000
ОтложитьЧитал
© Д. Маренков, 2024
ISBN 978-5-0062-6298-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Легенда из бутылки
Подобно тому, как шаги оставляют отпечатки на мокром песке, или как тень тает под лучами солнца, что отражается в пылких взглядах мечтателей с тем же обыкновением, с каким реки, наполняясь талыми водами, текут с горных вершин по склонам не вверх, а вниз, и, наконец, с той же неоспоримой очевидностью, с какой яйцо является одним из неизбежных этапов жизни будущей курицы, – также предстоящая двум юным искателям приключений история была следствием, продолжением, а в какой-то момент стала неисключимой частью тех событий, что начались где-то далеко, с кем-то для них пока неизвестным и задолго до того, как в их светловолосых головах поселилась та самая, граничащая с авантюрой, смелая мысль – путешествие к месту, о котором они узнали из случайно попавшего к ним в руки послания в бутылке.
Идея отправиться к дальним таинственным берегам виделась им по началу частью забавной игры – наивной импровизацией кукольного театра за клетчатым пледом, растянутым между креслами в их небольшой комнате. По правде говоря, они и сами пропустили момент, когда именно казавшиеся безобидными разговоры разбухли, словно сахарный плод из небольшой почки на ветви фруктового дерева, прогретого весенним солнцем, до размеров навязчивой идеи, зерно которой проросло на всю глубину их детского сознания; но к тому моменту, когда участникам грядущих приключений будет суждено вплестись неразрывной нитью в пестрое полотно запутанных событий, им предстоит провести немало бессонных ночей в беседах о таинственном послании, помещенном в этот стеклянный конверт, о его отправителе, ну и, конечно, об адресате.
Количество историй, собранных вокруг этой бутылки – от слегка преувеличенных до явно выдуманных – даже с учётом обыкновения, с каким сказочная таинственность и людская молва сопутствуют подобным вещицам – поражало самое богатое воображение, хотя этот конкретный артефакт оказался просто-таки снежным комом, будто бы запущенным с горной вершины чьей-то неудержимой страстью к авантюризму – с каждым новым витком разбухающим, растущим, стремительно набирающим скорость и вес, поглощающим в себя всё, с чем столкнется на пути – и небылицы, которые никак не проверить, и кажущиеся вполне правдоподобными слухи. Без сомнения, число всех этих историй едва уступало количеству песчинок, намеренно засыпанных отправителем внутрь стеклянного сосуда. Этому вырвавшемуся однажды наружу неисчерпаемому причудливой формы потоку фантазии не было конца с тех самых пор, как измазанная илом хрупкая рука изо всех сил метнула заколоченную пробкой стекляшку подальше в море. Словно поплавок, оторвавшийся от рыболовной сети, она унеслась вдаль и скрылась с глаз в синей бесконечности. Долгие месяцы мутноватое стекло, повинуясь морским волнам, послушно раскачивалось, исчезало под водой и появлялось вновь, день за днем встречая и провожая желто-красный диск над линией горизонта, яркими солнечными зайчиками приманивая любопытных птиц и рыб, осмелившихся приблизиться к поверхности. Без перерывов на обед, без выходных и отпусков эта настойчивая морская почта несла стеклянный конверт то вперед, то назад, то на север, то на юг, и подобное несгибаемое упорство, как казалось отправителю, неминуемо должно было доставить его по назначению.
Рыбаки, путешественники и торговцы – все те, чьи пальцы за годы успели оставить отпечаток на облепленном ракушками стекле бутылки – кто из-за любви к причудливым историям, а кто попросту с целью повышения ценности предмета – долепливали к этому снежному кому новые небывалые эпизоды: про стаю дельфинов, что, кочуя по дальним морям и океанам, словно неутомимые морские почтальоны, доставили бутылку к Большой земле, или о поверженном мифическом чудовище, из живота которого доблестные, как средневековые рыцари, рыбаки извлекли послание с прощальным письмом какого-то заживо проглоченного бедняги, или про огромную птицу, что прилетела со стороны дальних гор, и выпав из клюва которой, бутылка, пробив соломенную крышу лавки торговца редкостями, словно послание с небес, чудом угодила в его руки. Для юных же героев предстоящей загадочной истории самым сладким плодом в этом бескрайнем саду людской фантазии было одно красивое предание. В легенде говорилось о волшебных свойствах песка, содержащегося в бутылках с посланиями с Волшебного острова. Очевидно, что для личного убеждения в этом любому сомневающемуся достаточно было высыпать на бумагу несколько волшебных песчинок, и, о чудо, письмо, составленное на любом языке мира, он без труда сможет прочесть, как если бы оно было написано на его родном. Юные искатели приключений, к слову, в любой момент имея возможность это проверить, все никак на этот шаг не решались. Что, если они стряхнут со свернутого в трубочку листа волшебный песок, и ничего не произойдёт? Что, если слова в письме останутся по-прежнему им понятны, несмотря на то, что автор посланий по легенде был родом далеко не из их мест? Ведь это бы означало, что письмо из бутылки – обыкновенная подделка… (Нет, уж! Задуманное путешествие состоится в любом случае.)
Одни с блеском в глазах пересказывали, прочие, хитро приподнимая бровь, приправляли эти истории все новыми и новыми домыслами, а кто-то и вовсе утверждал, что лично был их свидетелем; но в чем точно не стоило сомневаться – так это в том, что участие наших героев в предстоящем деле было предопределено в тот самый момент, когда в их руки попало загадочное послание из старой легенды, надолго лишившее их сна и прочих мыслей.
Читателю все это, вероятно, могло бы показаться наивным, даже по-детски глупым предприятием. Ну кому вообще может прийти в голову – отправиться в далекое опасное путешествие неведомо куда и в силу столь невнятных причин? Но в деле этом, нужно отметить, скрывалась одна очень важная деталь: этот таинственный предмет не был простой безделушкой, какие любой покупатель мог отыскать среди беспорядочно расставленных на стеклянных полках и до блеска натертых замшей вещиц в сувенирной лавке рядом с крошечным парусником в сосуде, диковинным компасом в деревянной шкатулке или плюшевым чучелом попугая в черной пиратской шляпе и с повязкой на глазу. Послание было настоящим, и что самое важное – не единственным. В разные времена по всему свету появлялись слухи о подобных находках. И если одним из них было суждено, однажды взбудоражив чью-то жажду к приключению, угасающим эхом сгинуть в бескрайних морских просторах или стать бесполезным собирателем пыли – неоцененной, лишенной природной таинственности частью интерьера любителя диковинных безделушек, прочим же была отведена иная участь, подобная той, что была уготована этому самому посланию, однажды изъятому из стеклянного заточения. И тогда легенда об Аннабель с новой силой оживала на устах всех, кто хотя бы в малой доле приобщал себя к бескрайней вселенной морских приключений. Неужели в мире найдется хоть один человек, который не слышал бы истории об отважной Аннабель? Как вместе с отцом она отправилась в далекое морское путешествие к берегам Выдуманного острова, с тем чтобы этот волшебный кусочек земли исполнил ее заветное желание. Миллионы детей по всему свету каждый вечер, затаив дыхание, перед сном слушают таинственный шепот повествующих о том, как преодолев сотни препятствий и оставив позади тысячи морских миль, пройдя сквозь теплые моря и ледяные океаны, отважная Аннабель и ее отец, опытный мореход, наконец, достигли места, так тщательно скрываемого от недостойных посетителей множеством немыслимых загадок и переплетением запутанных маршрутов. Одним морским волнам известно, сколько бравых капитанов опустили руки в попытках найти этот остров или навсегда затерялись в бескрайних просторах океана, и лишь единицы смогли ступить на его берег, но только лишь для того, чтобы, на мгновение ощутив причастность к этому чуду, навеки быть обреченно очарованным его магической неземной природой, а затем, бесславно вернувшись ни с чем, всю оставшуюся жизнь подпитывать эту легенду своими неправдоподобными рассказами, разжигая в молодых сердцах новое пламя авантюризма и вызывая сочувственный смех у повидавших на своем веку мореплавателей.
Выдуманный Остров – так прозвали место, о котором эти несчастные люди рассказывали свои выдуманные истории. Так называли остров, который нельзя было найти ни на одной карте, но, в то же время, не было на этих картах других координат, которые пытались бы отыскать с бо́льшим безрассудным упорством и самозабвенным отчаянием.
Также сердце Аннабель однажды вспыхнуло огнем непреодолимого желания найти это чудесное место. Раскаленный добела, этот порыв не утратил накала до тех пор, пока таинственный берег не показал в густой дымке утреннего тумана свой загадочный чарующий пейзаж. Но сила ее внутреннего пламени была столь велика и неукротима, что сама того не ведая, Аннабель в одно мгновение дотла сожгла хрупкий мост между миром грез и тем миром, из которого она так долго и усердно шла к своей мечте рука об руку со своим самым верным спутником, другом и защитником. В легенде говорится, что день за днем раскрывая отцу свой независимый нрав и не по годам твердый характер, Аннабель, того сама не желая, начала отталкивать его, вытесняя отцовскую заботу своей нарочитой самостоятельностью. Неудержимым ураганом неслась она сквозь любые преграды, чтобы покорить этот мир, смиренно томящийся в ожидании очередного порыва молодых ветров. Она не смогла остановиться, даже когда настал тот самый момент, ради которого долгие месяцы они странствовали в поисках волшебного острова – когда пришло время, прикоснувшись к Камню Желаний, произнести просьбу, мысли о которой не покидали девочку с самого начала их путешествия… Она, как и те немногие, кому удалось в этих поисках зайти столь же далеко, не осознавала, что в мире волшебства действуют очень строгие правила, не допускающие промахов и не оставляющие вторых шансов. Сколько преград, невзгод и лишений им довелось перенести в их нелегком пути, и лишь мысль о предстоящей награде придавала сил и зачастую была единственным компасом, указывающим верное направление в глубоком тумане, вела их своим мерцающим теплым светом маяка во время ледяного шторма. И вот он настал – тот долгожданный момент, и в самой непролазной глуши посреди Выдуманного Острова, когда до магического Камня Желаний Аннабель оставалось сделать последний шаг, она… оступилась о торчащие из-под земли корни дерева. Отец подхватил ее за предплечье, не позволив упасть, но горделивость вдруг переполнила Аннабель, на мгновение заглушив в ней голос разума, и тогда, неловко вырвавшись из, как ей виделось, мягких цепей отцовской опеки, девочка все же упала… а когда, опираясь рукой о древний магический камень, Аннабель, нахмурив брови, приподнялась и обернулась к отцу, ее слова прозвучали для обоих ужасным приговором:
«Если бы в самую мрачную из всех жутких ночей ты оставил мне свободу делать хоть что-то самой, о большем я б и не мечтала – лишь бы эта ночь длилась вечно!»
Аннабель ужаснулась тому, что вырвалось из ее уст, но было слишком поздно. Запоздалым движением она прикрыла рот обеими ладонями, но в тот же миг их ослепила яркая вспышка света, и невыносимые для слуха звуки, кружась и смешиваясь в незримом хороводе, сбили их с ног. Казалось, будто какая-то неведомая сила подхватила и с огромной скоростью пронесла бедных странников сквозь толщу морской воды к самому дну и обратно на поверхность. Рухнув на землю, они на время потеряли сознание. Когда отец Аннабель пришел в чувства, разогнав дрожащими ладонями расплывающуюся перед глазами пелену, он обнаружил себя в одиночестве сидящим в небольшой лодке посреди моря. Словно слепой, прищуриваясь и лихорадочно оглядываясь по сторонам, он разглядел впереди нечеткий силуэт, едва различимую мутную полоску суши. Обезумевший от ужасных предчувствий, он принялся грести, из последних сил разрезая веслами воду. Его лодка неслась быстрее ветра… Не прошло и года, как злая судьба заставила его испытать горечь утраты, не затянулись еще прежние раны, и вот теперь ее бедный отец, в одно мгновение лишенный последнего самого дорогого в жизни, грязным рукавом вытирая покрасневшие глаза, полные слез, вглядывался в постепенно проясняющуюся картину берега. От увиденного он остолбенел… Отец Аннабель оказался у того самого причала, с которого несколько месяцев назад с дочерью ступил на корабль и отправился в это ужасное путешествие. Знакомые улыбающиеся лица людей, неспешно прогуливающихся по своим делам, знакомые крыши коричневых маленьких домиков, тот же белоснежный песок – все было точь в точь, как в тот самый день… Он обреченно опустил весла. Подхватываемая обратным течением лодка потеряла скорость и вскоре вовсе остановилась, безвольно повинуясь безудержным морским волнам, с каждым новым валом усиливающимся, будто стремящимся утопить бедное одинокое судно в окружающем горько-соленом пространстве, сотканном из слез и отчаяния. Ее отец, в один момент опустошенный принятием своей участи, направив стеклянный взгляд в бескрайние морские дали, развернул лодку и навсегда покинул это место. Очень скоро маленькой исчезающей точкой он слился с горизонтом, как и Аннабель, став частью этой печальной легенды.
С тех самых пор в разных уголках мира люди находили бутылки с посланиями: одни письма были написаны рукой Аннабель, другие – ее отцом. Каждый свой прожитый день разлученные излагали на бумаге и, закупорив пробкой, направляли послания в море в надежде, что у них осталась хотя бы… надежда. И также как этим письмам никогда не достичь адресата, бедной девочке не суждено обнять отца, пока над Выдуманным островом снова не взойдет солнце.
– Ну, или по крайней мере, пока мы не отыщем Выдуманный Остров и не исправим это маленькое недоразумение, – складывая вещи в походную сумку, блеснув заразительной улыбкой, подытожил один из наших героев, голубоглазый светловолосый мальчик лет девяти.
В его хитроватой улыбке зияло неудержимое извержение предприимчивости, бурлящей в большой круглой голове. Любой взглянувший на него тут же заключал: либо он в сию секунду проворачивал очередную свою затею, либо ожидал плодов недавно предпринятой, либо в мыслях выстраивал фундамент очередной из них. Синяя атласная пижама, усеянная маленькими хитро улыбающимися желтыми планетками, исчерпывающе подчеркивая все вышесказанное, идеально сидела на его широких худощавых плечах, словно выходной брючный костюм. Одежда его находилась в резком контрасте с черной спортивного вида вискозной пижамой второго мальчика: на ней во весь рост был изображен хищный динозавр, разинувший огромную зубастую пасть.
– Ты уверен, что нам обязательно брать с собой эту неподъемную книгу? – с трудом удерживая одной рукой «Большую (нет, пожалуй все-таки – Огромную) энциклопедию», с нескрываемым сомнением в голосе произнес мальчик с динозавром на пижаме.
С виду он был того же возраста, хотя на полголовы выше ростом. Резкие, даже слегка заостренные черты лица, но отнюдь не отталкивающие, а скорее удивляющие столь неожиданным соседством воплощения бездонной решительности с добродушными, бесконечной глубины голубыми глазами, выдавали в нем человека, в коем вдумчивость характера его товарища замещались непоколебимой деятельностью, нередко, однако, предшествующей осмыслению оной.
Схожий цвет волос и глаз, отзеркаленные друг у друга привычки, синхронная моторика простых движений, скопированные позы – все наводило на мысль о том, что пестрый клубок их совместного миропознания, смотанный разными волокнами в единую пряжу, прорастал из одного льняного поля.
– Осторожнее, – тут же предостерег товарища круглолицый мальчик, озабоченно протягивая к книге обе руки, – тут ведь вся моя коллекция гербариев! Не открывай! Если уронишь – придется сотню растений вновь складывать по порядку… Разумеется, мы все это возьмем с собой!
– А их-то зачем брать? – удивился его товарищ, но все же, уловив на себе строгий взгляд, с ухмылкой фыркнул и понес книгу к остальным отобранным вещам, гора из которых наводила на мысли, скорее, о переезде, нежели о приготовлении к летней поездке.
Некоторое время ребята еще были заняты сборами, но вскоре из кухни донесся свист чайника, а затем и торопливые шаги кого-то из взрослых; открыв дверь в кухню, он выпустил из заточения приятный манящий аромат свежеиспеченных булочек из слоеного теста с фруктовой начинкой, который в один миг наполнил все комнаты в доме, и двое улыбающихся ребят, как после выстрела из пистолета на старте забега, наперегонки бросились навстречу этим запахам, на мгновение застряв в дверном проеме, в борьбе за то, кто из них первым займет место за столом.
Остров, которого нет на карте
В те дни был самый разгар лета. Юные путешественники заканчивали с приготовлениями к предстоящему морскому приключению. Ребятам осталось лишь решить судьбу нескольких картонных коробок, усиленных досками и упаковочным стрейчем, которые сходу не поддавшись погрузке, отказывались помещаться в переполненный грузовой отсек их парусного судна. Этот груз, к слову, так и останется одиноко пылиться на разгоряченном бетоне причала прямо напротив того места, где перед отплытием стоял их «Изумруд» – великолепная яхта идеально-белого цвета. Казалось, и день и ночь находясь в готовности броситься наперегонки с ветром, она с ребяческим нетерпением неудержимо рвалась в море. Этот «драгоценный камень» по праву считался одним из самых скоростных судов, принимавших участие в большой парусной регате в прошлом году. За свои очевидные заслуги он и привлек внимание юных путешественников, будучи зафрахтованным незадолго до последних событий. Танцуя на волнах, яхта будто хвастливо выпячивала свой правый борт, на котором отполированные до зеркального блеска буквы мерцали, словно ослепительные золотые звёздочки в лучах солнца, а зелёный камень, красующийся под надписью, едва ли был отличим от настоящего и полностью соответствовал благородному имени этого первоклассного судна.
Пытались ли юные мореплаватели предугадать, какие испытания принесет им будущая поездка? Однозначно. Но было ли это в принципе возможно? Разумеется, они прекрасно понимали, что это путешествие далеко от детской игры на пестром поле из плотного картона, где со старта перед игроками открыты все тупики и незамысловатые повороты ее нехитрых лабиринтов. Где, уповая на одну лишь удачу, достаточно по очереди бросать шестигранный кубик, и ход за ходом фишки беззаботно будут прыгать к цели – четыре шага вперед, один назад, – а в выученных наизусть игровых карточках давно уж нет тех коварных задач и хитроумных вопросов, которые доставляли игрокам неудобства во время самой первой и давно позабытой всеми партии.
Вряд ли когда-нибудь изобретут способ подготовиться ко всем предстоящим поворотам судьбы, да еще так, чтобы багаж из полезных вещей не стал похож на километровый обоз; но главное умение – в нужный момент сохранить в себе волю и не отступить под натиском неприятностей – это и есть, пожалуй, тот самый важный припас, который ни в коем случае нельзя забывать, отправляясь в дальнюю дорогу. Не было ни тени сомнения в том, что подобный груз был заготовлен ими в избытке, и это читалось в уверенных лицах юных путешественников, безмятежно жующих фруктовую жвачку во время наблюдения за ленивыми перемещениями портовых служащих под палящим летним солнцем.
– Прием. Следопыт, это Охотник. Внимание! Береговой дозор покинул пост. Путь открыт. Конец связи. – Прошипел голос в рации юного путешественника, выглядывающего из-под тонких светлых бровей, сурово сморщенных в треугольник, что придавало его острым чертам лица еще большую сосредоточенность.
– Прием. Охотник, говорит Следопыт. Принято.
Невысокий силуэт ветром пронесся между бочками, мешками и ящиками, которые неопрятными кучками то тут то там были разбросаны по территории порта, и засел за одним из контейнеров, расположенных напротив «Изумруда».
– Будь осторожен, охрана сразу за контейнером, – предостерег товарища Охотник, сосредоточенно выглядывая сквозь бинокль из-за белоснежного борта яхты. Через минуту, убедившись в том, что опасности для его компаньона нет, Охотник грозным шепотом скомандовал, – Отдать швартовы! Конец связи.
Белокурый круглолицый мальчик, пригнув голову, словно индейский разведчик на боевом задании, выскочил из-за контейнера и зигзагами просочился к яхте мимо снующих в разных направлениях портовых служащих. Отвязав крепежные тросы, которые словно взбрыкивающегося жеребца, безудержно рвущегося в бескрайние степные просторы, удерживали «Изумруд» от выхода в море, он огляделся и, убедившись, что его действия не были раскрыты, пополз к корме яхты. Минута, и сияющий на солнце идеально сложенный, как у древнегреческого олимпийского спортсмена, корпус судна, раскачиваясь на волнах, начал медленно отдаляться от причала.
– Прием, Охотник. Путь открыт, можно отдать паруса. Конец связи, – улыбаясь, произнес мальчик и ловким прыжком заскочил на раскаленную палубу, медленно уползающую в море.
– Принято, Следопыт. Приступаю… Конец связи. – Охотник, выключив и убрав в рюкзак рацию, полез на мачту. С высоты он пристально оглядел берег, желая убедиться, что их отплытие затерялось в рутине портовых забот.
Наконец, пусть и с небольшим опозданием, терпеливо отмерив своей тенью полдень, словно стрелкой солнечных часов на циферблате вспенивающейся морской поверхности, непревзойденный «Изумруд», гордо раздувая паруса и разрезая волны, покинул порт. На оставленном позади причале никто не подбрасывал шляпы, не размахивал надушенными платками. Не было криков с пожеланиями доброго пути от босоногих зевак с глазами, полными слез восторженной зависти. Их отплытие не освещалось прессой, а панорама с отдалявшейся от берега яхтой не была окутана дымкой тысяч вспышек от фотоаппаратов вездесущих папарацци. Напротив – все мероприятие было организовано самым конфиденциальным образом, поэтому ребята поспешили отправиться навстречу приключениям до того момента, как в офисе компании-судовладельца опомнятся, что их менеджеры, сбитые с толку маленькими хитрецами, умудрились сдать судно в аренду двум несовершеннолетним.
Как только скользящая по волнам яхта в своем стремительном полете скрылась за линией горизонта от подозрительных взглядов, ребята, наконец смогли расслабиться. С тех пор они беззаботно наслаждались прекрасной погодой, чудесными морскими пейзажами, ловили рыбу, а иногда пускали «Изумруд» наперегонки с дельфинами, природой наделенными столь несдерживаемым любопытством, что эти морские непоседы едва ли были способны обойти своим вниманием хоть одно судно, выходившее из порта.
Мягкие морские волны, бережно раскачивая яхту, словно на пуховых подушках, несли «Изумруд» в заданном направлении. Ребятам казалось, всё было на их стороне. Яхта неслась к цели стремительно и необратимо, как стрела, и всего лишь незначительным темным пятнышком виделась им грозная туча, нависшая прямо по курсу. Словно недобрым знамением она возвышалась над волнами, будто бы намекая: этой стреле, запущенной с таким выверенным усердием и тщательной подготовкой, вряд ли удастся избежать неудачного попадания. Но ведь нашим героям достаточно лишь скрестить пальцы и плюнуть через плечо, тем самым, отогнав дурные мысли, оставить ненужные суеверия за бортом. Разве могло что-либо остановить эту благородную миссию спасения? Ответом, пожалуй, станет этот уверенный взгляд на улыбающемся, но сосредоточенном лице одного из юных путешественников. Порой с трудом превозмогая зевоту, он с головой был погружен в важный процесс – внесение записей в судовой журнал. Его компаньон не любил это, считая «подобную писанину крайне прескучным занятием», поэтому после первой же его весьма скромной по содержанию записи в журнале: «День первый. Наконец, отплыли…", мальчик счел своим долгом взять это дело в свои руки. Как впоследствии оказалось, его записи станут весьма ценным документальным материалом и в какой-то мере предопределят дальнейший ход событий всей кампании. Ну а пока юные искатели приключений, затейливо подмигивая друг другу, раздумывали, какими бы событиями занять читателя в ближайшее время, первый день их путешествия медленно превращался во второй, – когда старательно выводя карандашом буквы, круглолицый мальчик начнет неторопливо переносить в судовой журнал подробности утренней вахты.
«День второй. Утренняя вахта.
Две не в меру упитанные, но от этого не менее проворные, чайки с острова «Эм», неподалеку от которого пролегает наш маршрут, утащили невскрытую консерву сгущенки прямо со стола с приготовленным завтраком. P.S. Глупые птицы, они не додумались прихватить еще и открывалку… Интересно, удастся ли им открыть банку, чтобы полакомиться сладеньким?»
«День второй. Вечерняя вахта.
Мой компаньон неожиданно вспомнил, что в порту отправления на причале остались не погруженными несколько коробок. Самое в этом неприятное – до последнего момента мы не узнаем, какое именно оборудование было преступно забыто, пока его отсутствие не всплывет в самый неподходящий момент. Надеюсь, что это был его любимый набор чугунных котелков, без которого мы и так бы легко обошлись… Погода отличная. Видимость прекрасная.»
«День второй. Глубокая ночь.
Среди вещей мы обнаружили тот самый набор котелков. Какое разочарование. Теперь нет сомнений в том, что нами было забыто что-то полезное. Настроение подавленное. Хочется спать.»
«День второй. Глубокая-глубокая ночь.
Вместо того, чтобы отправиться спать в мою очередь, мне пришлось выяснять с компаньоном, чья безалаберность стала причиной оставления части припасов на причале. Несмотря на всю очевидность именно его вины, как ответственного за погрузку снаряжения, он обиделся и ушел спать, тогда как наступил мой черед стоять у штурвала. Какая жестокая несправедливость.»
«День третий. Полуденная вахта.
Проспав до обеда, я, к сожалению, так и не стал свидетелем того, каким образом, мой компаньон, едва не упав в воду, уронил в море мою любимую подзорную трубу (к тому же, взяв ее без спроса). Теперь за наблюдение за горизонтом отвечает он, поскольку после всего не желает предоставлять мне в пользование свой бинокль из опасений, что я в ответ, как бы случайно, могу упустить его за борт. (Они с ним теперь почти не расстаются, даже во время сна.)»
«День третий. Вечерняя вахта.
Солнце уже садится, и ввиду отсутствия бинокля (который в настоящее время мирно «спит» под подушкой моего компаньона) мне никак не удается тщательно разглядеть странный остров, выросший прямо по курсу. Большая удача, что я вовремя заметил невооруженным взглядом его едва различимый белый силуэт и в данный момент я настроен скорректировать курс «Изумруда». P.S. Удивлен, что не смог найти этот покрытый снегом островок на наших картах. Без сомнений, его на них нет, – но не мог же он вдруг приплыть сюда или свалиться с неба… Команда рулевому:
– Вправо на борт!»
– Ты, наверное, шутишь! – тяжело дыша, разрывался в крике юный путешественник. Он раздраженно вырвал из рук и швырнул на лёд журнал, тут же поднятый его компаньоном. – Неужели ты и вправду занимался записями в судовом журнале? И это за мгновение до кораблекрушения?
– Ведение журнала – не менее важное дело на судне, – виновато вполголоса ответил его круглолицый товарищ.
– Но ведь рулевой – ты! – не в силах успокоиться кричал Охотник. – Что за рулевой отдает самому себе письменные приказы? И в такой-то момент!
– Да, рулевой – я… – манерно вытягивая губы, спокойным голосом отвечал мальчик. – Команду ведь отдал… Разве что выполнить не успел…
– Ну как же так… – Раздосадованный, Охотник спустил с плеч лямки рюкзака и плюхнулся на землю.
Подбирая слова для очередной атаки, он периодически поглядывал на своего товарища, то сотрясая руками воздух, то хватаясь за голову, раскачивал ей из стороны в сторону. Надо сказать, что его компаньону еще долго пришлось оправдываться за то, что экстренным мерам тот предпочел бесполезные записи в судовом журнале, – ведь едва успев выскочить из идущей ко дну яхты и на лету прихватив малую часть снаряжения, искатели приключений обнаружили себя на пустынной поверхности огромного айсберга.
Что же произошло? Неужели юная команда спасателей настолько утратила бдительность за время их недолгого путешествия, столь удачно начавшегося и набиравшего ход, что упустили из виду возникшую на пути опасность размером с Гренландию? Пожалуй, да; и какие бы слова не подбирали в яростных спорах молодые капитаны, было очевидно, что авария стала плодом их совместных усилий, и случилось то, что случилось. Их яхта, наскочившая на ледяную глыбу, словно несущийся сквозь ночную мглу автомобиль, не имея ни малейшего шанса успеть сбавить скорость перед резким поворотом, на полном ходу влетела в ледяную стену и, выпустив из своих недр, развороченных от этого сокрушительного удара, густое облако из пыли и щепок, разломилась надвое. Передняя ее часть так и застряла в снегах айсберга, намертво вмерзнув в тысячелетнюю ледяную породу, задумчиво-грустно сияя своим помутневшим изумрудным «глазом»; корма же, стремительно скрываясь под водой, утягивала на дно основной багаж. Среди второпях схваченных вещей, к глубочайшему сожалению маленьких путешественников, не окажется ни еды, ни снаряжения, способного ее добыть, ни достаточного количества теплой одежды – по сути, ничего однозначно полезного в условиях, в которых их застала эта катастрофа. Все превосходно продуманные и построенные планы стремительно исчезали под непроницаемой пучиной беспокойного моря. Двое юных путешественников, тяжело дыша, словно вслед уходящему поезду, глядели на ускользающий силуэт могучего корпуса «Изумруда». Узкий прямоугольный рюкзак из плотной кожи, потрепанная походная сумка и те немногие предметы, способные уместиться внутри этих далеко не самых просторных вещиц, – пожалуй, это все, что останется в руках юных путешественников после того, как над изуродованной кормой некогда гордого соперника неудержимых морских ветров сомкнутся вспенивающиеся волны. Жалобный стук окна, беспомощно захлебывавшегося от непосильных глотков ледяной воды, с каждой секундой усиливал ритмичность этой истеричной агонии. Оставшиеся на ледяном берегу бывшие капитаны «Изумруда» с грустью наблюдали за последними судорогами навсегда уходящего в небытие чемпиона, поверженного стихией и разгильдяйством.