Пролог.
Клан рыси.
– Ну сегодня боги щедры! Славься Анистара прекрасная хозяйка дремучих пущ, охотников покровительница! – бормотал себе под нос Верек, выуживая тушку зайца из плена петельки силков, лестного бегуна сменившего летний русый раскрас меха зимним белёсым.
Крепко сбитый охотник в скроенном из волчьих шкур одеянии с парой малых боевых топоров в петлях по бокам широкого пояса, подвязав длинно-лапую добычу к вороху прочих, кинутых через плечо из-за коего до кучи высился рог ладно склеенного лука, сызнова растянув петлю-удавку присыпал её снегом, устремляясь проламывая глубокий наст к последним своим силкам.
Ещё полудня не миновало, а лик Верека светился счастьем на каштановую плетённую косами бороду и пронзительные серые глаза, едва видимые из-под плотно натянутой шапки меховой оторочки. Он, радуясь знатной добыче – множеству шкурок, неспешно брел через выстланный белёсым снежным убранством многовековой лес. Стороной обходя валежник и буреломы настороженно петляя меж шершавых, не обхватишь вот так на раз, стволов сосен и елей, тяжелеющих кронами от веса снега, то и дело падающего заслугой ветров вниз, даруя свободу ветвям пушисто-колючим. Чуткому глазу виднелись следы проломившего корку наста лося, волчьей стаи тропа, коли не знаешь то и не поймёшь, вроде как один серо-шкурый охотничек брел, ан-нет любят лестные барды чаще луну славившие своим воем, вот так прятать своё грозное число, идя друг другу в лапу следом.
Но не им озирался Верек а прародителя страшась, кабы не засел пятнистый на какой ветке поджав уши с кисточками! Медведь спит себе по берлогам, волк редко когда на человека осмелиться напасть, ну разве что совсем в голодную зиму! А вот рысь это другой разговор, не любит, когда по его охотничьим угодьям шныряют, кот лесной – прародитель клана Верека, что супротив прочим кланам от худой головы чуть не на пиках возложившие селения, жили себе в глубине лесных пущ укрываясь их чащами от ветров, пригнанных с дальнего севера коридорами ущелий.
Чуть подняв голову, охотник оглядел высившиеся над лестными кронами горные пики, объявшими неодолимой зубчатой стеной долину, раскинувшуюся у их корней, словно порталами в навь расчерченную реками и бессчётными озерцами берущими истоки с горных ручьёв. Родные глазу, древние как само время кряжи, попирающие небес чертог белыми вершинами, роднились меж собой щербатыми склонами и извилистыми хребтами рассеченными по скалистой плоти глубокими ущельями. Дикой нетронутой красы суровые края, что ежели однажды попали на глаз то до скончания дней, будут пленить душу!
Средь прочих гор, обители орлов и ястребов, нареченных вольным народом горцев Клыками рока, выделялась одна вершина в юдоли облаков венчаемая короной синей ледяной кромки, объявшей три зубца скальных клыков! Льдистое копьё главное святилище вольных земель приковывало взор своей непередаваемой красой, заставляло почтительно склонить голову почтением!
«Как уж вы могучие творцы предвечные, допустили тако непотребство?» – молчаливо воззвал к богам великанам Верек, неотрывно созерцая священный пик на коем раскинулось главное капище древней веры!
Восемь тысяч ступеней невместно кем выщербленных в плоти скал вели к тому капищу, петляя по склонам меж рунических камней, баявших узорами историю самих творцов предвечных! Каждый год в день середины зимы как повелось от правды щуров славных, все вожди кланов равно жрецам-ведунам и вельвам поднимались под шапку облаков дабы на главном капище вознести богам кровавые требы и испросить совета! Но это зима вышла горькой, ведь видения явленные вельвам да ведунам заставили объединённую рать горцев покинуть предел Клыков рока спуститься в чуждые земли иной веры в какого-то там спасителя! Огромной ордой проторить тропы чрез закупоренные снегами ущелья дабы взять приступом город Аннисбург в коем свило гнездо само зло, всех жителей обратив в драугров – мертвяков неупокоиных силой адовой скверны!
Никогда! Боги свидетели, никогда горцы не покидали своих владений столь грозным числом! И в том была крепость их крови не разбавленной дрянью и скверной внешнего мира! От коего боги огородили избранный народ непроходимыми перевалами и ущельями. Нет, были в древние поры, что скальдами в сагах воспеты, набеги на приграничные к Клыкам рока поселения -кровавая отместка за походы веры иноземных воинов грозных воинских братств – орденами клоченных, все алчущих главного богатства кланов, черной руды коей полны недра гор! В вес золота шло оружие с неё кованное, что помимо необычайной крепости легко секло всяческую погонь нечистую от нави пришедшую: мертвяков-драугров, призраков и демонов порождений иных миров бездны, что все пуще каждым столетием наседали на весь внешний мир! Паводки, не затворимые потоки крови пролились в былые века за этот минерал, равно таинству его выплавки, а уж низовья ущелий и по сей день белеют непокрытыми курганами костяками павших, медленно зарастая мхом выгнивая ржой на кольчуги и оружье.
Да, кланы никогда не жили мирно, не упуская оказии мечами да топорами померяться, тела равно воли каля в непрестанных битвах, такова была дикая необузданная природа горцев. То волк огрызался на ястреба сечью звеня по ущельям, то ястреб пикировал на медведя, иной раз и рысь сходилась с лосем за лучшие чащи лестные! Но когда на пороге их земель возникали иные знамена, кланы разом братались, крепились клятвами под дёрном да на крови и опрокидывали гостюшек незваных непривычных к сражениям по горным тропам в бездонные пропасти стенами щитов!
Все изменилось в одночасье, когда в тех королевствах отринувших устой предков новой дурной верой, уж захлебнувшихся скверной от дурной жизни бесчестной, к власти пришли Жрицы-судительницы, заключившие мир с кланами и все ордена воинские направив на единственное верное направление на юг, держать границу от адовых прорывов!
Верек как-то слыхал от гостя годами мудрёного зимовавшего в их клане, дескать там далеко есть целые океаны песка серого как промозглый осенний день, выгоревшего ласками солнца и силой адовой скверны. И посреди тех краёв хоронятся в сумрачных пустынях древние города да храмы в чьих криптах обираются мощи нечистые силы и рогатые монстры, раз от раза нахлёстывая на цитадели-крепости ревнителей, стойко держащих рубеж рода людского! Но то байки были явные!
«Песка океаны, ишь чего выдумали, может еще и мир наш круглый, а коли так чего не покатиться стороной и не поплющит всех жителей!» – думал себе Верек идя дальше ломя корку наста. Последний силок оказался пуст, но охотник широким кругом обойдя несколько рощиц частых звериных тропок вокруг лизунца, выйдя почитай обратно к санной дороге, не расстроился, и так добыча была хороша не пришлось даже луку давать волю снимая с ветвей какого глухаря.
«И вот на его Верека веку горцы впервые на памяти скальдов нарушили древние устои!» – продолжил хмурить мысли охотник и скорняк первый во всем клане. – «Себе на беду пошли ратью освобождать чужое становище! И что? Сыскали славы? Нет обнажили границы оставив без крепких воев! Чего таить, ведунов, мухоморов, видать перебравших про беду страшную вещавших, послушали и в его клане, три сотни горцев под знамёнами рыси поплелись в этот черт его, где потерял Аннисбург!»
Воротились, сбавив числом, ужасы про нечисть баять да россказни несусветные травить с хмелем залитых глаз, обособливо о какой-то там Мириам, что посекла невиданно рогатых и дочери клана ястреба Алире мастерицы длинного клинка пляски! Много подарков и злата за подмогу приволокли, стыдоба не с бою взятых сокровищ! Но Верек не был средь их числа, крепко веруя в заветы богов и щуров! Тем паче, что до него донеслись и другие сплетни одна другой хуже! Не иначе тем мигом, когда горцев орда покинула горы родные, один из тьмы вождей сумел просочиться за барьер Клыков рока порушив незримую от сотворения границу!
Эти недомолвки страшили охотника! Заставляя пуще прежнего богам жертвовать, обособливо покровителю кузнецов да ковалю людских душ Сидрасу последнему великанов рода, что в тёмной кузне укрытой в корнях земли, освященной кровью тверди земной лавой, молотом единой дюзы кристалла, куёт меч каждого живущего в разводах стали обрекая, где на радости, где и на горести! Водилось чего кривить и у них всяческого лиха и драугры свои по древним курганам иной раз очухивались до сырых портков привечая правнуков, и духи неспокойные иной раз объявлялись, но, что первых, что вторых или черной сталью наскоро успокаивали или ведунов словом потаённым! Но вот адовых воинов неистовых, за поступью своих копыт, ведущих по пепелищам пожарищ скверны рассадники, горести, урожая да скота падения и хвори невиданной поветрия, от времён сотворения не было хвала богам!
«Во только уже как три луны миновало да не видать было рогатых демонов в вольных землях, может враки то всё были!» – невольно коснулся груди под серо-стального меха одеянием Верек, где поверх метин медведем шатуном оставленным, обретался на шнурке множества когтей и клыков, камень обережный черной руды священной! – Пусть дальше так и остаётся! – пробормотал он в слух, уже выходя из сени зимнего леса на санную дорогу, а там еще солнце к закату пойти не успеет, прячась за пиками Клыков рока, а он уже увидит, как посреди поляны большой объяв добротным частоколом высоким с частыми башнями рубленными, раскинуться его деревушка в двадцать денных домов родовых на холодную пору и вовсе на сугробы схожих в окружении хлевов и сараев! Даже отсель из-за крон лесов средь коих змеёю вилась санная дорога, видать было дым с кузни мастера Ингра, да медоварни в коей по чанам услада бурлила терпкая такая хмелящая, к двум клубящимся струям добавляя гари плелись и очагов вздохи.
Лыжи широкие и добротные оказались в шагах ста от Верека и кланик перебросив связку тушек с правого на левое плечо, направился к ним ступая по глубокой колее, оставленной полозьями саней, окидывая с благодарностью ровные стволы хвойного леса кормильца.
До лыж оставалось не более десяти шагов, когда на южной стороне от деревеньки лесных котов из леса диким щебетом сорвались с насиженных ветвей все какие были там птахи, темным облаком устремляясь в сторону охотника.
«Что за беда?» – никогда допрежь не видел Верек столь странного поведения пернатых скальдов, явно испуганных чем-то до селя невиданным! А следом его оторопи пришло воспоминание о дядьке давно уж переступившим порог перерождения! Старый Ульдир в последнею зиму мирской жизни совсем на головёнку, частых битв молодости обласканную, поплохев, то и дело срывался в бег задорно так не по седым зимам скачками минуя что своего подворья плетень, что соседских, вереща: (Дрикон! Дрикон летит нас пепилить!) Иной раз и вовсе только за городьбой частокола на отшибе поселения могли нагнать беглеца! Верек все смеялся над дядькой пуп надрывая ровней остальным да малым детям! И вот Сидрас видать решил воздать за неуважение к старости! У самого охотника-скорняка тронулся рассудок! Ведь за облаком птиц летел тот самый окаянный (Дракон!) ну в точь как в древних сагах!