© Влада Медведникова, 2022
© Cover art by Ashley Mackenzie, 2022
© Издание, оформление. Popcorn Books, 2023
Часть первая
1
«Твое место здесь, не уходи из Рощи».
Эти слова звучали так часто, что я забыл, от кого услышал их впервые. Наверное, каждый из живущих в Роще просил меня остаться, но я все равно ушел.
Чувствовал: если задержусь еще на год, как просил учитель, то стану таким же, как все здесь. Буду учиться и учить, бродить в тени деревьев, петь на берегу ручья, следить, как восходит и заходит солнце. Мир за стенами Рощи перестанет манить меня, я забуду о том, к чему стремился.
Поэтому я не стал слушать советов и ушел.
Знал, что поступил правильно, – ведь теперь, приходя в Рощу, я словно погружался в сон, глубокий и спокойный, наполненный шелестом листвы, голосами птиц и движением волшебства. Роща была прекрасным видением, так непохожим на реальность. А я хотел жить наяву.
Я вырос среди деревьев, привык вслушиваться в шаги, узнавать людей по голосам. Солнечные блики и глубокие тени рассекали тропы, ветви заслоняли простор. А в воздухе всегда текла сила, отзвук чужих песен, – она колола пальцы и холодила дыхание.
За стенами Рощи мир был другим.
Деревья там не скрывали горизонт, не заслоняли небо и не сдерживали ветер. Насколько хватало глаз простирались поля, лоскутным одеялом уходили вдаль, теряли цвет, становились безжизненной равниной и разбивались о черную гряду гор. Или превращались в песчаные склоны, поросшие редкой сухой травой, – холмы спускались к морю, тонули в прибое. Я никогда не видел море спокойным, волны пенились и шипели у моих ног, ветер был полон соли, не давал дышать. Я часто летал на побережье – я родился где-то там, в одной из рыбачьих деревень.
Но, где бы я ни родился, я был рад, что попал в Атанг. Главный город страны белой скалой вспарывал равнину, дома разбегались от дворца – плоские крыши, лестницы, широкие улицы, – а среди камней и городского шума зеленела Роща волшебников. Остров спокойствия и тишины.
Учитель считал: мое место там, но я знаю, что он ошибся.
Я забежал попрощаться с ним и теперь шел обратно, к воротам в город. Нима провожала меня, в опавшей хвое таяли ее шаги. То и дело поворачивалась ко мне, ловила взгляд, и солнце отражалось в ее карих глазах, искрами вспыхивало на волосах.
– Учитель не расстроился, что ты улетаешь? – спросила она.
Мы с Нимой были единственными учениками Зертилена. Выросли вместе, вместе учились, играли среди сосен, дружили и враждовали с другими детьми в Роще. Потом я ушел, а Нима осталась – как и прежде, собирала травы, варила целебные настои, пела и слушала учителя. Я не знал своих родных, но Нима была мне как сестра.
Я отмахнулся.
– Спросил, не пошлют ли со мной большой отряд. – Мы засмеялись вместе, и я добавил: – Думаю, он рад, что выбрали меня.
По Зертилену трудно было понять, рад он или нет. Он пожелал мне удачи и тихо спел над моим оружием – но я не знал этой песни.
Я не стал рассказывать об этом Ниме.
Тропинка нырнула под деревянные створки ворот, и мы остановились. Нима сжала мою руку, прежде чем я успел попрощаться.
– Эли, ты ничего не видел? – спросила она.
Это была наша с Нимой тайна. В тринадцать лет я заболел, лежал в лихорадке и бредил. Нима сидела тогда со мной и потом пересказала, что я говорил. Мы знали, что надо быть внимательными к любым вестям, пришедшим из сна или забытья, и стали ждать. Слова, рожденные лихорадкой, сбылись, и с тех пор я несколько раз наблюдал, как предчувствия и неясные видения становятся правдой.
Не знаю, почему мы никому не рассказали о моих пророчествах. Это стало нашей тайной.
Я покачал головой:
– Нет. Все тихо.
Возможно, Нима сама видела что-нибудь. Может быть, ее мучили предчувствия или сны, которыми она боялась поделиться даже со мной. Может, она гадала, как часто делают девушки в Роще, и ей выпало темное предсказание. Или услышала обрывок чужого разговора. Или просто беспокоилась за меня. Я уже жалел, что попрощался и вышел за ворота, ни о чем не разузнав.
Я обернулся к деревянной створке. Она заскрипела под моей рукой, готовая распахнуться. Но я и так пробыл в Роще слишком долго – солнце подходило к зениту. Уже некогда было возвращаться, расспрашивать Ниму.
От Рощи до казарм идти не так долго. Потороплюсь – и успею до удара гонга, до четвертой смены стражи. А если б я мог взлететь, то оказался бы на месте почти мгновенно. Не пришлось бы шагать по каменному лабиринту: крыши, лестницы и мощеные улицы пронеслись бы подо мной со скоростью ветра.
Я могу летать. Я уже поднимался в небо.
Об этом так легко забыть, когда идешь вдоль белых и серых стен, стремясь срезать путь, ныряешь в переулки и ждешь в толпе, пока повозка проедет, освободит дорогу.
Да, я умею летать, моя лодка отправится сегодня в первый дальний полет. Я почти год ждал этого дня, и теперь все решено.
Но я торопился и опаздывал – и досада гасила радость предвкушения. Я хотел попрощаться с городом, как простился с Рощей и со всеми, кто жил там: хотел идти неспешно, смотреть по сторонам, кивать знакомым, запоминать этот день. Но не видел ничего, кроме собственных мыслей, – они клубились, тянули то в Рощу, то в небо, заставляли ускорять шаг. И я сам не заметил, как добрался до казармы.
– Рилэн, ты мне проспорил! – крикнул Джерри, когда я шагнул во двор. – Он пришел до пятой стражи!
Со мной не посылают большой отряд, со мной отправятся только двое. Джерри, которого я знал с того дня, как покинул Рощу, и Рилэн, которого я весь год учил управлять лодкой.
Обычно в это время двор пустует, никого и не увидишь, кроме часовых на крепостной стене. Но сегодня здесь толпились рядовые и офицеры, кто в серой форме, кто в черной. Приветственные оклики неслись со всех сторон, сливались в общий гул. Я махнул рукой, не зная к кому обратиться – кругом было слишком много знакомых. Тех, с кем мы вместе учились, жили в казарме, стояли в карауле. Вчера я простился со всеми на общем построении, и все-таки они пришли проводить меня. Я не знал, что сказать.
Лодка ждала посреди двора, серебристая и легкая, – с каждым шагом я чувствовал, как заключенная в ней песня звучит все громче. Рилэн уже уселся впереди, передвигал рычаги – от его прикосновений неслышный напев взлетал и звенел.
Джерри хлопнул по борту, нетерпеливо мотнул головой. Смуглый, с вечно насмешливой улыбкой и растрепанными темными волосами, он выглядел сейчас так непривычно – в новой черной форме, с новым ружьем за спиной. Джерри повысили в тот день, когда было решено, что он летит со мной.
Я запрыгнул в лодку и устроился на корме, возле рулевого весла. На дне лежали наши вещи: три вещевых мешка со знаками королевской гвардии, ящики с патронами и ружья. Джерри взял слишком много ружей.
Я сбросил перевязь с плеча, положил на дно и свое оружие. Я не стреляю, мне не пригодятся ни патроны, ни порох. Стальной жезл, острый, как пика, с изогнутым крюком вместо рукояти – вот чем я буду сражаться.
Над этим оружием сегодня мой учитель спел незнакомую песню. Я хотел прислушаться, понять, что за силу он вложил в сталь, но сейчас на это не было времени.
– Ты купил сигареты? – спросил я у Джерри.
– А то! – Джерри усмехнулся и швырнул мне сверток. – Ты у меня в долгу.
Я так и не понял, откуда пришел этот предрассудок, из Рощи или от горожан. Все в Атанге были убеждены, что волшебникам нельзя курить. В этом году мне исполнилось двадцать лет, но мне никто не продавал сигареты. Не знаю, что бы я делал, если б не Джерри.
– Залезай уже давай, – сказал я. – А то мы прилетим на место только ночью.
– Ну да, конечно, – согласился Джерри. – Это же меня все тут ждали.
Он сел у левого борта, среди ящиков и оружия. Лодка тихо качнулась на опорах.
– Взлетай, – сказал я ей и Рилэну.
Моей лодке не нужна была поддержка извне, но я не смог удержаться. Закрыл глаза и запел еле слышно. Рулевое весло скрипнуло в уключине, прощальные выкрики взрезали воздух, и ветер развеял их, унес вниз.
Я открыл глаза. Двор разворачивался под нами и становился все меньше, терялся среди серых крепостных стен. Королевский дворец, разноцветная площадь перед ним – все стало таким крошечным. Я вскинул голову. Небо пело вместе со мной, неслось навстречу, а грохот сердца отзывался в лодке – словно ее наполняла сила, раскаленная от восторга.
Когда моя песня смолкла, город был уже далеко и внизу зелеными и желтыми лоскутами мелькали поля. Мы летели на запад, к границе. К Форту, охранявшему поселения возле гор.
Джерри смотрел вперед, туда, где земля смыкалась с небом.
– Как думаешь, что у них случилось? – спросил он. – Обычные бандиты нападают или все-таки враги?
– Может быть, там давно не осталось никого, кроме врагов. – Я повернул весло, поймал воздушный поток. – И это ловушка.
– Может быть, – кивнул Джерри и вытащил сигареты. – Будем осторожны.
Мы с детства знали, что враги могут быть где угодно.
2
– Почему вы молчите? Хочу вас выслушать.
Я знала – нужно ответить, но слова казались пустыми и тусклыми.
Уже много лет почти каждый день мы приходим в эту комнату, и каждый раз она другая, незнакомая, но узнаваемая. Переступая порог, я всегда задерживаю дыхание – и все равно кажется, что пол уходит из-под ног. Я не могу предугадать, что увижу: сияющие стены, бесконечные отражения, пропасть, наполненную всполохами огня, или темноту, лежащую как озеро у ног Мельтиара.
Место менялось, но сам Мельтиар оставался прежним, и прежней была его сила – я ни с чем ее не перепутаю, нигде, никогда.
Сегодня мы вошли в пустую комнату. Черные панели убегали к потолку, белый свет отражался в них, бликами ложился на пол. Где-то рядом шумели лопасти, снова и снова рассекали воздух, и искусственный ветер несся на нас, заставлял дышать глубже. Мы ждали Мельтиара – теперь он появился, а мы все еще не проронили ни слова.
Он прошел мимо нас, как мимо строя простых воинов, остановился у стены. Ветер трепал его длинные темные волосы, бросал на лицо, и невозможно было поймать взгляд. Но я знала, что Мельтиар недоволен. Мы все знали.
Я взглянула на остальных. Мы стояли перед ним, четыре звезды Мельтиара, его предвестники, и молчали.
Амира смотрела в пол, ее ресницы часто вздрагивали, словно она боялась расплакаться или заговорить. Рэгиль заслонял ее от Мельтиара, будто ждал удара и хотел закрыть собой. Лаэнар сжимал кулаки: я знала, он хочет немедленно вернуться в бой, как и я.
Лаэнар взглянул на меня, вздохнул и сказал:
– Мы сделали все, что смогли.
– О. – Мельтиар засмеялся и прислонился к стене. Отражение качнулось на темной поверхности. – Мои предвестники смогли так много… Второй раз вернулись, не выполнив задания.
– Но там был этот человек! – воскликнула Амира. Ее голос дрожал, как натянутая струна.
Мне хотелось успокоить ее хотя бы взглядом, но я смотрела на Мельтиара, я не могла обернуться.
– Амира. – Мельтиар говорил тихо. Как предугадать, что он сделает в следующий миг? Может быть, если бы он назвал мое имя, я поняла бы – но сейчас могла только смотреть. – Ты так испугалась одного человека?
Мельтиар был почти неподвижен – смотрел мимо нас, вверх, туда где вращались невидимые лопасти. Черная одежда сливалась со стеной, и лишь волосы текли темным потоком – ветер не замирал ни на мгновенье.
Амира попыталась ответить, но вышел лишь неразборчивый всхлип. Я не сдержалась, шагнула вперед.
– Это был не просто человек, – сказала я. – Он мог летать, нам не удалось напасть сверху. – Мельтиар обернулся, поймал мою руку. Его ладонь была горячей, в ней текла та же сила, что всегда наполняла эту комнату. Я запнулась на миг, но договорила: – Я думаю, это был всадник.
– Арца.
Мельтиар сжимал мою руку все крепче, все больнее, и мое имя звенело в этой боли. Я смотрела в его глаза, в темноту, и теперь точно знала: что бы он ни сказал сейчас и что бы ни сделал, он не сердится по-настоящему. Если мы виноваты, мы сможем все исправить. Так и будет.
– Арца, – повторил Мельтиар и наклонился ко мне. – Вас было четверо, а он один, и вы ничего не смогли сделать? Сколько будет всадников, когда начнется война? Сколько будет врагов на каждого из вас? Что вы будете делать тогда?
Мельтиар выпустил мою ладонь и обвел нас взглядом.
– Мы все исправим! – сказал Лаэнар. Его голос звенел, а слова повторяли мои мысли. – Мы вылетим прямо сейчас! Мы сделаем все что угодно, мы готовы умереть!
– Умирать не надо, – возразил Мельтиар. – У вас другое задание.
Мы хорошо знали задание и тренировались так долго – но вот уже второй раз возвращались ни с чем. Мы должны были держать захватчиков в страхе, мы стали ночными демонами, появляющимися из ниоткуда, несущими разрушения и кровь. Но вторую ночь подряд селения чужаков спали спокойно.
Мы отступили дважды – из-за одного-единственного человека.
Я зажмурилась на миг, попыталась справиться с чувствами. В груди что-то царапалось, горело, стыд и чувство вины отравляли душу. Мне сейчас хотелось лишь просить о прощении, но я знала: Мельтиару это не понравится.
– И лететь прямо сейчас тоже не надо, – продолжил он. – Идите спать и вылетайте по расписанию.
– Я могла бы улучшить машину, – тихо проговорила Амира. – Пока все будут спать. Я не успею сделать много, но хотя бы кое-что, и тогда…
– Запрещаю, – сказал Мельтиар и провел пальцем по ее щеке, будто стирал слезу. Должно быть, Амира и правда плакала. – Иди спать.
Она кивнула и пошла к двери. Мне хотелось задержаться, подождать – может быть, он назовет мое имя? Но Мельтиар промолчал, не позвал никого, и все четверо мы вышли в коридор.
Снаружи, за стенами и сводами города, солнце уже перешло полдень. Все говорило об этом: и лампы, сияющие на полную мощность, и привкус дневного воздуха в искусственном ветре. В коридоре было людно: кто-то приветствовал нас на ходу, другие молча расступались, давали дорогу.
Я запрокинула голову, взглянула на потолок, на светильники и решетки вентиляции. Меня совсем не клонило в сон, я хотела вырваться стрелой из колодца, черной молнией разрезать синеву неба. Я давно не видела дневного света, тренировки и вылеты начинались с закатом. Как будто мы и правда превратились в ночных демонов.
Скоро все изменится, скоро мы сразимся с врагами открыто. Мельтиар будет с нами, и мир станет нашим.
– Не знаю, – сказал Рэгиль, хмурясь. – Мне кажется, мы должны были объяснить ему, рассказать больше. И дело не в том, сильный или слабый этот всадник… Дело в том, что он нас увидел. Это недопустимо.
Никто не должен видеть, откуда мы прилетаем, никто не должен видеть нашу машину. Мы тайна, мы страх, мы внезапный удар. Рэгиль был прав.
– Но ты промолчал, – ответил Лаэнар, и я услышала вызов в его словах. – Если ты считаешь, что Мельтиар всего этого не знает, почему молчал?
Коридор полнился звуками – шагами, голосами, шелестом механизмов, – но между нами застыла тишина. Я думала, что Рэгиль не ответит, но он объяснил:
– Обычно говоришь ты. Или Арца. Вы нападающие – и в разговоре, и в битве.
Я хотела возразить: да, мы нападающие, а вы с Амирой пилоты, но все мы предвестники Мельтиара, и мы равны. Только Рэгиль не стал ждать ответа. Он обнял Амиру и повел прочь.
– Не беспокойся. – Лаэнар держал меня за руку и говорил уверенно и легко. – Мы рождены, чтобы победить врагов, какими бы они ни были.
Какими бы они ни были.
Иногда мне кажется, что мы знаем о врагах так же мало, как и они о нас.
3
Почти всю дорогу мы молчали. Лодка мчалась, рассекая небо, и ветер уносил дыхание и слова. Изредка я пел, чтобы добавить ей сил, и земля под нами сливалась в неразличимую пелену. Рулевое весло было теплым и слушалось без труда, но я уже чувствовал, как ноют руки, – мы впервые летели так далеко.
Впереди возвышались горы, темной грядой поднимаясь над равниной. Солнце наливалось красным, готово было скрыться за острыми вершинами. Успеем ли мы прилететь до темноты?
Я потянул весло, и лодка развернулась; солнце качнулось за левым бортом.
– Зачем? – обернувшись, крикнул Рилэн. Встречный поток трепал его светлые волосы. – Мы шли правильно, Форт там!
– Нужно быть осторожней! – прокричал я в ответ. – Вдруг это ловушка! Высадимся рядом!
Рилэн кивнул, передвинул рычаги, и ветер перестал так яростно хлестать в лицо. Мы уже не мчались, а плыли.
Я перевесился через борт. Земля под нами была серой, с тускло-зелеными и желтыми пятнами – должно быть, выгоревшей на солнце травой. Пустынная, ни на что не годная земля, но по ней змеилась дорога. Даже с высоты я различал движение и клубящуюся пыль: наверняка военный отряд – торговые караваны не скачут так быстро.
Кто бы это ни был, они двигались в сторону гор, туда, где виднелись крохотные домики, такие же серые и невзрачные, как и все вокруг. Селение или пограничный пост – сейчас это было неважно.
– Туда! – сказал я Рилэну. – И скорее!
Мы устремились к земле – самый прекрасный миг! Не парили, а падали, неслись вниз. Небо стало бездной, а лодка – ястребом, ринувшимся на добычу. Я сжимал весло, земля мчалась на нас – и лишь в самое последнее мгновение мы выровнялись и, словно скользя по невидимому склону, приземлились.
Сколько себя помню, я всегда мечтал летать.
От поднявшейся пыли я закашлялся и едва расслышал, как ругается Джерри. Пыль была безвкусной, но жгла глаза. Казалось, она никогда не осядет. Я на ощупь отыскал оружие, застегнул перевязь и выбрался из лодки.
– И как здесь люди живут?.. – пробормотал Джерри.
Мы приземлились возле дороги. Немощеной – сейчас она дымилась от пыли, а как пойдут дожди, превратится в грязь. Но это была настоящая широкая дорога, и заканчивалась она возле двух высоких столбов – только ни ворот, ни ограды не было. Отряд, который мы видели с высоты, уже въехал за эту невидимую черту, оттуда доносились голоса и конское ржание. Пыль оседала, и я начал различать краски и силуэты: кто-то верхом, кто-то спешился, ружья в руках и за спиной, цветные нашивки на одежде. Человек десять или пятнадцать, трудно сказать точнее.
– Пограничный отряд, – проронил Рилэн.
По их торопливым движениям, по неразличимым выкрикам было ясно: они готовы сразиться с нами. Я не мог их винить – лодки плавают по морю, а не летают по небу.
– Уберите оружие, – сказал я.
– Ты же говорил, может быть ловушка, – возразил Джерри, но, даже не оборачиваясь, я знал, что он послушался.
Я взмахнул рукой, отдавая салют. В ответ мне что-то прокричали, но я не понял – приветствие или угрозу. Я вытащил из кармана конверт и поднял над головой. Издалека вряд ли были видны королевские печати, но все же люди разошлись, освободили путь между двух столбов, словно это и правда были ворота.
Настоящих солдат здесь оказалось мало, лишь четверо в желтоватой приграничной форме. Остальные – обычные ополченцы, вряд ли выбиравшиеся дальше родных мест. Но я знал, с ними должен быть хотя бы один офицер, командир отряда.
– А я давно говорю, что в гвардию пора брать женщин, – засмеялся Джерри.
Мы подошли ближе, и я понял, о чем он. Позади расступившихся ополченцев стояла девушка – высокая, с черными косами и красной офицерской лентой, завязанной на шее, как платок.
Я чувствовал взгляды со всех сторон, настороженные, колючие. Мы словно внезапно стали чужаками и шли сквозь вражеский строй. Одно неосторожное движение или слово – и зазвучат выстрелы. И я не знал, кто выстрелит первым.
Но земля была безжизненной и тусклой, воздух наполняли только пыль, перестук копыт и голоса людей. Я не чувствовал следов магии, ни одной сияющей струны, ни одной песни – только серебристый отзвук лодки, оставшейся у нас за спиной.
Говорят, магию врагов невозможно почувствовать, но я никогда не верил в это. Любое волшебство сияет и звенит, если к нему прикоснуться.
Здесь не было магии.
Подойдя, я еще раз отсалютовал и протянул черноволосой девушке конверт.
Она взглянула на печати, потом по очереди на каждого из нас. Долгий, изучающий взгляд. Все мы были старше ее по званию, и все же она смотрела на нас как на новобранцев, впервые взявших в руки оружие. Я часто ловил такие взгляды; мне всегда было трудно сдерживаться и молчать в ответ, но сейчас пришлось.
Это граница, сказал я себе. Мы не в Атанге. Здесь другие опасности и другие порядки.
Я трижды мысленно повторил это, пока девушка вскрывала конверт и разворачивала письмо. Бумага хрустела, запах свежих чернил еще не выветрился, чувствовался даже в здешней пыли.
Мы не в Атанге. Я повторил это еще несколько раз, пока она читала.
Атанг или граница – мы в одной стране, и у нас одни законы. Я не знал, сколько еще смогу молчать.
Наконец она вернула мне бумаги и коротко отсалютовала.
– Аник, – сказала она. – Командир пограничного отряда, четвертый пост.
– Отличные укрепления, – радостно сообщил Джерри.
Аник не взглянула на него.
Укреплений здесь не было. Четвертый пограничный пост с земли выглядел еще невзрачней, чем с воздуха: низкие бараки, пыль, запустение, отряд из ополченцев и женщина-командир.
По уставу она должна была дождаться моего ответа. Но, видимо, за пределами Атанга про устав мало кто слышал.
– Мы просили прислать подкрепление.
Я уже видел, как снова отдаю ей конверт, слышал, как говорю: «Перечитай. Если сложно, я прочту вслух, здесь все написано». Эти слова были так близко, почти на выдохе – наверное, Аник ощутила их.
– Я так понимаю, прислали только вас? – сказала она. Ее уверенность и строгость поблекли, превратились в усталость. – Больше нам никого не ждать?
– Да, – кивнул я. – Но вам прислали больше, чем вы просили.
«Вы втроем стоите двух отрядов» – так нам сказали перед отлетом. Я не собирался это объяснять.
Аник вновь оглядела нас и проговорила:
– Я должна доложить вам обстановку. Пойдемте.
Пока мы шли, напряжение вокруг исчезало: ополченцы вернулись к своим делам, расседлывали лошадей, разговаривали. Враждебность таяла с каждым шагом, и так же таяла, затихала позади серебристая песня – мое волшебство уходило в глубь земли, лодка засыпала.
Джерри щелкнул зажигалкой на ходу, протянул мне, но я отмахнулся. Куда бы я ни прилетал, это суеверие было повсюду – а я меньше всего хотел сейчас услышать, что волшебники не должны курить.
Горы уже поглотили солнце, и сумрак сгущался. Сигарета Джерри вспыхивала, как искра костра, и горьковатый дым доносился сквозь запах пустошей. Я уже готов был наплевать на чужие суеверия и закурить, но тут мы пришли.
Аник распахнула дверь и сняла газовый фонарь со стены. Пламя зашипело, разгораясь, метнулось за стеклом, и комната наполнилась тенями и светом.
– Знакомо выглядит, – сказал Джерри и затянулся.
Двухъярусные кровати вдоль стен, пол, посыпанный стружкой, – обычная казарма, но почти заброшенная, нежилая.
– Поговорим там. – Аник кивнула на дверь в дальнем конце комнаты и, не дожидаясь ответа, прошла вперед.
Я был уверен: там маленькая тесная комнатка, превращенная в штаб. Стол, заваленный картами, кресло и шкаф, набитый никому не нужными бумагами, – и конверт с королевскими печатями отправится туда же.
Но за дверью оказалась веранда – широкая и, наверное, светлая днем. Отблески огня отразились в высоких окнах. На полках громоздились горшки и банки, на столе стояли позабытые кружки. Аник кивком указала на скамьи. Мы сели, а она наполнила четыре стакана темным напитком. Я сразу узнал этот терпкий, но легкий вкус – можжевеловое вино, такое же как в Атанге.
На самом деле не так сильно здесь все и отличалось.
Аник смотрела на меня выжидательно, и я сказал:
– Я Эли, королевский волшебник. Это Джерри, стрелок нашего отряда. – Джерри приветственно махнул рукой и наконец-то затушил окурок в одной из пустых чашек. – А это Рилэн, он управляет нашей лодкой. – Аник все еще молчала, но смотрела внимательно, и я пояснил: – Мы можем перемещаться по воздуху, очень быстро. И у меня есть разные… разное волшебное оружие.
«У меня есть разные песни» – вот что я хотел сказать.
Аник покачала головой.
– Вы должны понимать… – Она говорила медленно, я почти видел, как она примеряет, отбрасывает и выбирает слова. – Никто не думал, что пришлют кого-то… связанного с магией. В столице, наверное, проще, но тут… народ до сих пор считает, что людям магия чужда.
«Магией занимаются враги, люди этим не занимаются!» – я слышал это много раз. В Атанге не меньше, чем в других местах. И чем младше я был, чем слабее, тем чаще слышал. Нима слышит это до сих пор. Может быть, из-за этого она и не стремится покинуть Рощу.
– Как вовремя об этом зашел разговор, – сказал Джерри и залпом допил вино. – Можно еще вспомнить, что врагом может оказаться каждый, любой из нас.
Каждый, любой. Мы все знали это с детства: темный народ смешался с нами, многие сотни лет живет среди нас неузнанным, и в каждом доме, в каждой семье может таиться враг. Детей могут подменить в колыбели, и даже в королевском роду могут быть враги. Они сокрыты, живут как мы и ничем не выдают себя, и, только когда вспыхнет война, мы узнаем кто есть кто.
Услышав правду впервые, я испугался. Но это было давно. Страх мешает жить; я избавился от него, как, наверное, и любой из нас.
– Зачем сейчас об этом? – спросила Аник. Она смотрела на Джерри, и голос ее был таким же жестким, как и взгляд. – Пока вы в столице рассуждаете о том, что может случиться, враги уже нападают на нас открыто!
– Расскажи, – попросил я.
Аник вздохнула, на миг закрыла глаза и заговорила вновь:
– Нападения на приграничные деревни. Каждую ночь. Цель выбирают без явного плана. Это может быть деревня, на которую нападали вчера, или та, на которую не нападали никогда. Никаких грабежей и никаких требований. Незнакомое оружие, сильные взрывы и тяжелые ранения – почти никто из раненых не выжил. Нападавших не видели, только тени и огни в небе. Они прилетают всегда по ночам. Мы разбились на отряды и патрулируем, но нас слишком мало. – Она вновь замолкла на мгновение, потом качнула головой и договорила: – Последние две ночи нападений не было. Видели белые вспышки в небе, но никто не напал.
Мысли, запыленные долгой дорогой, снова стали ясными, рвались на волю, а в груди звенел и разгорался азарт. Сколько себя помню, я мечтал летать. А с тех пор как покинул Рощу, я мечтал сразиться с врагами открыто.
– Мы тоже можем летать, – усмехнулся я.
– Уже стемнело, – сказал Рилэн. – Вылетаем?
Я кивнул и поднялся из-за стола.
Даже отсюда я чувствовал, как лодка просыпается и рвется в небо.