Необыкновенное путешествие из Рима в Афины. Признания журналиста

ТАСС уполномочен заявить…

ТАСС в те годы был в Москве одним из самых престижных мест работы, «выездной» организацией, откуда можно было попасть за границу. Таких благословенных мест в СССР было немного: МИД, ТАСС, АПН и Министерство внешней торговли. ТАСС, по сути дела, в те годы представлял из себя не просто «Телеграфное агентство Советского Союза», как он именовался официально, а был своего рода министерством информации.

Но все то, что поступало из него по телетайпам в редакции газет, на радио и телевидение, являлось лишь надводной частью огромного «айсберга» работы тассовских корреспондентов. Для печати предназначались лишь материалы, которые так и называли: «для печати». Это была так называемая «открытая» информация, для «простых» советских граждан. Но был и другой слой сообщений разной степени «закрытости», о тех фактах и событиях, о которых, по мнению тогдашних руководителей нашей страны, знать простым советским людям никак не полагалось. Выпускались, например, так называемые «Вестники для служебного пользования», в которые помещали материалы о событиях за рубежом не для газет, а для «специалистов» из разных институтов и интересующихся ведомств. Материалы из зарубежных СМИ, в которых происходившее в мире освещалось не так, как бы хотелось отделу пропаганды ЦК КПСС, ставили в вестник «АД». Такие буквы, отпечатанные грозной красной краской, стояли в правом верхнем углу листов бумаги, на которых он издавался очень небольшим тиражом.

Выносить эти листы из здания ТАССа у Никитских ворот было строго запрещено. Но самым секретным был вестник «ОЗП» (вестник «Закрытой печати»). Туда помещались сведения об «антисоветских событиях», статьях и заявления диссидентов и «отщепенцев», «антисоветские» высказывания западных политиков, резкая критика советского руководства в западной печати и т. п.

Был и еще один вестник, который большинство тассовцев вообще в глаза не видело, но на котором тогдашний Генеральный директор ТАСС Леонид Митрофанович Замятин сделал себе карьеру. Он назывался «Сводка». Предназначалась «Сводка» только для членов Политбюро и приравненных к ним по положению лиц. Идея «Сводки», как и все гениальное, была проста. Этот вестник, который выпускался ТАССом по утрам каждый день, состоял из простого и краткого перечня тех событий, которые произошли в мире. Причем, излагались они не так, как это тогда писалось в советских газетах, а безо всякой пропагандистской трескотни, – коротко, сама суть дела.

ТАСС был тогда самой информированной в нашей стране организацией. В него стекалась информация не только от корреспондентов со всего СССР, но и из десятков государств мира, где имелись отделения и корпункты ТАСС. Были страны, где не было наших посольств, но где сидели корреспонденты ТАСС. А по оперативности мы опережали и МИД и даже разведсеть ГРУ и КГБ за рубежом. Потому что тассовские корреспонденты передавали в Москву свои сообщения по открытым средствам связи, а другие пользовались шифрованным каналами, и много времени уходило на шифровку и дешифровку сообщений. В результате, когда каждое утро на столы к членам Политбюро ложились сводки сообщений ТАСС, МИДа, МВД и КГБ, то оказывалось, что ТАСС всех опережал.

Мало того, ТАСС в то время работал по ночам. Корреспонденты за границей ночью обрабатывали газеты, а в здании у Никитских ворот тоже ночью в поте лица трудились работники «Сводки». В результате преимущества «Сводки» быстро было замечено «наверху» и Замятин получил повышение – его назначили на специально созданную для него в ЦК должность – заведующим Отделом Международной информации. Заместителем в ЦК у него оказался его заместитель по ТАССу – комсомольский выдвиженец из Сочи Виталий Игнатенко. Именно он в те времена был одним из главных организаторов «закрытой» информации для ЦК и самой свирепой цензуры для всей остальной части населения СССР.

В грозном 1991 году Игнатенко спас случай: в момент «путча», когда он числился пресс-секретарем Горбачева, он оказался в отпуске и не успел «засветиться». Как, например, «засветились», тогдашние руководители ТАСС, навсегда потерявшие свои высокие посты. Непотопляемый же Игнатенко снова вернулся в ТАСС и стал учить нас с вами уже не «преимуществам зрелого социализма», а демократии. Впрочем, сегодня он уже в ТАСС не работает…

Надо сказать, что в ТАССе мне сразу необыкновенно повезло. Я проработал там всего немногим более года и был направлен стажером в наше отделение в Риме. Поехал туда на полгода, а вернулся в Москву только через семь лет уже с должности заведующего отделением. Замечательное это было время! Итак, сначала рассказ о работе в Италии.

Поезд «Москва-Рим»

В памяти застрял забавный диалог из комедийного телефильма «Ехали в трамвае Ильф и Петров»:

– В Италии был?

– Был.

– Кьянти?

– Пил.

– Спагетии?

– Ел.

– Папу римского видел? И т. д.

Диалог этот сочинили все известные авторы. Интересно, что именно такие вопросы и в самом деле до сих пор часто задают тем, кто побывал в Италии. Задают потому, что мы привыкли мыслить стереотипами: например, в Африке жарко, а в Италии едят макароны и пьют вино под названием «кьянти».

Другой широко распространенный стереотип применительно к этой стране: Италия прекрасна!!! Не просто прекрасна, а обязательно с несколькими восклицательными знаками. Такое представление об этой южноевропейской стране распространено очень широко. Живет оно в нас давно, откуда-то еще с детства, благодаря восторженным отзывам об Италии Гоголя, Брюллова, Герцена, художника Иванова, которые в ней долго жили. Благодаря Пушкину, который в Италии никогда не был, но всегда ею восторгался:

 
Адриатические волны,
О Брента! Нет, увижу вас…
 

Всякий стереотип – это всегда нечто упрощенное. На самом деле идиллической, «прекрасной Италии» нет и никогда не было. Еще в прошлом веке, когда очарованной Италией Гоголь считал, что «вся Европа существует для того, чтобы смотреть, а Италия, чтобы жить», поэт Афанасий Фет признался в своем разочаровании:

 
Италия, ты сердцу солгала!
Как долго я в душе тебя лелеял, —
Но не такой душа тебя нашла,
И неродным мне воздух твой повеял.
 

Чувства разочарования и горечи испытал позднее и Александр Блок, когда написал: «Хрипят твои автомобили, твои уродливы дома…» Интересно, чтобы написал он сейчас, увидев на древних улицах итальянских городов не десятки, а миллионы «хрипящих» автомобилей, вереницы уродливых бетонных коробок «доходных домов», понатыканных повсюду строительными спекулянтами? Особенно сейчас, когда их заполнили вдобавок ко всему еще и толпы иммигрантов с Востока и стран Африки. К счастью, в те времена, когда я работал в этой стране, их еще там не было. Но в Риме и в Милане было полно безработных и приехавших с отсталого Юга на заработки бедолаг. Вспомним хотя бы знаменитые фильмы неореалистов, в которых «прекрасной» Италию назвать никак нельзя. К тому же Италия – родина не только Данте, Микеланджело, Рафаэля, Верди и других корифеев мирового искусства, но и страна, в которой родился фашизма, где в 70–80 годах прошлого века гремели выстрелы террористов из «Красных бригад» и, где до сих пор никак не могут справиться с мафией.

И, тем не менее, Италией продолжают у нас восхищаться, Италию в России по-прежнему любят и продолжают считать страной необыкновенной. В этом постоянстве любви к Италии скрывается какая-то тайна. Лучше других это понимал, наверное, Гоголь. «Кто был в Италии, тот скажи “прости” другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю. Словом, Европа в сравнении с Италией всё равно, что день пасмурный в сравнении с днём солнечным», – восторженно писал он.

Впрочем, злые языки говорят, что Николай Васильевич с таким упоением отзывался о жизни в Италии не столько из-за ее красот и чудесного климата, а благодаря тому, что он мог жить там беззаботно на деньги, и немалые, которые ему лично высылал Николай I. И жил, по свидетельствам современников, действительно неплохо.

Известно, например, такое высказывание Николая I на этот счет в разговоре с Бенкендорфом: «Послал ему 40 тысяч, через три месяца снова просит. На что он тратит такие суммы? У меня сенаторы столько в год получают. А этот хохол за три месяца растратил. В рулетку играет? Дом строит? Копит? На женщин? Насколько я знаю, женщинами он не интересуется».

– «Нет, Ваше Величество, – ответил Бенкендорф. – Ни на то, ни другое, ни третье». – «Так что же?» «Прожирает, Ваше Величество!» – «Как! Такие суммы? Это невозможно!» – «И тем не менее… – развел руками Бенкендорф».

Когда эти деньги кончились, Гоголь обратился к друзьям, и Погодин, Аксаков и другие прислали ему еще. Радости Гоголя не было предела. «Сколько любви! Сколько забот! За что меня так любит Бог? Боже, я недостоин такой прекрасной любви!» – отвечал он им в благодарственном письме.

До сих пор помню тот «исторический» для нас момент, когда мы в марте 1973 года впервые пересекли на поезде границу Италии. Мы – это я, моя жена Татьяна и четырехмесячный сын Петя, которого один мой приятель перед нашим отъездом в Италию в шутку переименовал в Петруччо. Честно говоря, на самом деле этот «исторический» для нас момент мы проспали. Сборы перед отъездом были утомительными, а за два дня, проведенные с ребенком в синем международном вагоне поезда «Москва-Рим», устали еще больше.

Ночью нас разбудил пограничник, когда поезд уже стоял на итальянской станции Вилла-Опичина. Офицер даже не зашел в купе, а лишь бегло взглянул на паспорта, торопливо тиснул тут же в коридоре штамп и возвратил назад. Я думаю, неожиданное доверие к нашим персонам в те времена «холодной войны» возбудили, конечно, не наши синие служебные паспорта с «серпастым и молоткастым» гербом, а вид безмятежно спавшего на нижней полке Петруччо, который так и не проснулся до самого Рима.

После ухода пограничника поезд простоял недолго. Скрипнули тормоза, вагон качнулся и медленно двинулся вперед. Все быстрее и быстрее стучал он колесами, но теперь уже по итальянской земле. За окном темно, мелькают светлячки ночных огоньков, пустынные полустанки, гулкие бесконечные тоннели. За окном спала Италия. Легли спать и мы, устав напрасно всматриваться в молчаливую черноту.

Проснулись от протяжного крика: «Ареццо-о-о! Ста-а-а-цьне ди Ареццо-о-о! В окно нашего купе било яркое солнце. На перроне толпились люди – усатые синьоры в шляпах и галстуках, молодежь в джинсах, матроны с пакетами и орущими «бамбини», железнодорожники, красивыми фуражками и выправкой, похожие на наших старорежимных офицеров. Смугловолосый «капеллоне», длинноволосый парень в синей рубашке, с высокой, как этажерка, тележки бойко продает пассажирам прохладительные напитки и жевательную резинку. На бетонной скамье сидит монах в черной рясе, подпоясанной простой веревкой, и читает ватиканскую газету «Оссерваторе романо». Возле него весело галдит кучка молоденьких румяных солдат в сизых шинелях с новенькими чемоданами. Видно отслужили свой срок и спешат домой.

Раздался свисток – состав громыхнул буферами, и снова монотонно застучали колеса. Ареццо – это к югу от Флоренции. Родина Франческо Петрарки. Где-то неподалеку, в деревеньке Капрезе, родился и великий Микеланджело. Мелькнуло название всего лишь одного небольшого городишка, а сколько с ним связано славных имен! Такова Италия…

Поезд стучит колесами по области Тоскана. Говорят, что «Италия – сад Европы, Тоскана – сад Италии, а Флоренция – цветок Тосканы». Однако никаких садов из вагона поезда не видно.

По сторонам тянутся невысокие холмы – предгорья Апеннин, – поросшие пыльным кустарником и сорной травой, мелькают станции-близнецы со стандартными зданиями вокзалов из красного кирпича, пересохшие речушки, кладбища разбитых автомобилей, какие-то склады, заборы. Иногда поезд с адским грохотом ныряет в темные тоннели, и тогда в окнах не видно ничего, кроме собственного отражения в стекле.

Невзрачно выглядит Италия из окна вагона. И это не случайно. Железные дороги не выдержали конкуренции с автомобильным транспортом. Государство тратит на их развитие мало средств, в результате станции не ремонтируют, пути ржавеют, зарастают сорной травой, а некоторые железнодорожные вагоны можно использовать для съемок фильмов о послевоенной разрухе.

Унылая картина не изменилась и на окраинах Рима. Поезд снизил скорость и медленно тащился мимо бесконечных шеренг однообразных бетонных коробок многоэтажных домов, увешанных гирляндами сохнущего белья, замусоренных пустырей, строек, заборов из гофрированной жести, свалок и мастерских. Закрывая небо, проплыла автомобильная эстакада, гудящая от сотен летящих по ней машин. На кирпичной стене намалеван черной краской лозунг: «MSI vince» (МСИ победит). А МСИ – это «Мовименто сочале итальяно» – так называлась тогда неофашистская партия. Рядом другая надпись, но уже красным спрейем: Brigate rosse (Красные бригады) – название левацкой подпольной террористической организации.

Душераздирающе скрипя тормозами поезд вполз под бетонный навес центрального вокзала «Термини». Шум, грохот, треск, суета, чемоданы, носильщики, крики привокзальной толпы. Огромный, во всю стену вокзала, рекламный плакат: «Тонизирующий напиток «Сан-Пеллегрино» утолит вашу жажду. Всегда и везде – «Сан-Пеллегрино!»

Нас встретили и повезли на квартиру. Город показался таким же шумным и хаотичным, как и вокзал. Море маленьких, ярких, снующих повсюду с невероятной быстротой автомобилей, огромные зеленые автобусы АТАК с выхлопной трубой на крыше, сверкающие на солнце витрины бесчисленных магазинов, пыльные пальмы, фонтаны, зеленые ставни на фасадах закопченных зданий, остатки древних крепостных стен, уличные развалы с каким-то барахлом, белые фургончики «джелатайо» – мороженщиков, черные мундиры карабинеров, рекламы и плакаты политических партий, покрывающие стены и заборы…

Окраса южных дерев

Когда мы, наконец, остались в квартире одни, то долго не могли прийти в себя. Мы не видели еще ни Колизея, ни Форума, ни других знаменитых памятников. Наемная квартира, в которой нас поселили, казалась холодной и неуютной, как и все съемные квартиры, где люди живут только короткое время.

Неужели это и есть тот Рим, «вечный город», о котором столько писали и рассказывали? Неужели все-таки был прав Блок, с горечью вспоминавший об изуродованной индустриальным «прогрессом» Италии:

 
Хрипят твои автомобили,
Твои уродливы дом,
Все европейской желтой пыли
Ты предала себя сама!
 

В нашей квартире было три комнаты. В гостиной почти всю стену занимало огромное окно. Вроде бы красиво, но очень, как потом выяснилось, неудобно: зимой холодно, а летом нестерпимо жарко. Но так строить дешевле: вместо того, чтобы тратить дорогой кирпич, вставляют, как бы для красоты большие стекла.

Я подошел к окну и рассеянно потянул за брезентовый ремень, соединенный шарнирами с деревянными жалюзи. Жалюзи со скрипом поднялись, и перед глазами предстала необыкновенная картина: уютная, залитая золотым солнечным светом зеленая лужайка, старинная вилла с красной кирпичной крышей, поросшая кое-где изумрудным мхом, мраморная фигура Фавна возле крыльца, белые стулья, в живописном беспорядке разбросанные на аккуратно подстриженной лужайке. Тишина, покой, негромкое пение птиц… Картинка из какой-то иной, давно забытой жизни. Жизни, которой казалось, давно уже нет, да и быть не может в наш озабоченный и торопливый век. Но, нет, вот она, внизу, под глазами. Всего в двух шагах от шумных проспектов, забитых грохочущими автомобилями.

Над зеленой лужайкой и старинной виллой, четко вырисовываясь на нежно-голубом фоне прозрачного весеннего неба, поднимало большое дерево с широкой зонтичной кроной. Пиния! Я первые видел это южное дерево. Оно поражало воображение многих, кто побывал в Италии. Гоголь называл его «краса южных дерев римская пинна». Композитор Респиги посвятил пинии симфонию, а венгерский художник Шонтвари – знаменитую картину.

У пинии тонкий, стройны ствол, который венчает изящная тенистая крона. Пинии растут в Риме повсюду, их строгие стройные силуэты – неотъемлемая часть городских пейзажей. Их можно увидеть и на Палатинском холме возле Форума, и на обочине древней Аппиевой дороги, и возле развалин акведуков, и среди стеклянных коробок небоскребов в ультрасовременном квартале ЭУР.

Пиния – удивительное дерево. Летом она дает густую прохладную тень, а зимой стойко выдерживает яростные порывы холодных ветров. Она хорошо переносит резкие перемены погоды, летний зной и неистовые зимние грозы. Если бы для Италии надо было выбрать символ, я бы выбрал пинию. В ней сочетаются красота и стойкость, нежность и сила, строгое изящество и прочность, ведь и Италия полна противоречий. Она, словно пиния на ветру, благодаря глубоко пущенным в землю корням вековой культуры стойко выдерживает порывы суровых ветров истории. Эта страна на перепутье, на перекрестке истории. Она не погибла, не зачахла именно благодаря этим глубоким корням. Несмотря на все кризисы, драмы и трагедии, она продолжает жить, поражая весь мир своей стойкостью и оптимизмом.

Путешествие в историю

Возле мраморной лестницы, ведущей на Капитолийский холм, расположенный в самом центре Рима, среди пыльных кустов стоит большая ржавая клетка. Одно время, как говорят, в ней жила настоящая волчица, и здесь постоянно толпятся туристы. Теперь клетка пуста. Волчицу давно «сократили», когда резко подскочили цены на мясо и муниципалитету стало накладно содержать прожорливого зверя.

Однако в Риме осталось еще немало волчиц – правда, из бронзы или мрамора. Ведь это символ города. Самая знаменитая из них находится сейчас в музее на Капитолийском холме. Ее называют «лупа капитолина» (капитолийская волчица). Говорят, что ее отлили еще в VI веке до н. э. Под отполированном веками до янтарного блеска брюхом бронзового зверя примостились две крохотные фигурки – Ромула и Рема, которых добавили сюда позже – в XV веке. Экскурсовод в музее охотно расскажет известную всем со школьной скамьи легенду о том, как волчица выкормила брошенных в реку детей, как Ромул убил Рема, а затем основал город, названный его именем. Произошло это, согласно легенде, 21 апреля 753 года до н. э. Эта дата отмечается каждый год как официальный праздник – День основания Рима.

«Впрочем, весьма возможно, – с иронией пишет И. Монтанелли, автор популярной «Истории Рима», – что «лупа» на самом деле вовсе не была зверем, а женщиной по имени Акка Ларентия. Ее могли назвать таким нелестным именем из-за злобного и вспыльчивого характера, а также в связи с частыми прогулками с кавалерами в соседние леса».

Историки сейчас считают, что территория Италии была заселена еще за 30 тысяч лет до официальной даты основания «вечного города», а поселения в устье Тибра появились в 1-м тысячелетии до н. э. Первый крупный город, возникший на территории нынешней столичной области Лацио, назывался Альба-Лонга. Именно его жители были одними из первых основателей Рима.

Однако есть и другие гипотезы. Считают. Например, что Рим (по-итальянски Roma) происходит от этрусского слова «румон» – река, а Ромул был не кто иной, как представитель этого таинственного народа, исчезнувшего с лица земли. Кстати, и бронзовая волчица, стоящая теперь в Капитолийском музее, также была отлита этрусками. Не исключено, что они были одними из основателей Рима, а следовательно, заложили основы древнеримской цивилизации.

Многие итальянские историки сейчас признают, что некоторыми успехами в области культуры и государственности римляне обязаны своим предшественникам – этрускам, выдающемуся народу древности, пришедшему на Апеннинский полуостров около XII–XIII века до н. э. первыми императорами Рима были именно этруски. Римляне заимствовали у них обычай чеканить монету, носить тогу, другие обычаи и традиции. Любопытно, что на древнеримских монетах изображены форштевни кораблей, а их в то время умели строить только этруски.

На берегу Тирренского моря (кстати, в переводе оно означает «Этрусское море») сохранились многочисленные некрополи этого древнего народа. Римляне переняли у этрусков многое, а когда сами окрепли, то безжалостно их истребили. Не только истребили, но и с непонятной яростью разрушили все их города, все, что было теми создано. Скудные знания об этом удивительном народе нам помогли получить находки, обнаруженные при раскопках этрусских захоронений в окрестностях нынешних городов Тарквиния, Черветери, Ареццо и др.

В могилах этрусков были найдены терракотовые вазы, статуэтки, украшения, изделия из бронзы. По ним можно судить, какой высокой степени культуры достиг этот народ. У этрусков были города с населением в 30 тыс. человек, как Афины времен Перикла. Они умели строить осушительные каналы, имели канализационные системы; их торговцы смело пересекали Альпы и побывали там, куда римляне пришли только через несколько веков.

На этрусских вазах изображены люди в тогах, с длинными бородами и волосами. Пальцы их унизывают перстни, а на шеях – ожерелья. Эти люди или пируют, или беседуют, или же занимаются спортивными играми. Именно этруски изобрели бокс, метание диска и молота. Мало того, на этрусских вазах изображены состязания, которые совсем недавно считали изобретением куда более позднего времени, например поло и коррида.

Большой свободой – а это показатель высокого уровня цивилизации – у этрусков пользовались женщины. Они участвовали в развлечениях и состязаниях наравне с мужчинами, играли на музыкальных инструментах, учились в школах. В археологическом музее во Флоренции есть терракотовый саркофаг, найденный в Кьюзи. На его крышке по этрусскому обыкновению имеется рельефное изображение погребенного. В данном случае это женщина; надпись на стенке саркофага говорит, что ее звали Партия Сейанти. Терракотовая Лартия возлежит на боку на крышке собственной гробницы, опираясь на локоть одной руки, в которой держит кубок, и отодвигая другой рукой покрывало с лица. Голова женщины увенчана диадемой с цветочным узором, в ушах – серьги пирамидальной формы, на шее – ожерелье из продолговато-круглых камней, а на груди – подвеска в форме человеческой головы. На руке и предплечье видны браслеты изумительной красоты, а на пальцах – перстни.

Древние авторы уверяют, что этрусские ювелирные изделия были пределом совершенства и изысканной роскоши. Богатые этрусские женщины носили золотые короны и диадемы, преимущественно в виде лавровых венков, из тончайших пластинок с узором, передающим даже прожилки древесного листа, круглые и спиральные заколки и богато украшенные шпильки для волос. Золотые серьги, ожерелья, кольца, пряжки отличались огромным разнообразием форм, ажурной работой, декоративной пышностью, обилием драгоценных камней.

Несколько этрусских захоронений превращены в своеобразные музеи под открытым небом. Я посетил несколько таких захоронений под Тарквинией и в других местах. Могила представляет собой куполообразное сооружение, сложенное из тщательно отесанных больших камней. Камни без использования цемента умело подогнаны один к другому. Вовнутрь ведет низкий ход со ступеньками. Внутри полукругом расположены каменные скамьи, куда ставили предметы, с которыми хоронили покойников. По обычаю, в могилу клали все самые ценные вещи покойного: оружие, золото, драгоценные камни, вазы, статуэтки, ювелирные изделия. Именно по этой причине многие захоронения разграбили еще до того, как их обнаружили археологи. Но огромное число этрусских могил до сих пор скрыто под землей.

– Видите эти холмы на горизонте? – сказал мне Дарио, местный житель, провожавший нас на место раскопанных захоронений. – Это все этрусские могилы…

Зрелище было удивительным: до самого горизонта тянулись пологие холмы, покрытые виноградниками и оливковыми рощами. Их было даже не сотни – тысячи! По всей области Тоскана, на берегу Тирренского, или Этрусского, моря, под вековым слоем земли погребены тысячи таких кладбищ.

– Неподалеку, – рассказал Дарио, – есть озеро с крутыми берегами. После грозы местные жители приходят к нему с ведрами. Потоки воды вызывают оползни – отваливаются целые пласты земли, обнажая расположенные на берегу, под толстым слоем земли, этрусские могилы. Люди ходят по берегу, собирая в ведра вывалившиеся из подземных недр статуэтки, драгоценные украшения. Вон стоит большой каменный дом… – Дарио указал на расположенную возле дороги внушительную виллу из обожженного кирпича. – Его построил местный крестьянин на деньги, вырученные от продажи найденных на берегу озера этрусских сокровищ.

– Как же так? – удивился я. – Ведь археологические находки принадлежат государству. Или в Италии нет такого закона?

– Э, конечно, есть. – Наш экскурсовод пренебрежительно махнул рукой. – Но кто его соблюдает? Крестьяне думают: раз нашел в земле, значит, это мое. Ведь они считают себя потомками этрусков. Находка как бы наследство, оставленное родственниками.

– А почему археологи не ведут раскопки?

– Ведут. Но средств не хватает. Видите, сколько здесь могил! – Дарио снова обвел рукой бесконечную вереницу холмов на горизонте. – Раскопать все – нелегкая задача. Захоронения расположены на большой глубине. Нужна техника: тракторы, бульдозеры, нужны люди. А кто будет этим заниматься?

Пока мы разговаривали, возле раскрытой гробницы притормозил длинный черный «мерседес». Из него не спеша вышли двое рослых парней в темных очках и распахнутых кожаных куртках. Они воровато осмотрелись по сторонам и, заметив нас, сделали вид, что проверяют баллоны автомобиля. Потом вполголоса обменялись репликами, сели обратно в машину, дали задний ход и скрылись за поворотом.

– Вот кто занимается гробницами – томбароли! – сказал Дарио, глядя им вслед, и укоризненно покачал головой.

– «Томбароли»? Кто это?

– Томбароли, – объяснил Дарио, – те, кто грабят захоронения. Их название происходит от слова «томба» – могила. Они разъезжают здесь под видом туристов, разбивают палатки, а по ночам раскапывают холмы.

– А как же полиция?

– Полиция их ловит. Но они действуют очень осторожно. Да и разве можно охранять десятки квадратных километров? В Черветери, например, самые большие раскопки этрусских памятников ведутся на территории общей площадью 350 гектаров, да еще заповедной зоной объявлено 450 гектаров. Для сравнения можно сказать, что зона Помпей занимает территорию в семь раз меньшую. Томбароли рискуют, но добыча, видимо, стоит того. Знаете, сколько предлагают на международном рынке за одну этрусскую статуэтку?

Я не знаю, сколько стоит одна этрусская статуэтка. На мой взгляд, у нее вообще нет цены, ведь нельзя же наклеить ценник на историю целого народа. Но, увы, есть люди, которые думают иначе. В итальянских газетах то и дело мелькают сообщения о конфискации крупных партий археологических ценностей при попытке вывезти их за пределы Италии. Однажды по телевидению шла передача о торговле статуэтками и украшениями из этрусских гробниц в антикварных магазинах Швейцарии. Как эти ценности попали туда? Конечно, не без участия томбароли… Древние римляне уничтожили этрусскую цивилизацию, а теперь современные вандалы растаскивают даже то немногое, что от нее осталось.

Жаль, ведь об этрусках до сих пор мало что известно. Не ясно, в частности, откуда они пришли на Апеннинский полуостров. Геродот, например, считал, что они явились из Малой Азии. Известный этрусколог Карл Паули, мастер дешифровки этрусских надписей, доказал, что троянцы называли себя troses, а это тождественно имени «этруск».

Есть и еще одна волнующая теория происхождения этого таинственного народа. В 1944 году академик Н. С. Державин в книге «История русского народа» высказал предположение, что слово «Русь» (Рос) связано с этнонимом «этруск». Славянские народы у античных авторов (до VI века н. э.) носили имя «венеды». Но согласно всемирной истории Помпея Трога в обработке Юстина, «венеды были изгнаны Атенором из Трои», а Троя, как известно, располагалась в Малой Азии, так что если придерживаться гипотезы о малоазиатском происхождении этрусков, то можно проследить здесь генетическое родство славянских и этрусских племен.

Немало тому свидетельств уже собрано историками. Например, языческие праздники Нового года, Купалы и другие, сохранившиеся на Днепре до наших дней, отмечались еще в Трое, Фригии и у этрусков Италии, а некоторые были унаследованы Римом. Так, наш Купала – это этрусская Церес или римская Церера. Обряды этого праздника на Украине и в Малой Азии абсолютно тождественны. Любопытно, что даже исконно, казалось бы, украинские блюда – борщ, колбаса, поджаренные бобы – были и римскими национальными блюдами.

Главными богами на Руси были Перун и Стрибог, воплощавшие зодиакальное созвездие Стрельца. Это боги грома и молний. Название же Стрибога восходит к этрусскому божеству Сатресу, повелевавшему молниями и громом.

Археологи нашли в Пьяченце сделанную из бронзы печень, служившую для гадания по внутренностям. На ней выбито имя главного бога этрусков Satres. К нему этимологически и семантически восходит латинское название созвездия Стрельца – Сагитариус, что означает буквально «кующий стрелы-молнии». Видимо, римляне сохранили для названия созвездия имя бога этрусков. Вспомним строки «Слова о полку Игореве» о ветрах – «стрибожьих внуках», веющих с моря стрелами-молниями.

Интересную, хотя и спорную гипотезу о генетическом родстве славян и этрусков выдвинул недавно киевский ученый А. Знойко. Если она верна, то, значит, можно задуматься не только о том, откуда все-таки пришли загадочные этруски, но и об истоках самой римской цивилизации.