ГЛАВА 1
От бетонного пола и мрачных серых стен исходил пронизывающий холод, ощущавшийся, даже сквозь теплую куртку и зимние ботинки. Особое свойство любых зданий, в период строительства. Как будто находишься в каменном мешке.
– Сергей Геннадьевич, да говорю же, подрядчик нас подводит! – пуча на грозное начальство полные преданности глаза прогундосил прораб Григорьич, имевший несчастье попасться этому самому начальству на глаза.
Пошмыгав носом Григорьич еще заметнее загнусавил:
– Мы-то чего?! Мы как положено, Сергей Геннадьевич, вызов подрядчику делаем. Чтобы подрядчик, значит, своих людей прислал. А он, подрядчик то есть, обещает, а никто не приезжает… И каждый раз так… Четыре раза уже вызывали. А от нас-то это ведь не зависит, Вы же сами понимаете. Мы-то вызов делаем… Как положено все…
Сергей закатил глаза. Ясно одно, что эта песня про нерадивого подрядчика и «а мы-то, что, мы вызов делаем» может, по кругу, продолжаться до бесконечности. Сергей раздраженно махнул рукой.
– Да понял я, понял уже!!!… А чего ты-то только сейчас об этом сообщаешь? Ты Максиму, твоему непосредственному начальнику об этом докладывал? Через два месяца сдача объекта, а вы тут вообще не торопитесь…
Далее последовала тирада весьма конкретных, емких по смыслу, содержанию и эмоциональной окрашенности выражений, адресованных всем причастным. В лице присутствующего Григорьича, его отсутствующего непосредственного руководителя, и не исполняющего обязательства подрядчика. Причем ругательные обороты речи, выданные Сергеем Геннадьевичем были настолько неожиданно между собой скомпонованы и хитро переплетены, что, проведший на стройке всю свою долгую трудовую деятельность Григорьич уважительно крякнул. Умеет Сергей Геннадьевич донести мысль. Прямо могет! Ух как могет!
– Телефон мне скинь, я сам с этим вашим … подрядчиком разберусь. Раз вы ничего сделать не можете… – слегка выпустив пар, буркнул Сергей.
– Сергей Геннадьевич, да я же говорю, мы-то ни при чем. Мы вызовы делали. Четыре раза! – снова загундосил Григорьич. Для большей наглядности он, растопырил крупную мозолистую пятерню и потряс ею перед лицом Сергея Геннадьевича, загнув лишний, слегка скрюченный, большой палец. – А они, в смысле подрядчик, обещают, а людей не присылают… А мы-то что тут можем сделать?
– Григорьич! Все, хорош гундеть! Только время зря теряем. Телефон скинь!!!… -рявкнул руководитель.
Григорьич энергично закивал. Ясно, ясно. Это он может. Телефон скинет, как велено… Главное он до руководства донес, что их вины нет.. Руководство, конечно, бесится, но оно всегда бесится, если что не как по маслу идет. А как по маслу-то на стройке ничего никогда и не идет… Но теперь руководство в курсе, пусть само и решает. А они старались. Как могли. А что подрядчик гад, врун и пи…, так они тут ни при чем, вообще ни при чем… А подрядчики они все всегда такие…
– А мусор почему не убрали?!!! Тоже подрядчик виноват? – гаркнул грозный начальеик на слегка расслабившегося и задумавшегося подчиненного. – Вы чем вообще занимаетесь?! Макс вообще что ли не смотрит что у него тут делается?!…
Громовое рычание шефа разносилось по пустому пространству, отдаваясь от голых стен, вселенная ужас в тех, кто находился в зоне слышимости.
Григорьич заморгал. Вот ведь, еще напасть. Одна за другой. Принесла нелегкая «большого босса», когда Максима Валерьевича-то нет, а ему теперь отдувайся…
– Так Вы ж сами половину людей-то у нас забрали. Максим Валерьевич, когда я ему сказал, что людей мало, не справляемся, заявил что, по Вашему распоряжению перевели, Сергей Геннадьевич. Что их на другой объект, значит, перебросили… – Григорьич с несчастным видом потеребил кончик носа. – А из тех кто остался, трое на больничном. Я вон сам весь простуженный… А еще двоих в отпуск по семейным отпустили на неделю. Вы ж заявление подписывали, помните?… А те, кто на месте, не успевают, Сергей Геннадьевич, я ж говорю… Тут, знаете, сколько всего исправлять-то пришлось?! Такого тут до нас наворотили!… И ведь все время и тех кто есть-то дергают – то там нужно что-то, то тут. И все срочно… А после оттепели крыша потекла. Прямо потоп был. Да. А кровельщики не едут. И в третьем подъезде на десятом этаже щель охе… большущая, значит… Дыры насквозь были. Заделывали. А потом инженер приезжал, сказал, со стороны фасада заделывать надо, а так бесполезно. А мы-то все одно время потратили… – тараторил Григорьич, перечисляя сколько на самом деле у них тут забот, и зря, значит, начальство ему «предъявы кидает» и подозрения всякие, что они тут бездельничают.
Заметив потемневший взгляд Сергей Геннадьевича Григорьич умолк. И на всякий случай, от греха подальше, осторожно отступил на пару шажков назад.
– Одни инвалиды б…! Только в день зарплаты все здоровые, полные сил и, как один, на рабочих местах… – рявкнул Сергей.
Обогатиться очередной порцией словесных оборотов из области искусства комбинирования матершинных выражений Григорьич не успел. Телефон Сергей Геннадьевича зашелся бодрой мелодией вызова.
Взглянув на экран Сергей раздраженно поморщился. Мама. Третий раз за утро. Два предыдущих звонка Сергей сбросил. Потому что был на совещании. Он бы и сейчас сбросил, потому что мать имела привычку в неподходящее время сообщать какую-нибудь чепуху, которую вполне можно было спокойно сообщить вечером или в выходной, или вообще никогда… Но, если снова не ответить, будет смертельная обида. Получится себе дороже.
– Привет, мам…
– Сережа!!! Ну ты чего трубку не берешь?! Я тебе звоню, в который раз уже, а ты не отвечаешь! Что за манера вечно?! И сам потом не перезваниваешь! – в голосе Раисы Васильевны звучало искреннее возмущение.
Сергей вздохнул.
– Мам, я работаю! Занят был ! Утром совещание. Сейчас на объекте…
– Сережа! Ну, когда время свободное появляется, перезвонить-то матери можно? Если я звоню не первый раз, наверное не просто так! Ты сам-то как думаешь?!
«Да никак я не думаю!» – хотелось заорать Сергею. «И нет в моей гребаной работе такого понятия « когда время свободное появляется». Оно, в принципе, не появляется. Никогда. Происходит смена задач. Всегда срочных и неотложных».
Но орать можно на кого угодно, на подчиненных, на нерадивых подрядчиков, на ленивых безответственных чиновников, но не на мать. То что работа вконец замучила тут совершенно не является оправданием. Мама всегда остается мамой.
– Мам, у меня правда времени нет. Что там такое важное случилось?
– Сергей Геннадьевич!.. – яростно артикулируя губами, чтобы шеф его понял, почти беззвучно прошелестел Григорьич. – Так я пойду? Организую уборку пока…
Сергей махнул на прораба рукой, давая «добро». Григорьич снова закивал и изобразил на изрезанном морщинами лице умильную улыбку. Пятясь бочком и с каждым шагом набирая все большее ускорение, он скрылся в одном из проемов длинного коридора. От всей души желая столь своевременно позвонившей матери шефа, здоровья, долгих лет жизни и вообще всяческих благ.
В телефоне послышались всхлипывания, быстро перешедшие в рыдания. От неожиданности Сергей выпучил глаза, не хуже, чем давеча прораб.
–Мам!!! Что случилось-то?!
– Нина умерла! – хлюпая носом сказала мать и вновь зарыдала.
– Нина?…
– Нина из Бобровки. У которой ты в летние каникулы был, когда мы с отцом в его командировку в Монголию уезжали. Помнишь?!
– Ааа… тётя Нина… – поняв, наконец, что речь идет об их дальней-предальней родственнице, пробормотал Сергей.
Сняв с головы каску, положенную по технике безопасности всем, кто находится на обьекте строительства, Сергей взьерошил «слежавшиеся» под защитным головным убором жесткие вихры темных волос. Смерть дальней-предальней тетки, которую он не видел с самого детства, и которая сейчас была уже точно совсем древней старушкой, в принципе, не являлась для него трагедией. Но отчего-то ему вдруг стало тошно что ли. Как будто чувство безвозвратности, потери чего-то о чем не думал, не вспоминал. А тут, вдруг, когда вспомнил, уже поздно… И ты, вроде как, сам виноват в чем-то, хотя, и не виноват… И гложет изнутри ощущение, что упущено нечто имевшее значение. И именно сейчас ты, вдруг, осознал эту важность, а изменить ничего уже нельзя, время упущено…
– Сережа! Ты меня слушаешь?…
– Да, слушаю, мам, слушаю…
Раиса Васильевна пошмыгала носом и снова всхлипнула.
– Мы с Ниной иногда созванивались. Редко, конечно, но все же… Пару лет назад я ее уговаривала приехать ко мне пожить. Она ведь одна, и возраст-то уже какой. А она ни в какую…
Снова послышались рыдания.
– Мам, ну ты же предлагала, она сама отказалась… – сделал неуклюжую попытку успокоить мать Сергей.
– Да, предлагала… А Нина мне тогда сказала, что всю жизнь прожила в своей деревне и в ней и останется до конца… – Раиса Васильевна, в очередной раз, всхлипнула. – И ведь даже не сообщила, что болеет, что в больнице лежит… Представляешь! Всегда была чудачкой… Я бы хоть съездила…
– Мам, тете Нине ведь за девяносто, наверное, было. Чем ты могла помочь?
– Девяносто четыре. Да, возраст, ничего не скажешь… Но могли бы повидаться… Ладно. Чего теперь говорить… Мне сегодня позвонил Нинин знакомый. Они когда-то вместе в школе работали. Фёдор Валерьевич его зовут. Сережа! – в голосе Раисы Васильевны прозвучала нотка торжественности. – Федор Валерьевич, сообщил важную вещь.
Раиса Васильевна, являясь поклонницей «эффектов», сделала некоторую паузу, чтобы подчеркнуть значимость информации, которую она собирается сообщить.
– Какую вещь? – без особого интереса спросил Сергей, зная, что мать «создала интригу» и теперь ждет, что ей должны «подыграть».
– Нина оставила завещание и взяла с Федора Валерьевича слово, что после того, как ее не станет он сообщит мне насчет завещания. Сережа! – последовала еще одна небольшая пауза. – Тетя Нина оставила тебе свой дом!
– Мне?! – Сергей в очередной раз ошарашенно вытаращил глаза. Это был один из редких случаев, когда он не знал, что вообще можно сказать.
– Да, тебе! Близкой родни у нее не было. Детей они с мужем завести не успели. Он быстро умер… А тебя Нина всегда вспоминала, когда мы с ней разговаривали. Спрашивала как ты, как семья… Сережа, тебе нужно договориться с Федором Валерьевичем о встрече, он передаст документы на дом. И не затягивай, пожалуйста!
– Хорошо, я понял…
Закончив разговор, Сергей сунул телефон в карман куртки, нащупав кончиками пальцев завалявшуюся там пачку сигарет. Он бросил курить еще осенью. К вредной привычке уже даже и не тянуло. А вот сейчас, вдруг, захотелось…
Смяв пачку он со злостью швырнул ее в собранную у стены кучу мусора, приготовленного на вынос.
Нина из Бобровки приходилась матери какой-то там чуть ли не десятиюродной сестрой. Как и сказала мать, однажды Сергея отправляли к ней на целое лето. Дальняя родственница сама предложила родителям взять Сергея на время их отсутствия. Потому что возникла какая-то сложность с оформлением документов на выезд ребенка, а ехать нужно было срочно.
И это лето у тетки было просто замечательное. Даже удивительно, что он совсем забыл о нем, и о тете Нине тоже. После этого Сергей видел тетю Нину раз или два, когда еще учился в школе. А после школы началась своя взрослая жизнь и свои интересы. И в этой жизни для самой близкой-то родни времени не всегда хватало, а уж места дальним и тем более очень дальним родственникам в ней и вовсе не было…
Тётя Нина пекла пироги. Чуть ли ни каждый день. Очень вкусные, с разными начинками. И в доме всегда пахло выпечкой. А еще она варила варенье из лесных ягод. И не запрещала его есть, а, наоборот, разрешала сьедать сколько угодно. Говорила, оно полезное и в нем много витаминов… И каждую неделю топила баню. После бани, каждый раз, возникало ощущение такой легкости, словно вот-вот взлетишь. А в самой бане пахло травами и деревом. Он обожал этот запах… Сергей даже как будто снова ощутил эту невероятную, восхитительную смесь из аромата трав и древесины.
По вечерам, пока он засыпал, тетка штопала порванные им за день штаны, или рубаху, и рассказывала ему своим мягким певучим голосом сказки, которых она знала превеликое множество, и они все были одна интереснее другой. И все это, вместе взятое, было так здорово. Волшебно! Настоящий прекрасный радостный кусочек детства… Тётя Нина была невероятно доброй и какой-то уютной. У нее был редкий дар окружать тех кто рядом любовью и заботой, делая это так искренне и так ненавязчиво, будто это что-то само собой разумеющееся и по другому и быть не может…
Сергей вернул каску на голову и пошел в сторону лестницы. Нужно было закончить осмотр объекта. В холодной застывшей тишине гулко отдавались звуки шагов…
Жизнь, порой, очень странно устроена. Он совсем позабыл женщину, которая была так добра и так искренне его любила, и у которой он провел, наверное, самое замечательное время в своей жизни. А она помнила маленького мальчишку, сына своей дальней родственницы. Которого заботливо укрывала по ночам теплым пуховым одеялом, которому каждое утро ставила перед кроватью кружку свежего, только что надоенного молока. И которому мазала вечно разбитые коленки сделанными из пахучих трав снадобьями собственного приготовления, и не бранила его за неосторожность и непослушание, а ласково утешала и жалела. По воскресеньям она брала его с собой в храм, и когда ему надоедало стоять на месте и слушать службу, разрешала пойти поиграть во дворе с другими ребятишками, а потом они возвращались домой и по дороге тетя Нина рассказывала истории из своей жизни… И вот она оставила ему свой дом – самое ценное, что у нее было… Потому что любила и помнила о нем. Причем сделала все так, чтобы еще и не причинять «лишнего беспокойства». Чудачка, как сказала мать. Всегда ею была…
Сергей потер прямо вдруг невыносимо зачесавшиеся глаза. Чертова пыль! Стройка. И на стройке всегда кругом эта пыль. Куда не посмотри все в ней. Вот и в глаза даже попала, зараза…
ГЛАВА 2
– Так, семья! Есть важное сообщение, касающееся всех нас!
Семья, собравшаяся за столом, для вечернего приема пищи, воззрилась на своего «вожака» со смесью удивления и любопытства. Толкать речи в стиле «Слушайте все!» было не в привычках главы семейства.
Жена Надежда, шестнадцатилетний сын Вадик и четырнадцатилетняя дочь Люся выглядели в той или иной степени заинтригованными.
– Звонила мама. Сообщила, что умерла одна наша очень дальняя родственница, тётя Нина. И она оставила мне свой дом. Официально оформила завещание… – Сильным зычным голосом вечного победителя по жизни сообщил новость «касающуюся всех» вожак. Три пары, очень похожих, ярко-голубых глаз на несколько мгновений словно бы застыли, выражая теперь уже не удивление и любопытство а самое настоящее изумление.
– О! – сказала Надежда и похлопала глазами, выходя из состояния первоначального ступора. – Очень… неожиданно…
– Ничоси! – Вадик, старательно пытаясь совладать с озорной улыбкой, расползавшейся по юному лицу, скорчил забавную гримасу. Известие о смерти кого-то там из дальней, не известной ему родни, его не особо опечалило, а вот то что отец получил наследство, это прямо крутяк. Как в кино! Офигеть! Завещание. Прикольно!
Люся сморщив маленький аккуратный носик, справившись с удивлением вызванным и правда необычной новостью, изобразила равнодушно-снисходительное выражение на хорошенькой мордашке. Подумаешь, какая-то родственница, которую она знать не знала, оставила какой-то там дом. Нет, конечно, насчет завещания даже «ваушно». Но не то чтобы было прямо особо интересно. Это все скучные, глупые дела взрослых. Они обожают всякой такой ерундой заниматься. Чего-то там оформлять "официально". Тоска! Ее это не интересует. В жизни есть вещи куда важнее и интереснее. Для полноты образа безразличия и не заинтересованности Люся томно закатила глаза.
– В субботу все вместе едем смотреть дом, – сказал глава семейства твердо. Вожак стаи принимает решения, а стая принимает решения вожака. Безоговорочно, таков закон.
– О! – повторила Надежда, уже озвученное ею до этого восклицание. А что еще тут скажешь? У меня на работе завал, домашних дел полно, другие планы на выходной? – А куда именно мы едем? – мягко уточнила она. Как мудрая жена, принимая предстоящую поездку, как неизбежность.
Сергей повел широкими плечами, и зацепив вилкой соленый огурчик, как ни в чем ни бывало сказал:
– Деревня Бобровка, Тверская область.
Надежда мысленно произнесла очередное «о» и прикрыла глаза. «Боже! За что эта дальняя родственница так с нами?! Что мы ей сделали?!…»
– Это на машине сколько? – справившись с эмоциями, задала очередной вопрос жена новоиспеченного наследника.
Хрумкая крепкими зубами хрустящий огурчик, Сергей все так же невозмутимо пожал плечами.
– Часа три с половиной. Может меньше, если трасса свободная будет.
«О!Боже!!! Боже!!!» – мысленно простонала Надежда, одаривая собравшихся за столом неискренней улыбкой.
– Мы что на весь день туда поедем, получается? – с нотками нескрываемого недовольства и даже возмущения задала вопрос, на этот раз, младшая из присутствующих за столом, Люся. В ее планы тоже не входила никакая дурацкая поездка в дурацкую деревню с дурацким названием, находящуюся, судя по времени сколько туда нужно ехать, в какой-то далекой от цивильной жизни глуши.
После озвученного сестрой вопроса глаза закатил Вадик. Почему периодически, а скорее большую часть времени, такое ощущение, что у его сестры в голове вместо мозгов вата?
– Сама как думаешь? – сказал Сергей, одарив дочь ироничным взглядом. – Дорога туда и обратно часов семь, минимум. И там какое-то время пробудем.
Фыркнув, Люся с решительным видом отодвинула от себя тарелку с ужином. Не будет она есть. Аппетит пропал.
– Я не поеду! Я хочу остаться дома! – Люся с вызовом посмотрела в пространство перед собой.
– Рот закрой и ешь, мама старалась, готовила после работы, уставшая, пока ты сидела и отдыхала в своем телефоне, – сказал Сергей, одарив дочь взглядом, означавшим, что дальше выступать не стоит.
– Почему я должна ехать? В какую-то эту… Бобровку?! Смотреть идиотский дом?! Мне это не интересно! – дрожащим голосом возмущенно сказала Люся. Гордо вскинув вверх подбородок, она всем своим видом показывала, что готова отстаивать собственные права и собственную точку зрения.
Так как в силу подросткового возраста в голове у Люси была, если и не вата, то смесь сумасбродных идей и не слишком зрелых и разумных представлений о жизни, и как и у подавляющего большинства ее сверстников присутствовала тяга к протесту и отстаиванию своих взглядов и «принципов» по любому поводу и даже без повода, она ринулась «в атаку» с категоричной решимостью, не подразумевающей, в принципе, возможности поражения.
– Я, между прочим, личность! И меня, как личность, нельзя принуждать делать то, чего я не хочу! Это давление! Моральное и психологическое! Любой психолог это подтвердит!…
– Че?!… – Сергей, в который уже раз за этот день, вытаращил глаза. Взгляд у него потемнел, при этом выражение лица было скорее не злым, а удивленным. – Ты нормальная?! Чего ты несешь?
Надежда успокаивающе накрыла ладонью руку мужа. Только скандала и ссоры им не хватало. И так, вон уже наследство получили. Счастье привалило… Покосившись на дочь она сделала «страшные глаза», давая понять, что не стоит продолжать злить отца. Дочь демонстративно фыркнула и задрала нос еще выше. После чего, в качестве протеста в отношении насилия над личностью, выдала очередной аргумент в доказательство собственной правоты:
– У меня есть права!!! Я свободная самодостаточная личность! И никто не имеет права нарушать мои права.
– Какая личность?! Какие права?! – проревел отец.
– Люся! Хватит уже! – сказала мать твердо, предупреждая готовую разразиться вот-вот бурю. Рука мужа под ее ладонью напряглась и сжалась в кулак, для того чтобы шарахнуть этим кулаком по столу.
Девочка обиженно засопела. Пухленькие губки еще сильнее чем до этого выпятились вперед и изогнулись коромыслицем. Продолжать спорить с обоими родителями-тиранами и абьюзерами самодостаточная личность не решилась. Тирания и диктат победили. Девочка метнула презрительный взгляд на старшего брата, который с глупой ухмылкой наблюдал за происходящим. Ждать поддержки с его стороны было, конечно, наивно. Его устраивает роль лузера, которому диктуют что и как делать. Сидит себе ухмыляется и ему пофиг, что его мнение никто не спрашивает. Потому что у него нет своего мнения, ему все по барабану. Жалкий слизняк…
– Спасибо, мам, – вскакивая из-за стола, сказал Вадик и бодро отправился в свою комнату, к заждавшемуся его компьютеру.
– Спасибо, – буркнула Люся, предварительно задрав нос чуть не до потолка, и с гордым видом страдалицы и мученицы, жертвы тирании и всяческих притеснений с нарочито независимым видом выплыла из кухни.
Дойдя до двери своей комнаты, жертва диктата и попрания прав личности затормозила и произнесла, обращаясь «в мировое пространство», но так чтобы было слышно на кухне:
– Вообще, непонятно, почему мнение другого человека просто игнорится. Вообще!!! Прямо абьюз какой-то!
– Вот чего у них в голове? – глядя в сторону коридора, откуда доносился голос дочери, сердито сказал Сергей. – Если бы мы были такими припадочными в этом возрасте, вот меня бы так точно, выдрали так, что я сесть не смог бы, а мозги сразу встали бы на место… Абьюз!!! Что за дебильное слово?!
Надежда пожала плечами и примирительно сказала:
– Сереж, ну что ты хочешь? Мы живем в мире, где в голове у детей то, что им преподносят в огромном количестве в интернете, в соцсетях, и прочем медийном пространстве. Плохо, конечно, но это реалии развития технологий… Ну и у всех подростков во все времена, в силу возраста и при отсутствии жизненного опыта, наблюдался протест против старшего поколения, которое, по их мнению, отсталое, ничего не понимающее, навязывающее свои взгляды. Тоже отсталые и неправильные. – Надежда усмехнулась. – Мы и сами когда-то такими были, просто сейчас действительно огромный объем информации… В том числе крайне не полезной…
– Да, мозги засрали детям вконец! – прервав старавшуюся дипломатично «сгладить острые углы» жену, рявкнул не дипломатичный Сергей. – С этими личностями, психологами, правами и прочей х…
– Сережа!
– Что, Серёжа! Называю вещи своими именами. Что не так-то?
– Можно подбирать более культурные имена для названия вещей?… – пряча улыбку, нравоучительные тоном сказала жена. И решив, что пора сменить тему добавила: – Насчет этого дома… Действительно очень неожиданно…
– Сам обалдел, когда мать сказала, – буркнул Сергей, плеснув в бокал порцию виски, подаренного одним из «нерадивых подрядчиков», в виде подхалимажа и заглаживания грешков.
– Что планируешь делать с наследством?
Сергей пожал плечами.
– Понятия не имею. Я в этом доме тридцать лет назад был. Гостил у тетки… Сьездим, посмотрим, потом уже решим…