Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

Светлой памяти моего дорогого друга – художника Виталия Воловича

Художник Лида Сидоренко

В оформлении переплета использованы картины:

К. Брюллов. Портрет графини Юлии Павловны Самойловой, удаляющейся с бала с приемной дочерью Амацилией Пачини. 1842

(Русский музей, Санкт-Петербург);

Д.Г. Россети. II Ramoscello. 1865 (Художественный музей Фогга, Кембридж); Э. Мане. Олимпия. 1863 (Музей Д'Орсе, Париж)

© Матвеева А.А., 2020

© Русский музей, Санкт-Петербург, 2020

© Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, 2020

© Институт русской литературы РАН (Пушкинский дом), 2020

© ОГБУК «Смоленский государственный музей-заповедник», 2020

© Сальвадор Дали, VEGAP, УПРАВИС, 2020

 
Кем они были в жизни —
величественные Венеры?
Надменные Афродиты —
кем в жизни
были они?..
Раскачиваясь,
размахиваясь,
колокола
звенели.
Над городскими воротами
бессонно горели огни.
Натурщицы приходили
в нетопленые каморки.
Натурщицы приходили —
застенчивы и чисты.
И превращалась одежда
в холодный
ничей комочек.
И в комнате
становилось теплее
от наготы…
Колокола звенели:
«Всё в этом мире
тленно!..»
Требовали:
«Не кощунствуй!..
Одумайся!..
Отрекись!..»
Но целую армию
красок
художник
гнал
в наступленье!
И по холсту,
как по бубну, грозно стучала
кисть.
Удар!
И рыхлый монашек
оглядывается в смятенье.
Удар!
И врывается паника
в святейшее торжество.
Стёкла дрожат в соборе…
Удар!
И это смертельно
для господина бога
и родственников его…
Колокола звенели.
Сухо
мороз
пощёлкивал.
На башне,
вздыбленной в небо,
стражник седой
дрожал…
И хохотал
художник!
И раздавал пощёчины
ханжам,
живущим напротив,
и всем грядущим ханжам!
Среди откровенного холода
краски
цвели на грунте.
Дул
торжественный ветер
в окна,
как в паруса.
На тёмном холсте,
как на дереве,
зрели
тёплые груди.
Мягко светились
бедра.
Посмеивались
глаза.
И раздвигалась комната.
И исчезали
подрамники.
Величественная Афродита
в небрежной позе
плыла!..
А натурщицам
было холодно.
Натурщицы
тихо вздрагивали.
Натурщицы были
живыми.
И очень хотели
тепла.
Они одевались медленно.
Шли к дверям.
И упорно
в тоненькие накидки
не попадали плечом.
И долго
молились
в церкви.
И очень боялись
бога…
А были
уже бессмертными.
И бог здесь был
ни при чём.
 

Роберт Рождественский

От автора

Быть натурщицей – тяжкий труд.

Оплачивается он скудно, к тому же требует умения неподвижно стоять (сидеть, лежать) на одном месте, застыв в неудобной, а нередко и дурацкой позе.

Заняться в процессе позирования нечем. А ведь это так тяжко – остаться наедине с собственными мыслями. Ни почитать, ни музыку послушать… Сидишь в мастерской голышом и ловишь взгляды мастера, который сверяет с тобой, живой и тёплой, свой набросок.

– Руку верни на место. Не поднимай голову, я сказал! Да что с тобой сегодня?

(Что-что. Нога чешется, как будто десять комаров укусили в одно место. А почесать нельзя. В руке кувшин, шея затекла. Всё, не могу больше!)

– Не чеши ты так ногу, умоляю! Ну вот, теперь меня будет отвлекать это красное пятно!

Позировать в одежде – немногим легче. Менять положение нельзя, выражение лица – тоже, вот и думаешь о том, сколько ещё минут так сидеть и почему художник выбрал такую странную позу: голова повёрнута набок, а рука отведена куда-то в сторону.

Ты не человек, не личность, не женщина.

Ты – часть картины, фрагмент замысла, кусочек вечности.

Потом все умрут, их забудут – а ты будешь смотреть из рамы на потомков, загадочно улыбаться и всё так же крепко сжимать в руке этот треклятый кувшин.

Начиная позировать своему мастеру, ты ещё не знаешь, Мастер ли он. Три франка в час, или «мсье, я сделаю это бесплатно, ведь мне так нравятся ваши картины»? Будет ли твой портрет висеть в музее, или его перекрасит тот, кто талантливее?

Натурщица – полноправная участница как провала, так и успеха любой картины. Боттичелли без Симонетты, Рембрандт без Саскии, Модильяни без Жанны – кем были бы в жизни они?

Натурщицы – вечные музы и соавторы, а ещё – главные свидетели того, как рождались шедевры.

Они о многом могли бы рассказать – и о себе, и о художниках, и об искусстве… Если бы их, конечно, спросили.

Несвятая Фрина
Фрина / Пракситель, Апеллес

Первой известной истории натурщицей была знаменитая афинская гетера Фрина, модель Праксителя и Апеллеса, воплощённая в мраморе Афродита. Конечно же, у нас нет точной биографии этой выдающейся женщины, а все противоречивые сведения о ней почерпнуты из трудов античных историков, которые рассказывали не столько о Фрине, сколько о Праксителе (как Плиний Старший) или Ксенократе (как Диоген Лаэртский).

Помнящая о добродетелях

Считается, что родилась будущая натурщица в городе Феспия, в семье врача Эпикла и нарекли её многообещающе: Мнесарета, что означало «Помнящая о добродетелях». В историю Мнесарета вошла под другим именем – Фрина (в переводе – «жаба»). Почему юной гречанке дали такое обидное прозвище? Скорее всего, потому, что цвет её кожи казался ценителям желтоватым, а может, и для того, чтобы не сглазить красоту, не вызвать зависти богов.

Лицо Фрины было столь прекрасным, а тело – таким совершенным, что сравниться с ним не могла даже самая безупречная статуя. Последнее, впрочем, проверить затруднительно, потому что до той поры греческие ваятели изображали женщин исключительно в одежде, а вот мужчин, напротив, обнажёнными. Переворот в традиции совершил Пракситель – и сделал он это, как считается, именно благодаря Фрине.

Великий скульптор античности и его модель повстречались в Афинах, куда Фрина перебралась из родной Феспии. Гадать, почему она это сделала, мы можем сколько угодно, но скорее всего, ларчик открывался просто. Во все времена красивые девушки приезжали искать счастья в столицы, вот и наша Мнесарета не стала исключением. Шансов состояться как личности у античных женщин имелось немного: можно было выйти замуж или стать гетерой. Древние греки относились к женщинам с подчёркнутым презрением, и вся античная культура была прежде всего мужской культурой, где воспевались красота, ум, доблесть мужчины. «Женщина есть существо низшее», – так говорил Аристотель. Тем не менее обходиться без женщин – гетер или жён – не могли даже древние греки.

Гетеры – это отнюдь не античные проститутки, как думают некоторые. Их задача – как у японских гейш – услаждать взгляд мужчины, вести с ним изысканные беседы, развлекать игрой на музыкальных инструментах. Прочее – как пойдёт. Гетерам в Афинах позволялось намного больше, чем замужним женщинам: они броско одевались, пользовались косметикой, на равных беседовали с мужчинами и позволяли себе экстравагантные поступки. Если кавалер по-настоящему нравился гетере, он имел шанс стать её покровителем – поэтому второй подходящий исторический синоним для гетеры это куртизанка.

Среди выдающихся гетер, помимо Фрины, часто называют имена Аспасии и Тайс Афинской. Аспасия была возлюбленной Перикла, женщиной умной настолько, что сам Сократ любил её послушать. Тайс, известная в российских дореволюционных переводах под именем Фаида, находилась в близких отношениях с Александром Македонским. В год смерти Фрины она сожгла Персёполь, отмстив таким образом за пожар в Акрополе во время греко-персидских войн. Этот эпизод вдохновил британского художника Джошуа Рейнольдса на создание весьма эмоционального полотна «Тайс поджигает Персеполь» (1781). Отметились в истории и другие гетеры, блиставшие познаниями в математике, риторике, философии, славившиеся артистическими способностями, сильным характером и, конечно же, очарованием.

Имя Мнесарета, как мы помним, означает «Помнящая о добродетелях». Для гетеры это было слишком нравоучительно и профессии не соответствовало, поэтому Мнесарета навсегда осталась в прошлом. Но перемена имени часто влечёт за собой перемену судьбы – Фрина знала это наверняка, а вскоре об этом узнали Афины. В красавицу гетеру влюблялись художники и скульпторы, цари и полководцы, философы и поэты. Она же всегда очень внимательно относилась к собственным чувствам: если мужчина ей не нравился, выставляла такой счёт за услуги, что многим было просто не по карману его оплатить. Если страсть не отступала, клиенту приходилось выкручиваться – например, царь Лидии, чтобы рассчитаться с Фриной, был вынужден поднять в своём государстве налоги. А вот с философом Ксенократом гетера готова была встречаться бесплатно, да только он не ответил ей взаимностью. Говорят, Фрина даже заключила пари, что сумеет соблазнить Ксенократа, но тот устоял. Разочарованная гетера сказала: «Я говорила, что разбужу чувства в человеке, а не в статуе!» И отказалась оплачивать проигрыш.

«Восстановлено Фриной»

Вскоре у Фрины появились роскошный дом, сад, рабы – всё, что соответствовало статусу богатой афинянки. Она пыталась заниматься благотворительностью – например, предложила фиванцам восстановить стены города, разрушенного Александром Македонским (пусть бы они только сделали там памятную табличку: «Разрушено Александром, восстановлено Фриной»), но жители Фив отказались от щедрого предложения гетеры.

В Афинах считалось, что Фрина стыдлива: красотой не похваляется, косметикой не пользуется, волосы прикрывает, мужчин принимает в темноте и только на празднике Посейдона радует окружающих своей красотой. Вот как описал это действо Афиней в «Пире мудрецов»: «В самом деле, тело Фрины было особенно прекрасно там, где оно было скрыто от взгляда. Потому и нелегко было увидеть её нагой: она носила хитон, облегающий всё тело, и не бывала в общих банях. Но на многолюдном празднестве Посидоний в Элевзине она на глазах у всей Эллады сняла одежду и, распустив волосы, вошла в море». Этот счастливый день вначале вообразил, а затем изобразил художник Генрих Ипполитович Семирадский (русский Альма-Тадема, автор утраченных росписей храма Христа Спасителя).

«Фрина на празднике Посейдона в Элевзине» (1889) стала самой известной картиной Семирадского. Когда он только обдумывал замысел картины в 1886 году, то мечтал создать чувственное, эротическое полотно, не выходя при этом за рамки приличий. «Давно я мечтал о сюжете из жизни греков, дающем возможность вложить как можно больше классической красоты в его представление. В этом сюжете я нашёл громадный материал! Солнце, море, архитектура, женская красота и немой восторг греков при виде красивейшей женщины своего времени – восторг народа-художника, ни в чём не похожий на современный цинизм обожателей кокоток», – в таком настроении Семирадский приступал к работе над картиной, писанной, кстати говоря, в Риме.

Художник специально ездил на пленэр в греческий Элефсин, где в древности проводились знаменитые мистерии – культовые празднества, многодневные ритуалы, считавшиеся главными в античной Греции. Готовое полотно грандиозных размеров (3,90 м × 7,63 м) стало главным украшением персональной выставки Семирадского в Петербургской академии художеств в 1889 году. Полюбоваться Фриной пришло более 30 000 человек! Художник приказал затемнить зал, где экспонировалась картина, и подсветить работу электрическими лампами Яблочкова. Эффект был сногсшибательным! Антон Павлович Чехов после премьеры своей пьесы «Иванов» писал знакомой: «В Петербурге теперь два героя дня: нагая Фрина Семирадского и одетый я». Даже государь император не устоял перед красотой русской Фрины – и купил картину прямо на выставке. Сначала она находилась в русском отделе Эрмитажа, а позднее была перевезена в Государственный Русский музей.

Мы видим здесь Фрину со служанками, которые помогают ей раздеться, точнее, уже помогли, осталось совсем немного… Между прочим, сначала Семирадский изобразил Фрину совершенно обнажённой и даже сфотографировался на её фоне, но потом всё же передумал и вернул гетере платье.

Злые языки говорили, что Фрина раздевается на празднике Посейдона, бросая вызов самой Афродите, но это были, скорее всего, сплетни завистников. Богиня красоты не потерпела бы такого поведения – античные боги наказывали смертных и за меньшие прегрешения. А у Фрины всё складывалось неплохо.

Между прочим, британский живописец Уильям Тёрнер, предтеча импрессионистов, считал, что Фрина всё-таки посещала публичные бани, да ещё и в образе Венеры: именно так называлась его картина. На примере Тёрнера и Семирадского мы видим, что красавица гетера вдохновляла не только своих современников – она стала моделью и для тех, кто жил многими столетиями позже, никогда не видел Фрину и не догадывался, как она выглядела на самом деле. Правда в том, что мы знаем о невероятной красоте Фрины лишь с чужих слов. Не существует ни одного изображения, о котором можно со стопроцентной уверенностью заявить: да, это Фрина! Красоту её сохранили легенды, исторические анекдоты – и та римская копия с греческой статуи, которую сделал Пракситель.

Он был одним из лучших древнегреческих скульпторов, жил в Афинах, работал как с бронзой, так и с мрамором. В разных исторических документах упоминается около шестидесяти работ Праксителя, среди них и «Гермес с Дионисом», и «Аполлон, убивающий ящерицу», и, главное, «Афродита Книдская», для которой скульптору позировала Фрина. Плиний Старший сообщает следующее: «Пракситель приобрёл известность благодаря своим работам в мраморе и особенно “Венере Книдской”, отмеченной сумасшедшей любовью какого-то юноши и оценкой царя Никомеда, который пытался обменять её на огромный долг книдцев». Жаль, что мы не можем наверняка сказать ни об одной выставленной в современных музеях статуе, что она создана Праксителем или хотя бы скопирована римлянами с принадлежавшего ему оригинала. Зато нет никаких сомнений в том, что Пракситель стал первым в истории скульптором, изваявшим обнажённую женскую статую. Новаторство проявилось ещё и в том, что для статуи богини красоты ему позировала известная всем Афинам гетера: это была дерзость Праксителя, отвечать за которую, впрочем, пришлось не ему, а натурщице – Фрине.

Началась эта запутанная история с сюжета, знакомого любому художнику: Пракситель получил заказ. Хороший заказ от жителей острова Кос, пожелавших иметь у себя статую Афродиты. Ваятель подошёл к решению задачи творчески – возможно, ему надоели одетые женские статуи, скорее же всего, захотелось запечатлеть в камне красоту Фрины. Без покровов, одеяний, драпировок – в совершенной наготе, не нуждавшейся в украшениях. По Афинам ходили слухи о том, что у Праксителя с Фриной были чувства друг к другу, хотя некоторые считали, будто бы их связывала исключительно дружеская симпатия. И, разумеется, совместный труд: Фрина позировала, Пракситель отсекал от глыбы мрамора всё лишнее… На всякий случай он сделал не одну, а две статуи – одетую и нагую, чтобы у заказчиков был выбор. Жители острова Кос предполагали получить богиню пристойного вида и, почесав в затылках, попросили упаковать Афродиту в одежде. Пракситель не расстроился, что работал зря, мраморная копия нагой Фрины простояла в мастерской недолго – вскоре её приобрёл купец из лакедемонского города Книд, где находился центр культа Афродиты. Здесь статую выставили в храме на всеобщее обозрение – и вскоре она стала так популярна, что её изображали на драхмах, а люди специально приезжали в Книд, чтобы полюбоваться несравненной красотой. Мраморная двухметровая Афродита Книдская одной рукой стыдливо прикрывала лоно, а в другой держала хитон (как вариант – опиралась на кувшин). Пракситель запечатлел тот момент, когда красавица разделась, собираясь войти в воду.

С этой статуи было сделано множество копий с вариациями, и сейчас в разных музеях мира – в Лувре, в мюнхенской Глиптотеке, в московском ГМИИ имени Пушкина – выставлены изваяния Афродиты Книдской, более или менее соответствующие описаниям античных писателей. Женский торс из Лувра, голова из Афинского музея… Посетители музеев по сей день наслаждаются урезанной временем красотой Фрины, воображая недостающее.

Оригинал был вывезен в Константинополь и там, кажется, погиб в пожаре. Потомкам остался только пьедестал, обнаруженный в 1970-х годах археологами, производившими раскопки в Турции. Одетая статуя – Афродита Косская – тоже, к сожалению, не сохранилась. Самой точной копией статуи Праксителя считается Венера Колонна из Ватикана – её преподнесли папе римскому Пию VI и… задрапировали, чтобы никого не смущать.

Когда работа над статуей была окончена, благодарный Пракситель разрешил Фрине выбрать любую скульптуру из его мастерской. Натурщица спросила, какую он считает лучшей, но Пракситель отказался отвечать на этот провокационный вопрос. Тогда Фрина подговорила мальчика-раба, чтобы он подбежал к Праксителю с криком: «Мастерская горит!» Скульптор в отчаянии воскликнул: «Если сгорят Сатир и Эрос, я погиб!» Фрина сделала нужные выводы – взяла себе в дар скульптуру Эроса.

А судьи – что?

После завершения работы судьбы шедевра и натурщицы всегда начинают расходиться. В 340 году до нашей эры Афродита Книдская влекла к себе целые корабли паломников, а Фрина готовилась предстать перед афинским судом присяжных – гелиэей. В народе давно шептались о том, что придавать богине образ смертной женщины, да к тому же ещё и обнажённой! – кощунство и преступление. Общее настроение выразил афинский оратор Эвфий, любовные притязания которого Фрина отвергла без всяких колебаний (не силён был этот ритор в красноречии!). Мстительный Эвфий обвинил красавицу в безбожии – и обратился в суд, которому и предстояло теперь решить судьбу гетеры.

Голоса присяжных подсчитывались просто: каких камушков в урне больше, чёрных или белых, таков и вердикт. Но Фрина была столь прекрасна, что никто не спешил бросать камни – или, быть может, у защитника, оратора Гиперида, кончились слова? Так или иначе, но Гиперид, не выдержав напряжения, сорвал с красавицы одежды (или, как сказано в «Пире мудрецов» Афинея, разорвал хитон, обнажив её грудь). В тот же миг двести присяжных превратились в камни – или статуи? – так ослепительна была красота нагой Фрины. Прятать такое совершенство – вот это грех! Древние греки считали, что прекрасное тело не может скрывать порочную душу, поэтому Фрина была оправдана, а Эвфий оштрафован и посрамлён. Этот сюжет подсказал французскому художнику Жану-Леону Жерому идею полотна «Фрина перед Ареопагом» (1861, Гамбургский кунстхалле). Ареопаг в Афинах во времена Фрины уже не заседал, но само слово звучало лучше, чем гелиэя, и художник выбрал его для названия своей картины.

Спустя годы Фрина позировала ещё одному знаменитому древнегреческому мастеру – живописцу Апеллесу, личному другу Александра Македонского. Гетера была уже не так молода, как во время исторического суда в Афинах, но красота её по-прежнему ослепляла. Апеллесу Фрина понадобилась для знаменитой картины «Афродита Анадиомена» (Афродита, рождённая из моря), которой впоследствии вдохновлялись целые поколения художников, включая знаменитого Боттичелли. Поэты вдохновлялись тоже, вот как Овидий писал в «Науке любви»:

 
Если б Венеру свою Апеллес не выставил людям,
Всё бы скрывалась она в пенной морской глубине.
 

Увы, знаменитая картина «Афродита Анадиомена», за которую, по слухам, уплатили немалые деньги, не сохранилась и была заменена копией. Так в точности повторилась история Афродиты Книдской. Может, это и было проклятие богини любви? Красота земной женщины не может соперничать с красотой Афродиты: и в веках от статуи Праксителя уцелел лишь пьедестал, а от картины Апеллеса – и вовсе ничего, кроме помпейской фрески, будто бы повторяющей оригинал…

До нас не дошла ни одна работа Апеллеса, сохранились лишь красочные описания Плиния Старшего: в своей «Естественной истории» он называет Апеллеса «превзошедшим всех живописцев» и упоминает такие его работы, как «Диана с хором приносящих жертвы детей», «Александр Великий в образе громовержца» и так далее. Про Апеллеса говорили, что искусство его было столь велико, что даже бессловесные твари обманывались – живые лошади принимались ржать, увидев изображённых Апеллесом лошадей. Апеллесу единственному было дозволено писать портреты Александра Македонского.

Однажды царь велел Апеллесу написать портрет его любимой наложницы – прекрасной Кампаспы. В давние времена было много споров о том, кто же позировал Апеллесу для знаменитой «Афродиты» – Фрина или Кампаспа? Александр Македонский гордился красотой своей наложницы, но, когда она стала натурщицей Апеллеса, художник страстно влюбился в свою модель. Царь, узнав об этом, не рассердился, а, напротив, проявил широту души – подарил своему любимому художнику свою любимую женщину. С тех пор и пошли разговоры о том, что на неведомой нам картине изображена не Фрина, а Кампаспа. Этот сюжет особенно полюбили художники XVIII–XIX веков, изображая то Апеллеса с Кампаспой, то Александра с Кампаспой, а то и всю троицу вместе. (Тьеполо: Александр и Кампаспа в мастерской Апеллеса. На фасадной статуе Лувра: Кампаспа раздевается перед Апеллесом по приказу Александра.)

Сейчас уже не проверишь, кто именно позировал Апеллесу, но кое-что можно сказать наверняка. Обе натурщицы были прекрасны, обе сводили с ума выдающихся – как и всех прочих – мужчин своего времени, но Кампаспа осталась бесправной рабыней, тогда как Фрина стала одним из первых в истории примеров сильной женщины. А кто из них был красивее, известно только богам-олимпийцам.

В отличие от бессмертной Афродиты Фрина была всё-таки смертной…

Первая известная истории натурщица прожила долгую жизнь и сохранила свою красоту до преклонных лет – вроде бы у неё был таинственный крем от морщин, рецепт которого она же сама и составила. Когда Фрина умерла, Пракситель сделал в память о ней золотую статую и установил её в Дельфах (по мнению одного из философов-киников, это был памятник распущенности эллинов). Упоминания, свидетельства, анекдоты о Фрине встречаются не только у Плиния Старшего, Афинея и Диогена Лаэртского, но и у Тимокла, Амфиса, Посейдиппа, других античных авторов. Спустя столетия Фрина всё так же вдохновляла художников, скульпторов, поэтов и прочих деятелей искусств – например, в 1893 году она стала музой Камиля Сен-Санса, сочинившего комическую оперу «Фрина». Ну а картины, посвящённые Фрине, попросту невозможно сосчитать! Кстати, отдельной главой книги о натурщицах могла бы стать история тех, кто воплощал в себе Фрину для сотен художников, – кем они были, те натурщицы, изображавшие первую в истории натурщицу?.. Сколько их было, имелось ли между ними хоть какое-то сходство?

Даже юмористы не устояли перед Фриной. 4 июня 1884 года в американском сатирическом журнале «Риск» была напечатана карикатура Бергнарта Гильяма «Фрина перед чикагским трибуналом», вдохновлённая известной картиной Жерома. В образе Фрины здесь представлен Джеймс Блейн, кандидат на пост президента США от республиканской партии, а одежды с него срывает редактор Вайтлоу Рейд, обращающийся к судьям:

– А теперь, господа, не ошибитесь в своём выборе! Чистота и магнетизм для вас – их нельзя не победить!

Выборы Блейн проиграл.

Между прочим, история Фрины с точностью до наоборот отразилась в предании об Агнессе (Инессе) Римской. Эту христианскую святую насильно привели в публичный дом и сорвали с неё одежды, но в тот же миг у Агнессы выросли длинные волосы – и укрыли её наготу от любопытчиков. Потом и ангел подоспел, с покрывалом…

Это всё потому, что Агнесса была святой, а Фрина – натурщицей.