Под крыльями Босфор

© Владимир Малыгин, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Пролог

Царское Село

– И еще одно, Владимир Федорович. Не выпускайте из своего поля зрения нашего общего друга, – последнее слово Мария Федоровна, императрица Всероссийская, выделила особо. – Обязательно приставьте негласную охрану. После недавних событий к нему будет приковано всеобщее пристальное внимание. И тут непонятно, кого больше следует опасаться – своих подданных или подданных других государств…

Государыня расчетливо потянула паузу, давая собеседнику время на обдумывание своих слов, при этом пристально всматривалась в его неподвижное лицо, словно старалась заглянуть внутрь его мыслей – внимательно отслеживала малейшие проявления каких-либо эмоций.

Но и собеседник был не лыком шит. За плечами Джунковского огромный служебный опыт – просто так на подобную должность человека с улицы не назначали. И в дворцовых интригах, как говорят, «собаку съел». Одного того факта, что он сейчас находится в этом кабинете, достаточно, чтобы понять – свою нынешнюю должность командира Отдельного Корпуса жандармов Владимир Федорович занимает по праву. Так что никакого намека на эмоции не могло быть, да и не промелькнуло на бесстрастном лице Джунковского.

– Хорошо, – удовлетворилась результатами собственной паузы Мария Федоровна. – Надеюсь, вы меня правильно поняли, Владимир Федорович.

– Вы полагаете, что ваш родственник может… – Джунковский с многозначительным видом скосил глаза на окно, выходящее на западную сторону, и тоже взял паузу, словно предлагая дальше продолжать фразу Марии Федоровне.

– Да, – правильно истолковала недоговоренное императрица. И продолжила говорить. При этом чуть-чуть, практически незаметно наклонила голову, словно этим незамысловатым жестом подтвердила невысказанное. – Кайзер сейчас чрезвычайно уязвлен недавней бомбардировкой Берлина и сожженным куполом Рейхстага. Зная Вильгельма, скажу, что он очень разозлен. Знатный удар по самолюбию. Поэтому прошу присмотреть за нашим общим другом. Мы с Ники решили спровадить его подальше от столицы. Слишком уж часто он стал появляться в Зимнем…

– Заслуженно, позволю себе заметить, начал появляться, – мягко перебил императрицу Джунковский. И даже не перебил, а позволил себе ненавязчиво поправить Марию Федоровну. Потому как с недавнего времени мог иногда допустить подобное. И опять же благодаря тому, за кого сейчас заступался.

– Этого никто и не отрицает. Но зависть настолько ядовитое чувство, что многим начинает разъедать глаза. До меня дошли слухи, что его в определенных кругах уже начали называть вторым Распутиным…

– Всего-то пару раз был удостоен аудиенции его императорского величества. Да и то… Оба раза после награждения, – уточнил жандарм и склонил голову в уважительном поклоне. Отношения отношениями, но дворцовый, да и просто этикет, никто не отменял.

– Это двор, – откликнулась Мария Федоровна. – Некоторым из них и этого не удалось добиться. Впрочем, вы, Владимир Федорович, обо всем происходящем в столице осведомлены лучше меня. Поэтому еще раз прошу вас не спускать глаз с нашего новоиспеченного полковника.

– Подполковника, – снова пришлось уточнять Джунковскому.

– Ну, это пока он подполковник. Слишком широко ваш Грачев шагает. Так скоро и полковником станет…

Мария Федоровна помолчала, словно ожидала каких-либо возражений. И не то, что на самом деле эта фамилия вызывала у нее какое-то раздражение, нет. Напротив, именно благодаря обсуждаемому сейчас знакомцу удалось хорошенько встряхнуть Ники и ближайшее его окружение, даже кое-кого заменить на более лояльных людей, убрать с глаз подальше Аликс и наконец-то отправить прочь из столицы Григория. Не говоря уже обо всем остальном, что сейчас происходит на просторах страны…

Но и не сказать того, что сказала, Мария Федоровна, вдовствующая императрица этой великой империи, не могла. Слишком велики ставки. Судьба и жизнь династии и этой самой империи…

Поэтому все верно. Грачева необходимо на какое-то время убрать подальше от двора, от завистливых глаз, ядовитых шепотков и змеиных языков. И вроде бы все хорошо пока, но… Если бы не это сжигающее душу и сердце знание подступающей катастрофы. Очень уж шаткое у Ники положение сейчас…

Не дождалась возражений, решительно отбросила прочь тягостные мысли и решила свернуть разговор.

– Чаю не желаете? Нет? Тогда ступайте, Владимир Федорович. Ступайте. Дела не ждут.

Джунковский молча откланялся, развернулся и направился к выходу.

По дороге в столицу тщательно проанализировал такое странное завершение короткого разговора и понял, в чем заключался его основной смысл. В заключительной фразе императрицы. Когда Мария Федоровна выделила слово «ваш».

«Получается, отныне я с Грачевым одной ниточкой связан, – усмехнулся про себя Владимир Федорович. И еще раз хмыкнул, только уже вслух. – Как будто до этого разговора это не так было! После всех его откровений и так называемых предсказаний. Я за ним по должности все время присматриваю. В случае его успехов и мне будет хорошо. Ну а в противном… Про подобное даже и думать не хочется. Но усилить присмотр за моим протеже наверняка стоит. Вряд ли Мария Федоровна просто так обмолвилась о возможных проблемах для Грачева со стороны власть имущих… Да еще и этот прозрачный намек на кайзера… И исполнение просьбы государя нужно держать на полном контроле. Просьба-то она просьба, но это государь. И, значит, просьба равносильна приказу. Самому, что ли, в Крым поехать…»

Ревель

– А ведь я ему говорил держать ушки на макушке. И про то, что лучше быть подальше от начальства, – тоже… – Александр Васильевич Колчак взглядом испросил позволения, достал папиросу, прикурил и с удовольствием затянулся вкусным теплым дымом. Выдохнул и продолжил: – И про то, что не нужно повторять ошибки Распутина, намекал.

– Так он их и не повторяет. Он свои собственные делает…

Разговор этот проходил в кабинете командующего Балтийским флотом адмирала Эссена Николая Оттовича. В отличие от начальника оперативного отдела штаба, командующий сейчас сидел в своем кресле, чуть развернувшись от массивного стола, крытого плотным и тяжелым даже на вид зеленым сукном. Взгляд адмирала был направлен в окно. Туда, где через голые ребра замерзших на пронзительном, стылом ветру деревьев проглядывало такое же холодное и стылое зимнее море.

– Бр-р, – передернул плечами Эссен. – Что бы там ни было, Распутин не Распутин, а я к давнему предупреждению отнесся очень серьезно. И рисковать попусту из глупой бравады – ставить под удар собственную жизнь и судьбу флота – не собираюсь!

– А все-таки, ваше превосходительство, заранее прошу прощения за этот вопрос, но очень уж любопытно. Что он вам тогда такого особенного напророчил? – наклонился к столу и затушил в пепельнице окурок Александр Васильевич. Выпрямился, привычно развернул плечи.

– Ничего особенного. Сказал, что не переживу я эту зиму, если не буду следить за своим здоровьем! – смутился адмирал, закряхтел от досады на самого себя за это неожиданное смущение и разозлился. Заговорил громко, заметно горячась: – Вы только представьте себе, Александр Васильевич! Это я! Я! Адмирал Эссен! Простыну на мостике своего флагмана, подхвачу инфлюэнцу и уже не встану! Сгорю в лихорадке! Чушь какая-то! Бред!

Командующий с возмущением фыркнул, настолько похожий в этот момент на старого седого моржа, только что вылезшего из полыньи, что Александр Васильевич с трудом удержался от улыбки. А Николай Оттович ухватил рукой свою густую бороду, пропустил ее пару раз между пальцами, стараясь этими незамысловатыми действиями скрыть досадное раздражение. Не выдержал, подхватился на ноги и порывисто шагнул к окну. С досадой отмахнулся на отодвинувшего стул и начавшего выпрямляться Колчака, постоял, успокаиваясь и переводя дыхание. Развернулся, переместился к столу, остановился в паре шагов от собеседника и, не отводя жесткого прямого взгляда от глаз Колчака, медленно проговорил:

– Бред. Вы меня понимаете?

– Понимаю. И, тем не менее, вы…

– Тем не менее я сейчас сижу в своем кабинете и разговариваю с вами, милейший Александр Васильевич. Это вместо того, чтобы сейчас находиться в море, на мостике…

– Значит, поверили, – дернул углом губ Колчак. – И вы тоже…

– И я. И еще кое-кто… – Командующий оглянулся на висящий за спиной потрет его императорского величества. – Только теперь Грачеву, к вашему сведению, предстоит дальняя дорога на жаркий юг.

На заключительной части этой фразы адмирал хмыкнул и поморщился. Вот и сам неосознанно на те же самые грабли наступил… Воистину, с кем поведешься… Ну да ничего, подумаешь, ляпнул. Александр Васильевич свой, дальше этого кабинета сей ляп не поползет.

– Да никак и вы тоже по стезе предсказаний пошли, дражайший Николай Оттович?

– Так вы еще не знаете? После награждения и признания заслуг перед Отечеством Сергею Викторовичу канцелярией его императорского величества выдано предписание отбыть в Севастопольскую авиационную школу. Убирают нашего протеже из столицы, с глаз подальше, из сердца вон…

– Почему не к нам? Странно. Впрочем, может, оно и к лучшему? В Крым-то? – пробормотал Александр Васильевич.

– Может, и так, – услышал это бормотание Эссен. – До меня дошли настойчивые слухи, что ближайшее окружение государя увидело в нем второго Распутина. И наше с вами командование там, «под шпилем», с удовольствием подхватило эти… М-м… Сплетни… Очень уж напугало некоторых его стремительное и неожиданное возвышение. Поэтому вы правы, уважаемый Александр Васильевич, лучше ему будет сейчас держаться от столицы подальше. Побудет в Крыму месяц-другой – глядишь, слухи и улягутся, а наши генералы и адмиралы очередной орденок себе навесят да успокоятся…

Эссен вернулся в кресло, выпрямил спину, жестом показал собеседнику присаживаться. Протянул руку, подхватил карандаш. Покрутил его пальцами, положил на прежнее место и поднял глаза. И медленно, но отчетливо начал говорить, не сводя глаз с собеседника.

– Что же касается лично меня… Откровенно признаюсь, я на улицу отныне без шерстяной поддевки не выхожу. Вот так-то! Имеющий уши да услышит! И примет необходимые меры, Александр Васильевич…

– Все-таки запомнили, Николай Оттович? И поверили?

– Запомнил. Ну а кто бы на моем месте не запомнил бы этакое? Тут уж лучше поверить, чем из-за простого упрямства дело всей жизни завалить. Да, Александр Васильевич, спешу вас по-дружески уведомить. Мне тут надежный источник на ушко нашептал – ждет вас новая должность. Наконец-то наверху решили удовлетворить ваше прошение и утвердить мое назначение вас командиром полудивизиона эскадренных миноносцев. Это пока только слухи, самого приказа еще нет. Поздравлять пока не стану, чтобы раньше времени не сглазить, но… Рад, рад за вас. Заслужили. – Лукаво улыбнулся в бороду Эссен. Теперь Александр Васильевич точно про ляп забудет. Потому что ни разу он не проболтался, а дозированно нужную информацию сослуживцу выдал. Умному и этого довольно. Да и для себя явная польза…

Глава 1

Неделя перед отлетом из столицы пролетела быстрым кречетом. Или соколом? Короче, пролетела так быстро, что и отдохнуть-то толком, и расслабиться, как положено пусть в кратковременном, но все равно отпуске, по-настоящему не удалось. Только-только вроде бы как закончилось наше награждение, еще звенят в ушах мелодичным хрустальным звоном бокалы с шампанским, а я уже стою в зимнем утепленном комбинезоне на аэродроме у своего верного «Муромца» перед выстроившимся в одну шеренгу экипажем. Раздаю предполетные указания и готовлюсь к вылету. Церемония эта у нас давно отработана должным образом за многие и многие разы и оттого проходит быстро и без каких-либо непредвиденных задержек.

Закончится погрузка, осмотрю самолет, проверю швартовку груза и будем взлетать. В утреннем морозном воздухе звонко потрескивают остывающим металлом прогретые моторы, а мы затаскиваем в салон последние бочки с готовой горючей смесью. Генерал Ипатьев так и не придумал никакого названия для своего нового детища, оставил прежнее, полученное в процессе самого первого изготовления. Какое? Да такое! Просто горючая смесь. «ГС». И все. Только в этой партии состава циферка в конце этой короткой аббревиатуры поменялась с единички на двоечку.

М-да… И насчет того, что это именно мы эти бочки затаскиваем, я снова погорячился. Нам это делать по Уставу и новому Наставлению не положено. Для подобных работ отныне есть специально обученные люди из аэродромной команды и приданной ей заводской бригады грузчиков. Вот они и закатывают по доскам эти самые бочки, гори они синим пламенем. Даже наш технический состав к этому делу не привлекается. Нет, случись подобный аврал где-нибудь на внебазовом аэродроме, и никуда бы мы не делись – впахивали бы как те самые полковые лошади и горбатились бы на погрузке во всю мощь своих далеко не лошадиных мускулов. Слава богу, что мы не на внебазовом…

Тьфу ты! Да что у меня за мысли такие? Особенно про «гори синим пламенем» перед полетом? Нет, гореть-то они пусть горят, но только не на борту, а где-нибудь на земле, после сброса по очередной вражеской важной цели.

Почему тогда я так бурчу? Да потому что предлагал отправить этот груз по железной дороге. Так ведь нет! Начальство уперлось. «Отправить-то мы его отправим, но и с собой вы немного смеси возьмете. На всякий случай», – выдал мне окончательное распоряжение порученец великого князя. Какой такой всякий? Перестраховщики! Все равно ведь придется на месте обязательно дожидаться отправленных той же дорогой заводских контейнеров с необходимым нам в Севастополе оборудованием. Каким? А никто кроме меня об этом грузе пока и не знает. Надеюсь, и дальше не узнает. Лучше бы я вместо бочек с собой механиков взял. А везти их в грузовой кабине вместе со столь опасным грузом не положено. Поэтому и будут они добираться до Крыма своим ходом. Железной дорогой то есть.

Теперь в очередной раз инструктирую свой экипаж. Еще раз напоминаю правила поведения личного состава в полете с опасным грузом на борту. Горючая смесь еще какой опасный груз! Лучше бы было ее все-таки железной дорогой отправить, потому как сейчас она, железка эта самая, работает стабильно, и перебоев в деятельности подвижного железнодорожного состава нет. Подумаешь, чуть дольше до Крыма «ГС-2» добираться будет. Зато потом все вместе придет. Вместе с остальным грузом, имею в виду. Все равно те задачи, что передо мной поставлены, мы сразу не сможем выполнить. Осмотреться нужно, оглядеться на месте, подходит ли аэродром Качинской авиашколы для наших целей. Несколько дней все равно на это уйдет. Или недель. Насчет «дней» я все-таки погорячился, днями тут не отделаешься. А там и лететь можно. Задание выполнять. Какое? А это до определенного времени составляет военную тайну. Слишком высоки ставки в Ставке. Каламбур получился, однако.

Предварительная разведка? Ни в коем случае! Придется вот так сразу лететь и бомбить. И уже по ходу пьесы или по факту же, так сказать, ориентироваться. Если только местное жандармское управление сможет заранее чем-нибудь помочь по своей линии. Наверняка ведь какая-нибудь разведка у них должна быть? Недаром меня так настойчиво Владимир Федорович Джунковский наставлял и инструктировал перед вылетом. «Мол, первым делом объявиться в местном, так сказать, филиале жандармского корпуса». Объявлюсь, куда я денусь… Только не первым, первым я своему непосредственному командованию представлюсь, а вот вторым… Вторым обязательно. У меня никаких предубеждений к этому корпусу нет. А даже как бы наоборот. И к командующему Черноморским флотом на прием записаться не забыть. По-другому никак…

Сначала удивился, про себя, само собой. Ну, когда о своем новом задании узнал. И о пристегнутом под него назначении. К чему такие сложности? Подумал и согласился с озвученными требованиями. Да, лучше так и сделать. Если всю предварительную подготовку начинать из столицы, то сведения о готовящейся операции быстро к противнику утекут. А нам подобного не нужно…

Хорошо хоть весь экипаж после отпуска в сборе. Все целы, никого мы не потеряли, хотя и была у меня на этот счет в отношении кое-кого некоторая опаска, все готовы Родине служить. И на одну огневую точку у нас на борту стало больше. Отныне среди нас мой давний товарищ Миша Лебедев. Это я про себя его так называю, наедине или в полете еще можно обратиться по имени, а если официально и на земле, то только «господин вахмистр». И по-другому никак.

Все, опасный груз в кабине, довольные быстрой работой «грузчики» плотным строем направились прочь от самолета. Теперь можно и нужно проследить за его швартовкой, убедиться, что все мои указания по его креплению в точности выполнены, а затем начинать готовиться непосредственно к взлету. Да второму пилоту все эти тонкости с грузом обязательно показать и объяснить. Пусть набирается опыта, не все же время ему помощником летать. Когда-то и на левую чашку пересаживаться придется…

Запуск моторов, короткое руление на старт и взлет. Нагруженная машина отрывается от земли, разгоняется и медленно начинает набирать высоту. Тут же следует доклад бортового техника об отсутствии смещения груза после взлета. И о порядке в грузовой кабине. Это лично мои новшества, привнесенные еще из той жизни. Распространяю их потихоньку.

Остается внизу городская одноэтажная окраина, проплывают под крыльями пригороды. На улицах здесь почти пусто, усилившийся морозец разогнал жителей по домам. Лишь серые столбы дыма из печных труб говорят о том, что внизу теплится какая-то жизнь.

Карабкается в стылое небо, гудит моторами на всю округу словно рассерженный шмель, самолет. Стараются новые российские двигатели нашего собственного производства, тянут вперед тяжелую машину. Короткий удар правой ладонью по штурвалу, подмигиваю скосившему на меня глаза помощнику и передаю ему управление. Команда эта у нас четко отработана, здесь даже слова лишние – не в первый раз мы с ним прибегаем к подобной процедуре.

Владимир Владимирович Дитерихс, наш правый пилот, кивает и берет управление в свои твердые руки.

А я оглядываюсь назад, осматриваю грузовой отсек через открытую дверку кабины экипажа. Груз на месте после взлета, смещения нет, все в порядке. Доклад докладом, но и своими глазами глянуть не помешает.

Федор Дмитриевич, наш Штурман с большой буквы «Ш», задает новый курс. Сколько с ним вместе в небе уже часов налетано, и ни разу он с курса не сбился, ориентировку не потерял. Второй пилот подтверждает вслух полученное указание и плавно выполняет правый разворот. Мы летим на юг.

Высоко забираться не стали. Пробили облака и заняли высоту в две тысячи метров. Под нами верхняя кромка, летим, словно по белой перине идем. Скорость практически не ощущается. Пока так и пойдем. Начнет облачность подниматься, тогда и мы вверх подскочим.

Часа три можно так идти, а дальше облака должны пропасть. По крайней мере, так нас уверили метеорологи перед вылетом. Да, у нас все по-взрослому – перед вылетом мы со штурманом посетили метеостанцию, получили прогноз погоды по маршруту и в пункте посадки. А первая посадка у нас намечена в Смоленске.

Нет, можно было бы напрячься и пролететь чуть дальше, например, до Гомеля, но… Всегда есть какое-нибудь «но». Вот и у меня оно имелось. Ну не хотелось мне больше семи часов в небе болтаться. Нет, все понимаю. Мол, летчик только небом и живет. Да ему по земле ходить не в кайф… Бред все это. Всего должно быть приблизительно поровну. И неба, и земли. Работы и отдыха, прозы жизни и воздушной романтики. Все остальное сказки. Да и втягиваться в летную работу нужно постепенно. Да еще после такого напряженного «отдыха». У меня после повторяющейся изо дня в день беготни по мастерским и заводам, после лётного застывшего зимнего поля, после шумной молодежной лаборатории перспективных конструкторов с известными мне одному в будущем фамилиями просто ноги отпадали к ночи.

И ни на какие глупости времени не оставалось. Под глупостями я развлечения понимаю. Впрочем, как уверял меня Игорь Иванович, на курорте я все наверстаю. Под курортом он Севастополь подразумевал. Шутил, само собой, успокаивал. Это и слону понятно. Так что нечего насиловать измученный недельным «отдыхом» организм, и будем все-таки рассчитывать посадку в Смоленске. Тем более, нас там должны ждать. Телеграфировали-то мы о прилете загодя.

Зимний день короток. Садились в стремительно набегающих на землю сумерках. Хорошо хоть посадочная полоса была расчищена от снега и обозначена тусклым светом фонарей.

А дальше зачехлили остекление кабины и моторы, сдали самолет под охрану, ну и разобрались с нашими дальнейшими действиями на сегодня. От провожатого отказались, достаточно устных объяснений. До ближайшей гостиницы-то рукой подать. Всего-то пару кварталов пройти. Извозчик? На такую ораву он не один потребуется. Да и нет их поблизости, не сориентировались смоленские «таксисты», не подкатили к аэродрому за свалившимся с неба заработком. Ну да ничего, дошли и нашли. Устроились, заказали себе тут же в ресторане поздний ужин, после которого неотвратимо потянуло в сон. По крайней мере, меня точно потянуло. Сказалась неделя недосыпа. Поэтому долгожданный отдых будет кстати. И завалился я в кровать, несмотря на ранний час, с превеликим удовольствием, выставив прочь из комнаты нежелающих настолько рано отбиваться остальных членов экипажа. Не хотят спать, так пусть мне не мешают. А дело им мой помощник враз найдет…

Утро в Смоленске выдалось морозное. Снег пушистый, легкий, под теплыми сапогами поскрипывает, на солнце мелкими алмазами сверкает, глаза слепит. Холодно, щеки сразу прихватило. А настроение после чашки горячего крепкого чая прекрасное, хоть пой. Изо рта с каждым выдохом белые облачка пара вылетают, на пушистых воротниках и кашне седым инеем оседают. Усы у народа враз побелели. Папаху бы поплотнее на уши натянуть, да гонор авиационный не позволяет подобного – приходится терпеть и мерзнуть. Ну да ничего, тут недалеко.

Огляделись на выходе – пусто, извозчиков нет от слова вообще. Да что это за город такой?! Вчера никого не выловили и сегодня пусто! Придется своим ходом топать. Только отошли шагов на «дцать» от гостинички, как мимо с лихим посвистом в клубах снежной пыли пролетел первый из них. И, к сожалению, он был занят. Потому и несся по улице так шибко – с разлетающимся в стороны от саней легким снегом. Второго, мчавшегося буквально следом за первым, нам удалось остановить. Вернее, тот сам остановился прямо напротив нас. Только рано мы обрадовались. Откинув в сторону меховую полость, так что она даже на противоположную сторону в снег свесилась, наружу выкарабкался закутанный в громоздкий тулуп фотограф, быстро установил на треногу аппарат, навел на нашу дружную группу объектив и, ни слова не говоря, ширкнул магниевой вспышкой в глаза. Пока мы молча, заметьте, отмаргивались, этого ушлого журналюги и след простыл. Ни треноги, ни саней. Остался только крепкий запах лошадиного пота в воздухе и аккуратная парящая кучка конских яблок в снегу. Больше мы на пролетающих мимо извозчиков не реагировали – хватит с нас печального опыта. И куда они все так несутся? Не на пожар, надеюсь? Потому что как раз в той стороне наш самолет. Но черного густого дыма не видно, что несколько успокаивает и снижает степень тревоги.

До самолета добрались быстро, всего-то минут двадцать быстрым шагом пройти пришлось. Потому как и холодно, и разыгравшаяся в глубине души тревога не на одного меня повлияла, заставила нас всех неосознанно ускориться. Ф-ух, все на месте. И самолет наш, и аэродром местного авиаотряда.

И, несмотря на раннее утро и морозец, на краю поля столпилась небольшая группа любопытных граждан. Понятно теперь, куда все так спешили. Прилет такого монстра в город все-таки большое событие, и без внимания оно не осталось. Даже еще фотографы есть, кроме того самого наглого, нам знакомого. Вспышками шипят, клубы белого дыма в небо выпускают. Какая может быть вспышка в этакое солнечное утро? Позасвечивают же свои пластины. Дань традициям, похоже…

Пробились через плотную толпу, вышли на первую линию зрителей и тут затормозили. Не пустили нас дальше, не положено. Оцепление из солдатиков выставлено. Хорошо, что у нас начальством заранее была согласована посадка на аэродроме местного авиаотряда. Пригодился караул. Иначе самолет нам любопытные горожане точно покоцали бы, да на сувениры разобрали. Пришлось дожидаться старшего офицера. Ну да тот не задержался – все рядом находится. Недоразумение сразу же разрешилось. Единственное, пришлось уносить за оцепление ноги в ускоренном темпе – публика очень уж здесь оказалась любопытная. Насчет всех в этой толпе не скажу, а вот насчет окружающих именно нас – точно так. Едва не затоптали. Впрочем, это вполне может быть и не любопытство, просто люди таким вот образом греются…

Стянули с кабины и моторов промерзшие за ночь чехлы, кое-как их свернули, обмяли, засунули в проем грузового люка. Жаль, стремянок у нас нет. Нижние плоскости мы от нападавшего за ночь снега обмахнули, а вот до верхних не достать. Ну, сейчас моторы запустим, может быть, воздушным потоком все то, что за ночь нападало, и посдувает.

Конечно, некий мандраж при этом действе и вполне понятная опаска присутствовали. А ну как после еще более морозной ночи не запустятся двигатели? Масло-то наверняка загустело. Придется тогда что-то придумывать, отогревать замерзшее железо. Но обошлось. Провернули винты, запустили моторы поочередно – пыхнуло густым белым дымом из выпускных патрубков. Обороты неустойчивые, кашляющие и чихающие, того и гляди, что винты отвалятся. Вибрация такая, что нижняя челюсть прыгает. Но нет, обошлось – начали выравниваться обороты, затарахтели, зарычали довольно движки, уверенно освобождаясь от сковывающей стылости. И вибрация постепенно пропала.

Толпа неподалеку оживилась, зашевелилась возбужденно. Сам знаю, что красивое зрелище, впечатляющее – от четырех пропеллеров за хвостом сверкающее на солнце снежное облако поднимается. Жаль только, нам его никак не увидеть. И с верхней плоскости снег белой пылью слетел, это-то я сразу успел в боковое чуть обмерзшее стекло заметить. Потому как взлетать с обледеневшим или заснеженным крылом чревато. Пошел прогрев – затарахтели на устойчивых оборотах моторы, перестали «плавать». Управление проверили, все работает, рули и элероны отклоняются нормально – нигде ничего не прихватило морозцем.

И в кабине потеплело – включили отбор горячего воздуха от двигателей. Только не будем торопиться со взлетом – пусть сначала стекла оттают от изморози и внутри хоть немного потеплеет. Да и запотели они дополнительно, по мере повышения температуры в салоне. Это мы еще молодцы, что вчера после полета кабину зачехлили, а то сейчас пришлось бы нам со стекол лед и снег соскабливать.

Готовы? Экипаж поочередно доложился о готовности к выруливанию и взлету. Осталось только «карту» зачитать, да нет пока такой у нас, не «придумал» я ее. Время потому что не пришло. Все предполетные действия можно в несколько пунктов уложить. Вот будет в кабине приборов побольше, тогда и перейдем к этому нововведению.

Дали с помощником отмашку провожающим. Нет, все-таки хорошо на своих базовых аэродромах – народ там понимающий, сразу бы в стороны по этой команде разбежались, добро бы на выруливание дали. А здесь любопытствующий народ так на одном месте и остался. Еще не знают, что такое тяжелая многомоторная техника. Сейчас и узнают, познакомятся на своем опыте, так сказать, на личном. Мысль схулиганить промелькнула и тут же ушла – не лето, зима на улице.

Придется чуть дальше по прямой прорулить и уже там развернуться на взлет – не хочется людей лишний раз снегом засыпать и ветром из-под винтов морозить. Хотя-а… Может, они как раз именно этого и ждут? Вновь всплыла мысль созорничать. Они же сюда за яркими впечатлениями пришли? Тогда…

И я добавляю обороты моторам и разворачиваюсь в сторону взлетки. Ощущаю справа за плечом теплое дыхание, оборачиваюсь – Миша. Лыбится во все свои… Сколько там у него зубов? Вот во все и лыбится. Довольный такой, да еще и мне большой палец показывает. Смолин даже оглянулся, зыркнул раздраженно – отвлекает, мол, мешается, под руку лезет. Я бровь в немом вопросе поднял.

– Всех снежной пылью засыпали. Народ даже разбегаться начал, – правильно понял мой немой вопрос Лебедев, наклонился ближе и прокричал на ухо.

Инженер умудрился услышать, глянул на него искоса, дернул усом. Мол, нашел чему радоваться…

Ну и я чуть заметно усмехнулся, качнул головой назад. Миша понял, скрылся за спиной.

По свежевыпавшему снегу колеса катятся мягко, самолет словно плывет по белому морю. Хорошо хоть нападало его за ночь немного, иначе бы взлетать не рискнул. А так ничего, разогнались, оторвались от земли. Глянул искоса влево вниз – из-под крыльев назад и в сторону снежные вихри уходят. Вот мы и взлетку расчистили, все местным работы меньше. Прощай, Смоленск!

Через час после взлета вся хмарь осталась за спиной. Небо полностью очистилось от облаков. Оно здесь даже на цвет совсем другое, пронзительное до синевы и высокое-высокое, не такое, как у нас на северо-западе…

Гудят моторы, наматывают на винты версты и километры, уплывают под крылья деревушки и села, города и городишки. Где-то далеко справа остался Киев, вот-вот впереди должен показаться Днепр. Снега внизу все меньше, а населенных пунктов все больше. Воздух плотный, самолет идет ровно, словно по ниточке. Не шелохнется. И никого в небе – пусто. И в эфире тишина. Пробовали связаться по радио с землей – на запросы никакого ответа не получили. Для меня подобная ситуация со связью так вообще что-то необычное, до сих пор привыкнуть не могу. Сколько я уже здесь? С весны прошлого года. Воспоминания о тех днях настолько свежи в памяти, словно вчера все произошло.

Да какое там вчера! Только что! Даже глаза прикрывать не нужно – достаточно отпустить на волю чувства, ослабить самоконтроль, и сразу же память начинает отщелкивать цветные картинки еще из той, прежней жизни, закручивает перед глазами калейдоскоп совсем недавних событий. И снова я пытаюсь удержать в воздухе гибнущий тяжелый самолет. Вновь летит в лицо земля, медные стволы раскидистых сосен… И все…

Затем кино в моей голове встает на паузу, потом экран вспыхивает вновь, но уже показывает совсем другие, черно-белые кадры. Проводить аналогию с кино проще – так легче принять все произошедшее.

А потом госпиталь, осознание себя в чужом теле, в другом времени и затянувшееся выздоровление. Потому как попала моя душа или сознание (сам в этом не разобрался, скорее всего, и то, и другое вместе) после катастрофы в тело поручика Грачева. Летчика Псковской авиароты, как раз точно в этот же момент потерпевшего аварию на своей летающей «этажерке». И, судя по тому, что я здесь, этой аварии не пережившего. А, может, у высших сил была какая-то другая, своя собственная цель, для исполнения которой меня и перекинули через десятилетия, из конца двадцатого века в его начало, на самый порог Первой мировой? Не знаю и гадать не собираюсь. Выпал мне шанс остаться пусть и в чужом теле, но живым – так и постараюсь им воспользоваться в полной мере. Буду жить за всех ребят. А вот что при этом буду делать? Сразу, в первые моменты, точно не определился. Ускорить прогресс? Изменить историю? Полноте. Где я и где эта история…