ДЕДУШКИНЫ СКАЗКИ
Клубок
Жил да был Клубок ниток. Большой, крепкий. Долго жил, и никому был не нужен. Никто в доме больше не шил, не штопал, не вязал. Всё покупали в магазине готовое. Купят, поносят, порвется если – выкинут. Штаны выбросили, Носки, Мешок. Лежал-лежал Клубок на полке, со счету уже сбился, сколько раз ёлку на Новый год ставили, не выдержал и сбежал из дома. Скатился с полки на пол, потом на порог и покатился по дороге. Быстро катится, догоняет Штаны, спрашивает их:
– Куда идете?
– Куда глаза глядят. Кому мы, драные, нужны?
– Давайте, зашью.
Зашил Клубок Штаны, те решили к хозяину вернуться, а Клубок дальше покатился. Тише катится, так как меньше стал. Катится-катится, догоняет Носки.
– Куда бредете? – спрашивает Клубок.
– А никуда, – отвечают Носки. – Кому мы дырявые нужны?
– Давай заштопаю! – предложил Клубок.
Заштопал дырки. Носки решили к хозяину вернуться, а Клубок дальше покатился. Совсем тихо катится, еще меньше стал. Видит, Мешок на ветке висит, ветер его треплет. Мешок весь в прорехах, и уже голоса не подает.
Пожалел его Клубок, заштопал прорехи. Ожил Мешок, поблагодарил: «Может, пригожусь кому!» – и по дороге пошел. А Клубок совсем маленький стал, обессилел, на траву прилег. Загоревал было, но тут его увидела Синица, подхватила, он развернулся в Нитку. Птица Нитку в гнездо свое унесла и скрепила ею несколько веточек.
«Вот, наконец-то я отдохну», – подумала Нитка, вспомнила славное время, когда она была Клубком, резвым и красивым, и уснула. А в гнезде скоро вывелись птенцы.
Дырка
Жила-была Дырка, и всем людям она мешала и вещи портила: штаны, рубаху, картину художника. Как увидят ее, бранятся и выбрасывают вместе со штанами, рубахой, картиной. Да еще приговаривают: «Глаза бы на тебя не глядели!» «Неужели я такая уродина? – думала Дырка, – Чистая, без пятен…» Скиталась-скиталась она по белу свету, зашла в булочную. Там в корзине бублик лежит, один-одинёшенек, да не обычный – без дырки, вместо нее у него горелое тесто посередке.
– Давно лежишь? – спрашивает Дырка.
– Неделю уже. Очерствел весь. Никому я прогоревший не нужен.
– И я всем помеха, – вздохнула Дырка. – Да ты не унывай, возьмут. Должны взять, ты такой круглый. Главное, надейся.
– Ты добрая! – сказал Бублик. – Оставайся! Вместе веселее будет.
Обрадовалась Дырка и осталась с Бубликом.
Тут мальчик зашел в булочную и купил бублик. Дома приставил его к глазу, смотрит в дырку, рад-радешенек:
– А я тебя вижу, бабушка!
Три яблока
После урока математики три ежа пошли домой. Первый ёж убеждал Второго ежа, что умножать проще, чем делить, а Третий ёж шел позади них, напевая песенку – ему было всё равно.
– Три умножить на один будет три! – горячился Первый ёж.
– Нет! Три разделить на один будет три! – не сдавался Второй.
– Хоть умножь, хоть раздели, всё равно получишь три! – пел Третий.
Шли они, шли, и наткнулись на три яблока. Первый ёж со Вторым тут же стали препираться, чья находка. Третий ёж предложил поделить яблоки поровну на троих, каждому по яблоку.
– Ишь, хитрый какой! Это мы их нашли! Наши яблоки!
– И пожалуйста! – фыркнул Третий ёж.
Стали спорить Первый ёж со Вторым, как поделить им яблоки. Ругались-ругались, а согласия нет. Третий ёж не выдержал:
– Хватит спорить! Кто первый увидел, тот два бери, а второй – одно.
– Я первый!
– Я!
– Мои два яблока!
– Мои!
Драться стали. Покусали, иголками истыкали друг друга, а договориться никак не могут.
Третий ёж предложил:
– Пошли к Сове. Она рассудит.
Пришли к Сове. Первый ёж и Второй закричали, что нашли три яблока и никак не могут поделить их на двоих.
– Чем докажете свою правоту? – спросила Сова.
– Я первый увидел! – кричал Первый ёж.
– Нет, я! – кричал Второй.
– Мои яблоки!
– Мои!
А Третий ёж всё свою песенку напевал.
Сове надоело слушать бестолковый спор, она и говорит Третьему ежу:
– Бери одно яблоко – хорошо поешь!
– А два яблока мне?! – в один голос крикнули Первый и Второй ёж.
– А два яблока мне, – сказала Сова. – За мудрость.
Блин и пирог
Печет баба блины. Первый, по обыкновению, комом вышел, да еще порвался весь, а второй ровнее, кружавистей получается. Увидел блин, что хозяйка не сводит с него глаз, и зарумянился от удовольствия. А как сняла его баба со сковороды да смазала маслом, блин и вовсе залоснился от гордости. Сгоряча он и не заметил, что порвался чуть ли не надвое, а хозяйка сковороду с печи убрала. Рядом другая тарелка стояла с первым блином.
– Что, брат, не удалась жизнь? – крикнул новоиспеченный блин, но первый ничего ему не ответил. – Не удалась!
Огляделся блин по сторонам. А рядом пирог стоит, высокий, пухлый, и запах аппетитный от него идет.
– Ты кто такой? – спросил блин.
– Пирог.
– А, холодом от тебя несет. Какой ты толстый! А я – глянь: горячий, стройный, круглый!
– Положим, и я круглый, – возразил пирог. – «Горячий»! Подожди, остынешь через пять минут. А что толстый – рот большому куску радуется, а не маленькому.
– Да что с тобой разговаривать! Завидуешь! – горячо бросил блин.
– Ты особо не чванься, блин, всё равно тебе пирогом не быть.
– Это мы еще посмотрим! – запальчиво воскликнул блин.
– Посмотрим, посмотрим.
Тут с мороза в дом зашел дед.
– Ух, замерз! Дай-кось, хозяйка, перекусить чего-нибудь. Этот блин не вышел, да? Я его…
– Бери.
– У, вкусный. Есть еще? Один всего? А что не печешь больше?
– Рвутся. Тесто не подошло. Вон, пирог отрежь.
Отрезал хозяин пирог, а тот во рту его так и растаял.
– О! – сказал дед. – Вот это пирог так пирог. А блин Жучке кинь. Она их любит.
Бросила хозяйка остывший блин Жучке, и та его, как корова, языком слизнула и проглотила. И нет блина. Увидели это дед с бабой и засмеялись.
С похвальбой поспешишь – людей насмешишь.
Часы
Часы пошли с первого же дня, как родились. Им не пришлось даже учиться ходить.
– Хорошо идут, – сказал часовой мастер. – Прямо настоящий хронометр.
Это был хороший мастер. Он сделал много часов, в том числе и особо точных – хронометров, и они очень редко ломались.
Потом часы попали в магазин, и их там купил хозяин. Принес домой и поставил на стол. Полюбовался ими. Красивые были часы! Глава дома был хороший, он регулярно заводил часы, и они никогда не останавливались. Хозяин очень редко подводил минутную стрелку, на одно-два деления, и часы начали считать себя самым настоящим хронометром. Они привыкли к тому, что день и ночь ходят без устали, что в комнате они самые главные, что от их хода зависит настроение хозяина и его гостей, которые изредка приходили к нему. Часам уже стало казаться, что весь мир должен подчиняться ритму их жизни. Они настолько уверовали в собственную значимость, что даже говорили о себе во множественном числе, как император – «Мы».
Когда хозяин принес резвого котенка, который как угорелый принялся носиться по комнате, часы с недоумением спросили его:
– Что ты носишься? Ведь всё равно ты не можешь обогнать нас. Ты ходи, как ходим мы.
– Ношусь, потому что нравится! – отвечал котенок.
– А нам это не нравится! – настаивали часы. – Ты ходи. Приказываем тебе!
Но котенок их не слушался и продолжал гонять по полу бумажку, прыгать с дивана на подоконник, с подоконника на кресло…
Часы не сдавались и упорно день за днем продолжали укорять малыша, призывая бросить мельтешить и начать ходить, как они сами – важно и значительно.
Однажды котенок прислушался к часам и стал всё меньше и меньше двигаться. Начал ходить, важно, повиливая хвостом. Ходил он так, ходил, какое-то время превозмогая свою природную прыть, потом ему это надоело. Просто ходить было неинтересно, а носиться лень. Он и сам не заметил, как превратился в толстого вялого кота. Конечно же, часам не понравилось и это! Они продолжали наставлять ленивца:
– Почему ты совсем перестал двигаться. Ты ходи! Приказываем тебе!
Кот нехотя поднялся, сделал пару шажков, брякнулся набок. Так ему было удобнее лежать, да и вообще, лучше лишний раз умыться, чем бестолково бродить по комнате!
Это крайне возмутило часы. Они с негодованием стали стыдить строптивца, но тот и не слушал их. Часы до того разошлись, что у них что-то лопнуло внутри, и они остановились.
Кот обратил внимание на то, что часы перестали тикать, с неохотой поднялся, зевнул, запрыгнул на стул, потом на стол. Понюхал умолкшие навсегда часы – они ничем не пахли – и философски изрек:
– Тоже мне, учителя! Ходи, ходи! А сами за всю жизнь не сделали ни одного шага!
