Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях

150-Летию российской адвокатуры посвящается

Об этой книге и ее авторе

Предлагаемая вниманию читателей книга адвоката Рубена Маркарьяна о выступлении перед присяжными – это не простое учебное пособие для студентов и практикующих адвокатов. Это абсолютно новый формат, дающий возможность с увлечением читать научный текст учебника судебной риторики, будто отснятый на видеопленку и показанный на экране телевизора. Автору удалось добиться того эффекта, которого он неоднократно добивался в течение нескольких лет участия в телевизионном проекте НТВ «Суд присяжных», а именно – быть понятым людьми.

Использование Рубеном Маркарьяном оригинальных трудов мэтров российской адвокатуры П. Сергеича (Пороховщикова), Федора Плевако, Анатолия Кони, Сергея Андреевского, классиков мировой юриспруденции, философии и культуры Марка Туллия Цицерона, Марка Фабия Квинтилиана, Артура Шопенгауэра, Иоганна Вольфганга фон Гёте, Федора Достоевского, Франца Кафки, Фридриха Ницше, Р. Гарриса умело сочетается при изложении материала с живыми примерами из реальной адвокатской практики, современными телевизионными правовыми проектами, сериалами, кино-и мультипликационными фильмами.

Автор удачно проводит параллели между столетиями, просто и со здоровой долей юмора играет с читателем, который, сам того не замечая, черпает академические знания под видом «мыльной» оперы. Редкий дар Рубена Маркарьяна говорить просто о сложных вещах, принесший ему заслуженный успех в судах реальных и постановочных, в этой книге проявляется особенно ярко.

Кандидат юридических наук, адвокат с многолетним опытом работы и сотнями судебных дел за плечами, благодаря просветительскому телепроекту получил уникальную возможность заглянуть в святая святых – комнату совещания присяжных, обычных людей, выносящих ненастоящий вердикт по-настоящему.

Так как институт суда присяжных в России очень молод, то корифеями присяжной адвокатуры могут считаться уже те из нас, кто прошел более трех процессов с присяжными. Но никто не может сказать с уверенностью, как доводы адвоката отразились на решении присяжных, почему они пришли к тому или иному выводу. Ориентироваться на результат «виновен» – «не виновен» для оценки убедительности речи адвоката можно лишь условно, ведь механизм принятия решения остается за кадром.

И надо отдать должное Рубену Маркарьяну, он не только не скрыл от коллег свой многолетний опыт раскрытия тайны совещательной комнаты, но и обобщил его, проанализировал с использованием научных методов, сравнил результаты с трудами классиков и в виде готового инструмента дал читателям. Причем автор не ограничился лишь риторическими приемами, он описывает весь арсенал адвоката в процессе – от одежды до положения рук и глаз.

Некоторые методики и упражнения, предлагаемые автором, просто уникальны и достойны того, чтобы применять их на практике.

Книга, несомненно, вызовет интерес не только специалистов, студентов юридических вузов, людей, готовящихся выступать перед присяжными, но и всех тех, кто хочет научиться свободно говорить перед любой аудиторией.

Предисловие

В начале второй части романа Ф.М. Достоевского «Идиот» есть сцена, в которой князь Мышкин возвращается после шестимесячного отсутствия в Санкт-Петербург и приходит в дом Лебедева, где встречает его самого и его племянника, просящего в долг денег и третий день лежащего на диване по этому поводу. Племянник Лебедева жалуется князю:

«Верите ли, князь, теперь он [Лебедев] вздумал адвокатством заниматься, по судебным искам ходить; в красноречие пустился и все высоким слогом с детьми дома говорит. Пред мировыми судьями пять дней тому назад говорил. И кого же взялся защищать: не старуху, которая его умоляла, просила и которую подлец ростовщик ограбил, пятьсот рублей у ней, все ее достояние, себе присвоил, а этого же самого ростовщика, Зайдлера какого-то, жида, за то, что пятьдесят рублей обещал ему дать…

– Пятьдесят рублей, если выиграю, и только пять, если проиграю, – объяснил вдруг Лебедев совсем другим голосом, чем говорил доселе, и так, как будто он никогда не кричал.

– Ну и сбрендил, конечно, не старые ведь порядки-то, только там насмеялись над ним. Но он собой ужасно доволен остался; вспомните, говорит, нелицеприятные господа судьи, что печальный старец, без ног, живущий честным трудом, лишается последнего куска хлеба; вспомните мудрые слова законодателя: “Да царствует милость в судах”. И верите ли: каждое утро он нам здесь эту же речь пересказывает, точь-в-точь как там ее говорил; пятый раз сегодня; вот перед самым вашим приходом читал, до того понравилось. Сам на себя облизывается».

Великий российский юрист П.С. Пороховщиков (псевдоним П. Сергеич) в 1910 г. издал замечательный труд «Искусство речи на суде». Вряд ли можно будет лучше систематизировать знания из этой части ораторского искусства, нежели чем это сделал он, все последующие учебные пособия по этой теме в любом случае будут плагиатом в той или иной степени. Можно лишь дополнить созданную систему своими знаниями, опытом и выводами. Я бы никогда не взялся за эту задачу, если бы не мое участие в проекте НТВ «Суд присяжных».

П. Сергеич поместил в конце своей книги следующий абзац, который я, по понятным причинам, помещаю в самом начале:

«Я заметил, что многие читатели любят запоминать последнюю страницу книги; обращаю поэтому свой последний совет и к обвинителю, и к защитнику.

Прежде чем говорить на суде, скажите вашу речь во вполне законченном виде перед „потешными" присяжными. Нет нужды, чтобы их было непременно двенадцать; довольно трех, даже двух, но важен выбор: посадите перед собой вашу матушку, брата-гимназистика, няню или кухарку, денщика или дворника. Сказать речь перед такими судьями необыкновенно трудно. Если вы этого не испытали, то и представить себе не можете, как это мудрено. Такое упражнение, пожалуй, покажется вам смешным; испытайте, и вы оцените его пользу. Если ваша речь окажется хороша, то есть будет понятна и убедительна перед „потешными", то и настоящие присяжные будут в вашей власти».

Мне часто задают вопросы, касающиеся участия в телепроекте «Суд присяжных». Один из них, наиболее распространенный, звучит так:

«„Суд присяжных" на НТВ помогает Вам в адвокатской практике?»

Отвечаю: Еще как! Мало кто знает, но в сценарии программ включаются только те элементы, которые обязательны и для настоящего суда: показания свидетелей, заключения экспертиз, вещественные, письменные и видеодоказательства. На роль присяжных– и это тоже как в реальности – методом случайной выборки набираются 12 человек «с улицы», которые не знают сценария. Шоу со всей его непредсказуемостью разыгрывается не только перед телезрителем, но и перед ними. Прокурор и адвокат вправе опротестовывать вопросы или замечания друг друга, невзирая на то что реплики сторон прописаны в сценарии. Позицию для выступления в прениях и прокурор, и адвокат (заранее или по ходу действия) готовят сами, и задача каждого из них – убедить коллегию присяжных именно в своей правоте. А присяжные удаляются в совещательную комнату и выносят свой вердикт, руководствуясь лишь тем, что увидели и услышали. В это время их снимает камера, и самые интересные фразы из обсуждения попадают в эфир программы в виде нарезки. Но главное – в этом проекте я, адвокат, могу через монитор в операторской заглянуть в комнату совещания присяжных. Это категорически исключено в реальном суде. То есть я могу тут же оценить, какое впечатление произвела на присяжных речь, с которой мы с «прокурором» выступали пять минут назад. Что сказали правильно, где перегнули палку, а где попали в точку.

«Это же бесценный опыт! – как сказал один мой коллега, когда я как-то поделился с ним происходящим на съемках „Суда присяжных". – Ты просто обязан написать книгу и поделиться этим опытом!!!»

И ведь он прав, это, несомненно, значимый опыт – мне довелось так «подсматривать» в совещательную комнату примерно… 400 раз, может, и больше. Это все равно что 400 тренировок летчика на тренажере по отработке взлета и посадки. Это, говоря языком П. Сергеича, сотни выступлений перед «потешными» (внесудебными, тренировочными) присяжными, которые были не просто молчаливыми слушателями, а все-таки такими же «внесудебными» судьями.

Однако книга – это не интервью. Это кропотливый труд; наблюдения и выводы нужно систематизировать, чтобы коллеги-адвокаты не высмеяли. Опять же, эта книга задумана как учебное пособие, которое может пригодиться и студенту юридического вуза, и обычному читателю, далекому от юриспруденции. Мало ли что? Кто застрахован от тюрьмы и от сумы?

Поэтому в такой книге хотелось не «умничать», а писать «по уму». Адвокатов вообще не надо учить праву. Я лишь хотел предложить коллегам инструментарий, освоить который по воле случая довелось самому и который может пригодиться в судебных процессах с участием присяжных. Поскольку и в реальном суде, и в суде телевизионном присяжные, в общем-то, одни и те же люди. Их логика в подходе к поиску решения в принципе одинакова. Может, часть моих «психологических заметок» кто-то и возьмет на вооружение.

Кстати, совсем недавно я осознал значимость того, что делаю больше шести лет в телепроекте. Я «играю» (создаю экранный образ) адвоката, оставаясь при этом действующим профессионалом. Поначалу для меня это было хобби. Но за время моего присутствия в кадре выросло целое поколение молодых людей, как это ни пафосно звучит. Мне часто приходят письма примерно с такими словами: «Я начал смотреть вашу передачу вместе со своим дедушкой, когда мне было 12 лет. Благодаря вашему примеру решил теперь пойти в юридический…» Или еще: «Мы всей семьей смотрим “Суд присяжных", наш сын начал лучше учиться, хочет тоже стать адвокатом, спасибо вам.»

То, что я делаю в настоящих судах, отстаивая чьи-то доброе имя или интересы, это, безусловно, первостепенно, но для меня также важно, что моя роль адвоката в «телевизионном» суде стала для кого-то ориентиром, помогла определиться с выбором профессии. И как знать, вдруг из зрителя, начавшего шестиклассником смотреть «Суд присяжных», где мы пытаемся показать идеальный суд, вырастет известный юрист, этакий современный Гаврила Державин, который, вполне возможно, сделает для России и общества гораздо больше, чем я, адвокат с экрана. Но ведь он станет юристом, потому что увидит настоящий пример. И если мой опыт, перенесенный на бумагу, поможет кому-то отстоять свое доброе имя в суде – разве это не здорово?

Введение
Как устроена книга и как по ней учиться?

Конечно, в книге будут даны немного истории и нормативный материал о суде присяжных. Его обязательно надо прочесть тому, кто впервые сталкивается с этим правовым институтом и собирается сдавать экзамены или идти в суд. Я не буду сознательно касаться вопросов подбора присяжных, так как этому посвящено большое количество литературы, особенно западной. Для подбора присяжных в Великобритании и США серьезные юридические фирмы нанимают отдельных специалистов и платят им огромные деньги. Мы не будем касаться этих вопросов, и прежде всего потому, что в телепроекте «Суд присяжных» я к подбору присяжных никакого отношения не имел. Этим занимался шеф-редактор «по присяжным», и единственное, что я просил у него, – это перед началом съемки-заседания готовить мне список с именами присяжных, годом рождения и их специальностью (профессией), даже если присяжный – пенсионер. И хотя присяжные в телепроекте имели право говорить неправду (просто выдумывать себе профессию или даже имя), тем не менее основная масса давала верные сведения о себе, что очень помогало в построении речи. Ниже отдельно остановлюсь на этом моменте подробно.

Я не очень много расскажу о порядке допроса свидетелей и иных участников процесса. Очень подробно этот вопрос изучен и описан английским адвокатом Харрисом в его замечательной книге «Школа адвокатуры». Рекомендую всем юристам, сталкивающимся с допросом свидетеля, эту книгу прочесть. В телепроекте «Суд присяжных» на НТВ свидетелей нет смысла «пытать», это – артисты, они на месте преступления не были и ничего сказать не могут. У них есть текст. Хотя мы как-то выпросили у режиссера иметь возможность отступать от текста, не меняя его смысла, и задавать вопросы, придавая им определенную окраску. И еще нам можно иногда задавать вопрос, не требующий ответа, риторический, с тем чтобы произвести на присяжных впечатление. Но как раз это-то и важно для целей настоящей книги: как воздействовать на 12 абсолютно незнакомых человек. Чтобы повествование не выглядело слишком куцым для учебного пособия, я, конечно же, поделюсь опытом допроса свидетелей из практики настоящих, а не телевизионных судебных процессов, а также моим опытом общения с британскими адвокатами, проводящими со свидетелями тренинги перед допросом.

В большей степени я постараюсь рассказать о подготовке и произнесении речи. Книгу П. Сергеича «Искусство речи на суде» я внимательно (как говорится, с карандашиком) прочел после того, как снялся в нескольких десятках серий «Суда присяжных», с целью совершенствования теоретических знаний. И обнаружил, что то, что написано Пороховщиковым, я применяю в своей речи, даже не помня особо из курса юридического вуза, что это психологические приемы, которые он описал в 1910 г. и даже дал им названия (в свою очередь, почерпнув их из курса психологии). То есть, не читая до этого его учебник в оригинале, я поступал в основном правильно. Может, поэтому часто и выигрывал эти «тренировочные процессы». Конечно, я узнал для себя много нового из книги П. Сергеича, а кое с чем не согласился. Это и неудивительно, ведь он писал трактат о речи российского присяжного поверенного своего времени, выступающего перед присяжными того общества царской России, которое существенно отличается от нынешнего общества России XXI в. И образование сейчас у людей получше, и медицина и криминалистика шагнули далеко вперед, да и роль СМИ, телесериалов про полицейских и криминальные программы сделали свое дело – присяжные стали разбираться во всем, их просто на «пожалейте» не возьмешь!

Поэтому, пусть меня простят читатели, но, ссылаясь в значительной мере на мысли П. Сергеича (а он, в свою очередь, на Цицерона, Гарриса и других ораторов), я позволю себе критику его труда, что обусловлено лишь необходимостью устранить 100-летнюю погрешность изучения и систематизации темы.

Для того чтобы читатель проникся серьезностью моего подхода к написанию этого учебного пособия, открою секрет: при подготовке я использовал не электронный текст произведения известных юристов, в том числе самого П. Сергеича, а оригинальные прижизненные издания, которые имеются в моей коллекции антикварных книг. Конечно, у меня не было прижизненных изданий Цицерона и Квинтиллиана, но цитаты из них взяты были из пожелтевших и особо пахнущих страниц книг П. Сергеича, С. Андреевского, А. Кони, Ф. Плевако. Не знаю, как вам, но мне кажется, что я чувствую какую-то особую энергетику, когда работаю именно с таким материалом, а не с электронными буквами экрана монитора персонального компьютера.

Что такое суд присяжных? Прежде чем начать представлять материал для осмысления и усвоения, я бы хотел привести здесь уместную, на мой взгляд, мысль замечательного русского юриста Кони, чтобы с этой мыслью вы и двигались дальше по страницам этой книги, начиная от истории возникновения института суда присяжных и заканчивая размышлениями о нравственной свободе выступающего перед ними оратора.

Присяжный – это тот же судья, который должен в своих выводах основываться не на временных и переходящих впечатлениях, а на вечных и неизменных началах правосудия.

«Забывая мудрый совет глубокого мыслителя и юриста Бентама, указывающего, что, исполняя свой долг, судья должен иногда идти против вожделенной толпы, говоря себе: “populus me sibilat, at ego mihi plaudo!^[1]”, – судья, боясь общего неудовольствия, утраты популярности и трудной аналитической работы ума, может пожелать во мнении пестрого и волнующегося большинства легкий и успешный исход для своей заглушенной на время совести и умыть себе руки. Такие судьи бывали, и имена некоторых приобрели себе бессмертие. В одной старой и чудной книге, пережившей века, рассказан процесс, произведенный таким судьей и под влиянием таких указаний… Судью звали Понтий Пилат.

Иногда, не вдумавшись глубоко в смысл судебной деятельности присяжных заседателей, в них хотят видеть представителей общественного мнения по данному делу. Это совершенно ошибочно. Было бы очень печально, если бы присяжные приносили в суд это уже заранее сложившееся мнение, – мнение, которое чрезвычайно подвижно, склонно увлекаться, бывает бессознательной игрушкою в руках своих развратителей или ловких агитаторов, сегодня превозносит то, что вчера топтало в грязь, – и, будучи часто справедливым в своих вкусах, иногда бывает жестоко несправедливо в поверхностной оценке фактов и побуждений. Недаром закон предостерегает присяжных от мнений, сложившихся вне стен суда, и вносит это предостережение в текст их присяги. Те, кто разделял трудные судейские обязанности с присяжными, знают, что последние служат не представителями мимолетного мнения плохо осведомленной массы, а являются выразителями общественной совести, веления которой коренятся в глубине правового миросозерцания народа и в каждом данном случае применяются к оценке совокупности всех обстоятельств дела».

Итак, главная мысль, с которой читатель должен пройти по страницам этой книги, заключается в том, что присяжные заседатели – это не коллегия из 12 человек. Это общественная совесть, и дело вам предстоит иметь с ней, а не с дюжиной мужчин и женщин разных возрастов и социальных групп.

Глава 1
История института присяжных и немного грусти о дне сегодняшнем

Судом присяжных (Jury, Geschworne) исторически называется – в отличие от судов коронных судей, шеффенов и сословных представителей – суд, творимый при участии представителей всех слоев общества, удовлетворяющих определенным личным и имущественным требованиям и выбираемых по жребию из особо заготовленных списков. Причем, по общему правилу, эти выборные представители решают вопросы о событии преступления, о вине или невиновности подсудимого, о его вменяемости и об особо увеличивающих или уменьшающих его ответственность обстоятельствах, а судебная коллегия – или один председательствующий судья – применяют к этому их решению уголовный закон.

Вряд ли имеет смысл искать корни суда присяжных в древнейших учреждениях непосредственного народного суда, в котором политическая сторона почти совершенно заслоняла сторону правовую. Такими судами были: суд гелиастов в Афинах, в иных заседаниях которого участвовало до трех тысяч голосующих граждан, достигших тридцатилетнего возраста; quaestiones perpetuae в Риме под руководством претора; некоторые виды народно-судебных сходок у древних франков и саксов; наконец, наши вечевые собрания в севернорусских народоправствах Великого Новгорода и Пскова.

Не могут также считаться присяжными по своему происхождению и условиям деятельности judices jurati y римлян, старинные немецкие шеффены (scabini) и наши «судные мужи» – являвшиеся лишь хранителями правовых преданий и истолкователями юридических обычаев.

Родиной суда присяжных признается Англия, но и там этот суд образовался не сразу в своем настоящем виде, а прошел в своем постепенном развитии три долгих периода: англосаксонский, норманнский и конституционный.

Первоначальный процесс у англосаксов отличался большой простотой. Пойманный с поличным в руках (hand habend) или на плечах (bak barend) убивался по приказу шерифа или лорда, имеющего судебную власть, без всякого исследования вины, в «пса место», как выражается Русская Правда. Отсутствие поличного давало подозреваемому право представить семь присяжных поручителей (compurgatores) о невиновности или, если он был человек несвободный, ручательство своего господина-лорда и двух танов. Против них обвинители – частные люди и представители городских общин и сельских сотен – должны были выставить соответствующее число соприсяжников. При неимении подсудимым соприсяжников он мог в некоторых случаях требовать обвинителя на суд Божий (ордалию) кипящею водою или раскаленным железом или, в позднейшее время, выходить с ним на судебный поединок (поле).

Судопроизводство свершалось два раза в год во время объезда шерифом своего участка, причем он и участвовавший иногда в заседаниях суда епископ лишь наблюдали за поступлением судебных пошлин, за правильным счетом голосов compurgatores и за точным соблюдением обрядов суда Божия. Решение дела вполне зависело от исхода ордалии, поединка или подсчета голосов compurgatores. Со времени норманнского завоевания учреждение «королевского мира», устанавливающего исключительную юрисдикцию короля, распространяется все более и более, и на шерифа возлагается обязанность при своих объездах (scheriffsturn, or circuit) путем последовательных и точно определенных выборов образовать от каждой общины группу в 12 рыцарей и «вольных, непорочных мужей», которые принимают присягу и должны отвечать на ряд вопросов, касающихся внутреннего порядка и безопасности данной местности, и при этом в качестве recognitores назвать лихих людей, им ведомых (male credites de maleficio aliquo). Последних привлекали к суду, и эти 12 допрошенных шерифом лиц (сходных по своей первоначальной задаче с обыскными людьми нашего старого права), получая название жюри, представляли или излагали устно доказательства виновности подсудимых и изрекали о них правдивое заключение (vere dictum).

В период, последовавший за изданием Великой Хартии, исчезает ордалия, умаляется применение поля и постепенно разграничиваются сливавшиеся прежде в лице присяжных роли обвинителей, свидетелей и судей. Свидетели уже не решают дело, а дают своими показаниями лишь судебный материал, для оценки доказательной силы которого судья, представляющий самостоятельную, не зависимую от шерифа деятельность, дает присяжным руководящие наставления (charge). Сами присяжные как решители фактической стороны дела распадаются на две группы: большое и малое жюри, состоящие каждая из 12 человек. Большое жюри, рассмотрев добытые розыском или представленные потерпевшим данные, решает вопрос о предании заподозренного суду, то есть о передаче дела малому жюри; судит окончательно лишь последнее.

Английскому суду присяжных пришлось пережить большие испытания и выдержать, опираясь на народное правосознание, тяжелую и упорную борьбу. В XVII и XVIII вв. особенно сильно было стремление стеснить свободу суждения присяжных путем их запугивания, дурного обращения с ними и передачи составления их списков от выборных шерифов в руки лиц, назначаемых правительством; при этом было ограничиваемо или по некоторым делам и вовсе упраздняемо право подсудимого отводить присяжных, а сознание у него вымучивалось пыткою (при Стюартах). Тем не менее каждый шаг к упрочению государственного строя Британии (Petition of right, Habeas corpus Act, Bill of rights, Act of settlement) влек за собою укрепление суда присяжных и расширение сферы его деятельности.

Законом Фокса о преступлениях печати (1797 г.) окончательно признано за присяжными право решать вопрос не только о событии преступления, но и о виновности подсудимого. Начало XIX столетия ознаменовалось в Великобритании многими техническими улучшениями в производстве дел с присяжными, уничтожением различных тягостных формальностей и признанием (закон 1836 г.), что всякий обвиняемый, предстоящий перед судом присяжных, должен иметь защитника.

Введение суда присяжных во Франции было подготовлено, с одной стороны, недовольством устарелым, розыскным, письменным и канцелярским производством застывшего в средневековых формах суда, особенно обострившимся вследствие ряда громких процессов во второй половине XVIII в., а с другой стороны, указаниями и работами энциклопедистов. В то время как Вольтер и д’Аламбер наносили тяжкие удары существующему судебному устройству,

Монтескье и Делольм горячо восхваляли учреждение присяжных в Англии не только как лучший способ раскрытия истины в уголовных делах, но и как гарантию политической свободы. Ту же самую мысль с горячей убедительностью проводил Филанджьери в своей «Scienza della legislazione». Хотя учредительное собрание 1789 г., уничтожив все специальные, чрезвычайные и исключительные суды, не тотчас ввело суд присяжных, но уже в августе 1790 г. и затем снова в июле 1791 г. этот суд был провозглашен как коренное установление уголовной юстиции, причем обязанность разрешать вопрос о предании обвиняемого суду присяжных была возложена на одного из членов местного коронного суда, носившего название directeur du jury и поддерживавшего обвинение на суде.

Однако уже конституция 3 сентября 1791 г. отменила этот порядок и установила, по примеру Англии, два вида присяжных: для предания суду, в числе восьми, и для суждения, в числе двенадцати, избираемых на 15-е число каждого месяца из списка в 200 человек. Стороны пользовались правом отвода без объяснения причин по 20 человек; присяжные совещались в присутствии судьи и публичного обвинителя (комиссара); для обвинительного приговора требовалось 10 голосов. Тогда же был учрежден для регулирования деятельности суда присяжных и образцовый, несравненный французский кассационный суд. Окончательное устройство суда присяжных во Франции в его существенных сторонах совпадает с изданием «Code d’instruction criminelle», начатого разработкой в 1804 г. и восприявшего силу в 1811 г.

Затем, при неоднократной перемене образа правления и характера правительств, видоизменяется ценз присяжных, и подсудность этому суду то расширяется, то суживается (коррекционализируется), но основные начала его устройства остаются неизменными.

В Германии первым проповедником необходимости введения суда присяжных явился во второй половине XVIII в. Юстус Мезер в своих «Патриотических фантазиях» (17761786 гг.). Проповедь эта не нашла отголоска, и лишь наполеоновские войны имели последствием введение суда присяжных в рейнских провинциях. Перевороты 1848 г. распространили этот суд в большем или меньшем объеме по всему Германскому союзу, за исключением Австрии и Мекленбурга. Однако существование этой формы суда было в большей части немецких государств лишь терпимо и сопровождалось различными законодательными урезками и сокращением области подсудности. Образование Северогерманского союза укрепило положение суда присяжных в Германии, несмотря на упорную и страстную критику его со стороны ученого государственного человека – Гие-Глунека, открывшего поход против этого «не коренящегося в истории Германии» учреждения. Франко-германская война 1870–1871 гг. перевела борьбу из области юридической литературы в практическую жизнь. Счастливая война с «исконным» врагом доказала, по мнению многих немецких юристов, что Германия и в судебной организации должна опираться на свои национальные учреждения, каковыми в прошлом являлись шеффены – выборные заседатели, составлявшие с судьями одну коллегию, без распределения между собою процессуальных задач. Этот взгляд проник и в законодательство, и суд шеффенов, с оставлением в ведении присяжных лишь дел о важнейших преступлениях, был введен в Германской империи с 1 ноября 1879 г.

В Австрии суд присяжных введен после поражений 1866 г., в Норвегии – в 1887 г., в Испании – в 1888 г.

В Италию этот суд прошел вслед за орлами наполеоновских полков, но после падения Наполеона удержался лишь в королевстве Сардинском. Объединенная Италия снова ввела его на всей своей территории изданием «Codice di procedura penale» 1865 г. и дополнительных к нему законов 1874 и 1877 гг. Слепому подражанию французскому образцу министр юстиции Вилла в 1880 г. хотел противопоставить многие полезные улучшения, но проект его не прошел, а в 1889 г., под влиянием Германии и ввиду натянутых отношений с Францией, подсудность суду присяжных как «не национального учреждения» значительно сокращена. Дальнейшие проекты «улучшений» суда присяжных министров Боначчи и Тавани ди Календа (1894 г.) грозили еще большей коррекционализацией дел, подсудных ныне присяжным в Италии. Падение Криспи временно приостановило движение в этом направлении.

Введение суда присяжных в России было смелым и исполненным доверия к духовным силам русского народа шагом со стороны составителей судебных уставов, так как ни организация наших дореформенных судов, ни строй наших старых допетровских судебных инстанций не давали исторической точки опоры для введения суда присяжных, кроме разве общего и всестороннего недовольства существующими порядками уголовного производства. Судебные мужи и целовальники эпохи Судебников не могут считаться прототипами присяжных, ибо они вовсе не были судьями в настоящем смысле слова. Судьей, разбиравшим дело и постановлявшим приговор, был воевода, наместник, тиун, а мужи или целовальники «сидели» с ним, чтобы «беречи правду, по крестному целованию, без всякой хитрости», то есть для наблюдения, чтобы суд творился согласно установившемуся обычаю и все происходящее на суде было верно занесено в судебный список. Свидетели всего происходящего на суде, они удостоверяли своей подписью, а в некоторых случаях – и показанием, достоверность содержания судного списка и получали с него копию. Состоя, таким образом, в составе лиц, содействовавших правильному производству суда, они не высказывались, однако, по существу дела. Притом общины, в XVI в. горячо испрашивавшие себе право иметь своих целовальников при суде воевод и наместников, сто лет спустя перестают заботиться об этом праве – и к половине XVII в. утратившие свое значение целовальники совсем сходят со сцены.

Сословная организация старых судов наших представляла участие выборного элемента уже в самом решении дела. Сословные заседатели при постановлении приговора подавали свои голоса наравне с выборным председателем и назначенным от правительства товарищем председателя (в палате уголовного суда). Некоторые юристы-практики (например, Н.И. Стояновский), действовавшие при старых судах, утверждали, что сословные заседатели и даже сенаторы старых судебных департаментов сената являлись судьями только фактической стороны дела и, разрешая вопрос о виновности, предоставляли коронному элементу в лице канцелярии разрешение и разработку вопроса о наказании. С этой точки зрения деятельность судей была, в сущности, деятельностью присяжных заседателей – и составители уставов нашли благодаря этому готовую почву для насаждения организации суда, уже существовавшего много лет, но лишь в другой форме. Такой взгляд не может быть принят.