Предисловие
Разыскник в широком смысле – это оперативный сотрудник уголовного розыска.
В узком же смысле в криминальной милиции разыскниками называют сыщиков, которые ведут поиски скрывшихся от следствия и суда преступников и пропавших без вести граждан. Они же устанавливают личности неопознанных трупов, ведь ими могут оказаться беглые законоотступники или исчезнувшие люди, которых разыскивает милиция.
Если же появляется веское основание, что пропавший человек стал жертвой преступления, дело забирают к себе «тяжи», или убойный отдел – самое элитное подразделение уголовного розыска, которое занимается раскрытием убийств и тяжких телесных повреждений со смертельным исходом, где трудятся наиболее подготовленные и опытные сотрудники милиции. Если хирурги являются элитой медицины, «тяжи», бесспорно, являются хирургами человеческих судеб. Но это не говорит о том, что разыскники тем и занимались, что запихивали все криминальные пропажи людей «тяжам», умыв тем самым руки и самоустранившись от дальнейшего расследования. Они нередко сами поднимали трупы, ловили убийц, выслеживали маньяков и прочих злодеев, покусившихся на жизнь человека.
Начальство не слишком жаловало разыскников. Милицейскому руководству в первую очередь нужна была раскрываемость преступлений, а показатели в этом направлении делали те же «тяжи», «имущественники» (опера, которые занимаются раскрытием краж), «разбойники» (те, которые борются с разбоями и грабежами), «наркоманы» (тут и так понятно, думаю, объяснение будет излишним), «карманники» (сыщики, которые занимаются ловлей карманных воров). В советское время именно «карманники» являлись элитой уголовного розыска, как, впрочем, и сами реальные карманные воры были верхушкой преступного мира, но в постперестроечный период, во времена разгула бандитизма девяностых, и тех, и других отодвинули на задворки.
Поэтому кадровое пополнение разыскных подразделений осуществлялось по остаточному принципу, туда направлялись женщины-оперативницы, молодые неопытные сотрудники или же перезревшие «старики». По сути, для молодых оперов разыскное подразделение являлось трамплином для дальнейшего продвижения по иерархической лестнице уголовного розыска. Если сыщик начинал раскрывать убийства с сокрытием трупов, начальство замечало молодого сотрудника и выдвигало в первую очередь к «тяжам». Женщины оставались в подразделениях надолго, поскольку раскрытие убийств под силу не каждой представительнице прекрасного пола, хотя были исключения из этих правил, когда на милицейском небосклоне появлялись яркие представительницы этой трудной профессии. «Старики» же, отправленные туда в ссылку, поработав какое-то время, уходили на пенсию. А так называемым этим «старикам» едва ли исполнилось сорок или чуть более лет – в уголовном розыске до естественной старости не пребывали – тяжелая служба преждевременно вытягивала из человека все жизненные соки, выталкивая его на обочину жизни.
Разыскник Журавлев
Константин Журавлев начал службу разыскником, когда ему было двадцать пять. Позади были армия и университет, а впереди увлекательная и захватывающая работа в духе детективного жанра с погоней и стрельбой, с эффектным задержанием вооруженных преступников. Но служба в уголовном розыске оказалась куда более прозаичной, но от того не менее кропотливой и тяжелой, требующей от человека неимоверных усилий, чтобы не сорваться и опустить руки, бросив все на полпути.
Женился он на своей однокурснице, когда ему исполнилось двадцать три года. Не прошло и двух лет, в семье появились два мальчика – почти одногодки. После университета жена Кристина устроилась преподавателем в училище, профессия педагога ей пришлась по душе, и она осталась там работать на постоянной основе.
Разыскником Журавлев отслужил три года, проявил себя с лучшей стороны, и его перевели к «тяжам», где он проработал почти пятнадцать лет, из них последние пять – заместителем начальника отдела.
Сколько было за это время раскрытых убийств, задержаний отъявленных и опасных преступников, насильников, детоубийц – посчитать сложно. В последнее время здоровье его стало сдавать, сказалась работа на грани человеческих сил, бессонные ночи напролет с оружием в засаде, бесконечные допросы, требующие от сыщика стальных нервов. А самым тягостным и мучительным для опера стало сострадание к родным убиенных, оставляющее неизгладимые рубцы на его ранимой душе.
По своей натуре Журавлев был очень чувствительным человеком, он нередко пропускал несчастья людей, с которыми приходилось сталкиваться во время работы, через свое сердце, что для сыщика было не совсем характерным. Милиционер привыкает к любой работе, организм приспосабливается к самым экстремальным условиям и, если человек не становится окончательно черствым служакой, то, по крайней мере, осознанно притупляет восприимчивость к чужому горю, отодвигает чувство сострадания в дальний угол. Может быть, Журавлев совершил ошибку, придя в уголовный розыск? Эти вопросы иногда терзали его сознание, но он решительно отбрасывал их прочь, не представляя себя в другой профессии. Если в процессе раскрытия дела сыщик подключал холодный разум, в это время его трудно было чем-то пронять, то, когда преступник уже сидел в камере, сыщик «расклеивался» и с возмущением рассказывал окружающим о злоумышленнике, удивляясь и поражаясь его жестокости и изворотливости, на что однажды начальник угрозыска с кривой ухмылкой заметил:
– Тебе пора бы привыкнуть – не жестоких убийств не бывает. И вообще, кто придумал такое глупое сочетание – «жестокое убийство»? А что, бывает ласковое убийство? Что может быть жестче лишить человека жизни? По мне гораздо страшнее преступник, который, ласково улыбаясь, отравляет человека, месяцами капая в чай яду, чем тот, кто во время пьянки размозжил голову своему другу. Второго можно воспитать, поставить на путь истинный, а первого – никогда. Он прирожденный убийца.
Журавлев внимал замечанию руководителя, но совершалось очередное ужасное преступление, и история повторялась, так что в конце концов начальник махнул на него рукой: – «Пусть рассказывает и удивляется в свое удовольствие».
Первая трещинка на его душе, а, может быть, даже и на самом сердце, появилась у Журавлева в то время, когда он только начал работать. Ранней весной пропал десятилетний мальчик. Дети пошли в лес играть и, когда вечером вернулись обратно, не досчитались одного мальчика. Милиция бросила все силы на поиски ребенка, но тщетно. Наступила ночь. Было ветрено, но температура не опускалась ниже ноля, поэтому все с потаенной надеждой ждали утра, чтобы найти пропавшего живым. С утра решили поднять вертолет, и к пилотам, опередив Журавлева, напросился один из оперативников по фамилии Сивушкин. В вертолет сел и отец пропавшего мальчика. Милиционеры продолжали прочесывать местность, изредка над их головами пролетал вертолет, который проделывал большие круги над предполагаемой территорией, где мог находиться пропавший ребенок.
Вскоре поступило указание: всем вернуться в дислоцированный в одном из городских отделов штаб по поиску пропавшего. Там все узнали печальную новость – обнаружен труп мальчика. Когда следственно-оперативная группа, уточнив координаты, прибыла к месту обнаружения трупа, прошло почти полдня. Судебный медик, ощупав тело ребенка, грустно выронил:
– Умер совсем недавно, от силы час назад. Животик еще тепленький, скорее всего, общее переохлаждение организма.
Все оцепенели, испытывая в душе жалость к ребенку и вину за то, что не смогли вовремя его спасти. Уняв в груди появившуюся вдруг боль, Журавлев огляделся, окидывая взглядом прилегающую местность. Впереди было чистое поле, где мог спокойно сесть вертолет. Недоумевая, почему вертолетчики не приземлились и не спасли мальчика, сыщик вернулся в отдел, где в коридоре застал убитого горем отца мальчика. Услышав рассказ мужчины, сыщик пришел в бешенство. Оказалось, что вертолетчики заметили лежащего под деревцем мальчика по ярко-красной куртке и сообщили об этом Сивушкину. Тот, удостоверившись, что внизу действительно пропавший мальчик, велел пилотам вернуться в авиапорт. На желание отца спуститься из вертолета к сыну, милиционер ответил отказом, ссылаясь на то, что нельзя нарушать место происшествия, а надо дождаться прибытия следственно-оперативной группы. Журавлев молча выслушал мужчину, играя желваками на скулах и направился в кабинет. Там находился тот самый Сивушкин. Он, увидев Журавлева, победоносно воскликнул:
– Я его нашел! У меня глаз как у орла!
Журавлев молча подошел к оперативнику и ногой сбил табуретку, на которой он восседал. Когда тот упал, сыщик схватил его за грудки и, навалившись всем своим весом, процедил:
– Сволочь, ты сгубил мальчика!
Началась потасовка, пока их не разняли другие оперативники. Начальник угрозыска, узнав об этом инциденте, вечером вызвал Журавлева к себе. Пригласив его сесть за стол, он поинтересовался:
– Из-за чего конфликт?
– Вы же знаете, Владимир Петрович, что мальчика можно было спасти, если бы не Сивушкин, – возмущенно проговорил оперативник. – Хотя бы отца оставили на месте, он бы сына, возможно, отогрел и спас.
– Да, это была большая ошибка отправить Сивушкина с вертолетчиками, – сожалеюще покачал головой руководитель. – Но кто знал-то, что он такое сотворит. Его «художества» мне надоели, я уже предложил ему написать рапорт на увольнение. Если прокуратура возбудит против него уголовное дело, это будет самое правильное решение.
С этого дня Журавлев впервые осязаемо почувствовал, где у него находится сердце, которое, напоминая о себе, иногда выстреливало острыми болями в груди.
За то время, как он трудился в «тяжах», сменились три начальника угрозыска, Журавлева по праву можно было называть одним из патриархов уголовного розыска.
Как уже говорилось выше, здоровье стало сдавать, и однажды он обратился к своему терапевту с жалобой на частые и повторяющиеся боли в сердце. Врач-женщина, послушав сердце, отправила его на электрокардиографию. Получив результаты исследования, она ахнула:
– Да ты же перенес инфаркт на ногах! Немедленно ложись в санчасть, мы тебя полностью обследуем.
– Какая санчасть?! – воспротивился опер. – Работать надо…
– О работе можешь забыть, теперь врачебная комиссия и на пенсию, – на полуслове перебила его терапевт и пригрозила: – И не вздумай мне перечить, иначе позвоню твоему руководству!
– Это в сорок три-то на пенсию? – горько усмехнулся оперативник. – Какой у меня может быть инфаркт? От инфаркта люди умирают.
– Ты, очевидно, перенес микроинфаркт на ногах, все это предстоит еще уточнить, – твердо заявила терапевт. – Это очень опасно, можно и умереть внезапно, если все повторится вновь.
– Ну, раз это «микро», то не так страшно… – начал было сыщик, но женщина резко отрезала:
– Немедленно в санчасть!
Пролежав в больнице полмесяца, пройдя все круги изнуряющих медицинских исследований, он, с рекомендацией о немедленной смене работы на более легкую, явился перед начальником угрозыска. Полковник милиции Павел Сергеевич Маркин работал в качестве начальника уголовного розыска почти два года. За это время он проникся уважением к старому оперативнику, который был младше его всего на два года. В Журавлеве ему нравилась надежность и обязательность, его профессионализм в раскрытии самых опасных и запутанных убийств, в натаскивании молодых оперативников с передачей им своего бесценного опыта. Поэтому он, уже заранее зная вердикт врачей, сразу повел разговор о дальнейшей службе своего подчиненного.
– Константин, в «тяжах» оставаться нельзя, в противном случае вынужден буду отправить тебя на пенсию. На этой неделе я должен информировать санчасть, что нашел для тебя легкую работу, иначе предстоит врачебная комиссия и все равно уволят по состоянию здоровья.
– Павел Сергеевич, я чувствую себя вполне отлично, – досадливо махнул рукой оперативник. – Эти врачи слишком сгущают краски, еще и пугают, что могу умереть на работе. Они перестраховываются, как бы со мной ничего не случилось, так что верить им на сто процентов не стоит.
– Мне все же надо подчиниться рекомендациям врачей, иначе они доложат министру, – развел руками полковник. – Я вот о чем подумал на досуге: иди-ка ты руководить разыскным отделением. Астахова я заберу в «тяжи», он уже достаточно набрался опыта, за ним уже несколько раскрытых убийств, а ты садись вместо него. В зарплате ты ничего не теряешь, это равнозначные должности.
– Два раза в одну реку не входят, ведь я когда-то начинал работать в группе розыска, – усмехнулся оперативник. – Теперь что, возвращаться обратно?
– Серьезно? – удивленно спросил Маркин. – Когда это было?
– Лет пятнадцать назад.
– Ох, как давно все это было! – поразился руководитель, уносясь воспоминаниями к тем далеким временам и, подытоживая разговор, распорядился: – Ну, тем более, тебе разыскная работа не в новинку, принимай отделение. А я завтра же сообщу в санчасть, что для тебя подыскал щадящую работу. Так что, вперед!
– Есть, товарищ полковник, – нехотя подчинился сыщик.
Вечером, когда он вернулся домой, жена радостно протянула ему письмо.
– На, Костя, прочитай, что пишет Витька.
Журавлев присел на диван в прихожей и стал читать письмо сына из армии. Закончив с чтением, он удовлетворенно крякнул:
– Хочет пойти по моим стопам. Правильное решение, весной демобилизуется и сразу в патрульно-постовую службу. Заочно поступит в институт, на третьем курсе его уже можно взять оперативником.
– Еще одним сыщиком станет больше в семье, – тяжело вздохнула жена и пригрозила пальцем. – Только младшего не вздумай заманивать в свой уголовный розыск. После университета пусть идет в строительство или в архитектуру – у него тяга к этим профессиям.
– Ладно, не ворчи, Кристина, – улыбнулся жене Журавлев. – Архитекторы тоже нужны городу. А меня можешь поздравить – с сегодняшнего дня я руковожу розыскным отделением.
– Через столько лет вернулся обратно? – удивленно протянула жена. – Все из-за сердца?
– Да, перевели на легкую работу. В противном случае хотели отправить на пенсию.
– Костя, а, может быть, действительно пора на пенсию. Здоровье-то не казенное.
– Кристина, какой из меня пенсионер? Потихоньку стану работать, не буду нагружать себя, как раньше. Если Витя придет в уголовный розыск, натаскаю его, подготовлю себе замену, а потом спокойно уйду на пенсию.
– Знаю, знаю, тебя! – Жена, смеясь, вновь пригрозила пальцем. – И на новой работе будешь пропадать сутками. Ты неисправимый.
Журавлев, чмокнув жену в щеку, с шутливой улыбкой поклялся:
– Обещаю, Кристина, не нагружать себя и приходить домой вовремя!
Наутро начальник угрозыска позвонил в санчасть и сообщил курирующему врачу-терапевту, что подполковник милиции Журавлев переведен в другое подразделение уголовного розыска с меньшим объемом работы. Услышав про это, врач разочарованно протянула:
– Опять в уголовный розыск? Я-то думала, что переведете в кадровую службу или в штаб. Ну ничего, надеюсь, что после очередной диспансеризации врачебная комиссия вряд ли продлит ему службу.
– Это Журавлева-то в кадровую службу? – усмехнулся начальник угрозыска. – Он туда ни в жизнь, скорее уволится. А насчет продления службы – время покажет. Может быть, к этому времени все болезни уйдут в небытие, рассосутся.
– Никуда не уйдут и не рассосутся, его надо беречь, – предостерегла врач. – Если что случится, нам с вами отвечать.
– Что ж, будем беречь, – заверил ее Маркин. – Таких, как он, оперов у меня можно посчитать по пальцам. Еще принесет пользу стране.
– Ну, дай-то бог, – попрощалась с ним терапевт. – Держите все на контроле.
Замурованный
1
В отделении уголовного розыска Журавлеву не надо было ни с кем знакомиться – всех оперативников он знал прекрасно, ведь разыскники и «тяжи» трудились рука об руку, часто работая в одной следственно-оперативной группе, созданной по криминальным и ажиотажным пропажам людей. В подразделении трудились девять человек, из них четыре женщины. Заместителем начальника отделения была Клара Тимофеевна Силина, боевитая женщина, прослужившая бессменно в розыске свыше двадцати лет и заставшая Журавлева еще молодым оперативником, когда тот только пришел в милицию. Светлана Котова и Мария Иванова, молодые еще женщины, были близкими подругами и проработали в отделении достаточно продолжительное время. В уголовном розыске без них не обходились ни один праздник, ни одно торжество. Они готовили и концерты с привлечением личного состава, и заставляли выступать суровых оперативников перед зрителями с песней или стихами, и организовывали хоры и всякие аттракционы. Одним словом, женщины были душой коллектива всего уголовного розыска города. Четвертой была выпускница школы милиции Виктория Чернышова. В первое время девушка испуганно смотрела на задержанных преступников, не смея подойти к ним на расстоянии вытянутой руки, но вскоре освоилась и чувствовала себя довольно уверенно, лично задержав несколько разыскиваемых женщин и подростков.
Однажды с женщинами отделения произошел довольно примечательный случай. В городе появился маньяк не маньяк, но озабоченный противоположным полом тип, который в темное время набрасывался на женщин и, облапав свою жертву, но не доводя дело до конца, скрывался в зимнем тумане. Жертв набралось человек с десяток, все они, чтобы сократить путь, проходили через городской парк культуры и отдыха, в это время злоумышленник нападал на них сзади. Две женщины успели разглядеть лицо нападавшего и утверждали, что это подросток, ему не более семнадцати лет, довольно крепкого телосложения. Дело стало обретать серьезные масштабы, назревал крупный скандал, поскольку нападавший мог когда-нибудь пойти на убийство, поэтому, руководство уголовного розыска, немного подумав, решило поймать извращенца на живца. А кого же пустить в качестве приманки? Конечно же Викторию! Девушка симпатичная, точеная, фигурка, такая для маньяка как подсадная утка для селезня в брачном наряде. Когда ей предложили участвовать в операции, она с готовностью согласилась, нисколько не задумываясь об опасности проводимых мероприятий. Во время ее инструктажа прибежала Котова и взволнованно поинтересовалась у заместителя начальника угрозыска Потапова:
– Вы что нашу девочку кидаете на амбразуру?! Давайте, я пойду вместо нее, мне терять нечего.
– А кто будет воспитывать твоих детей? – шутливо улыбнулся ей руководитель. – Не беспокойся, мы будем рядом, не дадим вашу девочку в обиду.
– А почему меня не хотите отправить? – не унималась Котова. – Я-то этого выродка сразу на место поставлю.
– Понимаешь, Света, нам нужна приманка симпатичная, молодая, – объяснил ей Потапов. – На такую маньяк наверняка клюнет в первую очередь.
– А я что, такая уж старая и непривлекательная, что никто не клюнет? – обиделась оперативница. – Мне всего тридцать пять.
– Я так не думаю, Света, ты очень даже ничего, – комплиментом оправдался Потапов. – Но сначала пустим Вику, а твоя очередь подойдет попозже, если к тому времени не поймаем преступника.
В это время в разговор вмешалась сама Виктория:
– Светлана, не беспокойся, я согласилась добровольно. Ребята подстрахуют, ничего со мной не случится.
Преступник выходил на охоту с пяти до семи вечера, когда люди возвращались с работы, поэтому Виктории предстояло два часа прогуляться на морозе. По маршруту ее движения в нескольких точках оперативники соорудили скрытые посты, готовые по первому же сигналу прийти на помощь девушке. Снабдив Викторию передатчиком экстренной связи, заместитель начальника угрозыска пожелал ей удачи и отправил на маршрут. Ей предстояло идти по пустынному, на первый взгляд, парку (не забудем, что недалеко прятались оперативники) около километра. Девушка не спеша проделала этот путь за двадцать минут, чтобы развернуться и идти обратной дорогой. Так она ходила до семи часов, в этот день преступник ничем себя не проявил. На второй день операция продолжилась, но также безуспешно. Третий день также ничем не обрадовал оперативников, а ночью Виктория заболела, очевидно, простыв на морозе. У нее поднялась температура, бил озноб, и о том, чтобы использовать ее дальше в качестве приманки, не могло быть и речи. Операция была на грани срыва, и в это время Потапов вспомнил о Котовой.
– Ну, Света, настал твой час! – обрадовал он оперативницу. – Готовься, сегодня вечером операция продолжится.
– А что готовиться-то? – счастливо улыбнулась оперативница. – Я, как пионер – всегда готова!
Вечером, прикрепляя передатчик на руку Котовой, Потапов обеспокоенно инструктировал:
– Света, держи глаза на затылке. Если под нашим боком изнасилуют мать двоих детей, да к тому же оперативницу, то не снести нам головы. Да и стыдобища-то какое – не уберегли свою сотрудницу!
Не обделенная чувством юмора Котова с серьезным выражением лица успокаивала руководителя:
– Не беспокойтесь, Сергей Владимирович, замучается насиловать, сами хоть кого изнасилуем.
– Все равно будь осторожна, не проморгай нападение, – заботливо наставлял Потапов подчиненную. – Мы рядом, примчимся вмиг.
– Ну, урод, ну, погоди у меня! – выругалась Котова, одевая шубу и обращаясь к неизвестному преступнику. – Молоко на губах не обсохло, а все туда же!
Оперативница ходила взад и вперед почти до семи вечера, все уже разуверились, что маньяк сегодня выйдет на охоту, как вдруг задребезжал зуммер на груди у одного из сыщиков, сигнализирующий о том, что совершено нападение. Зная, где примерно в это время может находиться Котова, все ринулись к месту преступления, на ходу рыща фонариком по обе стороны снежной тропинки. Не прошло и нескольких секунд, оперативники увидели барахтающихся на снегу людей. Подбежав к ним, один из оперов ногой откинул лежащего на оперативнице мужчину, другие накинулись на него, надевая наручники.
– Как ты?! – крикнул сыщик, протягивая Котовой руку.
– Все нормально! – судорожно выдохнула она и, вскочив на ноги, выкрикнула: – Подсветите его лицо!
Увидев, что перед ней великовозрастный подросток, она в сердцах плюнула:
– Тьфу, такой молодой, а уже маньяк!
– Тетенька, я не маньяк! – взрыднул задержанный. – Отпустите меня, я больше не буду!
– И кто же ты, если не маньяк? – еле выдохнул подбежавший Потапов и распорядился, указывая на задержанного: – Доставить в управление, там поговорим!
По пути в управление, узнав, кем является нападавший, все оторопели от неожиданности – им оказался сын директора одной из школ, известного и уважаемого в городе человека.
Когда задержанного доставили в милицию, в кабинет к разыскникам зашел начальник управления милиции и крепко пожал руку оперативнице.
– Молодец, товарищ Котова, поздравляю с задержанием! – поблагодарил он ее и попросил: – Расскажи, как все случилось, мне сейчас докладывать председателю горисполкома.
– А все получилось очень просто, товарищ полковник, – с улыбкой стала рассказывать оперативница. – Хожу, хожу, время подходит к концу, думаю, что сегодня он уже не нападет, как слышу – кто-то бежит сзади. Не успела оглянуться, он налетел на меня, повалил на снег и пытается сунуть свои мерзкие ручонки под шубу. Мигом нажала кнопку тревоги и схватила его за голову, сильно прижав к груди. Напавший от неожиданности стал испуганно взбрыкивать и пытаться отцепиться, но у меня хватка мертвая, похлеще, чем у бульдога. По нему было видно, что он явно недоумевал: до этого все жертвы отталкивали его от себя, что, может быть, возбуждало маньяка, а эта сумасшедшая тянет его к себе, будто сама чего-то хочет от него. Бедолага, очевидно, подумал, что его угораздило напасть на такую же, как он, маньячку и мечтал только о том, как дать деру. Тут и подоспели ребята.
От души посмеявшись, начальник управления распорядился, чтобы Котовой выписали премию в размере тридцати рублей и предоставили день отгула «для успокоения нервов», а сам заторопился с докладом к председателю горисполкома, чтобы победно отчитаться о поимке опасного извращенца, терроризировавшего женскую половину населения и, как оказалось, ранее напавшего на дальнюю родственницу градоначальника. На следующий день председатель горисполкома вызвал к себе отца сексуально озабоченного повесы и, уединившись в кабинете, о чем-то долго говорил с ним, после чего тот написал заявление об увольнении с работы и вскоре с семьей покинул Якутию. Вместе с ними уехал и сын, который получил два года условного осуждения за хулиганство. Узнав об этом, Котова принародно воскликнула:
– Вот такая казуистика Фемиды! При чем здесь хулиганство?! Ведь человек стоял в двух шагах от убийства на известной почве, как, впрочем, начинали все жуткие маньяки, потрясшие своими чудовищными преступлениями страну!
Она всегда с юмором вспоминала свое приключение, где выступила в качестве приманки, вызывая неподдельный смех у своих коллег. Наступил Международный женский день 8 марта. В честь этого знаменательного события в актовом зале проходили торжественные мероприятия с награждением особо отличившихся представительниц прекрасного пола. Старый кадровик с больными легкими, сипло покашливая, тихим голосом зачитывал приказ начальника милиции. Когда очередь дошла до Котовой, кадровый работник решил добавить от себя пару теплых слов, и горько сожалел об этом. Он начал довольно пафосно следующими словами:
– Хочу особо остановиться на Светлане Владимировне Котовой, которая стала заступницей всех женщин города. Она грудью встала на защиту закона…
Тут кадровик осекся, осознав, что ляпнул лишнее. По залу пробежал смешок, Котова с места бросила язвительную реплику:
– Вы это сказали в буквальном смысле?
Тут зал уже не выдержал и разразился хохотом. Начальник милиции сердито махнул на кадровика:
– Садись уж!
Однако мы сильно увлеклись прекрасным полом, теперь познакомимся с мужчинами разыскного отделения. Как уже говорилось, их в отделении было пять человек: Петров Василий, Комков Валентин, Каштанов Иван, Ларионов Александр и Федоров Кирилл. Если первые четыре из списка были молодыми операми, совсем недавно пришедшими в милицию, и о них особо рассказывать-то нечего, то на последнем, на Кирилле Федорове, стоит немного остановиться… Справедливости ради, два слова можно сказать и о некоторых молодых сыщиках. Каштанов и Комков были закадычными друзьями еще со школы милиции. Первый занимался культуризмом, обладал рельефными мышцами, и, соответственно, коллеги прозвали его «Культуристом». Комков же был худощав и тщедушен, но, то ли из-за чувства солидарности, то ли из-за желания быть немного похожим на Шварценеггера из полицейского боевика «Красная жара», видеокассету которого они с другом достали по случаю и регулярно просматривали на досуге, ходил вместе с Каштановым в спортзал. Но, к своему большому разочарованию, вместо ожидаемых гор мышц, еще более подсох в теле. Поэтому все стали звать его «Теоретиком Культуризма». Каштанов был человеком прямолинейным и бескомпромиссным, и его часто использовали как грубую силу при задержании опасных преступников. В такие моменты он озвучивал задерживаемому излюбленную свою фразу из боевика: «Ты можешь хранить молчание, все, что ты скажешь, может обернуться против тебя в суде…» Конечно же, все это говорилось в шутку, но получалось эффектно. Его же друг обладал аналитическим складом ума, хорошо вел документацию, при работе всегда проявлял смекалку и наблюдательность. В повседневной работе по поиску преступников они дополняли друг друга. Был случай. За городом нашли убитую женщину с ножевыми ранениями. Начальник угрозыска приказал отделению розыска составить подробную ориентировку и расклеить в многолюдных местах, чтобы опознать личность убитой. Дело поручили Каштанову. На следующий день во время утренней планерки руководитель возмущенно зачитывал перед личным составом уголовного розыска опус Каштанова:
«… на теле несчастной жертвы зияли огромные дыры, причиненные ножом или чем-то еще, возможно острым колюще-режущим предметом. Убиенная от рук жестокого изувера женщина терпела страшные муки, прежде чем истечь кровью…»
Прочитав всю ориентировку, начальник угрозыска бросил гневный взгляд на Каштанова:
– Тебе бы книги писать, а не заниматься раскрытием преступлений. Немедленно содрать со всех мест все ориентировки, пока какой-нибудь корреспондентишка не увидел и не поднял нас на смех! Через полчаса жду на утверждение новую ориентировку!
Комков быстро составил правильную текстовку, тем самым спас своего друга от взыскания.
А Федорову был сорок один год, капитан милиции, в отделении его по праву можно было считать «старослужащим». Он когда-то работал вместе с Журавлевым, с тех пор их связывала настоящая мужская дружба. Карьерный рост нисколько не волновал Федорова, он не стремился стать руководителем, а всецело посвятил себя разыскной работе, даже не мечтая о переводе к «тяжам» или в другое подразделение. А свою работу Федоров возвел в ранг искусства. Задерживал он объявленных в розыск преступников самыми разнообразными способами, о существовании которых некоторые молодые сыщики даже и не подозревали. Например, ловля разыскиваемых при получении талона на винно-водочные изделия. Граждане получали эти талоны в жилищных конторах, причем они выдавались конкретному человеку при предъявлении паспорта с пропиской по месту жительства. Федоров сразу смекнул, что никто, даже разыскиваемый преступник, не откажется от причитающегося ему квитка для покупки двух бутылок красненького и бутылки водки. Поэтому сыщик нашел общий язык с работниками жилтреста и предоставил им списки беглых преступников. Скоро все жаждущие испить горячительного попали в расставленные сети милиции. Ловил сыщик преступников и посредством телефона. Сейчас бы его назвали пранкером, а тогда такого слова не было и в помине. Он звонил родным разыскиваемого, в отношении которых имелись неопровержимые доказательства в том, что они скрывают беглеца, и хриплым голосом представлялся, что он от уголовного авторитета (называлось известное имя из преступного мира) и хочет поговорить с их родственником. Родные сначала сопротивлялись, утверждая, что не знают, где сейчас скрывается их беглый родственник. Тогда Федоров грозно изрекал:
– Тогда его в тюрьме встретят подобающим образом. Все вопросы надо порешать, пока он на воле, иначе я не ручаюсь за его жизнь и здоровье.
Родственники, немного поломавшись, осторожно интересовались:
– Если мы его случайно увидим, то что передать?
– Пусть позвонит по такому-то номеру.
– Хорошо, передадим.
Вскоре звонил испуганный разыскиваемый, Федоров тем же хриплым голосом приказывал ему явиться в условленное место, где его и задерживал.