Скифы. Великая Скифия

Великий народ заслуживает великой истории

Н. М. Карамзин
История государства Российского
Глава 2. О славянах и других народах, составивших государство Российское
(отрывок)

…Нестор пишет, что Славяне издревле обитали в странах Дунайских и, вытесненные из Мизии Болгарами, а из Паннонии Волохами (доныне живущими в Венгрии), перешли в Россию, в Польшу и другие земли. Сие известие о первобытном жилище наших предков взято, кажется, из Византийских Летописцев, которые в VI веке узнали их на берегах Дуная; однако ж Нестор в другом месте говорит, что Св. Апостол Андрей – проповедуя в Скифии имя Спасителя, поставив крест на горах Киевских, еще не населенных, и предсказав будущую славу нашей древней столицы – доходил до Ильменя и нашел там Славян: следственно, они, по собственному Несторову сказанию, жили в России уже в первом столетии и гораздо прежде, нежели Болгары, утвердились в Мизии. Но вероятно, что Славяне, угнетенные ими, отчасти действительно возвратились из Мизии к своим северным единоземцам; вероятно и то, что Волохи, потомки древних Гетов и Римских всельников Траянова времени в Дакии, уступив сию землю Готфам, Гуннам и другим народам, искали убежища в горах и, видя наконец слабость Аваров, овладели Трансильваниею и частью Венгрии, где Славяне долженствовали им покориться.

Может быть, еще за несколько веков до Рождества Христова под именем венедов известные на восточных берегах моря Балтийского, Славяне в то же время обитали и внутри России; может быть, Андрофаги, Меланхлены, Невры Геродотовы принадлежали к их племенам многочисленным. Самые древние жители Дакии, Геты, покоренные Траяном, могли быть нашими предками: сие мнение тем вероятнее, что в Русских сказках XII столетия упоминается о счастливых воинах Траяновых в Дакии и что Славяне Российские начинали, кажется, свое летосчисление от времени сего мужественного Императора. Заметим еще какое-то древнее предание народов Славянских, что праотцы их имели дело с Александром Великим, победителем Гетов…

Предисловие

Так уж устроен человек, что он плохо помнит, что с ним произошло вчера. А уж события, происходившие с его предками много лет назад, просто не укладываются в его голове. Между тем и тогда люди жили, любили, создавали семьи, растили детей. Перед ними стояли те же трудности, что и сейчас перед нами.

Из тех времен более или менее достоверно нам известны в Средиземноморье египетская и минойская цивилизации. Ассирийская, греческая, персидская цивилизации только зарождались.

Но легенды говорят, что в те времена была еще одна цивилизация, великая и могучая, – цивилизация скифов. Как свидетельствуют древние греческие хроники, скифы почти 1500 лет правили всем средиземноморским миром.

Надо иметь в виду, что в данном случае речь идет не о тех диких кочевниках, рядом с которыми жили греки спустя тысячелетия, – впрочем, греками все северные народы записывались в скифы и варвары, – речь идет о Великих скифах.

Великих скифов греки выделяли особо. Этот народ греками считался древнее египтян, так как они достигали господства в Европе и Азии еще до потопа, который произошел, по их мнению, в 3553 г. до н. э.

В то время, когда греков как народа не существовало и предки греков жили в примитивных хижинах, занимаясь разведением коз, Великие скифы уже создали высокую культуру, построили города и дворцы. Основали философию. Так, Геродот упоминал скифских философов: Замолксиса, Токсариса, Анахарсиса, Абариса. Есть предположение, что письменность Великих скифов легла в основу греческого алфавита.

Какой народ назывался именем Великих скифов, куда ушел этот народ, долгое время было неизвестно. Только сейчас мы лишь начинаем догадываться, что под именем Великих скифов скрывались наши предки – праславяне.

История – словно ладья в тумане: чем дальше уходит от нас, тем менее отчетлив ее силуэт. Поэтому в представлении людей она больше похожа на мираж, чем на реальность. Однако мираж вводит в заблуждение только глаз, на самом деле в любом мираже больше правды, чем нам кажется. Так и история – за мифом прячется правда.

Сегодня мы не знаем, каким именем называли себя наши предки, как называли свои города и свое государство, поэтому в дальнейшем рассказе будем использовать имена, которыми мы пользуемся сейчас, спустя четыре тысячелетия.

Хронограф 1679 года говорит, что во второе лето после потопа Ной разделил землю между сыновьями на три части: Симу достался восток, Хаму – юг, Арию достались западные и северные страны.

Но по прошествии некоторого времени правнуки Ария: Скиф, он же Рус, и Зардан – вернулись на земли в окрестностях Черного моря, где основали новое государство, Скифское царство. Столица царства – город Градо.

К середине третьего тысячелетия праславянские племена возглавил царь Богумир.

В 2412 году до н. э. скифский данник – молодой ассирийский царь Паний – поднял восстание.

Недовольства среди подчиненных народов случались и раньше. Обычно с ними справлялись малыми силами. Поэтому на войну с ассирийцами царь Богумир взял только небольшую дружину, что и привело к печальным результатам – в первой же стычке с ассирийцами его войско было разбито, а сам царь Богумир убит.

После смерти Богумира во главе праславянских племен остались сыновья Богумира – Словен и Рус, а также потомки Зардана – Болгар, Коман, Истер.

Царя по обычаю скифы избирали на большом совете племен. Царем могли избрать любого, тем не менее до сих пор царями избирались сыновья рода Скифа. Таким образом, после смерти Богумира царем должен был стать его старший сын Словен.

Однако, торопясь предотвратить распространение восстания против скифов на другие народы и томимый жаждой мести, Словен не стал ждать сбора большого собрания. Объявив себя, с согласия веча столичного Градо, царем, он собрал новое войско и в 2409 году до н. э. ушел воевать с ассирийцами.

Прошло три года.

Итак, отсюда мы и начнем наш рассказ.

Глава 1

Много миллионов лет назад Африканский континент вонзился в Евразию, словно управляемый плохим кормчим, сбившийся с курса корабль. И так как катастрофа у Великого созидателя космоса любимый инструмент, словно мастерок у каменщика, то в месте столкновения образовался полуостров, изрезанный горами, точно морщинистое лицо умудренного жизнью старика. Горы, остроконечные, словно зубы хищной рыбы, казалось, вырастали прямо из синего моря. Как сладость и соль, сочетались в этой земле раскаленный жарким солнцем безжизненный камень и плодородная земля тенистых долин.

Люди не зря назвали эту землю – Балканы, соединив в названии несовместимое – мед и кровь, потому здесь сошлись рай и ад.

Из горного ущелья в дне пути от моря стремительной струей выбивается небольшая речушка. С одной стороны река подрезает гору, густо заросшую сизым терновником.

Другой берег реки полого переходит в долину. Здесь видна кучка домов и за ними поля.

Так как камня и глины в изобилии, то они основной материал при строительстве домов и хозяйственных надворных построек. Везде камень и глина да крыши, крытые золотистой соломой.

Для защиты от чужих людей и зверя село окружает стена высотой чуть больше человеческого роста. Тоже из дикого камня.

За стеной дворы располагаются кольцом, образовывая посредине площадь.

Каждая семья в селе имеет свой дом и двор, но все люди, живущие в селе, приходятся друг другу родней, более или менее близкой или далекой.

Когда село располагается рядом с дубовой рощей, то ему дают имя – Дубовица или Дубовик. А когда село лежит на берегу реки, то его называют – Водина или Водица. Так и прозывали это село – Водина.

В позапрошлом году была засуха. И в прошлом году была засуха. И зима была теплой и малоснежной – снег лежал разве на северных склонах гор в тенистых местах, а поля всю зиму оставались серыми от прошлогодней травы и сухими.

Поэтому, опасаясь новой засухи водинцы с опаской ждали тепла и надеялись, что весна принесет с собой дожди. Как только солнце стало пригревать, водинцы поспешили похоронить злую Мору и стали с крыш домов своих призывать благодатный дождь:

 
Дощику, дощику,
Милый дощику,
Кропи жутко,
Шоб бухо чутко.
Дожжь, дожжь,
На бабину рожь,
На дедину пшеницу,
На дивкин лен
Поливай ведром.
 

Но боги оказались глухи. Дождь не выпал. Еще весной наступила страшная жара. Водинцы поторопились засеять поля, надеясь, что жито до наступления жары созреет, но к празднику Купалы стало ясно, что урожай сгорел.

С наступлением жары и коровы стали меньше давать молока.

Видя такое дело, водинский староста Вадит, предварительно переговорив с волхвом Рознегом, позвал старейшин на совет.

Обустройством собрания по заведенному обычаю занялся Рознег. Первым делом он велел молодежи – парням и девкам – набрать хороших дров и хвороста и все это принести на сельскую площадь.

На сельской площади стоял каменный истукан – бог Сварог. Сельчане почитали и других богов. Их было много – у каждого ручья, рощи, дерева был свой бог. Мелкие боги были сделаны из дерева и хранились в специально отведенном месте – на поляне в небольшой дубовой рощице.

Особо почиталась прародительница всей жизни – богиня Макошь. Ее истукан из камня стоял на вершине горы – эту богиню нельзя было беспокоить по мелочам.

Когда это указание было выполнено, Рознег сам лично уложил дрова в выложенный черными от сажи камнями очаг перед истуканом Сварога: Сварог – повелитель огня, поэтому, чтобы привлечь его внимание, перед ним следовало разводить огонь.

Укладывал по порядку – сначала положил сухой хворост, способный загореться от одной искры, а сверху уложил дрова пирамидой.

По замыслу Рознега, такой костер должен был быстро разгореться, но гореть долго – это было то, что и требовалось для обстоятельного разговора, каковым и должен был быть предстоящий совет.

Когда солнце повисло над горой и длинные тени дохнули прохладой, женщины принесли от каждого дома по горшку углей.

К этому времени на площадь пришли старики. Они встали вокруг очага, взяв друг друга за руки.

В этом почетном окружении Рознег пересыпал угли в один горшок. Угли были смешаны, и потому нельзя будет сказать, от чьих углей будет зажжен огонь. Впрочем, огонь, тепло и свет, которые он дает, всегда были и будут общими. Затем он высыпал их на хворост, и хворост мгновенно занялся.

Когда огонь загорелся, старики разомкнули кольцо и расселись на бревнах, уложенных на приличном расстоянии вокруг костра и, упершись седыми бородами в посохи из темно-красного вишневого дерева (вишня – знак плодородия), стали смотреть на пляшущие языки огня.

Как известно, на огонь и воду смотреть можно вечно, наверно, потому, что созерцание огня и воды порождает склонность к размышлению о жизни – любимому занятию людей.

За спинами старцев выстроились остальные жители села. Хотя и званы на совет были старейшины, да как усидеть дома, если дело касается всех? Каждый имеет право сказать слово, когда решается его судьба.

Убедившись, что костер разгорелся, Рознег стукнул посохом о землю и поднял его на вытянутой руке. Это был призыв к молчанию.

В центр круга вышел Вадит в сопровождении трех девиц. В руках одной был каравай хлеба. В руках другой – чаша с вином. В руках третьей – луковица.

Они подошли к Рознегу и остановились.

Рознег протянул руку.

Вадит взял у первой девушки каравай и подал волхву.

Рознег с почтением опустил хлеб в огонь.

– Прими нашу пищу! – сказал Рознег и снова протянул руку.

Теперь ему подали чашу с вином. И вино было вылито в огонь со словами:

– Прими наше питье!

Наступила очередь луковицы.

– Прими наше дыхание!

Заканчивая с жертвоприношением, Рознег громко произнес заговор:

– Странник Лег, светлый мой хранитель, данный мне Родом-покровителем в охранение, прошу тя усердно: ты меня днесь просвети и от всякого зла сохрани, ко благому деянию настави и на путь праведный направи, да будут все деяния мои да во славу Сварога и Рода Небеснаго. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Минуту помолчав, Рознег проговорил, что теперь можно говорить и людям.

Вадит повернулся к старикам и проговорил:

– Старики, я собрал совет, чтобы сказать вам: три года длится засуха, с наших полей мы не собираем жито, лишь зря зерно в землю бросаем. По всему видно, что и в этом году нет урожая. Мы молили богов, приносили им жертвы, но нет от них ответа. Все выгорело. Видно, не слышат боги нас и не видят. Скажите, что еще нам делать?

Вопрос был задан. Старики переглянулись, и один проговорил:

– Боги плохо ведут себя, надо их наказать.

– Да. Надо наказать, – поддержали другие.

Вадит взглянул на Рознега. Тот вздохнул.

– Не обидеть бы богов совсем…

– И что? Мы богам приносим жертвы, мы их восхваляем – а за это будем получать зло? – спросил Вадит. – Нет! Боги питаются нашими похвалами. Но все должны зарабатывать свое пропитание в поте лица своего. И нерадивые боги должны знать, что если они не хотят помогать нам, то за это будут наказаны.

Приведя этот убедительный аргумент, он подал знак Рознегу:

– Пусть принесут кумиров на площадь, пусть боги отвечают за свои проступки перед всем народом. Пусть наказание богов за нерадивость видит сам Сварог…

Вадит бросил опасливый взгляд на статую Сварога. Если с мелкими богами можно не церемониться, то со Сварогом шутить нельзя.

– А не примет мер Сварог, то пожалуемся самой богине Макоши! – пригрозил Вадит.

Угроза нешуточная.

Рознег вместе с кучкой парней покинул площадь, но вскоре они вернулись с кумирами на руках.

Кумиров положили лицом вниз перед костром. Вадит громко, чтобы всем было понятно – в том числе и самим богам, – прочитал их проступки. Затем ему подали кнут, и этим кнутом он образцово-показательно выпорол кумиров.

После порки богов строго-настрого предупредили, что если они и дальше будут притворяться глухими и слепыми, то водинцы найдут им замену.

Поротых богов отправили на прежнее место. А водинцы стали решать, что им делать дальше. Собственно, после того как солнце сожгло поля, оставив людей без запаса на зиму, оставалось одно – сохранить скот. Пока скот цел, люди живы.

Этой задаче тоже нашлось простое решение – все согласились, что, как делали и в прошлые годы, деревенское стадо следует перегнать на горное пастбище, где и прохладно, и трава даже в самую жаркую погоду не вянет.

Оставался один вопрос: кого назначить пастухом?

Глава 2

Пастух – должность ответственная. Он должен и пастбище знать, как свои пять пальцев, чтобы скот был напоен и накормлен. И стадо сохранить в целостности: защитить и от дикого зверя, и от лихих людей – и тех и других хватает с избытком. Да и коров доить надо, и сыр квасить.

Таким образом, пастух должен быть и сильным, и смелым, и добросовестным, и дотошным. И обладать еще множеством достоинств. Таких людей мало на свете, и сыскать их нелегко.

Но в селе все же был такой человек. В прошлом году пастухом над стадом ходил молодой человек по имени Данав.

Данав физически очень крепок. Он на голову выше любого соплеменника. В плечах широк. Узкие бедра. Крепкие руки и ноги. Родители и природа даровали ему атлетическое сложение, поэтому, несмотря на громадность тела, выглядит Данав совсем легко.

И на лицо он приятен, хотя черты и довольно грубоваты: прямые пшеничные волосы, остриженные под горшок; нос – картошкой, губы – толстые, словно два вареника; щеки румяные. Подбородок и щеки покрыты курчавыми рыжими волосами. От лица Данава веет добротой. Только голубые глаза глядят грустно.

Данав приходился Вадиту племянником.

Ему девятнадцать лет. Его родители умерли два года назад. Братьев не было. Сестры отданы замуж. Поэтому он жил один в родительском доме.

Впрочем, в доме его было застать трудно, так как он добывал себе пропитание скотоводством. Он держал небольшое стадо – пару десятков коз и овец, – а потому обычно пропадал в поле.

Община выделяла Данаву участок земли, чтобы сеять жито, но он уступал свою долю Вадиту, за что тот отдавал ему часть урожая.

Таким образом, Данав жил вполне счастливо. Но грусть в глазах его поселилась не зря. Серьезный мужчина к восемнадцати годам находит себе суженую, заводит семью. Данав считал себя серьезным человеком и суженую подобрал – дочь соседа, гончара Жизнебуда.

Денепра была красивой девушкой. Приятное овальное лицо, даже скорее круглое; светлые длинные волосы на затылке собраны в пучок. По обычаю, девочки волосы носили распущенные. Замужние женщины строили более сложную прическу – сплетали волосы в косу и собирали их в узел. При выходе из дома голова прикрывалась легким платком. Девушки выбирали среднее, они же не девочки, но и не женщины, поэтому обычно собирали волосы в пучок на затылке либо заплетали в косу, но косу нельзя было собирать в узел.

В довершение портрета: большие синие глаза с длинными ресницами; розовое нежное лицо – на щеках ямочки; правильной формы нос с небольшой курносинкой; сочные губы.

Денепре было всего шестнадцать годов, но для своего возраста она выглядела чересчур крепкой. Тем не менее все части ее тела были пропорциональны, что придавало фигуре гордый и статный вид.

Она была под стать самому Данаву.

Данав любил ее, и она отвечала взаимностью. Да и родители Денепры с одобрением посматривали на влюбленную парочку. И быть бы осенью свадьбе по всем правилам.

Но прошлым летом, по пути на торг, когда Жизнебуд с женой везли в Градо на продажу партию горшков, на них напали дикие греки и убили его и его жену.

Греков тогда нашли и в назидание другим разбойникам повесили на ветвях придорожного дерева. А вот мертвых вернуть назад невозможно. Так и осталась Денепра с сестрой сиротами.

В общине сироты не пропадут. Тем более что Денепра и ее сестра были почти взрослыми женщинами, способными самостоятельно вести домашнее хозяйство: по крайней мере, они могли и пищу приготовить, и корову подоить.

Данав был тогда в отлучке – пас общинное стадо в горах и о произошедшем несчастье не знал. Однако, вернувшись осенью в село, он женился бы на Денепре и жили бы они счастливо, и долго. Так Денепра и рассчитывала.

Но в дело вмешалась тетка Голуба, сестра матери Денепры, которая происходила из племени Комана.

Узнав о гибели своей родственницы, она тут же примчалась в Водину и категорически заявила, что забирает дочерей своей сестры к себе.

Будь Денепра и ее сестра мальчиками, никто бы и не подумал их отдать в чужие руки, пусть даже они и приходились кровной родней, потому что мальчик принадлежит не матери, а отцу, а значит, в первую очередь не родителям, а племени.

Но Денепра и ее сестра были девочками, а с девочками сложнее – дочь принадлежит матери.

Тем не менее Вадит, вспомнив, что Данав упоминал о своем желании жениться на Денепре, вначале отказался отпускать Денепру. Ведь нельзя запросто так раздавать своих женщин кому попало?

Имя Голуба дается милым и мягким женщинам. Существует мнение, что голубь – птица мирная, на самом же деле голубь птица не только сильная, но и настырная. К своим ослабевшим собратьям – безжалостная. Похоже, родители пошутили, когда давали имя своей дочери.

Так что, к несчастью влюбленных, тетка Голуба была из тех продувных бестий, что слово мужчины не ставят ни в грош, а на каждое его слово отвечают сотней своих. Не зря князь Коман держал тетку Голубу в ключницах княжеского двора.

Тетка Голуба легко добила сурового старосту, напомнив старинный обычай. Согласно обычаю, женщины не лезут в дела мужчин, но и мужчины не лезут в дела женщин. И так как ни Денепра, ни ее сестра не вошли в брачный возраст, то их судьба – женское дело. Обычай – крепче закона!

Вадит не нашел что ответить и скрепя сердце вынужден был уступить бойкой тетке. Так тетка и увезла Денепру из Водины.

А дальше все было предсказуемо: вернувшись с летнего пастбища, Данав обнаружил, что его суженую увезли. В пылу негодования Данав не захотел слушать объяснений Вадита, высказал ему множество неприятных слов и крепко-накрепко обиделся на общину. В его обиде была правда – община должна была защищать его права.

В горячке Данав заявил:

– Раз община не сумела защитить мою невесту, то об этом позабочусь я сам!

– И что же ты намерен сделать? – с подозрением спросил Вадит, предчувствуя новые неприятности.

– Я украду ее! – сказал Данав.

Вадит покраснел.

– Мы и так живем с загорцами, как голодные псы между собой, а ты хочешь нас поссорить с остальными соседями? Не вздумай! Я прикажу, чтобы за тобой проследили и не дали совершить эту глупость.

– Ах, так! – возмутился Данав. – Ну, раз община не хочет защищать меня, то я уйду из общины!

Заявление было слишком серьезным – в те времена человек был настолько привязан к общине, что не мог жить вне ее; изгнание из общины считалось одним из самых тяжких наказаний.

– Погоди, – примирительно проговорил Вадит. – Как можно отказаться от своих родных? С кем ты тогда останешься?

– Но разве можно жить с теми, кто тебя предает? – спросил Данав.

– Мы сделали ошибку, – повинился Вадит. – Но погоди. Что-либо придумаем.

– Хорошо, – сказал Данав. – Я останусь. Пока.

После этого разговора Данав всю зиму не ходил на деревенские посиделки. А к весне обида не то, что забылась, но стала как-то легче колоть сердце.

Когда поднялся вопрос о пастухе, Вадит неприметным взглядом тут же нашел Данава – стоит за спинами, не хочет себя выказывать. Но с его ростом ни за какой спиной не спрячешься. Взгляд хмурый. Всем видом показывает: на меня не рассчитывайте.

А старики на вопрос о пастухе в один голос: Данав! Лучше нет пастуха. В прошлом году ни одной головы не потерял.

Это они о коровах и овцах.

Вадит подумал, что, по справедливости, раз Данав обижен обществом, то и не следовало бы трогать его. Но и старики правы: где же взять еще такого хорошего пастуха?

Тихо вздохнув, Вадит позвал Данава.

– Данав, выйди-ка в круг, видишь – общество желает тебя видеть.

Данав еще больше нахмурился. Обида в его душе всколыхнулась, как тина в побеспокоенном болоте. И ему снова захотелось напомнить свою обиду. Но разум подсказал, что с обществом, которое сечет своих богов, следует вести себя осторожнее. В конце концов – он оставался членом общины.

Раздвинув широким плечом сельчан, Данав вышел в круг и поклонился народу.

– Вот я! Чего хотите? – неприветливо проговорил он.

Вадит обратился к старшинам:

– Вот вам Данав, которого вы хотите пастухом. Только захочет ли он сам пасти общее стадо?

Старики насторожились.

– Как это – захочет ли? – послышался строптивый вопрос. Вопрос опасный – чтобы отказаться от чести, предложенной обществом, нужна веская причина. На обиду тут не сошлешься.

– А вдруг он болен? – пришел на помощь Данаву Вадит.

– Не болен я, – гулким голосом неожиданно проговорил Данав. – И если общество доверяет мне стадо, то я готов.

Вадит облегченно выдохнул воздух – вопрос уладился лучшим образом.