Легенда о сепаратном мире. Канун революции

В «паутине сепаратного мира», или О том, как легенды могут погубить великую империю

Россия прожила уже несколько лет нового века и шаг за шагом приближается к 100-летию Первой мировой войны и революционной смуты, взорвавшей вековые устои великого государства. Самое любопытное, что несмотря на приближающийся юбилей роковых событий, в общественном сознании страны до сих пор еще так и не сформировалось четкое и взвешенное понимание того, почему и как случилась эта трагедия, каковы ее скрытые истоки и пружины. К сожалению, даже поток книг и исследований на данную тему, который выплеснулся на читателей в первые годы перестройки и новой России, не прояснил очень и очень многое из покрытого «плесенью времени». Приходится обращаться к указанной теме как бы заново, и помочь в этом могут все еще не доступные массовому читателю труды одного из крупнейших российских историков ХХ века Сергея Петровича Мельгунова (1879—1956).

Вехами на жизненном и творческом пути историка до революции стали исследования по истории России, прежде всего русской церкви, подготовка им многотомных коллективных трудов о реформе 1861 года, Отечественной войне 1812 года и масонстве, редакционно-издательские дела в издательстве «Задруга» и журнале «Голос минувшего», а также активное участие в создании и деятельности Народно-социалистической партии. События Октябрьской революции привели историка в стан контрреволюционных сил, в которых он занимал одно из самых видных мест. На этом поприще Мельгунова ждали пять арестов, полтора года заключения в тюрьмах, полгода жизни на нелегальном положении, угроза расстрела и высылка за границу в 1922 году. Затем последовали около 35 лет жизни на чужбине, продолжение антисоветской борьбы и издательской работы, а самое главное, беспрерывные исследования историком пережитой Россией новой смуты. Из-под его пера в эмиграции вышли 12 исследовательских трудов (в 16 томах), сотни статей и заметок, которые позволяют без сомнения называть Мельгунова крупнейшим историком русского зарубежья¹.

Самым важным трудом Мельгунова в эмиграции стала его трилогия «Революция и царь», которую он задумал еще в 1930-е годы и над которой работал с периода Второй мировой войны до последних лет своей жизни. В нее входят следующие книги, которые ныне выпущены в свет издательством «Вече»: «Легенда о сепаратном мире. Канун революции» (Париж, 1957), «Мартовские дни 1917 года» (Париж, 1961) и «Судьба императора Николая II после отречения» (Париж, 1951). Не останавливаясь подробно на содержании второй и третьей книг трилогии, упомянем лишь, что на их страницах подробно, в некоторых местах почти час за часом описана трагическая одиссея Николая II и его семьи, начиная с первых раскатов Февральской революции и кончая трагедией в Екатеринбурге.

По словам жены историка П.Е. Мельгуновой-Степановой, первой книге трилогии «Легенда о сепаратном мире» историк «придавал особое значение». Работая над ней в годы Второй мировой войны, «последний раз он исправил, дополнил и тщательно проверил всю рукопись летом 1955 г. в первые месяцы болезни». Впервые книга увидела свет в 1957 году, уже после смерти историка.

Мельгунов еще в 1931 году издал свой труд «На путях к дворцовому перевороту. Заговоры перед революцией 1917 года», в котором описал, какая паутина заговоров плелась в России против Николая II и какую роль играли в них масоны. Однако в этой книге, сосредоточившись прежде всего на описании хроники и методов действий заговорщиков, он вообще не коснулся вопроса о тех мифах и легендах, которые сформировались в российском обществе не без участия этих же самых заговорщиков и которые сыграли заметную роль в будущем крушении монархии. Этой теме он и посвятил свой труд «Легенда о сепаратном мире».

По сути дела, историк поставил перед собой задачу разобраться в том, имела ли под собой эта легенда хоть какое-либо основание, откуда она появилась, как распространялась и какое значение имела в борьбе политических сил накануне Февраля. Начинает он с «пробных шаров немцев», которые действительно с 1915 года, понимая всю сложность дальнейшей борьбы на два фронта, хотели с помощью закулисных переговоров добиться выхода России из войны. И совершенно естественно, что они были первыми, кому было выгодно всячески раздувать слухи о том, будто бы переговоры о заключении сепаратного мира уже ведутся, тем самым не только вызывая антиправительственные настроения в России, но и вбивая клин в отношения союзников по Антанте.

Важно понять, что все эти фантастические слухи и домыслы ложились на почву массового психоза шпиономании, измены и предательства, которая сложилась в России с самого начала Первой мировой войны. Вспомним хотя бы, какая истерия поднималась тогда вокруг немецких фамилий, которые были весьма распространены в правящих кругах и в сфере российского бизнеса. Апофеоз этих настроений привел даже к массовым немецким погромам в Москве в 1915 году.

Рассматривая самые первые сведения о слухах вокруг сепаратного мира, историк приводит письмо Александры Федоровны Николаю II от 14 июня 1915 года, в котором сообщалось о встрече французского посла Палеолога с великим князем Павлом: «…Недавно у него обедал Палеолог и имел с ним долгую интимную беседу, во время которой он очень хитро старался выведать у Павла, не имеешь ли ты намерения заключить сепаратный мир с Германией, так как он слышал об этом здесь, и во Франции распространился об этом слух… Павел отвечал, что он уверен, что это неправда, тем более, что при начале войны мы решили с нашими союзниками, что мир может быть подписан только вместе, ни в коем случае сепаратно. Затем я сказала Павлу, что до тебя дошли такие же слухи насчет Франции. Он перекрестился, когда я сказала ему, что ты и не помышляешь о мире и знаешь, что это вызвало бы революцию у нас – поэтому-то немцы и стараются раздувать эти слухи. Он сказал, что слышал, будто немцы предложили нам условия перемирия. Я предупредила его, что в следующий раз он услышит, будто я желаю заключения мира».

Александра Федоровна оказалась совершенно права: дальнейшие события показали, что именно против нее будет направлено главное острие легенды о сепаратном мире, причем поводом для раздувания этой легенды станут самые разные события: от свиданий ее с иностранцами до переписки с влиятельными лицами. Показательна история с приездом из Австрии и Германии в Россию в декабре 1915 года фрейлины М.А. Васильчиковой, которая якобы сделала это с санкции императрицы, действовавшей в «полном контакте» со своим братом великим герцогом Гессенским для прощупывания почвы по поводу заключения мира с Германией. На самом деле Васильчикова за ее возмутительную миссию вообще не была принята в Царском Селе, ее лишили звания фрейлины и выслали в Черниговскую губернию в имение сестры. Между тем этот приезд долго еще был главным поводом для слухов о предательстве императрицы.

Историк неоднократно, на основе многочисленных документов доказывает, что в тот период Романовы «с искренним негодованием отрицали самую мысль о возможности сепаратного мира». Например, в письме к жене от 9 сентября 1915 года из Ставки царь писал следующее: «Здесь я могу судить правильно об истинном настроении разных классов народа: все должно быть сделано, чтобы довести войну до победного конца, и никаких сомнений на этот счет не высказывается». Причем цели войны, в том числе задача «водрузить крест православия на куполе Святой Софии в Константинополе» прямо, вытекали из тех имперских задач укрепления России, которые были сформулированы царем еще накануне Русско-японской войны 1904—1905 годов. Как записал тогда в дневнике военный министр А.Н. Куропаткин свою беседу с С.Ю. Витте, «у нашего Государя грандиозные в голове планы: взять для России Манчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы… Мы министры… задерживаем Государя в осуществлении его мечтаний и все разочаровываем, он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает вопросы славы и пользы России…»

При таких устремлениях Николая II совершенно очевидно, что никакой мир с ненавистным врагом Отечества был для него просто невозможен. Тем более что такие же «агрессивные устремления» поддерживали в тот период даже либеральные политики, утверждавшие, что «русский народ не примет мир, который не даст Константинополя России». Несмотря на скрытое противодействие этим устремлениям союзников по Антанте, Николай II был тверд в своей вере в победу. Ему вторила Александра Федоровна, писавшая в письме мужу: «О, что за великий день, когда будет отслужена опять обедня в Св. Софии… Только ты дай приказание, чтобы не разрушалось и не портилось ничего, принадлежащего магометанам. Мы должны уважать их религию, так как мы христиане, слава Богу, а не варвары». (Прочитали бы эти слова американские политики, проводящие сегодня в Ираке совсем другую политику!)

Историк опровергает в книге ключевое утверждение о том, будто отстранение с поста Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и взятие на себя этого бремени самим царем явилось якобы первым этапом в подготовке сепаратного мира. Он доказывает, что этот шаг был вызван необходимостью предотвратить неразбериху и «административный хаос» в стране, который вызывался явным «деспотизмом» Ставки под руководством Николая Николаевича. Двоевластию Ставки и Совета Министров был положен конец в августе 1915 года, что не могло не сказаться в итоге положительно на ситуации в стране. Историк приводит немало свидетельств того, как сумасбродные действия «ретивых генералов», вплоть до «взятия заложников из раввинов и богатых евреев» с целью повесить их в случае поддержки немецкого наступления еврейским населением или желания генералов сдать Киев, «расшатывали лодку» России.

Историк показывает, что главным в решении царя «принять на себя моральную ответственность за ход войны» было действительно «выполнение долга»: «Пусть я погибну, но спасу Россию», – так сказал император М.В. Родзянко, когда тот запугивал его мрачными перспективами для России, и «другого выхода в тогдашней обстановке у царя не было», – констатировал историк.

Значительную часть своей книги С.П. Мельгунов посвятил тому, чтобы разбить примитивную и грубую тезу об изначальной как бы «измене тайной германофилки» Александры Федоровны. Эта женщина, оставшаяся, по словам историка, «в душе немкой», с полным правом писала мужу: «…Ты знаешь, мой друг, мою любовь к твоей стране, которая стала моей». Более того, по словам великой княгини Марии Павловны, Александра Федоровна – «страстная антинемка. Она отрицает за немцами всякое чувство чести, совести и гуманности». Ей вторил великий князь Андрей, записавший 11 сентября 1915 года: «Можно безусловно утверждать, что она решительно ничего не сделала, чтобы дать повод заподозрить ее в симпатии к немцам, но все стараются именно утверждать, что она им симпатизирует…»

Сама царица в своем восторженном отношении к России однажды даже назвала «скотами» тех, кто упорно называл ее «немкой». Ее переписка с мужем просто пестрит местами, доказывающими особое понимание Александрой Федоровной своей миссии, как «матери России»: «Да я более русская, нежели многие иные», – гордо заявила она в сентябре 1916 года.

Касается историк в своей книге и такого щепетильного вопроса, как влияние на царицу Г.Е. Распутина. Мельгунов не скрывает, что преклонение Александры Федоровны перед «Божьим человеком», «Нашим Другом» действительно было, и мнения этого «посланника Бога» не могли не оказывать на нее сильное воздействие. Но историк решительно отвергает домыслы, что именно через «германофила» Распутина шло влияние германской агентуры на царскую семью и что тот якобы постоянно давал царице «стратегические советы», которые потом облекались в военные решения Верховного главнокомандующего. Как правило, эти советы носили «малопонятные, символические формы» и не выходили за пределы общих сентенций. Даже летом 1916 года, в период Брусиловского наступления, когда царица трижды ездила к мужу в Ставку, ее желание не форсировать дальше наступление было вызвано отнюдь не стремлением подыграть немцам, а лишь желанием «избежать больших потерь»: «…Можно бешено наступать и в 2 месяца закончить войну, но тогда придется пожертвовать тысячами жизней, а при большей терпеливости будет та же победа, зато прольется значительно меньше крови», – писала она мужу. Историк прав, что в рекомендациях Распутина и царицы «гораздо больше претворялись советы и директивы, которые являлись откликами борьбы разных течений в военных кругах Петербурга» и союзнических миссий, а не злокозненные действия «германофилов».

Весьма существенно, что «высказывая в письмах мужу свои предложения и соображения, Александра Федоровна часто натыкалась на твердость царя, имевшего свою точку зрения и не желавшего идти на поводу советов Распутина. Показательна фраза из письма Николая II супруге по поводу отставки министра внутренних дел А.Д. Протопопова: «Только прошу тебя, не вмешивай нашего Друга. Ответственность несу я, и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе». Историк далее неоднократно опровергает утверждение, что «фактически Россией управляла» Александра Федоровна.

Как свидетельствует историк, ссылаясь на донесение Департамента полиции в феврале 1916 года, именно в это время в общественном сознании «прочно укоренилась вздорная мысль, что Правительство ищет путей к заключению сепаратного мира с Германией, и что вдохновительницей этого дела является “немка” на престоле». Истоки этой легенды, рожденной «психологией современников», историк еще раз находит в чрезвычайной активности германских властей, разыгрывавших карту «сепаратного мира» в своих интересах. И здесь он вскользь касается одной тайны, которая нашла освещение в его труде «“Золотой немецкий ключ” к большевистской революции», изданной впервые в Париже в 1940 году и переизданной недавно в России в составе его книги «Как большевики захватили власть» (М., Айрис-пресс, 2005). Речь идет о сотрудничестве германских властей с большевиками и финансировании их революционной деятельности, направленной на захват власти и последующий вывод России из состояния войны с Германией.

Получается весьма оригинальная картина: сотрудничая с большевиками и планируя подспудно в случае их победы грядущий сепаратный мир с новой властью, одновременно германские политические круги раздували в самой России миф о готовящемся якобы царским правительством сепаратном мире. «Вор сам кричал “держите вора” и отвлекал тем самым внимание пострадавших!» А пострадала в итоге от этих маккиавелевских приемов многомиллионная страна. Последовавший в феврале революционный взрыв в идейно-психологическом смысле во многом опирался на легенду о предательстве царской власти и привел в конце концов к ослаблению страны, ее боеспособности и бессилию Временного правительства, у которого бразды правления перехватили большевики. Заключив «похабный» Брестский мир, они выполнили свое обещание о прекращении «империалистической» войны.

Мельгунов, упомянув о связи «немецкой пропаганды в пользу сепаратного мира» с усилиями «пацифистов» и «революционеров» за границей, назвал эту связь «не написанной еще потайной страницей в истории мировой войны, расшифровать которую полностью за отсутствием материала еще трудно». Он надеялся, что эти «закулисные интимности» когда-нибудь вскроются, мы же можем сегодня констатировать, что во многом «завеса таинственности» еще скрывает затронутую историком тему и серьезные исследования ее еще впереди.

Наивно было бы думать, что только усилиями германских властей миф о сепаратном мире укоренился в предреволюционном общественном сознании. Значительную роль в этом сыграли либеральные политики и заговорщики. Фактически все основные тезисы данного мифа системно изложил в своей речи 6 сентября 1916 года в Москве на секретном совещании думских деятелей не кто иной, как лидер кадетов П.Н. Милюков, договорившийся до того, что царизм «явно стремится вызвать общую смуту», разжечь в стране революцию и заключить на этом фоне сепаратный мир. В завуалированной форме он повторил эти же тезисы в своей известной речи в Государственной думе 1 ноября 1916 года. Слово «измена» звучало в ней неоднократно. Показательно отношение к этой речи генерала В.И. Гурко, протестовавшего против обвинения в измене: «Пускать мысль об измене есть увеличение смуты в стране… Масса схватывает общий тон. Впечатление получится: во главе России предатели, и поэтому будем их изгонять».

Любопытно, что либеральные политики того времени сами боялись революции, были заинтересованы в «верхушечном» перевороте, но объективно делали все, чтобы «раскачать лодку». Помогали им в этом многие представители генералитета и даже высшей российской аристократии, замешанные в заговорщических действиях и ошибочно считавшие, что только ограничение царской власти или даже ее свержение позволит «довести победу до конца». На самом деле, когда «лодка» все-таки опрокинулась, они уже вскоре ощутили, что страна несется в «неуправляемом потоке революционной лавы» к бездне. Как утверждал историк, «в грозное время войны они наносили непоправимый удар той самой монархии, от которой ждали добровольной уступки общественному мнению во имя национального объединения, являвшегося в их глазах залогом победы… Гнусное слово “измена”, брошенное без учета отзвука в России и за границей, могло способствовать лишь тому, что ров между верховной властью и общественной оппозицией, действительно, стал непроходим».

Неоднозначную позицию по поводу легенды о сепаратном мире занимали и союзники России по Антанте, которые, несмотря на все свои заверения, отнюдь не хотели усиления России и по-прежнему были не прочь «вести войну до последней капли крови русского солдата». Оправдывая свое «боевое бездействие», они часто сами «муссировали молву» о мифическом сепаратном мире, а сами тем временем за спиной России вели тайные переговоры с Германией (это потом вновь повторится в 1945 году!). Любопытна отсылка Мельгунова к воспоминаниям французского премьер-министра Р. Пуанкаре, который признавался, что он вел с бельгийским королем Леопольдом переговоры на тему о возможности исхода войны, при котором «Россия понесет на себе все последствия войны». (В итоге так и получилось: достаточно сказать, что Германия после поражения в войне выплатила Франции контрибуцию русским золотом, которое в размере 93,5 тонны поступило в Германию в сентябре 1918 года от большевиков согласно секретным протоколам к Брестскому миру.)

Как все повторяется в истории нашего Отечества: союзники в двух мировых войнах пытались переложить на нашу страну основное бремя несения войны, будучи при этом не прочь изменить характер верховной власти в России – СССР, не важно – касается это царизма или коммунистического правительства. И какую одинаковую твердость проявляли в этих войнах верховные главнокомандующие, не шедшие на уступки врагу. Показательны воспоминания посла Великобритании в России Д.У. Бьюкенена, который привел слова Николая II, что он «никогда не заключит мир, покуда хоть один вражеский солдат будет находиться на русской земле… что никто не заставит его пощадить Германию, когда наступит время для мирных переговоров». Тот же Бьюкенен, уговаривая Николая II в октябре 1916 года согласиться с присылкой на русский фронт японских войск с компенсацией этой помощи передачей Японии северной части Сахалина, услышал в ответ, что «об этом не может быть и речи», так как царь «не уступит ни единой пяди русской земли».

Рассматривая в книге детально и последовательно события в России в 1916 – начале 1917 года, Мельгунов останавливается и на министерской чехарде, потрясавшей основы государства, и на надуманных примерах «склонности власти к сепаратному миру», и на убийстве Распутина, и на составлении портретов тех, кто составлял якобы клику «Божьего человека», и на нараставшей слабости власти, и на последних событиях, предшествовавших Февральской революции. Из этой яркой и увлекательной мозаики, напоминающей часто остросюжетный детектив, вырисовывается очень сложная картина предреволюционного состояния страны, когда все кругом бурлило и клокотало. Автор не снимает ответственности за все, что происходило в стране, с Николая II и его правительства, показывая их явные ошибки и недочеты. Но в то же время он осуждает те настроения психоза и предстоящей катастрофы, которые сложились в обществе и создавали иллюзию, что страна действительно находится на краю пропасти. Между тем этот пессимизм совсем не соответствовал реальной обстановке. Не кто иной, как У. Черчилль, писал, что Россия вступала в 1917 год «не только не побежденной, но и сильнейшей, чем когда-либо», о чем свидетельствовало состояние ее армии и экономики. На грани военного разгрома находилась, наоборот, Германия. Но вот парадокс истории – «гром грянул» именно в России. И это еще раз подчеркивает важность общественных настроений, психологического настроя людей в период революционных коллизий.

По сути дела, события 1915—1917 годов – это один из самых ярких примеров того, как манипуляция общественным сознанием, широкая и разносторонняя pr-кампания, если говорить современным языком, могут подорвать основы казалось бы нерушимой империи. Не такой ли точно сценарий привел через 70 с лишним лет к гибели еще одной великой империи, правда, уже с другим идеологическим знаком? Насколько же осторожны должны быть россияне и в будущие годы, грозящие России новыми потрясениями, ведь врагов и недругов у нее не стало меньше, а новые легенды и мифы уже витают на просторах родного Отечества…

Надеемся, что фундаментальный труд Мельгунова, впервые представляемый вниманию российских читателей, позволит по-новому взглянуть на ключевую для истории России эпоху Первой мировой войны и крушения монархии. Согласимся с выводом историка, что «с легендой о сепаратном мире, порожденной общественной возбужденностью военного времени… навсегда должно быть покончено. Оклеветанная тень погибшей Императрицы требует исторической правды. Александра Федоровна хотела быть добрым ангелом-хранителем монархии и сделалась ее злым гением. Это факт, который отрицать нельзя, но в тяжелую годину испытаний и она, и сам Царь Николай II с непреклонной волей шли по пути достижения достойного для страны окончания войны».

Такое же достойное поведение Николай II и Александра Федоровна проявили и в последующие драматические месяцы, завершившиеся трагической развязкой и описанные во второй и третьей книгах трилогии С.П. Мельгунова «Революция и царь». Историк, написав этот главный труд в своей жизни, отдал дань последним венценосцам России, искупившим своим мученическим подвигом многие грехи представителей династии Романовых, более трех веков правивших великим государством.

С.Н. Дмитриев, кандидат исторических наук,

февраль 2006 г.