Призвание
Глава 1
Впервые в психиатрию Алина попала в 19 лет. Время было непростое, доперестроечное, начало 80-х годов. Однажды в студенческом общежитии к ней подошел однокурсник и спросил:
– Аля, хочешь вкусно поесть?
– Ну, допустим, – сказала Алина, ища подвоха в вопросе однокурсника, который ей симпатизировал, и тщетно добивался у нее взаимности.
– Пойдем ко мне, у меня много вкусностей. Поедим от души.
– Откуда?
– Из психушки, – сказал, смеясь однокурсник.
– Да, ну тебя, – отмахнулась Алина.
– Я серьезно, – поспешил остановить ее однокурсник, – я подрабатываю в психиатрии.
– В психиатрии?, – удивилась Алина, – как ты, студент технического вуза, можешь подрабатывать в психиатрии?
– Ну, не врачом же! Я ночной санитар.
– И что, много платят? – скептически осведомилась Алина.
– 70р, – похвастался однокурсник.
– Хватит заливать, – скептически продолжила Алина тоном прагматика, – на 70р. не купишь даже приличные джинсы. Вот я получаю стипешку 40р., плюс родители подкидывают 60р. в месяц, и то я не могу себе позволить вкусно поесть. Вот, за джинсы отдала 200р. и теперь вся в долгах.
– От тебя ничего не скроешь, ты права, я получаю от 130 до 170р. А хочешь, устрою тебя к нам на работу? Там так здорово! Там такие люди добрые работают, всегда покормят, и деньги не плохие.
И таким образом, Алина попала в психоневрологический интернат ночной санитаркой. Первое посещение интерната, когда Алину провели по этажу, показывая предстоящий фронт работы, повергло ее в шок. «О, нет! Это не для меня!» – вновь и вновь повторяла она про себя, следуя за старшей медсестрой.
– Работа у тебя начинается в 7 часов вечера. Твои палаты – это все двухместные, их всего 6. В каждой по две бабульки. Не бойся, они старенькие, смирненькие, а главное, опрятные. Все, что нужно им – это внимание. В твои обязанности входит – перестилка, переодевание бабушек, если в этом есть необходимость. И, конечно же, санитарное состояние палат – нужно протереть пыль, помыть полы, и, в общем, ничего такого, с чем бы ты не справилась. По ночам вас будет трое – две санитарки и одна медсестра.
Они вошли в одну из палат. Палата была небольшой, чистенькой, но, что больше всего удивило Алину, по домашнему уютной. Пожилая женщина сидела на стуле возле одной из кроватей спиной к вошедшим и смотрела в окно, будто вглядывалась вдаль. Рядом с ней на кровати мирно спал пушистый рыжий кот, свернувшись калачиком.
– Ася Яковлевна, – сказала, обращаясь к пожилой женщине старшая медсестра, – вот привела к вам новенькую девочку, студентку.
В это время старшую медсестру позвали к телефону.
– Извините, пожалуйста, вы пока пообщайтесь, я сейчас вернусь, – сказала старшая и спешно вышла из палаты.
Пожилая женщина, не оборачиваясь, жестом пригласила присесть Алину на рядом стоящий стул. Присаживаясь, Алина оказалась вблизи лица собеседницы, и у нее неизвестно от чего сжалось сердце.
– Студентка?! Как Вас зовут, моя хорошая? – спросила совсем по-старушечьи пожилая женщина, – и на кого мы учимся?
– Я – Алина, учусь в инженерно-строительном.
– Технарь. А специальность?
– Инженер-экономист.
– Не плохо, не плохо…– тут пожилая женщина повернула взгляд на Алину. Старческие глаза, мутные, словно пустые, смотрели сквозь Алину, и ее осенило, она ничего не видит. Тут сердце Алины опять сжалось от неизведанной ранее боли, она отвела взгляд в сторону, и увидела за дверью в закоулке полки, прикрученные к стене от пола до самого потолка, и забитые книгами.
– О-хо! Сколько книг! – восторженно вырвалось у Алины, – это чьи же?
– Мои, – опять прозвучал старушечий голос, – значит ты будешь ночами работать?
– Да.
– Как ты относишься к поэзии, деточка?
– По-разному, – уклончиво ответила Алина, чтоб не сказать, что плохо, т. е. никак. К своему стыду, она предпочитала поэзии прозу, у нее не было ни одного любимого поэта. Это в то время, когда в стране «поэт был больше, чем поэт».
– А к прозе?
– Гораздо лучше. Люблю читать…
– Любимые писатели?
– Достоевский.
– Скажите, пожалуйста! Позвольте полюбопытствовать, сколько Вам лет? – спросила Ася Яковлевна, переходя на «Вы».
– 19, – ответила удивленная Алина,«причем тут возраст?».
– Ну, почему техвуз? – сказала себе под нос Ася Яковлевна. – И какие же его романы Вы читали?
– «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Униженные и оскорбленные», «Идиот», «Игрок», – стала перечислять Алина.
– «Игрок»?– удивленно прервала ее собеседница, – ну, и как Вам?
– Это мое любимое, пожалуй.
– Даже так?! Деточка, Вы меня приятно удивили! «Игрок» никогда не входил в школьную программу. Даже во внеклассное чтение не входило. Где же Вы нашли его?
– В папиной библиотеке.
– Похвально, похвально. А кто Ваш папа?
– Математик.
– Да?… Вот почему технический вуз! Скажите, пожалуйста, а что именно в Достоевском Вам нравится?
– Описание человеческих переживаний.
– А из ранних его произведений что Вам известно?
– « Чужая жена и муж под кроватью», – называя произведение
Алина густо покраснела.
– Как же ты покраснела, деточка!? – заметила пожилая женщина.
– Ася Яковлевна, как Вы могли это узнать?
– Для таких вещей не обязательно иметь зрение! Ну, и что жеранние тоже тебе нравятся?
– Нет.
– Почему?
– Не понятно.
– Деточка, Вы находка!…
В это время вернулась старшая медсестра, прервала беседу, и извиняясь увела Алину. Следуя за старшей медсестрой Алина удивилась метаморфозе, произошедшей в своей душе. После незначительной беседы с пожилой женщиной, она была твердо уверена, что обязательно придет сюда работать. Она испытывала смешанные чувства – все, что шокировало ее до беседы с пожилой женщиной теперь казалось неожиданно сошло на нет, вместо него появилось чувство глубокой незавершенности. Бесследно исчезло и чувство жалости, которое она испытала к пожилой женщине в первые минуты, еще до общения. Теперь же она испытывала к ней чувство глубокой заинтересованности, очень хотелось вернуться к Асе Яковлевне и продолжить прерванную, тем еще интересней, беседу…
Глава 2
Ася Яковлевна, доктор филологических наук, профессор, много лет проработавшая в МГУ, волею судьбы на старости лет сначала похоронила мужа, затем спустя два года и сына, который погиб в автокатастрофе, и оставшаяся одна на всем белом свете, после инсульта попала в этот интернат. К моменту прихода Алины, она прожила здесь долгих 10 лет своей жизни, в последний год которого потеряла зрение. Алина для нее была поистине находкой. Интеллигентная по натуре, с определенным интеллектом, молодая девушка обладала также, как и сама Ася Яковлевна, сложной психической организацией. Открытая по характеру, в то же время скромная в своих притязаниях, жизнерадостная, она казалась на первый взгляд смелой, но, тем не менее за короткий период общения с ней Ася Яковлевна поняла, разгадала в ней глубокую, тонкую, ранимую душу. Алина появлялась через каждые две ночи на дежурства. Приходя в смену, едва успев лишь переодеться, она бежала к Асе Яковлевне в палату, дабы застать ее еще не уснувшей, чтобы вдоволь пообщаться с ней, принять участие в жизни с каждым днем увядающей пожилой женщины. Это общение было обоюдно продуктивным – одна вдыхала молодость, активизируясь лишь рассказами о молодой, насыщенной, студенческой жизни, а другая – духовно обогащалась, не переставая восхищаться знаниями, умениями, умом и мудростью пожилой женщины. Это общение тонко, незаметно отражалось на судьбах двух женщин. Незаметно для себя Алина приобщилась к великой поэзии, теперь она перед сном читала любимой своей подопечной Мандельштама, Баратынского, Омара Хайяма, биографии которых уже хорошо знала. А Ася Яковлевна открыла для себя современных поэтов, таких как Окуджава, которого Алина называла не иначе, как Булат Шалвович, кумира всей интеллигентной молодежи, Евтушенко, Ахмадулиной. Совместно они тихо напевали песни и Визбора. И секретничали они совсем не по-женски, шепотом обсуждали судьбу Солженицына.
– Алиночка, деточка, как же мне повезло на склоне лет – судьба щедро одарила меня тобой. Ты теплая, светлая, ласковая, в тебе столько добра! Спасибо, деточка, что ты есть! Ты вселяешь людям надежду! Видя тебя всегда полную жизни, всегда улыбчивую хочется жить. А это очень важно в моем возрасте. И, вообще, деточка, послушай меня, я много лет живу на этой земле, много видела, не мало знаю. Я знаю людей. Твое место там, где нужна помощь людям. Ты любишь людей, понимаешь, умеешь ладить. С тобой легко, комфортно, надежно. Подумай об этом, деточка.
Пожилая мудрая женщина «смотрела в даль», в прямом и переносном смысле, высказываясь глобально, наставляя молодую Алину на путь истинный, а Алина, со свойственным молодости легкомыслием не воспринимала всерьез, столь глубоко слова своей собеседницы.
Привязанность двух женщин разных поколений была настолько велика, что Алине казалось это чем-то всеобъемлющим, бескрайним, бесконечным. И это казалось ей необычным.
– Почему так, – растерянно спрашивала она иногда у пожилой женщины, – почему мне иногда кажется, что ближе, роднее Вас у меня никого нет?
– Деточка, это ведь не так, – мягко и с глубокой любовью проникновенно объясняла ей пожилая женщина, – просто мы с тобой родственные души, с полуслова понимаем друг друга. Такое бывает очень не часто! Нам с тобой повезло. Посмотри кругом, сколько не сложившихся отношений, сколько человеческих непониманий, сколько судеб рушатся от того, что люди перестали друг друга слышать. А сколько детей вырастают моральными уродами!
– Что Вы имеете ввиду?
– Деточка, ты просто не знаешь, как тебе повезло с матерью, с семьей. Тебя с детства окружала любовь, поэтому ты выросла эмоционально полноценным человеком, способным на глубокие чувства.
– А, что, бывает иначе?
– Дети, которые растут в детских домах и сиротских приютах часто страдают различными эмоциональными проблемами, включая неспособность установить близкие и продолжительные отношения с окружающими. Такие дети неспособны любить потому, что на раннем этапе жизни упускают возможность крепко привязаться к матери. В качестве главного условия нормального психического развития ребенка выступают любовь ребенка к матери и матери к ребенку. Если это условие не соблюдается, то возникают патологические формы поведения. Более того, разлука с матерью в раннем возрасте приводит к таким расстройствам поведения в дальнейшем, как неспособность к установлению близких отношений, завышенные требования к другим людям. Вот так вот, деточка.
– Ужас какой! Бедные дети! – в ужасе тихо произнесла Алина, и горячие слезы обожгли ей щеки. Она быстренько смахнула слезы, подумав – как хорошо, что Ася Яковлевна не видит ее слабости, и сказала нарочито веселым голосом:
– Ну, что это мы о грустном?! Давайте лучше…
В отделении Алину любили. Заведующий отделением, пожилой мужчина Сергей Борисович не переставал выделять ее внимательность, хвалить ее и ставить всем в пример. В процессе работы не раз говорил молодой санитарочке, что ее место в медицине, и что ей стоит крепко об этом подумать. Медсестры ценили ее примерность и исполнительность. Санитарки ценили в ней готовность всегда прийти на помощь. Жизнерадостная, открытая в общении, излучающая всегда тепло, Алина старалась охватить своим вниманием всех подопечных в отделении. Пожилые жительницы отделения тянулись к ней и отвечали ей взаимным теплым отношением.
В интернате Алина проработала один год и пять месяцев.
Последняя неделя ей запомнилась навсегда. Однажды, приходя в смену, она застала свою подопечную в тяжелом состоянии. Ася Яковлевна лежала вытянувшись, мертвенно бледная. Лицо резко осунувшееся, казалось даже перекошенным. Не зрячие, но всегда живые, осмысленные глаза были закрыты и неподвижны. Она была без сознания, на искусственном внутривенном подкармливании.
– Она вчера ночью пережила очередной инсульт, – словно сквозь туман услышала голос врача Алина, – кровоизлияние обширное. Мне очень жаль, деточка…
Проконсультировавшись с врачом, Алина взяла на себя полный уход за любимой подопечной. Для предотвращения застойных явлений в легких и возникновения пневмонии каждые 2 часа, бережно обняв, словно перекладывала хрупкое стекло, поворачивала ее в постели. Во время проветривания палаты с нежностью укрывала ее одеялом, на голову надевала вязаную шапочку или платок. Памятуя советы врача, часто мерила температуру и при ее повышении тут же бежала, сообщала врачу, в надежде, что это хороший признак. Для профилактики пролежней и опрелостей несколько раз в день протирала кожу камфорным спиртом. Начитавшись необходимой литературы, устраивала «банные дни», обмывала все тело смесью из теплой воды и шампуня.
Ухаживая за ней, Алина лелеяла мечту, что Асе Яковлевне станет лучше, она придет в сознание, и придумывала, как она будет ее сажать на несколько минут (3-5 раз в день) в постели, подложив под спину подушки, начнет проводить занятия дыхательной гимнастики. Наивно по-детски представляя надувание резиновых шаров, детских резиновых игрушек, предвкушая это веселое совместное занятие с дорогим сердцу человеком.
И все время, весь свой уход сопровождала разговорами вслух, истинно веря, что Ася Яковлевна слышит ее и все понимает. И придет время, когда наступит прежняя идиллия, они вновь будут общаться полноценно.
В последний день перед сессией, когда она вынуждена была ехать, сдавать экзамены, Алина подсела к ее кровати, без суеты, без лишних эмоций, словно чувствовала, что больше не увидит ее и горько произнесла:
– Мне так много есть тебе сказать!.. Я влюбилась, у меня жених… Ну, почему именно сейчас? Ты мне так нужна!.. Я всегда буду тебя помнить! Спасибо, что ты была в моей жизни!.. Ты мне многое дала!… – речь была прерывистой, ком в горле душил, слезы лились, обжигая щеки…
После сессии Алина не вернулась на работу. Ася Яковлевна умерла, как только Алина вышла из палаты, как оказалось навсегда…
Глава 3
Прошли годы… Алина окончила институт, вышла замуж, родила детей… По специальности она не проработала ни дня. «Не экономист ты! Это не твое», говорила ей Ася Яковлевна.
Шло время, дети росли и деятельную натуру Алины стало тяготить социальное бездействие.
– Засиделась я дома! Мне надо в общество! – говорила она мужу, надув губки, – домохозяйка с высшим образованием! – иронично продолжала она жаловаться, капризничая.
– Ну, хочешь, иди работать, а я посижу с ребенком?
– Не смешно. Между прочим, в Америке и в Европе равноправие полов не пустой звук, как у нас в стране. Там действительно мужчины могут сидеть дома, заниматься детьми, хозяйством, а женщины зарабатывают деньги.
– Эмансипе ты мое! Я не шучу. Иди работать. Для дочки мы выпишем маму. Мою или твою.
– Нет! Ребенок должен быть с матерью. Это обязательное условие для развития нормальной психики ребенка. Мы должны вырастить нормального члена общества, с детства окруженного любовью.
Цепь подобных разговоров привела к тому, что Алина устроилась на работу в детский сад вместе с ребенком. Убила одной пулей двух зайцев. «И замужем и дома» – и на работе, и с ребенком.
Ориентируясь на запись в трудовой книжке и, видимо, на возраст, Алину сначала оформили как нянечку, в подчинение к самой опытной, образованной воспитательнице в годах. За неполные пол года Алина успела покорить многих своим жизнерадостным характером, умением находить общий язык с детьми, особенно с их родителями. Как-то заведующая детским садом, с виду недружелюбная, грозная женщина преклонного возраста вызвала Алину к себе в кабинет:
– Алина, я наблюдаю за тобой с первого дня, и очень довольна твоей работой. Ты просто умничка! С детьми ты ладишь, много благодарностей от родителей. У тебя педагогический дар, тебе надо учиться. Как тебе предложение, пойти в педагогическое училище?
– Спасибо, Нина Ивановна, за предложение, – скромно ответила Алина, – но, как-то неожиданно. Во-первых, я не планировала долго работать у вас, у меня высшее образование, я – инженер-экономист. Во-вторых, на данный момент я больше планирую семью, чем карьеру, хочу второго ребенка, – заключила она почему-то густо покраснев.
– Ну, и все правильно, – невозмутимо спокойно сказала заведующая, – ты молода, образована, самое время планировать семью. Я за тебя рада, поздравляю. Но, ведь, одно другому не помеха, мы все так начинали. Я сама была молода, – и рожала, и училась, и работала, и все одновременно. Милая моя, – вдруг продолжила Нина Ивановна, почему-то немного раздражаясь, – мы не в капиталистической и не в восточной стране живем, где женщина может себе позволить, посвятить себя только детям, не работая.
Алина почувствовала себя виноватой.
– Извините меня, Нина Ивановна, – лишь промолвила она.
– Это прекрасно, что у тебя есть высшее образование,– продолжала заведующая, – в таком случае тебе необходимо профильное образование – педагогическое или медицинское, чтобы со временем занять мое место. Лучше иди в медучилище, на вечернее, без отрыва от производства, так будет вернее, оно и правильнее, и интереснее. Медицинское образование никому еще не помешало, – безапелляционно заключило руководство.
Мысли о медучилище вернули Алину к воспоминаниям об интернате, где она в белом халате, среди медсестер и врачей чувствовала свою причастность к медицине. И как ей было там хорошо. И то, что врачи говорили о ее медицинском призвании. Четко всплыли воспоминания об Асе Яковлевне, об ее наставлениях.
– С высшим образованием в медучилище? – удивился муж.
– А почему бы нет, – осторожно стала настаивать на своем Алина , – инженером я не хочу работать, сам знаешь. И, вообще, если задуматься, в институт-то я поступила с большим нажимом матери.
– Какое счастье, что мать на этом настояла, иначе, как бы я тебя встретил! А кем ты, вообще, хотела стать? Какая профессия тебе по душе?
– Не знаю, – честно ответила Алина, – сама об этом в последнее время озадачена.
…Медучилище Алина закончила с красным дипломом. Медицинская стезя Алины началась лишь десять лет спустя. Этому способствовало эпохальное событие – великая страна Советов развалилась . И тогда Алина решила реализовать давнюю мечту – посвятить себя любимым детям. С исполнением младшему 10 лет, дети уже не так нуждались в маминой опеке, стали более самостоятельными, и их некоторым образом стали тяготить ее сопровождения.
– Мне надо устроиться на работу, – сказала Алина мужу.
– Прекрасно, я поговорю с другом, он как раз открыл свою
строительную фирму, у них требуются бухгалтеры, – предложил муж.
– Нет, – сказала Алина, лукаво улыбаясь, – мне предлагают медсестрой.
– Ну, что за глупости! Зачем тебе это надо? У тебя прекрасная специальность, образование, тебе надо делать карьеру!
– Понимаешь, какое дело, – стала придумывать на ходу Алина, – медсестрой работа посвободнее, сутки через трое, больше буду бывать дома, с детьми. Это временно, пока дети не подрастут.
А на самом деле в истинной причине своих желаний Алина не хотела признаваться. Ее совершенно не тянуло окунаться в мир сухих счетов, цифр, ей хотелось, чтобы ее работа была связана с людьми, хотелось чего-то душевного.
– Не понимаю тебя, – искренне удивился муж порывам Алины, – ты понимаешь, что такое медсестра? Это судна, катетеры, клизмы и т. д. Это унизительно!
– Ничего подобного! – возразила Алина, – это, медицина, и, это, прежде всего, люди, нуждающиеся в моей помощи!
Глава 4
В интернате Алину приняли очень доброжелательно, не смотря на то, что ее диплому десять лет и нет никакого опыта работы, не говоря уж о медицинской квалификации. Медсестер катастрофически не хватало.
– Работа тяжелая, у нас особый контингент, не каждый может выдержать, – беседовала с ней психиатр, заведующая отделением, – главное в нашей работе это желание, а опыт и умение дело наживное.
– Я тебя поставлю в мужское отделение, там две пенсионерки работают, опыта у них достаточно, чтобы поднатаскать тебя, они тебе помогут во всем, – сказала старшая медсестра и отвела ее в отделение.
Когда Алину впервые провели по отделению, она испытала особые чувства. Несмотря на начало нового миллениума, интернат переживал далеко не лучшие времена. Убогость интерьера – это ветхая мебель в кабинетах, затертые, местами рваные, местами залатанные диваны и кресла из кожзаменителя в холлах, застеленные застиранными байковыми одеялами, местами ободранный линолеум на полах в палатах, особенно в тех, где находились под замком больные с тяжелой патологией, которые в рот тащили все, что попадет под руку, будь то одежда, пеленки, простыни, одеяла, не исключая и обои и даже линолеум. И еще катастрофическая нехватка постельного, нательного белья для больных, нехватка и верхней одежды – все это производило на нового человека, мягко говоря, непростое впечатление. Не говоря уж о самих больных, которые шокировали одним лишь видом – убогие, жалкие, в застиранных, без пуговиц рубашках, в растянутых, немыслимо какого цвета штанах мужчины. А лежачие, казалось никому не нужные больные, которые лежали в собственных физиологических отправлениях, с гниющими от пролежней телами вызывали брезгливость, ужас и жалость одновременно.
И Алина испытывала одновременно огромное желание помочь этим несчастным, в каком-то смысле избранным всевышними силами, ибо некоторые из них не ведали, что живут, людям и в то же время ей было очень плохо от понимания глобальной безысходности положения.
«Господи, во что я вляпалась? Зачем мне это нужно!», стала мысленно паниковать Алина, следуя за дежурной медсестрой Зинаидой Алексеевной, которая знакомила ее с предстоящим характером и объемом работы.
В эту самую минуту она увидела впереди передвигающуюся к ним навстречу непонятную фигуру – это был человек весь скрюченный, который еле переставлял ногу, и с каждым шагом все его скрюченное тело извивалось, словно у змеи, скрюченные руки были сложены на локтях, лицо немного вытянутое. Не успела Алина ужаснуться, Зинаида Алексеевна ласково сказала, обращаясь к больному:
– Сереженька, не торопись, мы подождем тебя.
И эти слова, произнесенные Зинаидой Алексеевной, были пронизаны теплотой и любовью.
– Подождем его, а то он обидится, – просто сказала она, обращаясь уже к Алине.
Алина казалось, была в оцепенении, наблюдая за происходящим. Фигура медленно приближалась к ним. По близости она отчетливо различила лицо молодого человека. Оно им улыбалось.
– Привет, Зинаида Алексеевна, – невнятно произнес молодой человек, при этом жутко гримасничая, вытягивая сложенные в кружочек губы, одновременно извиваясь всем телом и жестикулируя скрюченными руками.
– Привет, мой хороший, – ласково ответила Зинаида Алексеевна, – вот, знакомься, это Алина, медсестра, пришла к нам работать. Будешь ей помогать.
– Какая молодая! – довольно хохотнул молодой человек. Дальше он, смеясь, что-то стал говорить, напряженно, силясь. Речь была настолько невнятна, что Алина, как человек без опыта общения с подобными больными, не поняла ни слова. Но, сковывавшее ее напряжение куда-то исчезло, и она вновь удивилась произошедшей в душе перемене. «Вот это метаморфоза. У меня де-жа-вю, что-то подобное со мной уже случалось», промелькнуло у нее в голове. Казавшейся опасной в первые секунды фигура оказалась безобидным человеком, сам нуждающимся в защите. И Алина опять испытала неизведанный ей ранее коктейль чувств – это и стыд, за свой неоправданный страх, и жалость к человеку, и желание помочь, и еще много чего, в чем она не разобралась. У нее сильно сжалось сердце, и заныло за грудиной.
Боль за грудиной продолжалась очень долго. Работая день за
днем, смена за сменой Алина постоянно испытывала эту нудную боль. Она, эта боль, обострялась с каждым знакомством с новым больным.
Вася Горшков был молодым человеком, находившимся в этом отделении уже многие годы. В первую же смену Алины он подошел к ней и предложил свою помощь.
– Я буду тебе помогать, – сказал он, – буду тебе подсказывать фамилии больных, кто в какой палате живет, буду подзывать всех на таблетки, уколы, на обед собирать, а потом вечером я помою полы в медкабинете и в процедурке, ладно?
– Хорошо, спасибо, – боясь отказать, согласилась Алина.
С того момента Вася ни на шаг не отходил от Алины, усердно выполняя все свои обещания. Поначалу он был немногословен. Молча, лишь кивая головой делал в знак приветствия, и пока с утра Алина принимала смену у отдежурившей медсестры, а затем со всем персоналом, была на пятиминутке в кабинете заведующей, он занимал позицию наблюдателя у медкабинета, готовый выполнить любую просьбу или ответить на любой вопрос Алины.
– Для раздачи лекарств, – сказал Вася в первый же день, – надо стол подвинуть к двери. – И пододвинув стол к двери, сам оказался в коридоре. – Вот, ты будешь сидеть в кабинете за столом, а больные будут подходить с коридора за таблетками, я их буду к тебе «подгонять».
Так продолжалось каждое дежурство Алины. И на самом деле процесс раздачи таблеток был основой всей работы медсестры, и составлял целый ритуал. Важно было знать не только фамилии больных, но и их особенности при приеме лекарств. Также не менее важно было знать и назначение этих лекарств. Запоминать лекарственные вещества по цвету, запаху, вкусу, чтобы своевременно предупредить возможную ошибку. Ценой такой ошибки, как поняла со временем Алина, могла стать жизнь человека! Поэтому приступая к раздаче лекарств, она готовилась быть максимально собранной, внимательной. Не следовало отворачиваться от лотка с лекарствами при их раздаче или разрешать больным самостоятельно брать себе таблетки. Необходимо было проверить, проглотил ли больной лекарство. Для этого следовало попросить его открыть рот и приподнять язык или шпателем проверить полость рта. Накопленные больным лекарства могли быть использованы с целью самоубийства.
Лекарство больной должен принимать только в присутствии медсестры. Если больной отказывается от лекарства, то прежде всего надо постараться его уговорить. Ласковый, терпеливый и чуткий подход к больному имеет опять-таки главное и решающее значение, сделала для себя выводы Алина.
Убедить больного в необходимости принять лекарство и пойти на ту или иную процедуру порой бывало нелегко. Чаще такое случалось из-за его болезненной продукции, когда по идейно – бредовым мотивам галлюцинаторных переживаний или эмоциональных расстройств противится проведению порой всех лечебных мероприятий. В таких случаях Алина ощущала недостаточность знаний психологии больных, и нередко задумывалась, почему тот или иной больной поступает в тех или иных ситуациях именно так, а не иначе.