bannerbannerbanner
Название книги:

Вполне счастливые женщины (сборник)

Автор:
Мария Метлицкая
Вполне счастливые женщины (сборник)

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Метлицкая М., 2018

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018

Вполне счастливые женщины

Всем хороша была Настя Емельянова. Рост – метр семьдесят, не дылда по нынешним временам. Не из тех мутантов под два метра, рядом с которыми нормальный мужчина чувствует себя ущербным карликом. Под ее рост любой мужчина подойдет. Фигура – все при ней. Бедра на месте, и в лифчике без пустот. Шея длинная, запястье тонкое, ступня узкая. А про лицо и говорить нечего. Волосы светлые, легкие, глаза голубые, нос – что в фас, что в профиль. А по остальным пунктам? Тоже не придерешься. Образование высшее, работа приличная – язык, компьютер, чистый офис в центре. Квартира своя однокомнатная – родителям спасибо. Да и сама и вяжет, и печет. О ресторанах и ночных клубах не думает. С работы – домой. Бархатные брючки с маечкой, тапочки с собачьей мордой – и на диван, к телевизору – спицы, клубки. Не жена – мечта. Тихий причал. Вот только замуж никто не предлагает. Не везет просто. Ходил три года один женатик – ныл, жрал и спал. А к ночи бегом домой. На часы взглянет – и трясется от страха как бобик. Трясся, трясся, а потом и вовсе слинял. Даже не объяснился. Если посчитать, сколько на него денег потрачено… Тут и рубашки к празднику, и одеколоны французские. А деликатесы! Икра, севрюга… Все зря! Обидно было до слез. Плакала не от горя, а от злости.

А потом появился Игорь. Все, думала, здесь повезет. Холостой, тридцать лет, фактурный, работает в солидной фирме. Не жадный. Никаких бывших жен и алиментов. Костюмы сидят как влитые, галстуки дорогие, машина приличная. Бери голыми руками. Не тут-то было. Второй год ходит. Правда, с цветами и конфетами. А толку? Она его ждет – халатик шелковый, стол под кружевной скатертью. Приборы, свечи, тихая музыка. В духовке – рыба по-польски, белое вино охлаждается, на десерт взбитые сливки с фруктами.

Он заходит, чмокает в щеку, в кресло садится, очки снимает – переносицу трет. Устал. А Настя молчит, все понимает, в душу с разговорами не лезет. Может, в душ, Игорек? Он соглашается. А она ему в ванную халат махровый голубой и тапочки в синюю клетку. Это потом уже и рыба, и вино. Все по схеме. Как мама учила. А мама у Насти – будьте любезны, авторитет! Папашу-инженера быстренько задвинула и замуж за депутата. Это в пятьдесят-то лет! Живет сейчас – говорить нечего. Сама себе сказку устроила, своими руками.

Да, так вот, Игорек после ужина уже расслабился и улыбаться начал, а она его не в койку тянет, а на диванчик к телевизору – новости эти дурацкие смотреть. Такое все мужчины любят. А сама рядом, с краешку. Спицами звяк-звяк. Ничего, мы терпеливые. Это мы вам позже покажем, на что способна умная и тонкая женщина.

А он, гад, второй год ходит, ест, нахваливает, газетки листает. А про замуж – ни-ни. Настя ждет каждый божий день, а он как воды в рот набрал. Потом Настя, конечно, от злости и обиды плачет, но он этих слез не видит. Ему одни улыбки. Ну что ему еще надо? Настя искренне не понимает. Но в руки себя берет и борьбу продолжает. Что поделаешь, вся жизнь – борьба. Так учила мама.

В мае как-то вдруг сказал: «В субботу, Настюш, на дачу поедем. Там уже сирень цветет». Какая сирень, там мамаша его живет! Так, значит, лед тронулся! Мамаша для него – первый человек. Так ей Игорь объяснял. А она его мамашу хоть и заранее терпеть не могла, но на Восьмое марта конфетки и цветочки регулярно отправляла.

Вечером Настя расстаралась: пирожков с капустой напекла, каждый с мизинец, курицу с яблоками в духовке зажарила. Все в корзиночку сложила, льняной салфеткой прикрыла. Волосы зачесала гладко, косметики никакой. Джинсы, свитерок в клеточку, белые кроссовки. В машину впорхнула – не женщина, свежий морской ветерок. Настроение замечательное. Думает, вот сейчас ситуация переломится. Конечно, в ее, Настину, пользу. Всю дорогу в машине напевала: «Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом». Тихонько так напевала, но слова-то не пустые. Пусть задумается, куда он без Насти долетит. Улыбалась – да, милый, хорошо, милый.

А в душе тревога. Какая она, его мамаша? Представляла себе ее крупной, ярко накрашенной, с сигаретой и громким голосом. В общем, вся властная такая. А оказалось, старушка – божий одуванчик. Букольки седые, синькой подкрашенные, очки на носу. Низенькая, полненькая – чистый колобок. Ну, эту мы быстро обезвредим, подумала Настя. Из машины выпорхнула – ангелица без крыльев. И здравствуйте, добрый день, и как здоровье, и какой у вас тут воздух – прямо пьешь, и сирень какая – мои любимые цветы. Бабка покивала и в дом пошла, а Настя осталась причитать у крыльца.

Время к обеду, бабка сидит, не шелохнется, сериал дурацкий смотрит. Но Настю так просто голыми руками не возьмешь. Вздохнула поглубже и корзиночку свою плетеную вытащила. И опять защебетала – где стол накрывать, Игорек? Ах, аппетит на воздухе будь здоров! Мамаша его со стула не встала, только на буфет кивнула – посуда там. Ничего, переживем. Настя волчком закрутилась. Овощи на салатные листья разложила, брынзу нарезала, базиликом присыпала. Пирожки на блюдо, курочку на куски, кружками ананасов украсила. И голоском таким мелодичным, звенящим – всех к столу! За обедом Игорь с мамашей разговаривают, вроде Насти и нет рядом. У нее комок в горле. Но на лице улыбочка – курочки еще положить? Мамаша ест, а слова доброго не скажет – ни про пирожки, ни про красоту на столе. Настя посуду собрала, в тазу моет, маникюр не жалеет, а у самой слезы из глаз от такого приема. Потом гулять пошли по поселку. Игорек оживился, про детство свое рассказывает. Здесь в футбол гоняли, здесь яблоки обрывали, здесь по ночам костры жгли. Очень интересно! А Настя идет рядом, головой кивает, а сама думает: все тебе припомню и мамаше твоей. Все до копеечки. Подожди, время придет.

Вечером в Москву засобирались – ни тебе посиделок, ни чаев вечерних, ни разговоров. Мама сыночка расцеловала, а Насте кивнула сухо, небрежно. Какое там «Была рада познакомиться» или «Приезжайте еще». Настя в машине молчала, песен уже не пела. Настроение – хуже некуда. А вот Игорек радовался – воздухом подышали, с мамой повидались, детство вспомнили. Настю от этих радостей затошнило. Так обиделась, что в первый раз его зайти не пригласила.

– Извини, дорогой, голова разболелась.

– Это у тебя от воздуха, – почему-то обрадовался он и укатил, всем вполне довольный.

Дома Настя выпила рюмку коньяку, сигарету выкурила и наревелась вдоволь. Больше всего она не любила, когда что-то шло не по плану. А потом взяла себя в руки и сказала твердо и громко, глядя в зеркало:

– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого.

Следующим тактическим ходом был Настин день рождения. Все продумано до мелочей. Наряд – нежный, небесно-голубого цвета, под Настины глаза. Стол – никаких салатов с тяжелым майонезом. Руккола с помидорами и моцареллой, семга под соевым соусом, слоеный пирог с пармезаном. А главное – компания. Две семейные пары, Настины коллеги. Успешные, молодые, красивые. Настя готовила свой будущий круг.

Разговоры крутились вокруг нянь и домработниц, летнего отдыха на Сицилии или на Ибице, последних коллекций дизайнеров, новых марок машин. Женщинам этим, уже замужним и устроенным, Настя, конечно, завидовала, с удовольствием находя в них изъяны. Но сейчас ее волновало другое. Они выполняли свою функцию – своим присутствием и благополучием должны были подтолкнуть бестолкового Игоря к действиям. В подарок Игорь принес банальные бордовые розы на длинных стеблях, которые Настя не выносила, и дежурный флакон французских духов. А так хотелось увидеть маленькую бархатную коробочку с тоненьким изящным колечком! Что же, терпение и еще раз терпение. Настя загадочно улыбалась, плыла по квартире и красиво разливала кофе в изящные маленькие чашки.

После кофе решили потанцевать. Настя положила голову Игорю на плечо и обняла его за шею – легкими, невесомыми руками. В дверь раздался настойчивый, долгий звонок.

– Кто это? – удивился Игорь. – Мы еще кого-то ждем?

Настя пожала плечами, подошла к двери и посмотрела в глазок. За дверью стояла Лолка – соседка с пятого этажа. Дурацкая и вульгарная девица, навязчивая, как цыганка. Больше всего на свете Насте хотелось приоткрыть дверь и послать эту Лолку куда подальше. Но за спиной у нее стоял Игорь. Пришлось открыть. И изобразить нечаянную радость. Лолка стояла в красном платье с распущенными по плечам черными густыми кудрями, в босоножках на высоченных каблуках и, конечно, с сигаретой в зубах.

– Настька, я только сейчас вспомнила, что у тебя день рождения, – радовалась Лолка.

«Этого-то я и не предвидела», – с ужасом подумала Настя. Лолка сунула ошарашенной Насте в руки пакет с подарком, плечом отодвинула Настю и зашла в комнату.

– Всем приветик! – бросила она.

Все неловко замолчали.

– Чего-то у вас невесело, – удивилась Лолка. Она плюхнулась на диван и томно произнесла, обращаясь к Игорю: – Шампанского, пожалуйста!

Игорь почему-то засуетился. Настя вышла на кухню. Надо было взять себя в руки. Когда она вернулась в комнату, Игорь уже танцевал с Лолкой, плотно прижав ее к себе.

Настины гости растерянно попереглядывались и вдруг засобирались по домам. Все стояли в прихожей и благодарили Настю за чудесный вечер. В комнате Игорь с Лолкой продолжали свой бесконечный танец.

– Игорь! – хриплым голосом крикнула Настя. – Ребята уходят!

Не сразу и с некоторым усилием он оторвался от Лолки и вышел в прихожую с отрешенным лицом и отсутствующим взглядом. Проводили гостей. Вернулись в комнату. Посреди комнаты стояла Лолка и раскачивалась в такт музыке. Увидев Игоря, она протянула к нему руки, и они снова вцепились друг в друга.

Настя растерялась, она не понимала, что делать. Да нет, конечно, надо было взять эту стерву за космы и выкинуть за дверь. А выдержка, самообладание, мудрость, наконец? Устроить непотребный скандал? Нет уж, извините. Тогда все коту под хвост, все усилия. Я – тонкая и нежная. А хабалкой пусть остается Лолка. Настя стала мыть посуду. Чего ей это стоило, знал один бог. В комнате весело щебетали Игорь и Лолка.

 

– Лолик, – прошипела сквозь зубы Настя, – извини, мы устали.

– Да? – удивилась Лолка. – Ну я пошла. Утром приходите ко мне на кофе.

– Что?! – не смогла сдержать свое возмущение Настя. Ну не железная же она, в конце концов.

Она захлопнула дверь за Лолкой и повернулась к Игорю.

– Ну, как все прошло? – мягко спросила она.

– Отлично, малыш. А сейчас спать, я действительно жутко устал.

Настя ожидала и ночи любви, и милых семейных сплетен по поводу вечера. Ничего подобного. Игорь клюнул ее в щеку и отвернулся. Позевывая и пытаясь скрыть свое явное любопытство, спросил у Насти:

– А что, эта твоя соседка правда испанка?

– Слушай ты ее больше, цыганка наверняка. Наглая и назойливая. Парикмахерша, между прочим.

– А-а… – протянул, зевая, Игорь, никак это не прокомментировав.

Утром он уехал без завтрака. Настя целый день провалялась на диване. Ей казалось, что жизнь опять показывает ей кукиш. Игорь не появился в положенную пятницу, сказав, что у него бронхит, и старательно кашляя в трубку. А в субботу они столкнулись в подъезде. В руках у него был большой букет белых лилий.

– Ты поправился? – удивилась она.

– Да, в общем. Почти, – смутился он.

В этот момент подошел лифт. Настя зашла в лифт и посмотрела на Игоря. Он почему-то стоял как столб, как бы раздумывая, стоит ли ему туда заходить. Потом вздохнул и все же вошел. Настя нажала на кнопку, а Игорь тихо и внятно сказал:

– Мне на пятый, Настя.

Те доли минуты, пока они ехали в лифте, показались Насте часами. Дверь лифта открылась, Игорь вышел.

– Как это может быть? – одними губами спросила Настя.

Минуту Игорь молчал и смотрел в пол, а потом произнес:

– Сам не знал, что вот так может быть. Просто землетрясение какое-то. Прости, если сможешь.

– Не прощу, – ответила Настя.

– Ну как знаешь. В общем, не блины с тапками главное.

– А что? – еле слышно спросила Настя.

– Дай бог тебе самой это узнать, тогда ты меня поймешь. Объяснить невозможно.

Настя нажала на кнопку шестого этажа. Дома она не плакала, а просто сидела в кресле – два, три часа. Времени она не замечала. А потом встала и сказала громко:

– Ну, этого я так не оставлю.

Она собрала вещи Игоря – голубой махровый халат, синие клетчатые тапки, зубную щетку, пену для бритья «Жиллетт», пару носков и рубашки – все, что оставалось. Положила в пакет и взяла зажигалку. Спустилась на пятый этаж. У обшарпанной Лолкиной двери она вывалила вещи из пакета, щелкнула зажигалкой, посмотрела, как разгорается огонь, и медленно поднялась к себе.

Соседи вызвали пожарных и милицию. Деревянная Лолкина дверь выгорела почти дотла. Милиция хотела составить акт, но Игорь с Лолкой убедили их, что к поджигателю не имеют никаких претензий.

Настя взяла больничный и неделю лежала дома. Не ела, не пила. Потом приехала мать и увезла ее к себе. Мать убеждала Настю, что ничего страшного не произошло, жаль, конечно, потраченного времени, но жизненный опыт неоценим. Вообще этот козел не стоит ни единой Настиной слезинки. И сказала, что она, Настя, не там ищет и что теперь спутника жизни мать подберет ей сама. На примете уже имелся коллега ее мужа, тоже депутат. Правда, слегка женатый, но это дело поправимое. В глубинке, на родине жениха, осталась его семья – жена, провинциальная квочка, и ребенок. История прошлая, и везти эту самую жену – ни кожи ни рожи – в Москву не было никакого резона. Теперь ему была нужна красивая, молодая и образованная москвичка. Почему не Настя? Мать считала, что дело почти решенное, оставались только технические моменты.

Настя вернулась домой через месяц, изрядно подустав от деятельной матушки. А через три дня, когда она вышла на балкон покурить, увидела длинный белый лимузин у подъезда, Лолку, затянутую в шелковый корсет, с веночком из мелких цветов на буйных кудрях, и Игоря, который подхватил эту самую Лолку на руки и понес к машине. Настя бросила недокуренную сигарету вниз – жаль, что окурок отогнал ветер и не вспыхнул тонкий атлас пышной невестиной юбки.

А через две недели, в дождь и мерзкую ноябрьскую промозглость, Настя ловила машину после работы. Машина остановилась. За рулем сидел здоровый молодой парень. Машину он вел уверенно и даже лихо, громко подпевая радио «Шансон». Настя посмотрела на его крупные руки и почему-то, неожиданно даже для себя, пригласила его к себе – выпить кофе. Он рассмеялся, весело посмотрел на Настю и сказал, что кофе не пьет, а пьет чай и пиво.

Звали его Денис, и переехал он к ней через месяц. Сразу починил кран в ванной, поправил карниз на кухне и принес в дом странные продукты, которые раньше у Насти не приживались, – свинину, картошку, селедку. Играючи пожарил отбивные и картошку и попросил Настю на завтра сварить борщ. Но главное не это. А то, что, кажется, Настя уже почти поняла, засыпая ночью на широкой груди Дениса и с нежностью слушая его довольно мощный храп. Ну, в смысле поняла, о чем ей тогда говорил Игорь. Ну, когда пожелал ей понять что-то такое, о чем он раньше не догадывался сам.

Вот такие метаморфозы случаются с человеком. Не часто. Но все же бывает. И жизнь иногда разворачивается самым неожиданным образом и для окружающих, и для нас самих. А спустя год Настя родила дочку, такую же крупную и щекастую, как и ее отец. Гуляя с коляской во дворе, столкнулась как-то с Лолкой – та была тоже с коляской. Настя посмотрела на испуганную Лолку и рассмеялась. На следующий день они гуляли уже вместе, конечно, вдвоем веселее. Обсуждали, естественно, свои женские дела – памперсы, соски, обеды, ужины, мужей.

В общем, все то, что обычно обсуждают вполне счастливые женщины.

Матильда

В четверг вечером, когда Мишенька уже спал, она садилась на веранде, брала в руки карандаш и листок бумаги из блокнота, надевала на нос очки и, вздыхая, задумчиво смотрела перед собой. Ей предстояло хорошенько подумать, не пропустить ничего и, конечно же, изложить это подробно на бумаге. Она вообще обожала всякие тетрадочки, блокнотики и просто разрезанные на четыре части бумажные листы – любила все фиксировать. Так она делала всю жизнь. А к старости, когда память подводила все больше и на свою голову она уже и не надеялась, без этих записочек она и вовсе не справлялась. К тому же человеком она была крайне ответственным. А тут такое дело! Приближались выходные, а это означало, что приедет вся большая семья. Съедутся, конечно, все, это наверняка. Находиться в городе практически невозможно – уже четвертую неделю стоит невообразимая, изматывающая, сумасшедшая жара. Даже здесь, на даче, воздух был раскален до предела, земля рассохлась и покрылась глубокими трещинами – за весь месяц дождь не пролился ни разу. Лето было объявлено аномальным – но кому от этого было легче? Правда, под вечер, после десяти часов, за городом все-таки наступала если не прохлада, то все-таки хоть какое-то облегчение. А город, конечно, не успевал остыть даже к ночи.

Итак, завтра, в пятницу, предстояла большая готовка. Несмотря на жару, аппетит у всех, как, впрочем, всегда, будет отменный. Конечно, кто-нибудь обязательно привезет мясо на шашлык – скорее всего, Герман. Но прекрасно пойдут и холодный щавелевый суп, и непременно пироги – с капустой, мясом и, конечно, сладкие, к чаю. Например, с яблоками или вареньем. Да что пироги? Это так, баловство. Для разбежки и услады, так сказать, желудка. Еще требуется что-то посущественнее – например, жаркое или жареные цыплята. Матильда тяжело вздохнула и опять задумалась. Да, и непременно квас. Свой, домашний, из ржаного хлеба и изюма. Все эти газированные подделки из пластмассовых бутылок она категорически не признавала.

Записав все это, она придирчиво и внимательно проверила, не пропустила ли чего, и поставила в конце листа жирную точку. Завтра предстоит тяжелый день. Надо принять снотворное, чтобы хорошенько выспаться, а то будет ползать, как сонная муха. Заснуть самостоятельно она давно не надеялась.

Она зашла на кухню и повесила список на гвоздь над плитой. Потом тихо подошла к двери Мишенькиной комнаты и прислушалась – оттуда доносился мерный и негромкий храп.

– Спит, – прошептала она и улыбнулась. Слава богу, спит! Со сном у него тоже совсем не ах. Что поделаешь, возраст!

На цыпочках она прошла в свою комнату, надела ночную рубашку, выпила снотворное, легла в кровать и погасила свет. Долго ворочалась и думала о своих племянниках.

О Германе, самом любимом (что она, впрочем, тщательно и неумело скрывала). О том, как мальчику не везет – очередная, четвертая по счету, жена оказалась еще хуже трех предыдущих. Конечно, сам виноват – все его тянет на длинноногих блондинок, а от них, как известно, ни проку, ни толку. Пора бы к сорока годам научиться разбираться в людях и не наступать на те же грабли. Но нет, не получается.

Потом стала думать о Леночке. У той тоже все не слава богу. Первый муж разбогател и ушел к секретарше – обычная по нынешним временам история. Оставил двоих мальчишек-погодков. С катушек после ухода отца они слетели мгновенно, Леночка с ними справиться не могла. И потом, ее здоровье – мигрени с пятнадцати лет. К каким только светилам не ходили, чего только не пробовали – все без толку. Только один честный профессор сказал, что эта болезнь не лечится. Возможно, пройдет после климакса. А какой климакс, если Леночке всего сорок два и вдобавок – никакой личной жизни?

А третий племянник, Борис? Который год без работы, как его НИИ сократили. Кормит семью тем, что левачит на машине. И это после МИФИ! Жена, Ксаночка, после онкологии – что-то по-женски – на инвалидности третий год. Две дочки – Оля и Ларочка. Одна уже по возрасту вышла в старые девы, а другая одна с ребенком. Тоже маются. Квартирка тесная, крошечная, три малюсенькие комнаты. А народу! В общем, за всех болит душа. Ведь все они – самые родные люди. Ее семья.

Утром она сразу принялась за дела. Первое дело и самое важное – обиходить Мишеньку, Михаила Борисовича. А это означает приготовить завтрак (обязательно геркулесовую кашу и два яйца всмятку), заварить свежий чай, бросить туда пару листочков мяты, сорванной на огороде. После завтрака положить в рюмочку утренние таблетки – от давления и сердечные. Дальше Михаил Борисович обычно усаживается в кресло на открытой веранде и просматривает свежие газеты.

Если утро прохладное, Матильда выносит из дома плед и укрывает ему ноги и только потом берется за хозяйство: ставит тесто на пироги, прокручивает заранее сваренное мясо, тушит капусту для начинки, маринует цыплят. Заглядывает в свой список и с удовольствием отмечает уже выполненные пункты.

Ровно в два часа нужно покормить Мишеньку обедом. Она накрывает на стол, наливает тарелку супа и садится напротив. Мишенька ест и нахваливает. Кормить его было одно удовольствие.

– Как же вкусно, Матильдочка! – каждый раз удивляется он.

А она в который раз расцветает.

– Ты самый благодарный кушатель! – шутит она.

Десять лет прошло, как не стало Изы. Десять лет. После ее похорон Мишенька грустно пошутил:

– Перехожу в твое безраздельное пользование.

Все это было бы почти смешно…

Родители были затейники: девочек-погодков назвали Матильда и Изольда, наверное, им казалось, что это очень красиво. Правда, Изольде повезло больше – она сразу же сократила себя до короткого и емкого «Иза». А вот «Матильда» никак не сокращалось. Матя? Тильда? Похоже на собачьи клички. Ей вообще категорически не шло это опереточное имя. Матильда представлялась ей тоненькой, легкой, воздушной, с рыжеватыми кудрями и задорным вздернутым носом. А она была девочкой полной, неуклюжей, с длинной косой и в очках с толстыми линзами. Была Матильда тихой, пугливой, задумчивой, легко краснеющей. Забиралась в кресло с ногами и читала, читала без конца все, что попадалось под руки, была записана сразу в три окрестные библиотеки. Мать тяжело вздыхала, понимая, какая невеселая женская судьба уготована дочери, и называла ее синим чулком.

А вот Иза родителей радовала – легкая, смешливая, озорная. К тому же хорошенькая, глаз не отвести. С четырнадцати лет отбоя от кавалеров не было. В школе – первая красавица. Учебой себя, правда, не утруждала, говорила, что и так жизнь устроит. Оказалась права.

Мать за нее очень беспокоилась – и, как оказалось, не зря. В шестнадцать лет Изольда сделала первый аборт. Мать все устроила шито-крыто, не дай бог, отец узнает, и со злостью бросила дочери:

– Хоть бы замуж тебя поскорее взяли! Намучаемся мы с тобой!

Вступительные экзамены Иза завалила и через полгода выскочила замуж. Муж, избалованный профессорский сынок, оказался бездельником и полным ничтожеством. Через полгода она вернулась под родительский кров. Устроилась секретарем в суде и вскоре закрутила роман с адвокатом – известным, немолодым и женатым.

 

Матильда поступила в институт культуры, на библиотечное отделение, была уверена, что нашла дело точно по душе. И – о чудо! – на третьем курсе у нее появился ухажер. На институтские вечера приглашали молодых людей из технических вузов, ведь родной «кулек» (как называли институт культуры) был заведением девчачьим. Матильда оказалась там случайно – затащила подружка. Стояла тихо в уголке и мечтала поскорее смыться. Но тут ее пригласили на медленный танец. Матильда залилась пунцовым румянцем и хотела было отказать кавалеру, но подружка почти выпихнула ее вперед.

Кавалер представился:

– Михаил.

И она, мучительно краснея, произнесла свое, как ей казалось, смешное и нелепое имя.

Он удивился:

– По-моему, красиво. Во всяком случае, точно необычно.

Пригласил ее еще на два танца и, увидев, что она засобиралась домой, вызвался проводить.

Матильда влюбилась в новоиспеченного кавалера со всей пылкостью неискушенной души. Теперь Михаил встречал ее после занятий, и они бродили по улицам, болтали обо всем на свете, заходили в музеи, в киношки и с каждым днем открывали у себя все больше общего.

Был ли Михаил в нее влюблен? Нет, скорее всего, нет. По крайней мере, на пылко влюбленного он похож не был – не пытался ее поцеловать или приобнять, не брал за руку. Просто ему было с ней интересно, она не походила на окружающих его девиц и определенно была ему родственной душой. Матильда похудела, что, впрочем, ей очень шло, осунулась, не спала ночами и писала наивные и трогательные стихи о любви. И была абсолютно и безоговорочно счастлива.

У Изы же все шло наперекосяк. Кавалеры как-то сами собой рассосались. Ее любовник встречался с ней крайне редко, урывками – он действительно был очень занятой человек, к тому же обремененный большой семьей. Иза злилась, дурнела и много плакала. Вечерами крутилась у телефона – ждала звонка. Раздражалась на родителей и на сестру, видя ее счастливые влюбленные глаза.

Как-то после очередного похода в театр Матильда впервые пригласила Мишу в дом. «На чай», – сказала она. Сидели на кухне, и мама кормила их ужином. Вышла Иза. С усмешкой оглядела всю компанию и сказала что-то едкое и язвительное. Матильда покраснела, а мама вздохнула и покачала головой. Миша сидел, опустив глаза.

Через месяц он пришел с букетом гладиолусов и попросил Изиной руки. Матильды дома не было.

– А как же Матильда? – растерянно спросила мать.

Миша удивился:

– А при чем тут Матильда? С Матильдой мы просто друзья.

Тем же вечером Иза встретилась с любовником и сообщила ему, что ей поступило предложение руки и сердца.

– Конечно, выходи, – устало кивнул адвокат. – Пора же как-то упорядочить свою жизнь.

Она посмотрела на него долгим и внимательным взглядом, развернулась и пошла прочь. Тем же вечером объявила Михаилу, что принимает его предложение.

Что творилось с Матильдой, знал только бог. Мать смотрела на нее и украдкой вытирала слезы. Отец хмурил брови и отводил глаза. А Иза была весела и беспечна – шила у портнихи свадебное платье и бегала по магазинам, ища белые туфли.

Матильда лежала на кровати лицом к стене. Вошла Иза и раздвинула шторы. Матильда зажмурилась от яркого света. Иза присела на край кровати и потрепала по голове.

– Эй, вставай! Хорош валяться! У сестры свадьба на носу, а она трагедь разыгрывает!

Матильда дернулась и сбросила Изину руку.

– Нет, я не понимаю! – искренне возмутилась Иза. – Ну, что поделаешь, если он выбрал меня? Разве я в чем-то виновата? В конце концов, у вас же ничего не было, вы же просто дружили. Или я не права?

Матильда села на кровати и, не глядя на сестру, тихо сказала:

– Ты права, Иза. Конечно, ты, как всегда, во всем права.

– Ну вот и порадуйся за меня! – радостно подхватила Иза. – И за своего друга, между прочим, тоже.

Матильда кивнула.

Свадьбу справляли дома. Матильда помогала матери резать салаты и накрывать на стол и молила бога, чтобы эта пытка поскорее закончилась.

– Только бы все это пережить! – шептала она.

День свадьбы был яркий и солнечный, с легким дуновением свежего ветерка. А когда подъехали к загсу, пролился короткий, теплый грибной дождь. И после на небе высветилась яркая и четкая радуга.

– Это к счастью! – расплакалась мать и бросила испуганный взгляд на Матильду.

Матильда улыбнулась и кивнула. «В конце концов, два любимых и родных человека счастливы!» – подумала она. Именно в тот момент она навсегда поставила точку на своих страданиях и сомнениях и запретила себе считать, что несчастна.

После свадьбы молодые уехали жить к Михаилу – у него была своя комната в коммуналке в Новых Черемушках. Через год Иза родила первого сына – Бориса. Матильда приезжала к сестре через день – постирать, приготовить обед, погулять с племянником во дворе.

Родители старели, болели. Отец перенес почти подряд два инфаркта, а мать мучили ноги – сильнейший артроз. Матильда приняла все хозяйство на себя. Смиренно и без роптаний. Продолжала ездить и помогать сестре, та была беременна вторым ребенком. Родилась дочка, Леночка.

Матильда старалась убежать вечером пораньше, до прихода Михаила с работы. Душа все еще болела, видеть его было тяжело. Но она искренне радовалась, что у сестры хорошая и счастливая семья, и очень огорчалась, когда Иза после семейных ссор жаловалась на мужа. Она хорошо знала непростой характер сестры и понимала, как нелегко приходится с ней Мишеньке. Да-да, про себя она по-прежнему называла его «Мишенька».

Родители ушли совсем не старыми, один за другим. Сначала мама, потом отец. После смерти матери отец так и не пришел в себя – часами сидел в материнском кресле и смотрел перед собой. Так в ее кресле и умер – просто заснул и не проснулся.

Матильда осталась одна. Вот тогда-то сестра и предложила ей съехаться – обменять комнату Михаила и трехкомнатную квартиру Матильды.

– Я же тоже имею на нее право! – заявила Иза. – И потом, ты одна, а так будешь в семье.

Изольда считала, что делает великое одолжение, освобождая Матильду от одиночества. Да и потом, им жить вчетвером в коммунальной комнате, а Матильде – одной в отдельной трехкомнатной? Разве это справедливо? До желаний самой Матильды никому не было дела. В общем, съехались. Полгода подбирали варианты. Учитывали только пожелания Изы.

В новой четырехкомнатной квартире Матильде досталась самая маленькая, восьмиметровая, комната с окнами на север. Любимый родительский буфет, старинный, еще прабабкин, с резными деревянными лилиями по фасаду, Иза безжалостно выкинула. Матильда плакала, умоляла сестру сохранить буфет. Хотела поставить его в свою комнату, но не позволила кубатура, к тому же Иза кричала, что везти в новую квартиру «этот хлам» она не позволит. Сразу стало ясно, кто в доме хозяин и что роль Матильды четко определена – ей предстоит быть приживалкой. Единственное, что удалось спасти, – любимое мамино кресло и родительский торшер.

Домашние хлопоты – уборка, стирка, глажка и готовка – достались безропотной Матильде. Считалось, что Иза занимается детьми. Хотя и здесь не обходилось без Матильдиной помощи – сварить вечернюю кашу, выкупать детей, почитать на ночь книжку.

Иза мечтала выйти на работу, поэтому она предложила Матильде оставить службу в библиотеке и «полностью заняться домом». От возмущения Матильда задохнулась и расплакалась:

– Ну, знаешь, так распоряжаться моей жизнью!

В первый раз сестры не разговаривали около месяца. Иза называла это «бунт на корабле» и посмеивалась. Михаил Борисович в отношения сестер не влезал, делал вид, что ничего не замечает. В общем, выбрал для себя удобную позицию.

Иза вышла на работу – устроилась секретаршей к начальнику стройуправления. Детей отдали в сад. Конечно, они начали без конца болеть, хватали все подряд – и свинку, и корь, и ветрянку. Иза укорительно смотрела на Матильду, Матильда отводила глаза и чувствовала себя виноватой. А когда Иза забеременела третьим ребенком, все само собой встало на свои места, Матильда ушла с работы.


Издательство:
Эксмо
Книги этой серии: