Вспомни Тарантино! или Седьмая ночь на «Кинотавре»

То, что наивные люди принимают за автобиографию – это скорее всего пародия на автобиографию или гипотетическая автобиография, или неумеренно утрированная автобиография.Филипп РоттЭто был двухтысячный, жандаревское «Интересное кино» анонсировало выпуск о новом фильме Чулпан Хаматовой, я тогда готова была полночи не спать, а назавтра клевать весь день носом, чтобы только увидеть еще кино с этой новой девочкой, такой талантливой, такой яркой. «Лунный папа» оказался совсем другим, чем невыносимое, рвущее душу «Время танцора». «Бред какой – решила, – Но милый».Тогда еще не знала латиноамериканского магического реализма, зато позже, с его литературной версией, не могла отделаться от ощущения, что где-то это уже было. Абсурдизм, поэтика, нарочитая брутальность, какой окружают свой быт народы, которых мир имеет. Ты ни в чем не виновата и жизнь ведешь самую скромную, надеясь на маленькое счастье. Но прилетает вдруг чугунная дура судьбы и ничего не остается, кроме как стать изгоем… и богиней. Глава о «Лунном папе» в книге Ираклия Квирикадзе будет. Ну, потому что он сценарист, сочинивший эту историю про девочку-арбуз, упавшую с неба корову и улетающую крышу. И множество других глав. Про то, как чиновники от культуры зарубили поездку на международный кинофестиваль, где ты был режиссером и сценаристом конкурсного фильма, и с расстройства устраиваешь себе отпуск, едешь в село к родне, а на гвоздике в сортире газета, где черным по белому – твое кино взяло главный приз.И про нью-йоркскую таксистку, которая говорит тебе: «Кино, да кому оно интересно, твое кино, когда не про Никиту Михалкова». А узнав, что с Михалковым ты тоже знаком и даже работал вместе с ним, показывает свой дом, который весь как алтарь, святилище, капище ее котоподобного божества. И про то, как много раньше вы работали вместе с Никитой Сергеичем над сценарием о Грибоедове, согласно которому он не погиб, а стал персидским дервишем. А самым положительным героем выступал вовсе Молчалин. И конечно, никуда вы тот альтернативноисторический не отдали, переписав до канонического.И про то, как погибла твоя первая в жизни камера при испытаниях медведезащитного костюма. Зачем понадобился? Один из твоих друзей организовал еще в советское время подпольный цех по производству соков, якобы из стран СЭВ. Дело было поставлено с размахом, на бутылки клеились красивые этикетки с надписями на венгерском, польском, болгарском. Но сборщицы ягод часто становились объектом медвежьих нападений. И про то, как твой родственник в Нью-Йорке девяностых в приступе нарколепсии увезен парамедиками (это когда человек не просыпается, не кома, а именно сон, но столь глубокий, что разбудить невозможно), а ты звонишь по чудовищно дорогой международной связи в Тбилиси и на вопрос «Что с мальчиком случилось?» отвечаешь «Спит», и по внезапной тишине в трубке понимаешь, что услышали, как «СПИД».И про работу в передвижном зоопарке, и про мамины любимые цветы, букет которых папа подарил ей на годовщину свадьбы. А пока она тебе это рассказывает, ты думаешь. что как раз вчера видел своего отца переворачивающим ноты во время концерта любовницы в тысяче километров от родных Солулак «Вспомни Тарантино или Седьмая ночь на „Кинотавре“ собрание очаровательных историй сродни латиноамериканскому магическому реализму. Правда соседствует в них с вымыслом, реальность с волшебством, хорошо продуманные планы оборачиваются пшиком, а самая безнадежная ситуация неожиданно выруливает к удаче. Смешные, грустные, горькие, забавные, философские и анекдотичные Притчи от человека, достаточно зрелого, чтобы не беспокоиться о производимом им впечатлении. И производящем превосходное.»Если вырвать Грузию из русской литературы, то она сдуется, обмякнет, порядком поредеет и потускнеет". Михаил Гиголашвили.

Неприятное чтение. Господин Квирикадзе, однозначно, не писатель моей мечты. И дело не в том, что поколение другое, в его поколении как раз достойных людей и творцов было много.И все бы было ничего, если в книге не упоминались конкретные люди, когда то жившие, причем не простые, а известные в своем отечестве, которое его (отечество) не предали, в отличие от «сценариста и режиссера».Зачем так унижать своих персонажей? Вот, допустим, понравилось бы сценаристу Квирикадзе, если бы после смерти он остался в памяти потомков не мэтром отечественного кино (коим он себя считает!?!), а персонажем статейки (пусть даже с измененными инициалами), повесившимся из-за того, что его слишком молодая жена изменила ему, скажем, с Никитой Михалковым? Я уверена, что Ираклий не хотел бы прославиться в эту сторону, но другим он в этой «чести» не отказывает.Или о матери. Она преподавала основы коммунистической этики, то есть была пристроена к кормушке, но, конечно, «не верила ни во что, связанное со словом „коммунистическое“ (вах-вах). Вопрос: зачем так себя было мучить несчастной женщине? Ну, пошла бы на птицеферму, занималась бы любимым делом. Вакансии, я (знаю) думаю, были. Нет, она (геройски) себя преодолевала и шла на ненавистную работу. Почему? Чтобы Ираклий (да и все семейство) жил кучеряво! Они и жили.Примеров я бы еще могла привести, но не хочется далее рекламировать сей (выражаясь культурно) опус.Такая, знаете ли, книжонка, в которой собраны статьи из желтой прессы. Сценарист и режиссер многим отмерил по полной своего липкого внимания.Возможно, у этой книги найдутся почитатели, но для меня она гадкая.