Глава 1
Следователь Михаил Иванович Кулдышов стоял недалеко от группы полицейских. Это был высокий мужчина тридцати пяти лет, с подтянутой фигурой и уверенной осанкой, что выдавало в нем человека, привыкшего к дисциплине. Его карие глаза изучали происходящее вокруг с присущей ему внимательностью и вдумчивостью. Тёмные, густые волосы были аккуратно уложены, но на висках уже пробивалась седина. Снег тихо падал на его волосы, а он периодически стряхивал его легким движением руки. Михаил Иванович всегда отличался вниманием к деталям и способностью находить решение в самых сложных ситуациях, что делало его незаменимым в расследовании самых запутанных дел.
Сюда, на железнодорожные пути, недалеко от моста он прибыл после получения сообщения от оперативного дежурного. Была ранняя зима, начало ноября, на улице -10 градусов, а одет он не по погоде, в легкой куртке. Для передвижения по городу на машине – нормально, а вот для длительного стояния на улице – не очень. Осмотр места происшествия затягивался, и он все больше ощущал, как холод проникает сквозь одежду. Рука по привычке тянулась к карману, где обычно лежала пачка сигарет и зажигалка, но карман оказался пуст. Внезапно вспомнив свое решение бросить курить, принятое недавно, он почувствовал лёгкую досаду. Пытаясь справиться с нахлынувшим желанием, Михаил Иванович начал хлопать себя по всем карманам, проверяя, может, привычка взяла вверх и он переложил их в другое место. Однако сигарет и зажигалки нигде не оказалось. Минутная слабость сменилась осознанием решимости и силы воли, которыми он гордился. Несмотря на искушение, он понимал, что это испытание лишь укрепит его намерение. Он дал слово себе, что бросит. А значит, точно бросит. Потому что слов данных себе он никогда не нарушал.
«Как все это не вовремя, – подумал Михаил Иванович. – И вызов этот, и сигареты, да и, вообще, я сам. Холод собачий, а я одет как на пляж».
Увидев, как Михаил Иванович, характерными движениями хлопает себя по карманам куртки, один из полицейских, мужчина лет пятидесяти, окликнул его:
– Михаил Иванович, у меня есть, могу угостить.
Предложение прозвучало просто и по-дружески, но Михаил Иванович решил держать себя в руках. Он выпрямился и ответил с уверенностью:
– Нет, Вадим Петрович, не надо. Я бросаю. И тебе советую. Здоровье прежде всего, а здоровье на нашей работе надо беречь, – с убежденностью, которой в данный момент не чувствовал, ответил Михаил Иванович.
– Да какое тут здоровье. И работа такая, что не позавидуешь. Много ли радости смотреть на такое.
Тут полицейский махнул в сторону, где на железнодорожных путях лежало нечто, что раньше было человеческим телом, а сейчас напоминало груду кровавого тряпья. В воздухе ощущался тонкий, но характерный для таких сцен металлический запах крови, смешанный с холодным воздухом.
– Кто на что учился, кто на что учился, Петрович, – ответил Михаил Иванович, повторив дважды фразу об учебе и развел уже синеющими от холода руками.
– И я говорю, – сказал тот, кого назвали «Петрович». – А сам как? Как жена?
– А…, – произнес Михаил Иванович, махнул рукой, и неожиданно для себя сказал то, о чему думал. – Разводимся, похоже.
– То есть? Хотя, не объясняй, мне тоже жена часто говорит, что я женат на работе, а не на ней, – сокрушенно покачал головой Петрович.– Помиришься еще.
Может ты и прав. Посмотрим, – ответил Михаил Иванович. – Ладно, давай осмотрим все, наконец. Криминалист там готов?
– Прибыла. Идёт к нам, сегодня – Ольга Дмитриевна – сообщил Петрович, предварительно связавшись с кем-то по рации.
Михаил Иванович кивнул и пошел к железнодорожным путям. С каждым шагом издавался едва слышное поскрипывание по слегка подмерзшей земле. Там лежали останки попавшего под поезд человека. Ничего приятного или интересного в этом зрелище не было. И Петрович был прав, говоря, о том, что мало радости на такое смотреть. Ее, этой самой радости, вообще не было. Смотришь на тот мрак, что творят одни люди с другими, и понимаешь, что тяжело это все. И если не выстроить стену между собой и тем, что происходит, то в собственном уме остаться сложно.
Михаил Иванович уже давно стал махровым циником и перестал доверять кому-либо. Из-за этого и проблемы в семье начались. «Ты стал другим, с тобой невозможно говорить», – говорила она всё чаще, – «тебя все время нет дома, тебе наплевать на меня и на детей». Эти слова, как заевшая пластинка, повторялись с угрожающей регулярностью, ведь они касались не просто личных упреков, а всей его жизненной философии.
Поначалу это действительно ранило. Он возвращался домой, надеясь на тёплый приём, а вместо этого сталкивался с ледяной стеной непонимания и раздражения. Михаил Иванович верил, что выполняет свой долг, защищая общество, и что его работа – это вклад в безопасное будущее их семьи. Но со временем он привык, его реакция притупилась к подобным речам, и он начал замыкаться в себе.
Всё чаще он замечал, что стал иногда избегать дома, как стал оправдывать лишние часы на работе : ещё одно дело, ещё одна важная улика, ещё один запутанный узел, который нужно развязать. Он понимал требования жены, но каждый раз перед ним стоял выбор – семья или работа. И хотя семья была ему важна, сам факт необходимости выбора разрушал его изнутри. Планам, мечтам из юности, созданию дружной семьи, где семья – это тыл и поддержка, грозила опасность просто исчезнуть в постоянных недопониманиях и ссорах.
Участились претензии жены даже из-за того, что Михаил Иванович категорически возражал, чтобы жена выкладывала их совместные фотографии в социальные сети. Видите ли, она желает всем показать своего мужа, а то как будто живет одна и у нее есть только дети. Сам он профиля в соцсетях не имел. Дети тоже были предупреждены, что фотографии с папой ни в какие соцсети попадать не должны. Михаил Иванович объяснял супруге, что все эти вопросы связаны с безопасностью, в том числе ее самой и детей. Кто знает, а вдруг с ним решат свести счеты те, чьи дела он расследовал.