибудь город, а ему только это и надо было. Любовь? Ну, для кого как. Что касается Ренаты, то она, наивная и доверчивая, искренне интересовалась былыми заслугами Ричарда, ибо одно дело читать книгу с сухими сводками и совсем другое – слушать речи человека, который был на месте действа и знавал именитых людей. Несмотря на то, что меня безмерно раздражали эти их постоянные признания в любви и это отвратительное обращение «дочка», я понимала, почему же они так хватались друг за друга; признаю, в этом было что-то глубоко трагичное. Они оба знали, что это их последняя встреча, и потому Рената пыталась хотя бы немного облегчить закоренелую боль Ричарда, уговаривая его рассказать ей о самых непростых моментах, проще говоря, исповедаться. «Ошибки – вот что не даёт мне покоя. Но какого чёрта о них вспоминать! От этого никому ещё легче не было. Да только иной раз мысли к тебе как привяжутся… Привяжутся так, что не отвяжешься», – наблюдая за тем, как он осуждает и высмеивает командиров и писателей, которые «ни черта не смыслят в войне в отличии от него», отчётливо понимаешь, что у него было не три ошибки, как он сам неоднократно говорил, а куда больше, просто всю свою вину за них он на протяжении всей жизни скидывал на чужие плечи. Ведь так куда проще, не так ли. Вот только под конец своего жизненного пути всё равно обо всём вспомнишь.Мне совершенно не понравилась история этого человека. При этом слог Эрнеста Хемингуэя пришёлся мне по душе, как и внутренние споры героя с самим собой и мастерски составленные диалоги, потому, отбросив всю неприязнь, признаю, что это очень ладный текст, в который, несмотря на отсутствие тёплых чувств к героям, приятно погружаться с головой, благо за окном златая осень с её проливными дождями, такая погода весьма располагает к книгам подобного толка, которые в очередной раз доказывают, что прежде чем начинать «новую жизнь», неплохо бы для начала разобраться со старой.«Вспомни, как прекрасно держались люди. Вспомни добрых друзей и вспомни погибших. Вспомни многое, ещё разок вспомни самых лучших друзей и самых лучших ребят, которых ты знал. Не злись и не валяй дурака. И нечего тебе всё кивать на солдатское ремесло. Хватит».

Многословная агония старого солдата, не знающего слов любви, способна порядком утомить. Не то что бы «не верю», можно и поверить, но уж больно на одной ноте и про одно и то же. Все становится понятно, по прочтении трети романа, остальные две трети, он многословит, что бы закрепить материал. Сюжет замешан на Венеции, воспоминаниях старого (50 лет) вояки и любовного чувства. С Венецией все в порядке, она совершенно отличается от самой себя во впечатлениях разных людей, тем более, если ознакомиться с ней не в течении 1-3 дней, а прожить в ней чуть дольше. Я верю в Венецию Хемингуэйя, хоть она и отличается от моей. Стоит свернуть с основных маршрутов лабиринтов ее улиц и каналов, зайти в нее не со стороны парадной лагуны, а простых остановок-причалов Арсенала или кладбищенской стороны, изучить со скуки маршруты ваппарето и привыкнуть к заброшенным островкам, покрытым камышом, она перестанет удивлять своим несоответствием привычному виду с картинки календаря, перестанет притворяться туристической декорацией, обдаст неуютом. Венеция способна утомить. В ней есть ощущение замкнутого пространства, в котором много персонажей, от которых не знаешь чего ожидать. Золоченная ветхая роскошь, камуфлирующая в карнавальную бутафорию. Своей бутафорией она вводит в заблуждение и отвлекает. Венеция Хемингуэйя невероятно холодная и сырая. Сырость каналов и вина, которое постоянно, как топливо вливается в главного героя. Кажется, что держится он только на нем. Как умирающий на поддерживающем лекарстве. И даже не «как». А на лекарстве. Что для Хемингуэйя, человека, неравнодушного к литературе, Венеция? Отелло -храбрый воин и ревнивый муж. Данте, который «прекрасно пишет», но которого автор еще прочтет. д.Аннунцио и его вдохновенные речи. Прямолинейность, солдафонская брутальность главного героя смогла ужиться с Венецией благодаря воспоминаниям событий, прожитых здесь. Событий, полных ужасов войны. И любви к венецианке. Непривычно читать о той войне, как профессии, видимо, я привыкла к другой традиции повествования о ней. Любовь же к венецианке, графине, почти принцессе почему-то вызывает у меня неверие. Они такие разные. Тысячи «я тебя люблю» не делают их любовь правдоподобней. И если мотив любви старого воина посредством вдалбливавания нам его мировоззрения мы можем понять: почему бы и не влюбиться в прекрасную даму доблестному рыцарю? Все ж таки, были упомянуты Данте и д.Аннунцио. Но что с того прекрасной даме? Льстит быть возлюбленной седовласого героя-воина? А может, она студентка психологического факультета и у нее курсовая на тему «как помочь выговориться пациенту, принимавшему участие в военных действиях и уменьшить его боль?». У автора, конечно же ничего на это не указывает, но когда я так думаю, мне почему-то становится все понятнее.