Мое открытие Америки

Что я хочу сказать? Америка-то победила! Маяковский рассказывает о США 20-х годов, точнее о САСШ (и ведь уже тогда, говоря «Америка», большинство, как и в наши дни, имело в виду именно «Северо-Американские Соединенные штаты»), а мы – сегодня – слышим рассказ обо всем современном мире, по крайней мере европейской его части.Позднее я узнал, что если американец заостривает только кончики, так он знает это дело лучше всех на свете, но он может никогда ничего не слыхать про игольи ушки. Игольи ушки – не его специальность, и он не обязан их знать.Ни одна страна не городит столько моральной, возвышенной, идеалистической ханжеской чуши, как Соединенные Штаты.Тут, конечно, больше про сами США, но «ханженскую чушь» мы всем миром потребляем, сидя в креслах кинотеатров например.Поэтому американцы закупают художественную Европу – и произведения и артистов, дико украшая сороковые этажи каким-нибудь ренессансом, не интересуясь тем, что эти статуэтки да завитушки хороши для шестиэтажных, а выше незаметны вовсе. Помещать же ниже эти стильные финтифлюшки нельзя, так как они будут мешать рекламам, вывескам и другим полезным вещам.Маяковский, в духе своего времени, ругает империализм и сочувствует пролетариату. Все это слышится как ворчание и брюзжание: поезда не по расписанию, вагон тесен, Мексика притеснена сильнее всякой меры, рабочий ущемлен. И все это было бы скучно, если бы не особый – «маяковский» – взгляд и отменное чувство юмора!Тридцать лет назад В. Г. Короленко, увидев Нью-Йорк, записывал: «Сквозь дымку на берегу виднелись огромные дома в шесть и семь этажей…» Лет пятнадцать назад Максим Горький, побывавши в Нью-Йорке, доводит до сведения: «Сквозь косой дождь на берегу были видны дома в пятнадцать и двадцать этажей». Я бы должен был, чтобы не выходить из рамок, очевидно, принятых писателями приличий, повествовать так: «Сквозь косой дым можно видеть ничего себе дома в сорок и пятьдесят этажей…» А будущий поэт после такого путешествия запишет: «Сквозь прямые дома в неисследованное количество этажей, вставшие на нью-йоркском берегу, не были видны ни дымы, ни косые дожди, ни тем более какие-то дымки».В результате из английского, скажем, языка получается язык, который понимают все нации, кроме англичан. …Мне, не знающему английский язык, все-таки легче понимать скупослового американца, чем сыплющего словами русского. Русский называет: трамвай – стриткарой, угол – корнером, квартал – блоком, квартиранта – бордером, билет – тикетом, а выражается так: «Вы поедете без меняния пересядок». Это значит, что у вас беспересадочный билет.Вот только в конце (возвращение в Гавр) получилось грустно:С парохода кидали ненужные центы (считается «счастье»), а мальчишки, давя друг друга, дорывая изодранные рубахи зубами и пальцами, впивались в медяки.Американцы жирно посмеивались с палубы и щелкали моментальными.Эти нищие встают передо мной символом грядущей Европы, если она не бросит пресмыкаться перед американской и всякой другой деньгой.P.S. Как-то не задумывалась, а ведь и правда:Ведь Пушкина и сейчас (1925) не пустили бы ни в одну «порядочную» гостиницу и гостиную Нью-Йорка. Ведь у Пушкина были курчавые волосы и негритянская синева под ногтями.И кто тут учит нас толерантности?!