ПОХОД В НЕИЗВЕСНОСТЬ
Начало девятнадцатого века будоражит человечество своими громкими событиями. Но оно насыщено и тихими героическими поступками, где жизнь участников покорения неведанных вершин обрывалась иногда внезапно и тихо, иногда в судорогах и нестерпимой боли во имя новых открытий на нашей Земле. Словно свеча от порыва ветра угасала она, не успев отдать от себя тепло человеческое, не успев осветить уголки, затемненные в сознании нашем. Но обязательно найдется ниточка среди царства теней, которой откроют занавес, которая приведет к удивительному познанию истории маленьких неприметных людей. Пройдут, может быть, годы, десятилетия, века, когда каменная глыба по воле случая непонятным образом перевернется набок, приоткрыв, казалось, навсегда безвозвратно утерянное от нас богатство прошлого.
Глава первая
На рейде уже несколько дней словно застыла не большая китобойная шхуна. Она лишь изредка нехотя покачивается от случайного порыва ветра и набежавшей вслед ленивой, но такой иногда своенравной капризной и подчас неподвластной человеку волны. Вахтенный, куря папиросу, в теплой длинной овчиной шубе проходит по палубе. Вот он возвращается назад. Над ним, совсем низко, светят огромные звезды в ночном небе. Немного зябко. Завтра погрузка снаряжения, оборудования, продуктов. А дальше вперед на покорение новых земель в далекие холодные воды!
Сквозь напевы ветра слышатся иногда частые гулкие звуки от шагов матросов по металлическим ступеням.
В это время в своей небольшой уютной каюте, обставленной по последнему слову самой изысканной мебелью во вкусе высшей элиты России , сидит капитан Рубинов Петр Григорьевич. Лицо его для такой высокой должности выглядит довольно молодым в его двадцать девять. Но во время указаний, разговора с подчиненными, его команд на мостике в нем все меняется. Это уже другой человек. Пользуется авторитетом среди команды. Люди ему доверяют. Доверяют во всем. Одет он всегда согласно уставной формы. Коротко остриженная голова предательски выдает с левой стороны у виска часть седых волос. Откуда у него это, – никто не спрашивает. Просто привыкли. Черты лица правильные, ровные. Волевой подбородок подчеркивает несколько вытянутый овал лица. Глубоко посаженные серые глаза, прямой нос, и ямочки на щеках всегда так не идущие его зачастую серьезному лицу. Роста среднего. Даже несколько ниже, что дает некое преимущество при нахождении его в нижней низкой части корабля. Теперь он сидит в своем любимом кресле с трубкой в руках, от которой, нехотя, поднимается сизый дымок с благоухающим ароматом, предназначенным витать и в обществе непридирчивых дам. Табак привезен из Индии специально для капитана его друзьями.
В этот ранний час стоит тишина, нарушаемая лишь иногда шумом ветра да набежавшими волнами, от которых протяжно и не громко скрипит его кресло.
Капитану не хочется думать о том, что завтра последний день среди цивилизации, среди друзей. Завтра растворится этот прекрасный родной изумрудный город, утопающий сейчас в огнях, город с которым у него столько всего связано, город, который его вырастил и теперь провожает надолго в зыбкую неизвестность. Он понимает, что после того, как судно растает среди бесконечного северного океана, он уже не сможет ни советоваться, ни просить в трудную минуту помощи у кого бы то ни было. И никто из оставшихся на берегу друзей не сможет поддержать его в тяжкие минуты скитаний среди громоздких льдов, среди трещин в мертвых глыбах, среди наметов белых метровых снегов, среди пронизывающего душу, леденящего все живое, ветра в той стороне света, перемешанного с ледяной нескончаемой крупой. Он молод. У него есть опыт, пусть не большой в подобных условиях, и он, он увлечет людей за собой туда, на другой конец земли, чтобы после него прошла еще одна шхуна, потом другая, третья. Неизвестные земли он назовет и обозначит на карте по своему усмотрению. И эти места будут поистине российской землей. Он пройдет с Андреевским флагом, чтобы окрепли границы его земли, исконно русской на ее северных рубежах и его люди, вернувшиеся с плавания, смогут радовать диковинными вещами Крайнего
Севера своих родных, своих близких.
– Интересно. Гм… Нам всегда чего-то не хватает, – рассуждает Петр Григорьевич. – Мы бесконечны в своих порывах не смотря на то, что цель может оказаться недосягаемой и трагичной. И это не останавливает нашу русскую душу. Нет. О плохом мне думать не стоит. Конечно. Я буду верить в свою звезду. Вот она светит надо мною своим холодным тусклым светом. И… будет провожать туда, к неизвестному, освещать дорогу и помогать. Она мне непременно растопит льды на моем пути и поможет добраться к Тихому океану. Если не она, то не кому. То больше некому мне там помочь. Люди мне верят, иначе и быть не может, а поэтому мы вернемся, вернемся через год!…Может быть и два. Завтра, завтра во время погрузки мне нужно взять экипаж и поторопиться к вокзалу к поезду, чтобы встретить ее….
Счастье мое! Неужели ты готова идти до конца со мной? Тебя не остановили мои отговоры и твоих близких, и ты решилась, ты рискнула своей жизнью, своей красотой, отдавая всю себя неизвестности. Нас сохранят небесные силы во имя нашей любви. Я бы мог тебя не взять, но… Но ты мне нужна, нужна, как никогда! Во имя тебя я выполню свой долг, решу, преодолею все барьеры, все невзгоды и трудности, сохраню и людей, и судно. Без тебя же я буду одинок, подобно полевому цветку без дождя и исчезну из твоей жизни, как и эта яркая надо мной звезда на рассвете.
Капитан еще много думал. Вспоминал учебу в морском училище, радостные глаза его матери, крепкие рукопожатия отца при поступлении, потом при окончании.
– Мой мальчик, – говорил он, – с тебя выйдет хороший офицер. Ты не подведешь родного отца. Я знаю, мы с матерью всегда будем тобой гордиться.
И после учебы он уже получал опыт, исполняя свои обязанности на корабле эсминце «ИВАН ГРОЗНЫЙ». Одновременно с этим шло повышение по службе. Друзья предлагали сойти на берег и продолжить нести службу при дворе. Но Петр Григорьевич уже не мог променять то ли спокойное, то ли штормящее море на уют в теплых залах, на привилегии и комфорт, на однообразность серых будней. После же ему предстояло ходить в поход уже на другом судне, довольно крепком, отстроенном в Норвегии, которое первоначально предназначалось для промысла китов и добычи рыбы. Но вот теперь ему предстоит отправиться на нем же на восток, к Тихому океану, проложив тем самым новую дорогу по северному пути для судоходства.
Наверху, на палубе, раздался звон гонга на подъем команды. Петр Григорьевич накинул привычным движением китель. Тревожила все левая рука на протяжении последних двух месяцев. Тогда, в сильный шторм, его буквально снесло с палубы и только по счастливой случайности не смыло за борт.
В каюту постучал дежурный матрос:
– Господин капитан! Куда прикажите завтрак?
– Благодарю. Я поднимусь в кают-компанию.
Часы показывали пять утра. Наверху, у капитанского мостика, несет службу Илья. Море стало сильно раскачивать посудину и от поднявшегося холодного ветра тот сильно продрог.
–Идите боцман, примите завтрак. Я Вас подменю.
–Слушаю!
Петр Григорьевич достал походный бинокль . Протер стекла. Город начинал оживать. У пристани суетились грузчики, подъезжали телеги, немного дальше, у набережной, стали появляться первые пролетки. От берега замелькал прожектор, подавая условные сигналы на подход к пристани. Раздался протяжный надрывной гудок и нехотя, разворачивая нос к берегу, «Екатерина Великая» стала приближаться к пристани.
Команда, за исключением механика из моторного отсека и двух матросов, занятых управлением судна, уже построилась на палубе.
Не все из них уходили в затяжное дальнее плавание, а только те, кто решил себя отдать предстоящему путешествию добровольно. Судовой врач стоял в стороне. О своем намерении остаться он сообщил капитану заблаговременно, но это все равно был слишком маленький промежуток времени, чтобы найти грамотного специалиста, согласного на столь опасное предприятие. Деревянный широкий трап, наконец, коснулся берега. Канатные концы надежно зашвартованы и экипаж покидает судно. Кто-то на небольшой отдых в течение тридцати минут, а кто-то навсегда. К капитану подходит судовой врач.
– Прошу не то, чтобы простить, а по крайней мере сделать для меня снисхождение за мой уход. Мне думается, что с моим настроением я бы пользы, как таковой вам бы и не смог принести. Спешу выразить Вам свою искреннюю благодарность за Вашу заботу.
– Не стоит Вам утруждать себя благодарностями Вавилон Давыдович. Решение Вами принято и обратной дороги нет. Сложно осознавать, что нам с Вами стало не по пути. Изрядное время наша шхуна без Вас, без Ваших рук будет выглядеть одиноко. Но на все свое время и божья воля. Для исполнения Вашей должности, возможно, появится другой человек, а Вас, Вавилон Давыдович, мы всегда будем вспоминать теплыми словами. И я могу Вам здесь, на берегу, пожелать только счастья.
– Признаюсь, думал от Вас ждать не многословия. Себя я чувствую сейчас одиноко, вроде мальчишки, сделавшего большущую глупость, может быть, к примеру, разбившего огромную, всеми любимую семейную вазу. Я пытался ее собрать, но не смог. И, наверное, сколько буду жить, столько жалеть о том, что не согласился остаться с Вами. На берегу меня никто не ждет и я с радостью решился бы следовать с Вами, но внутри меня что-то очень сильно мешает принять волевое решение, решение для меня не простое, не из легких, смею Вам высказаться, и сегодня ночью я понял, что этого уже не смогу сделать. Советовать, рекомендовать вместо себя кого другого не хочу. Не хочу менять судьбу людей. Пусть за нас все решает провидение.
Прощайте Петр Григорьевич, не обессудьте.
–Прощайте Вавилон Давыдович и нас не поминайте лихом!
На берегу матросов встречают родственники. Подвозят в мешках на подводах груз, уголь, дрова и все это непрерывно грузится в просторные пустые трюмы. Сейчас, кроме двух гарпунеров, ходивших ранее на этом судне, о старом предназначении корабля стали забывать, он начал выполнять иные цели и на данный момент нельзя было сказать, что отправляясь в такое плавание, оно станет везти исследовательские работы по изучению глубин, направлений течений, изучению фарватеров ледового моря, особенностей погоды, нет. Хотя и мимо этого невозможно было не пройти, но одна из главных задач,
– все же прохождение на восток к Тихому океану с предстоящей зимовкой вблизи от материка.
– Петр Григорьевич! – недалеко от трапа стоит солидный мужчина преклонных лет с красновато- рыжими густыми бакенбардами. Несколько полноватый, добродушный, дышит тяжело, по всей видимости, от скорой ходьбы, хотя путь его короток. От двуколки к трапу всего несколько шагов.
– А это вы князь, мое Вам почтение! – отзывается капитан.
– Здравствуйте, здравствуйте! Что же Вы уходите, Петр Григорьевич? И, наверное, не соизволили бы и проститься. Нельзя забывать своих компаньонов и назидателей. К шхуне под погрузку уже все подвезено, согласно договора, до мельчайших подробностей.
– Да, да Гурэн Прокофьевич. Я нисколько не сомневался. После Вас не следует ничего проверять. Все это может показаться лишним.
– Ну что Вы. Ведь груз стоит денег и больших. А деньги любят счет и просто обязывают нас это делать. Мне необходима Ваша роспись, вот здесь и вот…, вот здесь. Прекрасно. По такому случаю нельзя не поднять тост за Ваш удачный поход, я хотел сказать, пригубить самую малость. А сделать мы это можем поблизости, отсюда в двух шагах находится питьевое заведение, в Шиловском переулке. Я с удовольствием подниму бокал шампанского за Ваше здоровье, за здоровье Ваших людей и за удачу на Вашем пути!
–Я с Вами соглашусь в том случае, если это не займет много времени, не более получаса, прибавим еще время на дорогу, так как мне необходимо заглянуть на вокзал.
– Ну конечно же! О чем разговор! Я Вас подкину. Эй, извозчик!
–Благодарю. Я только дам некоторые указания. Боцман!
– Слушаю капитан.
–Я отлучусь. Ненадолго. Примите меры по контролю за погрузкой и к сохранности груза.
–Разрешите выполнять?
–Будьте добры. И! Еще. Вам не мешало бы побриться
– Да, да. Капитан говорит верно, – вставил Гурэн Прокофьевич, обнажив свои золотые зубы. – Иначе всех белых медведей распугаете своим видом, – и после своих слов князь добродушно смеется.
Но компаньон холоден к шутке.
–Господин капитан! Человек я хоть и не суеверный, но по мне пора перед дорогой оросить язычок игристым, за столь важное событие…и поставить точку в наших канцелярских делах…
–И то так.
Пролетка загрохотала по булыжной. Моросит мелкий дождь и неприятный ветер хлещет по навесу, пытаясь забраться вовнутрь.
Гурэн Прокофьевич долго кашляет, потом оправдывается, ропща на погоду.
– Не могу, знаете ли, привыкнуть к климату здешних мест. По мне хоть жара или холод, но только не эта сырость. Вот Вы, Петр Григорьевич, изволите путешествовать на север, там такого не будет. А мне надо податься на юг, на воды! Там хорошо. Я себя чувствую в тех местах, не поверите, просто великолепно. Врачи даже не только рекомендуют, а настаивают мне туда уехать. А вот и вокзал, Вам выходить. Не буду Вас обременять своим присутствием. Я слышал, к Вам приезжает дама и отправляется с Вами вместе?
– Да, верно замечено, – подтверждает капитан, выходя из экипажа.
– Это, это бесстрашный поступок, тем более для женщины. Не могу представить. Одна среди мужчин. Похвально. Похвально! Мне просто не терпится посмотреть скорее на Вашу мадмуазель! Я жду Вас здесь.
А к перрону уже подходит поезд, стуча колесами и приезжие, уже с чемоданами и авоськами, спешат с него соскочить на тихом ходу. Вот и вагон первого класса. Это ее. Восьмой. Так и было указано в телеграмме. От пара совершенно ничего не видно и когда он рассеивается,
– возле дверей, внизу, на мостовой уже стоит молодая симпатичная женщина двадцати трех лет. Глаза ее смеются из под легкой вуали, излучая радость и тепло.
– Это Вы, Петр Григорьевич. Вы не представляете, как я рада Вас видеть!
Перед ним красивые изогнутые брови, немного вздернутый носик, – обаятельное милое лицо. Из под шляпы немного выбилась черная прядь волос. Все говорит о привлекательности этой девушки, привыкшей и немного разбалованной роскошной жизнью, которая могла бы и продолжиться, если бы не изменение обстоятельств. Ее уже оставила так рано та ветреность былой лицеистки, те молодые неоправданные порывы , внезапные слезы и такой же внезапный прилив неоправданной веселости, который мог находить в светском обществе на дам, встречающих обаятельных кавалеров. Нельзя сказать, что ее непринужденность была только от того, что она не могла видеть на своем пути еще серьезных жизненных препятствий. Нет. Она уже принадлежала к людям, мужественно встречающим невзгоды от судьбы, к людям бесстрашным, не теряющим самообладания и готовым жертвовать собой при неблагоприятном стечении обстоятельств во имя спасения не только близких людей, но и совершенно далеких, оказавшихся с ними на одной стезе.
Петр Григорьевич уже целовал даме руку и передавал вещи носильщику.
– Ужасная дорога. Я все время думала о нашей встрече. Не могла представить. Какой она будет. Цветы! Это мне! Какие красивые. Их так много! Такое впечатление, что Вы хотите ими услать всю шхуну. Ведь куда мы плывем, там не растут цветы? Простите за мою шутку. Быть может она сейчас и ни к месту.
–Я не могу никак насладиться Вашим голосом. Готов его слушать и слушать.
– Перестаньте мне льстить. Может еще и надоесть. Но я бы этого не хотела.
– Женя. Я прошу Вас, не надо так говорить. Меня к Вам тянет подобно магниту к металлу. И я ничего не могу с собой поделать.
Девушка немного смущается.
Смотрит еще раз на букет. Втягивает его тонкий аромат.
–Петр Григорьевич. Это те же, которые Вы мне дарили в прошлый раз.
–Да, конечно же. Точно такие. Вы не забыли? Как хорошо, что Вы теперь рядом. Вас не было и я думал очень часто о наших встречах, и тоже представлял, как мы снова встретимся…
– Ну, а что же вы обо мне думали? Признавайтесь! -Женя немного лукаво смотрит ему в глаза.
–Я Вам скажу, скажу обязательно, только после, о прожитых без Вас минутах, часах, днях, месяцах в конце концов. А сейчас Вы должны прислушаться к моему совету.
–Что же это за совет?
–Вам не следует отправляться этой ночью в далекий путь. Это очень опасно.
Петр Григорьевич взял руку Жени и крепко сжал.
– Я давно все обдумала, и немного жалею, что женщин мужчины принимают за более слабое существо. Ну и пусть! Но Вас я попрошу сделать исключение. Вы не должны тоже так думать. Я Вас слишком долго ждала. Вы постоянно в плавании. И нет этому конца! Вы вправе решать, что Вам лучше. Я или море? Вы скажите мне это сейчас и ни минутой позже! Я или, или, быть может, море… Я Вас просто умоляю ответить, я, если хотите, требую! Я устала. Больше не желаю читать от Вас длинные письма и подолгу Вас не видеть. Хочу предупредить. Если Вы сейчас произнесете нет и отправите меня в прошлое, знайте, Вы меня потеряете, потеряете навсегда!
– Женя! Женя. Я знал, что Вы неотступны и Вас невозможно разубедить. Но попытаться еще раз сделать это, – была моя обязанность. Вы решили так, и я вынужден Вам подчиниться. Вы отправляетесь со мной. Мы будем с Вами вместе долгие дни и ночи. Мы заберем у судьбы наше потерянное время и восполним его своим присутствием, своим дыханием друг подле друга. Вы мне поможете там, за линией горизонта и наше судно не тронут никакие сильные шторма, нам будет дуть ветер в спину, нас будут нести к заветной цели попутные течения. Ваши теплые нежные руки дадут мне силы выполнить свой долг.
– Петя! Не нужно так. Вы говорите и в Вашем голосе я ощущаю, что Вы готовы ждать от этого плавания не только победы, но и капризы в наших судьбах, связанные с неимоверными трудностями. Я прошу Вас, не настраивайте себя на различного рода риски. Примите все, как должное и меня тоже. Если бы не моя к Вам любовь, я захотела бы стать мальчишкой, юнгой, моряком и, как и Вы дерзать и покорять! Ходить в такие путешествия. Но для этого нужно много знать. На одном энтузиазме далеко не уйдешь.
– Вы о чем Женя?
–Мне кажется, что для такого далекого путешествия времени на сборы, подготовку должно уйти значительно больше.
– Женя. Все продумано до мелочей. План утвержден на уровне правительства, министра, составлялась смета. Проходила теоретическая подготовка среди команды. Подготовлено штурманское оборудование, провиант, палатки, карты. Ваши опасения неуместны и поистине напрасны. А теперь не будем даром терять время.
Здесь, рядом друг с другом, Женя, я хочу Вас просить перейти на более близкое общение между нами
Когда мы с Вами подолгу не видимся, потом встречаемся, отчего то начинаешь поневоле общаться на Вы. После затяжных разлук, посетую, это делать довольно сложно.
– Конечно, я согласна, но если иногда или при посторонних…
– Безусловно Женя, как угодно.
Через несколько минут они уже подходили к экипажу.
–Познакомьтесь Женечка. Это Гурэн Прокофьевич. Член коллегии при правительстве по экспедиционным вопросам. Нам же оказывает непосредственную помощь в обеспечении необходимых продуктов и снаряжения.
–Очень рад! Как же очень рад и наслышан, – довольным мягким голосом приветствует Евгению знакомый капитана и легким движением руки преподносит ее кисть руки к своим губам.
–Наслышаны, наслышаны о Вас. Как же так. Женщина и в такой путь! Незаурядный поступок для такого нежного существа, как Вы.
–Вы ее просто не знаете,– возразил Рубинов. При ее присутствии наше путешествие я не считаю слишком опасным.
– Похвально господин капитан, похвально слышать от Вас такие слова, пропитанные не только чувством долга к отчизне, ранее высказанные из Ваших уст, но и сию минуту в отношении Вашей прелестной дамы. Ну что же мы стали? Тут поблизости есть подходящее местечко, не плохое спешу вас заверить, где мы могли бы открыть бутылочку французского вина, выпить по чашечке английского чаю и выполнить необходимые формальности в документах перед отправкой судна.
– Не лучше было бы это сделать на шхуне, когда все будет для отправки готово?! – возразила Евгения Александровна.
– Я бы возможно внесла и свою, пусть незаметную лепту в подготовке к нашему отплытию.
–Но если дама настаивает?
–Нет, нет Гурэн Прокофьевич. Сделаем так, как согласовали с Вами заранее, это займет не так много времени, уверяю Вас Женя, – высказывает свое мнение Рубинов.
В трактире свет проникает от улицы через большие окна, выложенные внутри частыми переборками. Вокруг, за столиками, идет оживленная беседа, преимущественно мужчин. Мимо пробегают с подносами официанты. Вообще, народ то заходит, то выходит, куда-то снует, спешит. В углу жалобно заиграла скрипка. Слышится у стойки звон битой посуды.
Но сейчас никакие мелочи и повседневная суета не могут отвлекать этих людей от необходимых формальностей. Среди них неподдельное волнение, хотя если смотреть со стороны, – у уединившихся трех человек вид довольно таки бравый. Гурэном Прокофьичем произнесен тост за успех предприятия, после чего на скатерти шелестят бумаги.
Женя не мешает и отошла с папиросой на небольшую террасу. Внизу суетятся люди, булочники разносят сдобу.
Бегают горластые мальчишки газетчики, выкрикивают новости. Один из них об отправлении этой ночью шхуны «Екатерины Великой». Народ живо интересуются новостями и газеты довольно быстро расходятся.
За спиной Евгении слышится голос Петра Григорьевича, несколько громче, чем он говорил до этого:
–Я от Вас ничего вразумительного не услышал о собаках.
–Да, есть маленькие запятые в нашем предстоящем деле. Но прошу заранее не беспокоить себя излишне. К приходу Вашему в Муром все станет на свои места.
–Я требую определенных гарантий!
– Спешу Вас вразумить. У Вас нет выхода. Если Вы этой ночью не отправитесь в дорогу, уже завтра все может в корне измениться.
– Должен Вам сказать, что в Ваших высказываниях я прослеживаю какую- то угрозу, если хотите шантаж.
–Не берите господин капитан на себя слишком много. Мы для Вас и так слишком постарались. Прошу прощения, но я должен уже удалиться. Евгения Александровна, разрешите Вам пожелать в пути счастья, счастья и непременно удачи. Вам же Петр Григорьевич, чтобы все сложилось, как нельзя лучше и Вы достигли без особых препятствий своей цели.
–Прощайте!
После ухода чиновника Евгения Александровна подошла к Рубинову.
–Петр Григорьевич, что значат эти недомолвки? Так недавно я слышала от Вас, что ни каких открытых вопросов о подготовке шхуны к плаванию не оставалось.
– Я от своих слов не отказываюсь, но с собаками может произойти самое непредвиденное. Получены сведения, что породистых выносливых лаек не хватает и до нашего прихода в Муром обещали все уладить.
– Петя, я Вас прошу. Мы с Вами молоды. У нас впереди целая жизнь. Вы можете отказаться от плавания, –Женя немного подумала, помолчав, и продолжала:
– или, по крайней мере, если не пожелаете сделать оное, то попытаться пройти по намеченному пути до разумной точки, на которой, в случае опасности, еще можно было бы принять волевое решение вернуться обратно, тем самым сохранив себя и экипаж и не давая повода для самых нежелательных толков публики.
Я не знаю, что сказать, что можно советовать мне, женщине, далекой от искусства мореплавания среди суровых условий. Вы сейчас ничего не говорите. Можете меня считать трусливой и не разумной. Что угодно. Но так будет лучше. Лучше для нас обоих. У Вас есть еще немного времени подумать и все взвесить.
– Я офицер Евгения. Передо мной поставлена задача. Она трудна, но выполнима. То, что наш поход будет нелегким команде известно. Мы готовы вынести все испытания судьбы, чтобы оправдать доверие, оказанное нам. Отказываться от задуманного, от намеченного слишком поздно. Если же я испугаюсь первых трудностей и буду волен подчиниться Вашим словам, то потом, когда пройдет время, Вы меня сами же станете если не призирать, то в глубине своей души считать за нерешительного и слабого человека. При всем моем уважении, при том, что я питаю к Вам особые чувства, я не могу с Вами согласиться.
Иногда они себя чувствовали наедине настолько близко, что без посторонних легко переходили на «ты». Но, когда разговор в эту минуту начинал касаться выполнения государственного долга, присяги, верности отечеству, – Рубинов уже продолжал беседу с Женей на «вы» в рамках почти официальной беседы, что вынуждало собеседницу становиться учтивей и послушней.
–Вы решили. Прекрасно. Так будет. Знайте, больше я Вас не попрекну ни разу за время нашего плавания, по крайней мере до тех пор, пока господь не разрешит нам вернуться на нашу родимую землю.
– Я рад, что Вы меня понимаете. Тем лучше.
Петр Григорьевич достал из кармана часы, бегло взглянул:
–Нам пора.
– Да. Конечно. Нужно идти.
И пролетка помчалась к пристани, оставляя за собой каменные дома родного города, до боли знакомые улицы и мостовые, аллеи и скверики, где столько было сказано двумя преданными друг другу сердцами во время нежных встреч после долгих расставаний.
А на судне погрузка шла своим чередом. Люди выполняли свою работу монотонно, подменяя время от времени друг друга и шхуна осторожно проседала на каждый дюйм все ниже и ниже в холодную соленую воду. Рядом над не смелой волной кружились чайки. Недалеко стояли в нарядных платьях пары и кормили птиц у воды крошками от хлеба. Вода накатывала к пристани и нехотя откатывалась, оставляя за собой белый шлейф от пены, такой разный, не похожий на предыдущие.
По левой стороне огромный английский военный фрегат. Оттуда доносится иностранная речь. В эту минуту там построение команды, а еще через некоторое время кто-то из моряков уже натирает палубу, другие надраивают пушки, забираются по веревочным лентам на мачты. Служба идет по должному расписанию своим чередом.
Гарпунщик Джон Маргэт родом из Англии, не пожелал оставлять судно, после того, как его выкупили из Норвегии. Годы берут свое. Теперь он выглядит значительно старше своих сорока и постоянно курит трубку. Длинные волосы, покрытые сединой, словно белой краской, спадающие ему на затылок и ниже шеи, стянуты темной лентой в небольшую косичку. По лицу по диагонали шрам, полученный при падении и ударе о палубу от хвоста акулы, в момент поднятия ее на борт. Вид его вечно угрюм. Разговаривает мало. Но работу свою любит. Тут же приходится выполнять ее же, но совершенно иную, и Джон рассчитывает, что придет время и в водах Тихого океана он вспомнит свое любимое занятие по отлову китов, он будет опять в великом почете и начнет получать солидный гонорар от капитана.
Сейчас же, предварительно взяв разрешение у него, он торопится к трапу своих земляков, чтобы передать письма своим родным и близким.
День на исходе, когда погрузка на шхуне закончилась.
Послышались новые указания от капитана:
– Боцман! Экипажу ужин и отбой. Через пять часов выходим. Кстати, что слышно о враче и о штурмане?
– Штурман уже господин капитан, на судне, у себя в каюте. Врача нового, думаю, не дождемся. Нужно время. Хотя бы несколько дней. Все слишком быстро…
– Да, с Вами соглашусь. Времени к сожалению не осталось. Пойду встречу нашего нового гостя. Да, теперь уже и не гостя.
Рубинов негромко постучал в каюту к штурману.
– Прошу войдите, – послышался оттуда незнакомый голос. В проеме двери показался более чем в меру упитанного телосложения выше среднего роста человек с седыми коротко остриженными усами и бородой лет пятидесяти. Глаза его приветливы, хотя, немного скрыты. Они никак не могут внушать искренность, не могут внушать и полного доверия, хотя в них есть что-то проницательное, умное и вместе с тем плутоватое. Улыбается он мало, но его на первый раз кажущее добродушное выражение лица не требует лишних усилий на положенный этикет. Опыт у этого человека приличный и в первую очередь именно уверенность в собственных силах привела его сюда. Но в удачу этого похода он все же сомневается, следуя своим принципам. Где начинаются невезения, там ему не место, Он все же рассчитывает найти себя в этом плавании и, при благополучном исходе предприятия получить признание и славу. Кроме всего, подвергая себя опасностям уже очень скоро, он просчитал пути отхода в случае появившихся сложностей. Его вдохновляет мысль, что маршрут будет проходить недалеко от берегов и в случае трудностей можно рассчитывать на местное население. Но, конечно, в первую очередь на себя. Большая часть гонорара ему уже выплачена согласно договора. На иных условиях его бы здесь не было. Человек он достаточно продуманный и всегда старался все предугадать и спланировать сразу на несколько ходов вперед.
–Добрый вечер, – поприветствовал его капитан, – Очень рад. Честно говоря, я начал беспокоиться только совсем недавно. Все вас заждались. Без Вас нам никак.
– Благодарю господин капитан. Польщен Вашими словами. Аркчеев Григорий Исакович, – представился штурман.
Взгляд его в эту минуту прямой. Но несколько суженые глаза по прежнему таят в себе некую скрытность и отчасти ту же лукавость. В них же неуловимые черты, которые уходят куда-то вовнутрь, в глубину души этого человека и разгадать их именно теперь невозможно. Если бы вернуть года, – двадцать, тридцать, – возможно этот занавес приоткрылся и не осталось бы к нему того недоверия, которое перерастает позже в человеческий эгоизм при стечение сложных обстоятельств.
Прямой широкий лоб говорит о способностях этого человека выходить из сложных ситуаций, логически мыслить. Это видно по всему. По его движениям, манере говорить, воспитанию, некоей аристократической неподражаемой веселости, довольно хорошо иногда замаскированной в общении и выдающей себя внезапно в каком-нибудь высказывании комического характера по отношению к окружающим. В плечах он широк и довольно крепок, что немаловажно для походной жизни.
– Мне о Вас говорили. Познакомимся ближе во время плавания. А сейчас на капитанском мостике я Вас буду ждать с картами, документами, с Вашими, быть может предложениями и пожеланиями.
Через четверть часа они уже стояли в штурманской каюте над запланированным маршрутом.
– Должен Вам сказать капитан, что сейчас не совсем удобное время для нашего плавания. Уже совсем скоро начнутся холода и не совсем было бы верно рассчитывать, что мы в запланированные ранее сроки окажемся по другую сторону России.
– Это мне известно. На подобного рода мероприятия гарантии никто не может дать. Мы выполним нашу задачу, как до нас это делали наши предшественники не менее сложных путешествий по свету. Курите?