«Над Бугом-рекою
Росли мы с тобою
…………………….
Над Бугом пришлось умирать»
Из песни А.Клименко
Предисловие
Мой отец, Марценюк Пантелей Иванович прожил долгую и насыщенную историческими событиями жизнь. Он родился девятого августа одна тысяча девятьсот четырнадцатого года – года, когда началась первая империалистическая война. Еще маленьким ребенком он пережил за подолом матери бурные события лет революции, рождение и падение Украинской народной республики, гражданской войны. Во времена новой экономической политики и в годы коллективизации он видел как перемены к лучшему в экономике Украины, так и беспощадную эксплуатацию и развал села большевистской властью. Пережил голод тридцать третьего года и четыре года немецкого плена в Великую Отечественную войну. Он был свидетелем, как бездарного начала войны, так и триумфального ее окончания. Не обошли отца и послевоенная «война без фронтов» на западной Украине. Он умер двадцатого мая двухтысячного года, дождавшись появления Украинского государства и, прожив достойную и честную жизнь. Вечная память и пусть земля будет ему пухом.
Марценюк Валерий Пантелеймонович
Часть первая: В Колюховських тернах
1.1. Моя семья
Родился я в селе Колюхов, которое находится в Тивровском районе Винницкой области. Родители мои, как и другие предки, были коренными жителями этого села. Родителей отца и матери я не помню, так как родился уже после того, как почти все они умерли (кроме деда Павла). Знаю только, что в молодости они были крепостными, а потом, после реформы одна тысяча восемьсот шестьдесят первого года, получили небольшие наделы земли и хозяйничали на них. Семьи в них были большими, поэтому приходилось проживать в беде и нужде.
Мой отец Иван Павлович Марценюк, родился в 1870 году в крестьянской семье бывших крепостных села Колюхов. В семье было трое сыновей – Григорий (звали его по народному – Рыгорко), Прокоп, Иван и две сестры. Семья была малоземельной, а потому, чтобы выжить, приходилось повседневно и тяжело работать в имении местного пана Врублевского. Сызмала отец пас господские свиньи, а когда немного подрос – коровы. Потом работал погонщиком коней в поле при пахоте. Плата за эту трудную крестьянскую работу была крайне мизерной. Помещик Врублевский был малопоместным, а потому старался выжать из крестьян все возможное и невозможное. Он был недобрым человеком и эксплуатировал крестьян беспощадно. Дед Павел не всегда подчинялся прихотям помещика, поэтому тот оказал содействие, чтобы его сына Ивана взяли в войско. К тому времени моему отцу было 23 года.
Так отец в одна тысяча восемьсот девяносто третьем году попал на службу в царскую армию. Служба его проходила в разных местах России. Наиболее долго пришлось служить на Кавказе, в частности, в Азербайджане и Грузии. Неграмотному крестьянину было тяжело на этой службе, тем не менее, судьба дала ему там возможность научиться читать, писать и считать. Одновременно с крестьянами службу проходили и просвещенные мещане, которые помогли получить это начальное образование. В дальнейшем отец своими силами продолжал обучение, исходя из своей возможности согласовывать это образование с трудной крестьянской жизнью. Возвратился он из армии после пяти лет службы и в 28 лет вступил в брак с семнадцатилетней местной жительницей Александрой (Филимоновной), тоже из многодетной семьи. В них родилось восемь детей, однако выжили и стали взрослыми только пятеро, три сестры – Елизавета (1900 года рождения), Лариса (1904 года), Вера (1908 года), брат Федор (18 апреля 1910 года) и я – самый младший. Родила меня мать во время жатвы на снопах девятого августа одна тысяча девятьсот четырнадцатого года. В то время имена новорожденным давали священники и поскольку девятое августа – это день святого Пантелеймона, то и имя дал мне поп соответствующее. Отец был очень недоволен таким именем и даже подрался по этому поводу с попом. По рассказам сестер и матери знаю, что отец не очень обрадовался моему рождению. Семья была многодетная, отец тоже уже не молодой, имел сорок четыре года и ему, да и другим членам семьи, было не до грудного ребенка. В начале жизни почти никто за мной не присматривал, я одиноко лежал в люльке под присмотром роя мух. Люлька стояла во дворе, недалеко от ограды для скота и свиней, и потому мухи прямо измывались надо мною.
Тем не менее, в год моего рождения умерли за одну неделю трое старших детей (Яков, Анастасия и Тодось), заболев на дифтерию. Сначала заболел Яков, который учился в гимназии в городе Немиров. Затем, заразившись от него, заболела Анастасия, а затем и шестилетний Феодосий (Тодось). После этого за мой уход взялись более тщательно.
Время было очень трудное и, чтобы выжить, моим родителям со старшими детьми приходилось настойчиво работать. Девчатам учиться почти не приходилось. Их после одного-двух классов сельской школы отдавали в науку к портнихам. Такую науку прошли сестры Елизавета и Анастасия, которые смогли дальше самостоятельно шить женскую одежду. А от них научились этому ремеслу Вера и Лариса. В летнее время они занимались роботами в поле и по хозяйству, а зимой шили разнообразную одежду. Одежду изготовляли как из фабричного холста, так и из домашнего. Для изготовления одежды повседневного употребления пряли пряжу, из которой в дальнейшем изготовляли домотканный холст.
После моего рождения мать часто болела. Несмотря на это ей вместе с отцом постоянно приходилось беспокоиться о нас детей, чтобы мы были всегда накормлены и одеты. Мать так и осталась неграмотной, тем не менее, за чуткость и заботу о нас мы всегда любили ее и уважали.
1.2. Село Колюхов
Наше село находится на расстоянии приблизительно около полутора километров от речки Южный Буг. В эту речку впадает маленькая речушка по обоим берегам которой и раскинулось село Колюхов. Речушка начинается в центре села из небольшого родника. На пути протекания речушки, в направлении к реке, в селе построили плотины, вследствие чего образовалось целый ряд прудов. На сегодняшний день таких прудов можно насчитать уже шесть, хотя в начале двадцатого столетия их было только три.
Название нашего села «Колюхов», судя по всему, происходит от слова «колюхи». Так от села к речке Южный Буг направляется дорога, возле которой еще на моей памяти росли густые заросли дикого боярышника всыпанного колюхами к такой степени, что продраться через него было почти невозможно. С течением времени эти заросли понемногу стали исчезать и в наше время уже тяжело найти даже их следы. Через речку, в ее наиболее узкой части, была налажена переправа в направлении соседнего села Никифоровцы с помощью парома. Где-то в восьмидесятые годы паром заменили на понтонный мост. В этом месте есть довольно глубокое озеро-старица, которое соединяется небольшим протоком с речкой. Вода в озере такая прозрачная, что местами можно увидеть дно.
Через паромную переправу крестьяне ездили в направлении городка Немиров и к центру уездного городка Брацлава. Для того чтобы не приходилось долго ждать на переправе, там находился постоянный паромщик. Оплату за свою работу он получал от людей, которых переправлял через речку. На холме был выкопан земляной шалаш, в котором оборудовали печку, и это разрешало паромщику находиться на переправе в холодные осенние и весенние месяцы. Зимой речка перемерзала, через нее ездили санями и ходили пешком. Шалаш и переправа находились со стороны села Никифоровцы, недалеко от очередной небольшой речушки, одной из безымянных притоков Южного Буга.
Паром приводился в движение паромщиком и людьми, которые переправлялось через речку. Для этого на металлический трос, который закреплялся на столбах с противоположных берегов реки и проходил через столбы на одной из сторон парома, надевался специальный привод. Этот привод был в виде деревянной рукоятки с отверстием, через которое проходил трос. Привод легко передвигался по тросу при перпендикулярном положении к нему. Если привод заворачивали под углом к тросу, то его сцепление с тросом становилось настолько жестким, что можно было тянуть паром по воде в нужном направлении. Паром имел вид большого деревянного квадратного корыта. Размеры его сторон достигали десяти метров, что разрешало перевозить не только людей, но и скот, телеги, а с течением времени даже и автомобили.
На окраине села со стороны, которая вела к речке, находилась усадьба профессора Николая Попова. Дом профессора стоял на въезде к усадьбе, которая вокруг была обсажена дубами, опоясана рвом и ограждена колючей проволокой. Усадьба была хорошо благоустроена и занимала площадь где-то около десяти гектаров. Половина этой площади была засажена садом, а вторая половина использовалась под овощи. Профессор работал в Одессе в одной клинике с известным хирургом Филатовым. Он практически в усадьбе не проживал и приезжал только на отдых. Если все же находился в усадьбе, то по просьбе жителей села, как его не уговаривали, к больным не ходил. Ходила его жена, которая почти постоянно проживала в усадьбе, а также экономка Антонина Вертальская. Они, как умели, лечили сельчан, получая за свои услуги признательность продуктами. Перед самой революцией в конце усадьбы был возведен новый двухэтажный дом. К новому дому от старого со стороны села была проложена дорога, обсаженная с обеих сторон молодыми липами. После революции этот дом развалили и растянули на стройматериалы.
Почти в центре села находился дом местного помещика Врублевского. Он стоял на холме возле пруда. Дом этот был небольшим одноэтажным из кирпича. Перед домом росла старая сосна метров тридцать высотою и метра четыре в обхвате. Во время революции помещик из села исчез, а вот его дом и до сего времени находится на своем месте и в нем размещается сельская школа. Сосну ту с течением времени срезали.
На противоположной к Бугу стороне села находится кладбище. Перед кладбищем на довольно большой площади стоит деревянная церковь, в которой местный люд как начинал свое странствие у жизни обрядом крещения, так и заканчивал ее по пути на погост.
Село принадлежало к Брацлавскому уезду и до революции, а также длительное время после нее, славилось выращиванием табака. Табак – теплолюбивая культура, поэтому высаживали его в землю весной рассадой, которую получали из парников. Высаживали рассаду табака рядами на расстоянии с полметра в междурядьях и до двадцати сантиметров в ряду. Высота растений была около двух метров. Листья на растениях вырастали роскошные, фикусоподобные в несколько рядов. Их срывали, развешивали на солнце и сушили. Потом высушенные листья складывали в стосы и резали. Табак у крестьян оптом скупали евреи, которые держали табачные фабрики. До революции за табак платили золотыми рублями. Эти рубли крестьяне понемногу прятали на черный день, как универсальную валюту. Помню, один раз отец при мне вытягивал из тайника такие монеты. Куда они исчезли после его смерти неизвестно, хотя догадки по этому поводу были.